лся второй глаз.
     - Кофе готов. Я прощен?
     - Еще не знаю, - ответила она, присоединяясь к нему на кухне и беря протянутую чашку. Ты осмелился купить мне очень откровенное нижнее белье.
     - Оно мне нравится, - ответил он с невинным видом.
     - И меня просто поразила ночная рубашка, потому что ее впору носить только моей бабушке!
     Он перестал улыбаться и сказал:
     - Я считаю, что сделал все правильно. Пока ты болеешь, будет лучше, если... - Тут он заколебался, а потом продолжил:
     - если ты будешь похожа на бабушку. Конечно, не совсем на бабушку, потому что ты на нее совсем не похожа, но так будет безопасней! - Он провел рукой по волосам. - Я не очень внятно все объясняю, но надеюсь, ты понимаешь...
     - Да, - сказала она, тронутая до глубины души. - Я понимаю. Спасибо, что подумал о моей безопасности.
     - Ну кто-то же должен о ней думать. Ты заперта здесь наедине с мужчиной, у которого очень плохой характер. Из-за болезни у тебя совсем нет сил, и некому тебя защитить, если что-то случится.
     - Может быть, у этого мужчины вовсе не такой уж плохой характер?
     - Определенно плохой, просто ужасный! Ты должна очень скромно одеваться, чтобы ему в голову случайно не закрались нескромные мысли о... - Тут он посмотрел в ее недоумевающие глаза. - О том, как ты замечательно выглядишь без этой скромной одежды... Пожалуй, пора начинать готовить суп, - быстро закончил он.
     Луиза отвернулась, пряча улыбку. Ей было приятно, как ловко он смог сделать ей комплимент, не заставив при этом почувствовать себя смущенной.
     - Но я ведь не останусь здесь надолго, - сказала она. - После завтрака я могу вернуться в отель.
     - Не думаю. Ты еще не выздоровела, сегодня снова придет врач. Сейчас ты чувствуешь себя довольно сильной, но это ненадолго.
     Она действительно начала чувствовать усталость и потому с удовольствием съела целую тарелку приготовленного им супа. За первым блюдом последовал восхитительно вкусный рис с овощами. А потом она снова легла в застеленную свежим бельем постель, надев "бабушкину" ночнушку и накрывшись одеялом.
     Она проснулась от звука открывающейся двери. В комнату вошла доктор Эррера.
     Осмотрев Луизу, она осталась довольна темпами ее выздоровления.
     - Но не торопитесь, - предупредила она. - Если будете завтра выходить на улицу, то только на короткое время, и не забывайте закрывать кожу от солнца.
     - Я уже могу вернуться в отель, - виновато сказала Луиза, как только доктор Эррера ушла.
     - Нет, - сразу же ответил он. - Ты должна остаться здесь, чтобы я мог за тобой присматривать. Конечно, в отеле есть горничные, но разве они смогут толком позаботиться о тебе?
     - Смогут, если я буду давать им хорошие чаевые!
     - Да неужели? И ты думаешь, что такой заботы тебе хватит?
     Подумав, Луиза отрицательно покачала головой.
     - Кроме того, - добавил он, - я тебе не доверяю!
     - Что-что?
     - С тобой опять что-нибудь приключится, если меня не будет поблизости. Поэтому тебе лучше остаться там, где я смогу за тобой присмотреть, и можно не платить никаких чаевых.
     - Хорошо, на сегодня я останусь, но завтра вернусь в отель.
     - Ты вернешься, когда я это скажу!
     - Да, сэр! Разрешите принять душ, сэр? - дурачась, ответила она.
     Пока он готовил ужин, она не спеша приводила себя в порядок. Жаль, что я, такая худая, подумала она, надев кружевное белье и разглядывая себя в зеркало. Нежно-желтая блузка очень хорошо подходила к светлым брюкам, и теперь Луиза выглядела очень элегантно. Эта одежда нравилась ей куда больше, чем наряды, которые висели сейчас в шкафу ее номера.
     - Что ты готовишь? - спросила она, заходя в кухню и вставая так, чтобы он мог разглядеть ее.
     - Говяжью вырезку в винно-лимонном соусе. - Он перестал нарезать чеснок и посмотрел на нее. - Прекрасно! - одобрительно сказал он.
     - Правда?
