и наряды. Или я несправедлив к своей Констанце? Ведь в
сущности, она добрая и любящая жена... И Вольфганг Амадей Моцарт что есть силы
постучал в стену соседу бухгалтеру.

2
     До этого дома ходьбы пятнадцать минут.  Констанца почти автоматически
сворачивала из одного узкого переулка в другой, пока не оказалась перед обитыми
железом массивными дверями, которые после стука тотчас же открылись: ее ждали.
Сердце молодой женщины учащенно забилось. Ступенька, вторая, пятая... еще одна
дверь. Пахнуло сыростью.
     Он вновь сидел в кресле, в той же позе: голова немного наклонена вниз,
указательные пальцы обеих рук прижаты друг к другу, остальные же сцеплены между
собой. Любезная улыбка и внимательные холодные глаза, будто пронзающие тебя
насквозь.
     - Здравствуйте. Я не опоздала?
     - Здравствуйте, милая Констанца. Извините, что не встаю, - человек глазами
показал на свою правую ногу, - как непогода, так моя нога дает знать о себе.
Впрочем, он не встал и в прошлый раз. Кто бы мог подумать, что раньше, когда
Констанца случайно встречала на венских улицах этого человека или проходила мимо
его часовой мастерской, ей виделся маленький суетливый человек с угодливой
улыбкой.
     - Вы необыкновенно точны, - человек достал из кармана сюртука часы, - без двух
минут девять. И сегодня восемнадцатое октября. Как мы и договаривались...
... Это было спустя два дня после премьеры "Флейты", второго октября. Вольфганг,
как обычно, работал, лежа в постели. Его дружок Штадлер появился в их доме ни
свет ни заря. Она терпеть не могла этого человека. Пользуясь радушием и
гостеприимством ее чересчур доброго мужа, к ним всегда приходили поесть-попить
самые ничтожные люди. Паразиты, одним словом. Но даже среди них Штадлер
выделялся. Подлец! Как-то он узнал, что Моцарт получил от императора пятьдесят
дукатов. Тотчас разыграл из себя человека, который пропадет, если Вольфганг не
одолжит ему этой суммы. Что же делает Моцарт, сам, будучи должный чуть ли не
половине Вены? Он отдает Штадлеру двое массивных золотых часов с тем, чтобы тот
снес их в залог, и попросил принести ему квитанцию и своевременно выкупить часы.
Негодяй Штадлер и не подумал этого сделать. Тогда Вольфганг, чтобы не потерять
часы, дал ему пятьдесят дукатов и еще сверх того деньги на уплату процентов.
Друг - кларнетист преспокойно получил деньга, а часы оставил в ломбарде. Однако
это ничему не научило ее наивного мужа.
     - Не слишком ли вы на этот раз рано, сударь? - Констанца не собиралась скрывать
свое раздражение.
     - Для кого рано, а для кого нет, госпожа Моцарт. - У Штадлера как всегда было
отличное настроение. - Но вообще-то я пришел именно к вам.
     - Ко мне? - удивлению Констанцы не было предела.
Довольный произведенным эффектом, Антон протянул ей записку.
     - Это от вашего опекуна. Прошу вас, читайте здесь.
В записке Торварт просил ее немедленно встретится с ним.
     - А почему господин ревизор придворной дирекции сам не пришел сюда? - удивление
Констанцы росло как снежный ком, грозя превратиться в лавину. - И что общего у
вас, Штадлер и моего опекуна?
     - Господин Торварт не хотел в силу ряда причин встречаться с Вольфгангом. К тому
же, он уже бывший ваш опекун. А что между нами общего - узнаете в свое время.
Иоганн Торварт всегда был для Констанцы авторитетом. Моцарт, к сожалению, его
терпеть не мог и даже не скрывал этого, к месту и ни к месту вспоминая, что
Иоганн служил в свое время лакеем. А для Констанцы это было доказательством
незаурядности бывшего опекуна: проделать путь от лакея до влиятельного
придворного - что-то да значит... И она пошла за Штадлером.
Торварт встретил ее у того самого дома с железными дверями.
     - Эта встреча, - сказал Констанце бывший опекун после приветствия, - может
оказаться самой главной в твоей жизни.
     - Вы не могли бы объяснить мне...
     - Не могу. Тебя уже ждут.
     Все это напоминало спектакль. Ей захотелось рассмеяться и сказать: "Иоганн,
бросьте шутить, к чему весь этот розыгрыш?" Но ее спутники были серьезны, а
увидев, с каким почтением они поклонились человеку, сидевшему в кресле,
Констанца поняла, что имеет дело с важной особой.
