и  такой  же  головной
повязкой. Ее ноги, обутые в кроссовки "Найк", легко ступали по земле. Ее
щеки раскраснелись, в морозном воздухе виднелось  вырывавшееся  изо  рта
облачко пара, но она продолжала бежать.
   Она совершала пробежки круглый год в  любую  погоду,  не  менее  часа
каждый день, кроме понедельников. Еще в Принстоне  Джейм  заметила,  что
бег  благотворно  воздействует  на  ее  физическое  состояние  и  разум.
Регулярный ежедневный бег не только поддерживал ее в хорошей  форме,  но
также помогал ей сохранять душевное здоровье. Отец не раз повторял,  что
ее энергии хватило бы на десятерых, и он был прав.  Еще  ребенком  Джейм
носилась словно заведенная. Ей не хватало терпения  для  занятий  йогой,
она не могла долго сосредотачиваться на одном предмете, чтобы заниматься
трансцендентальной   медитацией.    Ежедневное    посещение    спортзала
представлялось ей  слишком  обременительным,  зато  бег  оказался  самым
подходящим средством для поддержания  высокой  умственной  активности  и
одновременно лучшим природным транквилизатором.
   Замедлив шаг, Джейм свернула на запад, выйдя из  парка  на  Семьдесят
второй улице. И вскоре приблизилась к  своему  дому  на  Уэст-Энд-авеню.
Швейцар распахнул перед ней дверь, оживленно ее приветствуя.
   - Я бы не смог бегать как вы, миссис Лайнд, -  сказал  он.  -  И  как
только вы бегаете зимой?
   - Осторожно, - ответила Джейм. - Очень осторожно.
   Она в одиночестве поднялась на свой этаж в лифте.
   Вытянув из-под воротника костюма длинную шейную цепочку, она взяла  в
руки ключ и отперла дверь. Войдя в квартиру, Джейм включила в  маленькой
прихожей свет и отправилась на кухню. Она открыла холодильник, вынула из
упаковки   банку   апельсинового   сока   -    непременная    процедура,
предназначенная для поддержания  должной  концентрации  сахара  в  крови
после физической нагрузки, - дернула за кольцо и швырнула его в помойное
ведро.  Остановившись  у  окна,  Джейм  бросила  взгляд  на   Гудзон   и
Нью-Джерси, видневшийся на том берегу.
   Затем она прошла в гостиную  и  включила  автоответчик.  "Как  славно
оказаться дома!" - подумала она. Дом.
   Это был ее первый собственный дом  с  девятилетнего  возраста.  Когда
Джейм переехала сюда пять лет назад, она взяла в  свои  руки  заботы  по
отделке квартиры,  добиваясь  полного  соответствия  своим  вкусам.  Она
съездила на аукцион и приобрела старинную бронзовую  кровать  и  бюро  с
выдвижной крышкой. Она раздобыла  прекрасные  яркие  восточные  ковры  и
обила мягкую мебель гобеленом. На стенах висели картины,  написанные  ее
матерью на Саунд-Бич:  холодные,  спокойные  морские  пейзажи,  парусные
лодки, скачущие по полю лошади. На огромном ореховом столе подле кушетки
стояли ее любимые семейные фотографии в бронзовых рамках, а среди них  -
музыкальная  шкатулка,  которую  ей  подарил  отец  за  год  до   своего
исчезновения.  Единорог  все  еще  вращался,  шкатулка  все  еще  играла
"Напрасную надежду".
   Армейский сундук отца стоял в спальне, в  изножье  кровати,  накрытый
одеялом,  сшитым  из  ярких  лоскутов.  Все  эти  годы  его   содержимое
оставалось неизменным - открытки,  подарки  и  письма  по-прежнему  были
заперты в сундуке. Время от времени Джейм доставала их и  просматривала.
Читая письма, она вспоминала самые счастливые мгновения,  проведенные  с
отцом.
   Всякий раз она не могла сдержать слез.
   И тем не менее Джейм не  давала  себе  забыть  о  прошлом,  о  добрых
временах и о дурных. Она всеми силами сохраняла  в  памяти  образ  отца,
каких бы мучений это ей ни стоило.
   Прослушав последнее сообщение, Джейм выключила автоответчик и взялась
за стопку почты, которую оставляла нераспечатанной на столе, отправляясь
на пробежку. "Счета, реклама и прочий хлам",  -  уныло  размышляла  она,
разбирая письма, откладывая счета и "важную корреспонденцию" на  стол  и
швыряя хлам в корзину  для  бумаг.  Счет  за  телефон,  счет  от  врача,
банковские извещения, расчеты по кредитной карточке, хлам, хлам, хлам...
Ну зачем, гадала она, такое множество компаний тратят  огромные  деньги,
год за годом рассылая всякую дрянь?
   Подтверждения о бронировании авиабилетов, журналы  -  ничего  нового,
кроме  личных  посланий  от   друзей,   с   которыми   Джейм   регулярно
переписывалась. Она едва сдержала зевоту, и в тот  же  миг  ее  внимание
привлек обратный адрес на одном из конвертов.  Штемпель  Саунд-Бич.  "От
Элис Харкорт, никаких сомнений", - подумала  она,  на  секунду  задержав
взгляд на конверте.
   - Макулатура, - решила она наконец, отправляя письмо в корзину.