     - Да, прекрасно, что я правильно угадал твой размер. Передай мне, пожалуйста, лук.
     От подобной наглости она чуть не запулила луком прямо в его глупую голову.
     Луиза накрыла маленький столик, который стоял у раскрытого окна гостиной.
     Вечер разливал повсюду мягкий розовый свет.
     Зажигался свет в домах, отбрасывая на воду сверкающие дрожащие отражения, и откуда-то издалека слышалось тихое пение.
     Открыв бутылку "Барона де Онья", сухого красного вина, он сказал ей:
     - Вино очень легкое, от него тебе не будет никакого вреда.
     Они чокнулись бокалами.
     - В общем-то, я приготовил все самое легкое', - объяснил он. - Сначала мы съедим рис с говяжьей вырезкой, потом будет омлет с креветками, и манго с мороженым на сладкое.
     После ужина он мыл посуду, а она вытирала ее полотенцем, гадая, почему в его поведении появилась некоторая натянутость.
     - Что-то не так? - спросила она.
     - Ну... Луиза, ты не против, если после того, как мы закончим с посудой, мы... Только если ты не будешь против...
     - Так в чем дело? - спросила она, чувствуя, как сердце охватывает мгновенная боль разочарования.
     Ну вот... Начинается! - подумала она. Непристойные предложения, которые сразу же сделают его непривлекательным в моих глазах. Но ведь за этим я сюда и приехала!
     Луизе захотелось быть в любом другом месте, только не здесь. Но работа есть работа, поэтому она просто посмотрела на него, ожидая продолжения.
     Он глубоко вздохнул, будто собирался взяться за какое-то непосильное дело.
     - Сегодня вечером по телевизору будет футбольный матч...
     - футбольный матч?!
     - Да, "Фламенго" против "Барселоны", это очень важно, иначе я даже не стал бы просить, - умоляюще сказал он. - Ты не против?
     - Нет, - ответила она, сбитая с толку, - совсем не против.
     Весь оставшийся вечер они просидели на софе, держась за руки, и смотрели футбольный матч, пока он не объявил, что пора спать. Но ему пришлось повторить это дважды, потому что Луиза давно уже сладко спала на его плече.
     На следующее утро он не стал будить ее, поэтому она проснулась поздно и сразу почувствовала, что окончательно выздоровела. Одеваясь, Луиза с радостью заметила, что краснота ушла.
     Кожа приобрела оттенок легкого загара, который замечательно смотрелся в сочетании с ее светлыми волосами и зелеными глазами и, кроме того, подчеркивался светло-розовой блузкой, которую она надела.
     - Кто выиграл? - спросила она, заходя на кухню.
     - Я забыл. Ты прекрасно выглядишь. А как ощущения?
     Она собиралась было сказать, что все прекрасно, но вместо этого почему-то ответила:
     - Уже лучше, но все-таки еще не так, как прежде.
     Но это же правда, сказала она своей протестующей совести. Я никогда уже не буду прежней.
     - Тогда сегодня мы будем осторожными. Легкий завтрак, а потом небольшая прогулка.
     После этой реплики Луиза почувствовала себя слегка виноватой. Нехорошо было позволять ему думать, будто она такая хрупкая. Но девушке, которая всегда полагалась только на себя, было приятно, что о ней так заботятся. К тому же, напомнила она себе, мне необходимо узнать о нем правду. Если окажется, что он действительно добрый, нежный, ласковый и великодушный, просто ходячий образец, тогда я сообщу об этом Эжену и порадуюсь за Амели.
     После кофе и сладкого он сказал:
     - Надо купить еды, мы можем прогуляться до рынка.
     - Я тебя совсем разорила!
     Он сердито взглянул на нее и фыркнул:
     - Ты едва прикоснулась к пище!
     Она собиралась было напомнить ему об одежде, которую он купил, но заколебалась, вспомнив напряженность в его голосе, когда он сказал во время их первой встречи: "Пожалуйста, не оскорбляй меня деньгами".
     Внезапно ее посетило вдохновение, и она с воодушевлением сказала:
     - Позволь мне что-нибудь для тебя приготовить. Какое-нибудь французское блюдо.
     Он с сомнением посмотрел на нее.
     - Сеньорита умеет готовить?