Воцарилось молчание. Немигающий взгляд незнакомца словно пригвоздил молодую
женщину к спинке стула. Сначала ей сделалось страшно, но затем страх уступил
место другому чувству: она вдруг ощутила себя маленькой и беззащитной, как в
детстве, вокруг - жестокий и коварный мир, а в этой комнате было безопасно, от
человека, сидящего напротив исходила какая-то теплая сила. А он неожиданно
улыбнулся.
     - Я очень рад видеть вас, госпожа Моцарт. - Голос у него был завораживающий. -
Вы уже не волнуетесь? Вот и хорошо. Здесь, - незнакомец глазами показал на
Торварта и Штадлера, стоящих в некотором отдалении, - ваши друзья.
Затем обратился к мужчинам:
     - Берите стулья, братья, и подсаживайтесь поближе. Нам всем предстоит очень
непростой разговор. Впрочем, я не сомневаюсь, что госпожа Моцарт примет сегодня
единственно правильное решение и уйдет отсюда не просто нашим другом, но и
единомышленником.
     Констанца  начала догадываться с кем она разговаривает. Несколько раз муж
говорил ей о ...
     - Все правильно, Моцарт действительно говорил обо мне.
Женщина даже вздрогнула от неожиданности.
     - Простите, я не знал, как представить вас, господин Мастер, - подал голос
Торварт.
     - Считайте, что сейчас вы это сделали. - Человек приподнялся и слегка поклонился
Констанце. Она быстро встала. - Сидите, сидите, дорогая госпожа Моцарт. Что
значит имя? Звук. Назовите меня Якобсоном или Краузе - какая разница? Форма
вторична, главное содержание. Вы понимаете меня?
Констанца ничего не поняла, но послушно кивнула.
     - Не страшно, потом поймете. Ведь в вас течет наша кровь.
     - Ваша... кровь?
     - Наша. Кровь избранных. Вы думаете, почему Торварт так помогал вам заполучить
Моцарта? Кстати, это был недурной спектакль, не так ли, брат Иоганн? - Человек
обернулся в сторону Торварта. Тот ответил сдержанной, но вместе с тем довольной
улыбкой:
     - Так ведь актриса, Мастер, была хороша. Видели бы вы ее в гневе, когда она
рвала официальную расписку этого простака.
     - Считайте, что видел, брат Иоганн. Правда, согласитесь, в один момент по вине
вашей подопечной все чуть не сорвалось.
     - Это, когда она в присутствии сестер рассказала жениху, как, проиграв фант,
позволила на какой-то вечеринке некому кавалеру измерить свою икру?
Констанца покраснела, вспомнив ту ситуацию. Неужели они и это знают? Да, Моцарт
тогда чуть было не порвал  с ней, слава Богу, все закончилось его длинным
морализаторским письмом. Но оказалось, что Констанца сама не все знала.
     - Молодость, молодость, - улыбнулся Мастер. Нам тогда пришлось подключить
тяжелую артиллерию -  госпожу баронессу фон Вальдштедтен.
Женщина была поражена:
     - Как, и она тоже?
     - И она. Нас не много, ведь избранных не может быть много, иначе какие же они
избранные? Но мы - везде. И вы в этом еще не единожды убедитесь. - На мгновение
Мастер замолчал. - Мы думали, что среди них окажется и ваш муж. Ему была оказана
величайшая честь, но он обманул наши ожидания. Жестоко обманул. - В глазах
мастера вспыхнул какой-то странный огонь, но тут же потух.
     - Обманул? Вольфганг? - Констанца не верила своим ушам.
     - Впрочем, и ваши тоже, госпожа Моцарт, не так ли? Разве о такой жизни вы
мечтали, выходя за него замуж? Посмотрите, что с ним стало? Моцарт перестал
писать музыку, достойную его таланта. От него отвернулась настоящая публика. Вот
уже пять лет он не дает концертов. Зато гордости, сколько гордости! "Я служу не
людям, а Богу" - ведь это его слова, брат Антон?
     - Его, Мастер. Я тогда ему сказал, - живо вступил в разговор Штадлер, - что так
недолго и оказаться забытым, а он говорит: "Ну и пусть. Я устал быть куклой -
вундеркиндом, я устал, в подражание итальянцам, писать легкую музыку".