Глава 11

Саутгемптон, июль 1984 года

   - Честно признаться, я здорово нервничаю, - сказала Андреа. - У  меня
перед глазами постоянно стоит картина: я шагаю по проходу между скамьями
и вдруг спотыкаюсь и шлепаюсь на землю лицом вниз.
   Джейм, смеясь, протянула руки,  чтобы  поправить  шелковый,  расшитый
жемчугом и цветами головной убор подруги.
   - Успокойся, - посоветовала она. - Люди женятся каждый день.
   Андреа сердито посмотрела на нее.
   - Но я-то выхожу замуж впервые! - жалобно воскликнула она. - Я  боюсь
выставить себя набитой дурой.
   Джейм усмехнулась.
   - А ты взгляни на это другими глазами. Ты  действительно  выставляешь
себя на посмешище, но по крайней мере делаешь это с шиком и размахом.  А
если учесть норов твоей матушки, никто этого и не заметит, что бы там ни
случилось, - сказала Джейм, расправляя длинную вуаль.
   Андреа обернулась, громко шурша многочисленными слоями шелка.
   - Да уж, хорошенькое утешение!
   - Стой смирно, - велела Джейм, подкалывая вуаль огромными  булавками.
- Фату потеряешь.
   - Если прежде не потеряю рассудок.
   Джейм улыбнулась.
   - Уж лучше бы вам с Томом обвенчаться втайне.
   - Я и собиралась, - ответила Андреа. - Но родители не хотят и слышать
об этом, особенно мать. Она-то и устроила весь этот цирк.
   Джейм оглядела подвенечное платье подруги - шелка, жемчуга и  вышивка
стоимостью в двадцать тысяч долларов. Платье еще никто не видел,  и  тем
не менее вокруг него уже поднялся переполох на страницах модных  женских
журналов. "Китти Марлер ни за  что  не  упустит  возможности  превратить
свадьбу единственной дочери в сенсацию", - подумала Джейм.
   Андреа пересекла  комнату,  уселась  за  туалетный  столик  и  надела
жемчужное колье в три нитки и такие же сережки,  а  Джейм  тем  временем
подошла к  большому  зеркалу,  чтобы  в  последний  раз  осмотреть  свое
персиковое шелковое платье с кружевными оборками цвета  слоновой  кости.
Широкополая шляпа с оранжевыми бархатными лентами придавала ей  сходство
с типичной южной красоткой. Наряд был совсем не в ее стиле,  зато  очень
точно отражал вкусы публики, собравшейся на  свадьбу  в  Саутгемптоне  в
разгар лета.
   Выглянув в  окно,  Джейм  увидела  гостей,  которые  подтягивались  к
лужайке. Парк Марлеров, и без того живописный, был увит широкими  белыми
лентами, повсюду виднелись цветы - в основном  тоже  белые.  От  крыльца
веранды, на которой по условленному знаку должны были появиться  невеста
и ее сопровождающие, простиралась белоснежная ковровая дорожка,  ведущая
к алтарю, где должны были ждать священник и жених.
   По обе  стороны  дорожки  располагались  ряды  кресел  для  свадебных