     - Сеньорита провела половину своего детства в кухне с кухаркой, потому что она была самым интересным человеком в доме, - ответила Луиза. - И самым добрым. Она стала мне второй матерью, когда умерла мама. Жаннет научила меня всему, что знала, потому что думала, что когда-нибудь это может понадобиться.
     - Да, когда начнется революция, и разъяренная толпа придет по твою душу, - начал сочинять он.
     - Ну, - ответила она, включившись в игру, - если меня поведут на гильотину, не уверена, что умение готовить мне поможет, но, в общем, ты правильно уловил идею. Уверена, что Жаннет представляла себе ужасных старух, которые сидят у подножия гильотины и вышивают на саване графский герб семьи де Монтале... Что случилось? - быстро спросила она, когда при этих словах он уронил тарелку на пол, и та разбилась на мелкие кусочки.
     - Ничего, - ответил он и наклонился подобрать осколки.
     - Я что-то не так сказала?
     - Нет. Просто у меня было ощущение дежавю, вот и все. А сейчас давай пойдем и купим еды.
     Он отвел ее на рынок, где тянулись бесконечные прилавки, ломящиеся от фруктов, овощей, рыбы и морских деликатесов. Он держался немного на расстоянии, а потом исчез из виду, пока она делала покупки, что удивило Луизу, хотя она и была рада, что имеет возможность сама заплатить за еду.
     Появившись, он сразу взял в одну руку все пакеты, запретив ей нести хоть один из них, другую протянул ей, и они медленно пошли вниз по улице.
     - Мы шли совсем другим путем, - сказала она, оглядываясь. - По крайней мере, мне так кажется, потому что для меня все улицы одинаковые.
     - Да, мы идем другим путем. Я хотел отвести тебя на площадь Сан-Карлос, ведь ты ее еще не видела.
     На площади они уселись за столик одного из многочисленных кафе, пили кофе и слушали веселую карибскую музыку. Возле площади было маленькое искусственное озеро, которое образовалось от слияния нескольких каналов. Это озеро облюбовали лебеди. Луиза спустилась по ступенькам к самой воде, раскрошила кусочек кекса и стала кормить птиц, которые отпихивали друг друга, пытаясь ухватить самый лакомый кусочек. Она засмеялась, чувствуя себя такой счастливой, как никогда раньше.
     Когда она с улыбкой повернулась к гондольеру, то увидела на его лице странное выражение.
     Это была даже не любовь, а обожание такой силы, что у нее перехватило дыхание.
     Тут какой-то резкий звук спугнул лебедей, и птицы поднялись в воздух, хлопая крыльями.
     Луиза невольно пригнулась. Когда птицы улетели, и она снова взглянула на него, то увидела, что он встал и собирает пакеты с покупками. Несмотря на его протесты, она все-таки взяла один пакет, и они пошли вдоль канала, а потом свернули в проулки, такие узкие, что ей пришлось идти позади него. Но все равно он крепко сжимал ее руку.
     Перед ее глазами стояло его лицо, освещенное радостью и странным покоем, будто у человека, который наконец-то нашел свой дом. Ей было немного боязно, и одновременно она хотела видеть это выражение на его лице всю оставшуюся жизнь.
     - Что случилось? - спросил он, обернувшись к ней. - Ты начинаешь отставать. Уже устала?
     - Нет, все хорошо.
     - Мы слишком долго гуляем, - сказал он и обнял ее за плечи.
     Она положила руку ему на талию и позволила отвести себя домой по улицам, залитым золотым солнечным светом.

6

     Все время после обеда Луиза провела на кухне, в то время как хозяин квартиры был допущен к выполнению лишь самых простых операций. Он со смиренным видом делал то, что ему приказывали.
     Несколько раз она смотрела на него, гадая, сможет ли когда-нибудь снова увидеть тот взгляд, который обещал столь многое, но теперь он держал себя в руках, поэтому ничего такого она не заметила.
     Вечером они сели за ужин, который стал настоящим триумфом Луизы. Он начал есть приготовленное блюдо с осторожностью, а закончил тем, что съел все, что было на тарелке, и потребовал добавки.
     Затем он усадил ее на софе с бокалом "Барона де Онья", а сам принялся готовить кофе. Когда он вошел в комнату, она, откинувшись головой на подушки, разглядывала маски, висящие на стене.