Вставил свое слово и Торварт:
     - Мне рассказали, что издатель Гоффмейстер увещевал Моцарта писать музыку
популярнее, иначе он не сможет его печатать и соответственно платить ему. И
знаете, Констанца, что ваш муж ответил? "Ну, значит, я больше ничего не
заработаю, буду голодать и плевать мне на это".
     - Ему плевать, - взорвалась Констанца, - в доме шаром покати, мы все в долгах.
Мне порой кажется, что он не на земле живет, - встретив сочувствие, она захотела
выговориться. - Приходит как-то с клеткой, в ней скворец. Я говорит, купил его.
Зачем, спрашиваю, нам скворец? Как ты не понимаешь, птицы - это ведь так
чудесно. Я тут иду по улице и насвистываю мелодию из рондо, помнишь, из Концерта
соль мажор, а скворец - пострелец услышал и повторил ее, конечно, немного
изменив, но так комично. И я купил его. Если бы вы видели, как Моцарт носился с
этим скворцом, а когда тот сдох - похоронил его в саду, устроил для него
памятник с подписью - стихи сам сочинил.
     - Точно, было такое, - поддержал Констанцу Штадлер, - а после еще сетовал: как
жаль, что жена не понимает меня, Готфрид и Франциска поняли, а она нет.
При упоминании этих имен кровь прилила в голову Констанце:
     - Вот ее он взял в ученицы. А еще некую госпожу Траттпер. Я, говорит, могу
преподавать только тогда, когда у меня возникает личное взаимопонимание с
учеником, а преподавать фортепьяно ради денег - не могу...
Человек в кресле неожиданно поднял руку. Констанца умолкла.
     - Как я вас понимаю, госпожа Моцарт. Что же говорить обо мне, обо всех братьях,
которых он предал?
     - Предал? Вольфганг?
     - Вы можете представить себе человека, -  Мастер будто не слышал ее, - которому
дали в руки бриллиант невиданной красоты, а он берет, и кидает алмаз в грязь. -
Его голос звучал уже не завораживающе, а гремел, в глазах вновь вспыхнул
таинственный огонь и больше не гас. - Великий Соломон завещал нам построить Храм
человеческой души, и мы усердно возводим его. Мудрость, Любовь и Служение - вот
наши Великие Мастера Каменщики. Сотни религий принесли свои дары в наш алтарь.
Древние Мистерии не исчезли, даже когда исчезла в океанских водах Атлантида и
когда храмы Фив разрушило время. Христианство стало господствующей религией, но
великий Бог Пан не умер. И то, что мы существуем - подтверждение этому. Именно
наше братство - университет вселенского масштаба, в котором учат свободным
наукам и искусствам души тех, кто раскроет им свои сердца. Наши ритуалы полны
слов, рожденных боговдохновенными мудрецами и мыслителями. Каждый символ в нашем
учении - несет огромный смысл, но он понятен избранным. Тем, кто хочет придти в
Храм Света. Религия? Она бесцельно блуждает в лабиринтах теологических
спекуляций. Наука? Ей остается бессильно биться о барьеры неизвестного. Только
просвещенный разум может дать понимание человеку на пути к свету. Только
философия может научить человека правильно родиться, хорошо прожить, достойно
умереть и возродиться вновь.
     Мастер умолк. Огонь в его глазах погас. В комнате наступила гробовая тишина. К
Констанце подошел Торварт, встал сзади нее и обнял молодую женщину за плечи.
     - Ты понимаешь, какое доверие тебе оказано? Я просто не могу...
     - Мастер перебил его:
     - Не так, брат Иоганн. Не доверие - Любовь. Наше общее любящее сердце чуть-чуть,
совсем ни намного приоткрыло госпоже Моцарт дверь, за которой - вековая
Мудрость. Если ее сердце ответит Служением за эту Любовь, значит она
действительно избранная.
     - Она наша, - неожиданно хриплым голосом произнес Штадлер.
     - Наша, - вторил ему Торварт.
     - Ваша, - беззвучно, одними губами откликнулась Констанца. - Что я должна
сделать.
     - Помочь мужу достойно умереть, чтобы он мог возродиться вновь, для более
достойной жизни. - Мастер словно чеканил слова.
     - Почему? - но особого протеста внутри нее не возникло. Сейчас она была с ними
словно одно целое и просто хотела узнать то, что знали эти люди.
     - Он предал нас. Всех, кто взял его за руку и повел к свету. - Мастер повернулся
к Штадлеру:
     - Брат Антон, вам слово.