гостей.  Перед  мысленным  взором  Джейм  встала  картина  венчания   ее
родителей.
   - Что это, папа? - спросила Джейм, вынимая  из  ящика  стола  толстую
книгу в белом переплете и с трудом удерживая ее в руках - ведь ей  тогда
было всего шесть лет.
   Отец мельком посмотрел на книгу, и на  его  лице  появилось  странное
выражение.
   - Это наш свадебный альбом, принцесса, - ответил он.  -  Там  собраны
давние фотографии, их сделали еще в ту пору, когда я  женился  на  твоей
маме.
   - Можно мне посмотреть карточки? - нетерпеливо осведомилась Джейм.
   - Если хочешь, мы посмотрим их вместе.
   Девочка радостно кивнула.
   Отец посадил ее  к  себе  на  колени  и  раскрыл  альбом,  в  котором
оказалось множество фотографий свадьбы и праздничного приема, устроенных
на открытом воздухе.
   Джейм казалось, что она рассматривает портреты прекрасной принцессы и
ее возлюбленного принца из сказочной книжки.
   - Мама была очень красивая, правда?  -  спросила  Джейм,  очарованная
фотографиями.
   - Она и сейчас красивая, - тихим мягким голосом отозвался отец.
   - Она гораздо красивее, когда улыбается, - заметила девочка, водя  по
фотографии кончиком маленького пальчика. Потом она подняла глаза на отца
и нахмурилась. - Теперь мама совсем не улыбается.
   Отец покачал головой.
   - Знаю, принцесса, - сказал он, ласково гладя дочь по голове. -  Наша
мама болеет и поэтому не улыбается.
   - Мама умрет? - спросила Джейм, и на ее крохотном  личике  отразилось
беспокойство.
   - Нет,  милая..,  конечно,  нет,  -  ответил  отец,  ошеломленный  ее
вопросом.
   Папа ошибался. Через две недели мама умерла.

***

   Уже начинало смеркаться,  когда  Джейм  выскользнула  из  праздничной
толпы, переоделась в джинсы и свободную белую блузку и, усевшись в  свой
джип "Чероки", покатила  обратно  в  Манхэттен.  Проезжая  на  запад  по
лонг-айлендской магистрали,  Джейм  поймала  себя  на  мысли  о  доме  в
Саунд-Бич, где она выросла. Сколько времени прошло с тех пор, когда  она
уехала оттуда?
   Шесть лет?  Несмотря  на  все  те  причины,  которые  вынудили  ее  к
поспешному бегству, Джейм все еще тосковала по огромному  старому  дому,
привольно раскинувшемуся на землях поместья, и  гадала,  многое  ли  там
изменилось.
   Элис и Джозеф все еще жили там.  Джейм  следовало  вышвырнуть  их  на
улицу в ту же минуту, когда она обнаружила  обман,  но  в  тот  миг  это
представлялось ей чем-то второстепенным. Тогда  главным  было  побыстрее
улизнуть от них, и как можно дальше.
   "Когда-нибудь я вернусь", - пообещала себе Джейм.
   Когда эти люди уберутся из дома навсегда.