     - А, ты смотришь на моих друзей, - сказал он, ставя чашки на журнальный столик.
     - Они твои друзья? - улыбаясь, спросила она. Тогда представь их мне.
     - Хорошо.
     Он снял со стены одну маску.
     - Это Сипо, хитрый проныра. У него африканское имя, потому что раньше большинство населения на острове составляли черные рабы.
     Конечно, у масок Регонды венецианское прошлое, но оно тесно переплелось с культурой Африки.
     - Значит, и карнавал на Регонде придумал тоже дон Мигель?
     - Ты верно угадала. Он устраивал на острове просто феерические шествия с масками и танцами. Ты знаешь, как на Карибах и в Бразилии любят карнавалы, а дон Мигель добавил к этому еще и маски. Они очень полюбились островитянам.
     - Странно, почему так?
     - Наверное, в этом какую-то роль сыграл наш характер, некоторая текучесть.
     - Что ты имеешь в виду под словом "текучесть"?
     Он ухмыльнулся.
     - Мы кажемся очень несолидными. Да и как мы могли бы быть такими? - Он показал на канал за окном. - Мы не живем на устойчивых фундаментах, путешествуем по улицам, которые двигаются под нами. И остров так часто переходил из рук в руки в течение столетий, что жизнь здесь перестала быть устойчивой. Мы живем своим умом, и потому научились тому, что я бы назвал "приспособляемостью". А лучший способ приспособиться - это иметь под рукой целый набор масок.
     - Целый набор?
     - Да, ведь одной маски никогда не достаточно.
     Луиза посмотрела на множество эмоций и чувств, которые передавали раскрашенные куски картона.
     - Их так много. Просто невероятно.
     - Их столько же, сколько бывает выражений на человеческом лице, или столько, сколько бывает типов человеческого сердца.
     - Но как же кто-нибудь узнает, каковы вы на самом деле?
     - Но рано или поздно все маски снимаются, и на свет появляется правда.
     - Какая правда? - спросила она. - Ведь для каждого человека она своя.
     Он сделал быстрое движение рукой.
     - Ты понимаешь. Что-то говорило мне, что так и будет. Конечно, ты права. Я могу только сказать, что, когда лица людей спрятаны, они чувствуют себя более свободными, могут быть самими собой.
     - Но тогда они становятся другими, - продолжала настаивать она.
     Почему-то для нее этот разговор становился все более и более важным.
     - Конечно, - ответил он. - Люди постоянно меняются. Разве ты та же самая, какой была в прошлом году, на прошлой неделе, за день до того, как приехала на Регонду?
     - Нет, - медленно сказала она. - Я стала совершенно другой.
     Он снял со стены маску с очень длинным носом и прижал ее к своему лицу.
     - Карлос, жадный торговец.
     Затем он сменил эту маску другой, с более коротким носом и уродливым лицом.
     - Пакито, сорвиголова. В Венеции его зовут Пульчинелло.
     Следующая маска была широколицей, с приплюснутым носом.
     - Доктор Року, который любит изливать потоки псевдонаучных сентенций.
     Он снял со стены еще одну маску и прижал ее к лицу так, чтобы смотреть через отверстия для глаз. Эта маска была неожиданно похожа на него самого.
     - А у этого персонажа осталось итальянское имя, - сказал он. - Это Арлекин. Он похож на резиновый мячик. Кто бы его ни бросал, он всегда отскакивает обратно. Он хитрый и изобретательный, но не такой умный, каким себя считает, и ошибки всегда приводят его на грань катастрофы. Он носит разноцветный костюм, сшитый из старой одежды его добрых друзей.
     - Бедняжка, - сказала она, смеясь. - Ты похож на него?
     - Почему ты так считаешь? - быстро спросил он.
     - Ты рассказал о нем больше, чем об остальных.
     - Да, действительно, так и было. Но в этом-то и дело. Человек может быть сегодня Арлекино, а завтра Карлосом.
     - Я не представляю тебя в роли жадного торговца.
     - Почему бы и нет! - И тут он вполголоса добавил, говоря скорее самому себе:
     - С трубкой и в домашних тапочках.
     Увидев ее удивленнее лицо, он быстро сменил тему разговора.
     - Хорошо, что ты смеешься. Ты не слишком часто это делаешь.