Тот почтительно поклонился, а затем обратился к Констанце:
     - Наш скворец, Госпожа Моцарт, оказался не таким уж простодушным добрым малым,
которому свыше был дарован необыкновенный талант. Еще до премьеры "Волшебной
флейты" он по секрету рассказал мне, что сомневается в ценностях нашей
организации, что считает ее антихристианской... Но одно дело сомневаться, другое
     - взять и предать, раскрыть тайны всех наших обрядов. Да, да, не удивляйтесь,
госпожа Моцарт. Вы думаете "Волшебная флейта" - невинная сказка? Зарастро, принц
Тамино, Царица ночи, ее дочь Памина - кто они по вашему? Сказочные персонажи?
Нет, это вызов, брошенный каждому из нас. У вас, словно говорит Моцарт, свои
символы, а у меня свои. И вот он не просто выносит на всеобщее обозрение ритуалы
братьев, но и рассказывает о том, что мы якобы боремся с христианством...
     - Пусть эта выдумка останется на его совести, - перебил Штадлера Мастер. - Но мы
не прощаем предательства. Тем более, Моцарт умудрился еще усугубить свою вину:
"Волшебную флейту" увидела чернь - ее поставили в народном театре "Auf der
Wieden".
     - Но вряд ли кто-нибудь понял, что это не просто опера, - робко подала голос
Констанца. - Я видела, эти люди рукоплескали музыке.
     - В том-то все и дело, - с горечью сказал Мастер, - если бы оперу написал какой-
нибудь Шмидт - это одна ситуация, но ведь ее написал Моцарт! И если наши венские
тупицы ничего не поняли, это еще не означает, что через сто лет, другие люди, в
другой стране тоже окажутся такими же болванами.
     - Что я должна делать? - вдруг спросила Мастера Констанца. Мужчины
переглянулись.
     - Все, что мы сочтем нужным. Вы согласны?
     - Да.
     -Что ж, тогда перейдем к делу. Мы напишем свою оперу. Жаль, аплодировать нам не
будут, но поверьте мне, от этого менее великой она не станет. Начнем с первого
действия. Завтра вы, брат Антон придете к Моцарту и расскажете ему в каком
восторге братья от его произведения, а затем скажете своему другу, что для
освещения нового храма нашей ложи мы заказываем ему кантату.
     - Слушаюсь, Мастер.
     - Брат Иоганн, вы внимательно слушали оперу? Сколько раз в "Волшебной флейте"
появляется слово "жертва"?
     -  Я... я не обратил внимания.
     - Тоже наслаждались музыкой? Три раза, Торварт. А с каким чином связан сюжет в
опере?
     - Кажется, с восемнадцатым.
     - Правильно. Если я не ошибаюсь, этот же чин в нашей иерархии и у самого
Моцарта. - Мастер стал походить на хищную птицу. - Брат Антон, что в нашей
символике означает число 18?
     - Жертву? - не очень уверенно ответил Штадлер. Мастер утвердительно кивнул.
     - Итак, и в нашей опере будут и жертва, и восемнадцатый чин. Восемнадцать,
восемнадцать... Мне надо еще получше обдумать, как в партитуре использовать это
число. - Было видно, что мысли Мастера уже далеко отсюда. Он умолк. Никто не
осмеливался нарушить эту тишину. Констанце показалось, что длилась она
бесконечно долго.
     - Продолжение первого действия, - также неожиданно мастер заговорил вновь. - В
течение двух недель вы, госпожа Моцарт, будете добавлять мужу в питье
микроскопические дозы мышьяка. Повторяю, микроскопические. Он должен
почувствовать недомогание. Нам этого пока достаточно. Все. Восемнадцатого
октября, - на суровом лице Мастера мелькнуло подобие улыбки, - восемнадцатого
октября, госпожа Моцарт, я жду вас на этом самом месте.

3
... Словно из темноты появились Торварт и Штадлер. Видимо где-то здесь потайная
комната, решила Констанца.
     - Не надо думать ни о чем постороннем, отвечайте только на мои вопросы, -
произнес Мастер. - Госпожа Моцарт, вы почти все делали правильно. Почти. Что
случилось три дня назад?
     - А откуда...
     - Неважно. Привыкайте. Вам же было приказано: давать каждый день. Что за
минутная жалость нахлынула на вас?