***

   - Уличные банды, - вслух произнесла Джейм.
   - Что - банды? - Бен Роллинз, коренастый  мужчина  лет  пятидесяти  с
редкими седеющими волосами и толстыми  роговыми  очками  на  переносице,
оторвал взгляд от  большого  листа  желтой  писчей  бумаги,  исчерканной
неразборчивыми заметками, которые он набрасывал  во  время  редакционной
коллегии.
   - Я хотела бы написать о них статью, - сказала Джейм, протягивая руку
к своей кофейной кружке. Она не пила кофе,  и  в  кружке  бывали  только
фруктовые соки либо кока-кола без сахара. - Все как положено  -  снимки,
комментарии полицейских, интервью с прохожими, которых они преследуют...
   - И кого же полиция преследует на сей раз?  -  спросил  Майк  Тэрнер,
бесцеремонно вмешиваясь в разговор.
   - Полиция никого не преследует, - ответила Джейм. - А ты, как всегда,
не слушаешь.
   - Слушаю, и  очень  внимательно,  -  возразил  Майк.  -  Ты  выразила
пожелание  взять  интервью  у  полицейских  и  у  людей,   которых   они
преследуют.
   -  Сделай  одолжение,  напиши  репортаж  о  путешествии  на   вершину
Эмпайр-стейт-билдинга, только поднимись туда не в лифте, а по  стене,  -
сказал ему Роллинз и вновь повернулся к Джейм:
   - Так что ты говорила?
   - Это будет сенсационная статья, Бен, - с  воодушевлением  произнесла
она. - Возможно, мне удастся побеседовать с членами группировок.
   - Это малость рискованно, ты не находишь? - отозвался Роллинз.
   Терренс Хильер, сидевший у дальнего конца  длинного  стола,  негромко
прыснул.
   - Похоже, вас обуяла  жажда  смерти,  мисс  Лайнд,  -  своим  обычным
насмешливым тоном заявил он. Хильеру было тридцать  семь  лет,  но,  как
весьма уместно замечал Тэрнер, он выглядел на сорок  семь,  а  вел  себя
зачастую на все восемьдесят семь. Это был долговязый костлявый мужчина с
ранней  лысиной  и  неизменно  дурным  настроением.   Он   не   чуждался
рискованных затей, но лишь при условии, что всю ответственность берет на
себя кто-то другой.
   - Уж не  собираетесь  ли  вы  зарубить  и  этот  материал,  Терри?  -
осведомилась Джейм, раздосадованная его сарказмом.
   - Ничуть не бывало,  -  торопливо  произнес  он.  -  Если  вы  готовы
пожертвовать ради  репортажа  своей  жизнью  и  здоровьем,  я,  пожалуй,
соглашусь, что он того стоит. - Трения между ними  начались  практически
сразу с  приходом  Джейм  в  издательство,  а  после  повышения  Хильера
переросли в настоящую войну.
   В разговор вступила Кэрин Бэрнс, помощница Тэрнера.
   - Я думаю, Джейм права, - сказала  она,  бросив  на  Хильера  тяжелый
взгляд. - Статью на такую злободневную тему захочет прочесть каждый.
   - Может быть, мы даже  вынесем  иллюстрацию  на  обложку,  -  добавил
Роллинз. - А если вспомнить  об  умении  Джейм  делать  скрытой  камерой
потрясающие снимки, которые она поставляет нам уже несколько лет  кряду,
ее репортаж мог бы оказаться той самой живительной струей, в которой так
нуждается журнал. - Он повернулся к Джейм и добавил:
   - Так и быть. Даю тебе зеленую улицу.
   Джейм улыбнулась:
   - Спасибо, Бен.
   Разговор зашел о публикациях,  находящихся  в  работе,  об  отдельных
фрагментах будущих передовиц, и четверть часа спустя заседание подошло к
концу. Как только Джейм принялась укладывать в сумку карандаши,  блокнот
и кружку, к ней подошел Майк Тэрнер.
   - Удачный ход, рыжуля, - сказал он, широко улыбаясь.
   - Спасибо. - Джейм и не подумала поднять на него глаза.
   - Твое предложение вызвало настоящий фурор, - продолжал Майк,  словно
не замечая того, что Джейм откровенно его игнорирует.
   На сей раз Джейм вскинула голову.
   - Вот как? Это почему же?
   Тэрнер сунул руки в карманы.
   - Брось, рыжуля, не надо на меня нападать, -  осклабившись,  произнес
он. - Скажи на  милость,  зачем  такой  женщине,  как  ты,  гоняться  по
трущобам за уличными хулиганами?
   Джейм гневно прищурилась.
   - К вашему сведению,  мистер  Поклонник  Изящных  Искусств,  пока  вы
торчите в своем кабинете с кондиционированным воздухом и получаете  свои
деньги уж не знаю за что, я  собираюсь  рискнуть  головой  ради  будущей
статьи. И еще добавлю: я освещала в печати  кровавые  трагедии  -  угоны
самолетов, политические демонстрации, покушения и  серийные  убийства  -
задолго до той поры, когда вы появились здесь.
   Так что не надо говорить мне, может или  не  может  заниматься  этими
делами такая женщина, как я!
   - Минутку! Я вовсе не утверждал... - начал Тэрнер.
   Джейм бросила на него пронзительный взгляд.
   - Знаешь что? Твоя  болтовня  всегда  казалась  мне  глупыми  шутками
чванливого зазнайки, - ледяным тоном заговорила она, вновь собирая  свои
пожитки, - но я ошибалась. Ты самый настоящий  грязный  ублюдок.  -  Она
покинула конференц-зал,  провожаемая  изумленными  взглядами  Тэрнера  и
прочих присутствующих.