     - С тобой я очень часто смеюсь, - возразила она.
     - Но не в другое время. Интересно, почему?
     - Ты ведь не знаешь, как я себя веду, когда тебя нет рядом.
     - Думаю, знаю. Что-то говорит мне, что ты все принимаешь слишком близко к сердцу. - Он слегка дотронулся до ее руки. - Ты получила солнечный удар, потому что не привыкла проводить много времени на солнце. Да и твой ум и душа тоже не очень привычны к солнечному свету.
     Луиза хотела было сказать, что все это чепуха, но тут она поняла, что он прав. Внимательно глядя на нее, он заметил, как изменилось выражение ее лица.
     - Почему это так? - спросил он. - Ведь дело не только в мужчине, который разбил твое сердце.
     - Нет, не в нем, - медленно сказала она, погружаясь в море воспоминаний.
     Сколько ей было лет, когда она стала бухгалтером для своего отца? Он не мог делать этого сам, потому, что был не в состоянии взглянуть правде в лицо. Ей было всего пятнадцать, когда она, плача, сказала отцу:
     - Папа, ты не можешь себе этого позволить!
     Ты и так уже в долгах.
     - Если я прибавлю еще немного к этим долгам, ничего не изменится, так ведь, моя крошка? И не хмурься.
     Отец научил Луизу бояться, хотя сам, казалось, не знал, что такое страх. Она пыталась выстроить защиту, хорошо учась в школе и обещая себе сделать великолепную карьеру. Но из ее затеи ничего не вышло. Она окончила школу, так и не сдав выпускные экзамены, потому что неудачи на бегах заставили отца срочно уехать вместе с ней заграницу. А когда они вернулись, было уже слишком поздно. Поэтому Луизе пришлось найти работу, на которой можно было использовать свой ум, потому что это было все, что она имела.
     - Расскажи мне, - попросил он, глядя на грустную складку между ее бровями.
     - Нет, - быстро сказала она. История ее бедности не для его ушей. - Ты прав, я слишком серьезна.
     - Может быть, пора надеть другую маску. Возможно, тебе стоит стать Коломбиной. Она разумная девушка, но еще очень острая на язык и умеет увидеть в жизни ее смешную сторону.
     - Где она?
     Он протянул покрытую серебряной краской и украшенную блестками маску, а потом аккуратно надел ее на лицо Луизы и завязал на затылке две шелковые ленты.
     - Ну что ты скажешь? - спросила она, разглядывая себя в зеркале.
     Маска закрывала все ее лицо, оставляя свободными лишь губы и подбородок. К ее удивлению, он отрицательно покачал головой.
     - Нет, она тебе не подходит.
     - Почему? Она мне нравится.
     - Нет. Маски не для тебя. По крайней мере, не эта. Коломбина очаровательна, но она обманщица. Посмотри на блестки, как они блестят и всякий раз отражают другой цвет. Это Коломбина, но не ты!
     Она смотрела на него, чувствуя растущую тяжесть в душе. Ведь сейчас на ней была не одна, а целых две маски, и одну из них, маску богатой ветреницы, она не имела никакой возможности снять. По крайней мере, не сейчас...
     - Тебе действительно надо возвращаться? - умоляющим голосом спросил он на следующее утро. - Останься еще на один день.
     - Нет, - поспешно ответила Луиза. - Я больше не могу занимать твое время, ведь сейчас ты должен был бы плавать на гондоле, зарабатывая себе на жизнь. А из-за меня ты уже пропустил несколько дней.
     Он заколебался, а потом ответил, словно приняв наконец какое-то решение:
     - На самом деле, я не гондолой зарабатываю себе на жизнь. Я кое-что хотел рассказать тебе о себе...
     Луизу внезапно охватила паника. Сейчас он начнет лгать ей, говорить, что на самом деле он аристократ, родственник графа де Эспиноса... Только сейчас она поняла, как важно для нее было, что он до сих пор не говорил ничего подобного.
     - Луиза...
     - Не сейчас, - быстро сказала она. - Мне надо возвращаться, потому что надо сделать кое-что.
     - Ты права, - сказал он. - Сейчас действительно не время. Ты встретишься со мной сегодня вечером?
     - Конечно!
     Он спустился вместе с ней к каналу и поймал водное так