     Констанца опустила голову и произнесла чуть слышно:
     - Сама не знаю, что произошло. И Вольфганга стало жалко, и себя. Подумала: как
буду жить одна, да и слух пройдет...
     - Это все не ваши проблемы, и о вас мы позаботимся. Больше никакого ослушания.
Вы меня поняли?
     - Да.
     - Вот и хорошо. Брат Антон, как продвигается наш заказ?
     - Если честно, пока никак, Мастер. Вольфганг что-то захандрил. Все твердит о
каком-то тупике, из которого ему надо найти выход.
     - Интересно, интересно. Что ж, настала пора переходить ко второму акту. Теперь
мы немножечко добавим мистики. Надо предупредить Моцарта о том, что его выбрали
в качестве жертвы, но он, как та чернь в театре, об этом не должен догадаться.
     - Разве такое возможно, Мастер? - не удержался доселе молчавший Торварт.
     - Если ваш бог - разум, возможно все. Мы закажем ему еще одно произведение.
Реквием. И он напишет его, клянусь Гермесом, напишет! Но сначала, брат Антон,
очень убедительно попросите вашего друга постараться не огорчить братьев, с
нетерпением ожидающих открытия нового храма.
     - А когда будет открытие?
     - Ровно через месяц, восемнадцатого ноября.
Даже у невозмутимого Торварта холодок пробежал по спине. Мастер продолжал:
     - Дальше. Вы, брат Иоганн, попросите Пухберга познакомить вас с графом
Вальзеггом. Если я не ошибаюсь, оптовая торговля брата Михаэля размещается в
доме, принадлежащем графу.
     - Я должен буду посвятить брата Михаэля в суть дела?
     - Ни в коем случае. Он слишком привязан к Моцарту, к тому же обожает его музыку.
     - Тогда зачем...
     - Так надо, брат Иоганн, так надо. Действующих лиц в нашем спектакле должно быть
столько же, сколько и в "Волшебной флейте". Графу дайте самые подробные
инструкции. И вот еще что: он должен придти в дом Моцартов ближе к вечеру, во
всем черном и обязательно инкогнито.
     - Я все понял.
     - Думаю, братья, от хандры нашего друга не останется и следа. - После небольшой
паузы Мастер тихо произнес, глядя прямо в глаза Констанце:
     - Вы, госпожа Моцарт, затронули действительно важный вопрос. Ни на кого из
избранных не должно упасть и тени подозрения в смерти Вольфганга Амадея Моцарта.
     - А разве это возможно? Если Моцарт внезапно..., - Констанца боялась произнести
это страшное слово.
     - Смелее, - подбодрил ее Мастер.
     - ...внезапно умрет. Как обойтись без пересудов? Вы говорили, что его оперу
будут слушать через много лет, а если через много лет захотят узнать и правду о
его гибели?
     - Вы просто умница, госпожа Моцарт, - и неожиданно для всех Мастер захлопал в
ладоши. - Браво! Так и надо мыслить: не одним сегодняшним днем. Уметь предвидеть
будущее - это удел избранных. Но наша задача еще величественнее: мы его сами
смоделируем. Как демиурги: с холодной и ясной головой и пониманием того, что мы
делаем благое дело. Хорошо, оставим на время нашу оперу и представим себе тот
момент, когда занавес опуститься. Вы, Штадлер, продолжите заниматься тем, чем
умеете - музыкой, искренне скорбя об ушедшем друге. Повторяю, искренне скорбя -
ведь мы даем ему шанс достойно умереть. С вас Торварт вообще никакого спроса
нет. Думаю, года через два мы добьемся для вас дворянского титула, и вы будете
самым счастливым человеком. Теперь вы, госпожа Моцарт. Вы заведете дневник, из
которого люди узнают о вашей скорби. Но, кстати, памятник мужу ставить не надо.
     - А если захочет кто-то из друзей?
     - Вот увидите, никто не захочет. Или не смогут этого сделать. Долгое время вы не
будете посещать кладбище, а когда там наконец появитесь, то не сможете найти
могилы. Вы вторично выйдете замуж, скажем, за дипломата. Иностранного. Это вас
устраивает? Жизнь ваша будет протекать тихо и счастливо, поверьте мне.
     - А что же с могилой? - спросил Мастера Штадлер.
     - Лет через двадцать возникнет слух, что Моцарта похоронили в общей могиле.
Тогда же, безусловно, начнут перелистывать страницы истории и искать виновника
смерти нашего общего друга. И очень быстро найдут его, точнее, мы поможем найти.
     - Кто же