***

   "Дело не в том, что они не принимают всерьез фотожурналиста  женского
пола, - они не принимают всерьез  меня",  -  сердито  размышляла  Джейм,
переходя Тридцать  четвертую  улицу  по  направлению  к  Пенсильванскому
вокзалу. В руках у нее был большой кофр с новой камерой "Хассельблад", а
на левом плече висел футляр со сменными объективами, покачиваясь в  такт
ее быстрой спортивной походке. В глазах окружающих,  если  не  всех,  то
большинства, она по-прежнему остается  избалованной  богатой  девчонкой,
избравшей необычное хобби. Никто и не вспоминает о том, что она в раннем
детстве  осталась  сиротой  -  во  всяком  случае,  так  считалось  -  и
волей-неволей научилась самостоятельности. В ней видели внучку Гаррисона
Колби, который был не только очень богатым человеком, но  в  свое  время
занимал видное место на  вашингтонском  политическом  Олимпе.  С  самого
рождения  она  пользовалась  всевозможными  преимуществами.  "Во  всяком
случае, так им кажется", - мрачно думала Джейм.
   Чтобы  проявить  себя,  ей  с  первого  дня  работы  в   издательстве
приходилось трудиться  за  двоих.  Джейм  знала  себе  цену:  ее  снимки
появлялись на обложках "Уорлд вьюз"  чаще,  чем  работы  любого  другого
фоторепортера.
   За пять минувших лет ей трижды присуждали крупные  призы,  а  недавно
одна манхэттенская галерея предложила устроить персональную выставку  ее
лучших фотографий. И все же среди коллег Джейм оставалось немало людей -
Тэрнер и Хильер, к примеру, - которые приписывали ее успех слепой  удаче
либо имени и влиянию Колби. Джейм улыбнулась в глубине души.  Тэрнер  не
воспринимает всерьез ни одну женщину, если не спал с ней. "А может, даже
и впоследствии", - мысленно усмехнулась она.
   Сбежав по ступеням вокзала, Джейм  двинулась  к  станции  подземки  и
оказалась у турникета в тот самый миг, когда прибыл состав и из  вагонов
повалили пассажиры, словно стадо коров, подгоняемых кнутом.
   Нашарив в кармане жетон, Джейм сунула его в щель автомата и  вошла  в
поезд, все еще набитый людьми.
   Свободных мест для сидения не оказалось, впрочем, в проходе тоже было
достаточно тесно. Джейм втиснулась  между  хорошо  одетым  светловолосым
мужчиной лет сорока с черным кожаным докторским  саквояжем  и  сложенной
газетой в руках и пожилой женщиной,  которая  сжимала  в  пальцах  ручку
набитого до отказа и лопнувшего  с  одной  стороны  пакета  с  фирменной
эмблемой "Мейси".
   Глянув через плечо, Джейм заметила двух небритых субъектов в  грязных
лохмотьях. "Откуда, черт возьми, эти пропойцы добывают жетоны на метро?"
- подумала она.
   Поезд остановился на "Таймс-сквер", и хотя  из  вагона  вышло  немало
пассажиров, свободных кресел по-прежнему не было. "Проклятие!"  -  молча
выругалась Джейм. Состав отправился в путь, дергаясь и  раскачиваясь,  и
она ухватилась за поручень.
   Выйдя из  метро  на  Семьдесят  второй  улице,  Джейм  прошагала  два
квартала, отделявшие станцию от ее дома.
   Она терпеть не могла ездить в подземке и  пользовалась  ею  только  в
самом крайнем случае. Однако порой это было проще, чем ловить такси,  и,
уж конечно, намного проще, чем искать парковку для  джипа,  решила  она,
входя в квартиру.
   Положив  вещи  на  кушетку,  Джейм  машинально  проверила  записи  на
автоответчике и просмотрела почту, хотя ее мысли  по-прежнему  вертелись
вокруг событий на заседании редакции. Ей хватило одного  воспоминания  о
самодовольных болванах Тэрнере и Хильере, чтобы опять ощутить злость. Ей
пришлось собрать в кулак всю свою волю, чтобы не надавать им пощечин, от
которых с их физиономий исчезли бы эти гадкие улыбочки.
   "Когда-нибудь я сделаю это. Но не сейчас, позже", - подумала она.

Глава 12

Нью-Йорк, август 1984 года

   Такси  остановилось  рядом  с  одним  из  длинных  черных  лимузинов,
припаркованных у отеля "Плаза" на перекрестке Пятой  авеню  и  Восточной
Пятьдесят девятой улицы. Джейм поднялась с заднего сиденья  и  торопливо
взбежала по ступеням к двустворчатой двери с бронзовыми ручками. Проходя
мимо швейцара, который распахнул перед ней дверь,  она  вежливо  кивнула
ему  и  пересекла   оживленный   холл,   направляясь   к   президентским
апартаментам. На ее плече  висел  фотоаппарат  в  чехле.  Джейм  бросила
взгляд на часы. Четверть  двенадцатого.  Она  опаздывала  на  пятнадцать
минут. "Наверное, все уже началось", - с беспокойством подумала она.
   Она приблизилась к дверям в такой спешке, что не замечала  ничего  на
своем пути, и столкнулась  с  человеком,  подошедшим  с  противоположной
стороны. Джейм подняла голову и увидела перед собой глаза самого густого
синего цвета, которые когда-либо ей попадались.
   "Да и лицо совсем недурно", - решила она, мгновенно оценив  внешность
стоявшего перед ней мужчины. Он был высокого роста, дюймов на шесть выше
ее, стройный, пожалуй, даже худощавый  при  таком  росте.  У  него  были
резкие черты лица и  ослепительная  улыбка  под  густыми,  но  тщательно
ухоженными усами.  Его  светло-коричневые  волнистые  волосы  показались
Джейм чуть более длинными, чем следовало. Его  парикмахер  явно  обладал
чувством меры и не делал из клиента куклу. "В  жизни  он