Светлана ГАЛАШИНА 
   ВЕЛИКОЛЕПНАЯ АЛИСА 
 
 
 
 
   ONLINE БИБЛИОТЕКА tp://www.bestlibrary.ru 
 
 
Анонс 
 
   Есть книги об авторах, которых трудно сказать что либо кроме их имени,  и
так же трудно проверить  их  существование,  лишь  иногда  узнаешь  что  под
красивым именем скрывались десятки никому не известных писателей вынужденных
писать, что бы выжить, не многие знают или хотят  говорить  о  существовании
литературных "негров", об одной из таких писательниц и пойдет разговор
 
   Предмет искусства - правда, неразрывно связанная с прекрасным... Основная
добродетель художника - честность, необходимое условие творчества - свобода.
   Айрис Мердок.
   Светлана Полякова
 
   PERLA NEGRA ИЛИ ИГРА НА ЧУЖОЙ СТОРОНЕ
 
   Любое  совпадение  фактов,  имен  и  событий  случайно.  Образы   данного
произведения собирательны, и события вымышлены.
 
   Безжалостные! В жаркий день,  в  такой  сонливый  час,  Когда  бы  только
подремать, не размыкая глаз, Вы требуете, чтобы я придумывал рассказ
   Льюис Кэрролл
 
ГЛАВА ПЕРВАЯ 
 
   Господи, какая же получается абракадабра!
   Читать написанное было невыносимо. Будь Алисина воля, она начала  бы  все
переписывать, начисто, меняя все, но... Сроки. Чертовы сроки,  установленные
сверху! Вторая просит:  Поглупей  пусть  будут  приключенья...Приключения-то
получались до  такой  степени  глупые,  что  удовлетворили  бы  даже  самого
наиглупейшего из читателей. Да фиг с ними, отмахнулась Алиса. Дело в другом.
В словах. Она же раньше получала наслаждение, играя с ними, почему же теперь
слова отказывались ей подчиняться?  Стоило  только  сделать  робкую  попытку
придать фразам осмысленность, они начинали бунтовать.  То,  что  она  писала
сейчас, любой человек посчитает бредом. Мир  перевернулся,  подумала  Алиса.
Почему они это читают? А почему они все время жуют Дирол?  Приметы  времени,
моя дорогая! Мыльные оперы и жвачка... Любой приказчик  и  лабазник.  О,  ну
просто вылитый Нерон! Это было всегда.
   А мне не нравится Нерон, проговорила Алиса вслух. Если посмотреть на него
повнимательнее, так он мало чем отличается от приказчиков и  лабазников!  Те
самодовольные и недалекие, и этот недалеко ушел...
   Ну, дорогая моя, пропел внутри ехидный голосок. Легче сидеть и размышлять
о недостатках Нерона, чем работать...
   Может быть, я исписалась, хмуро пробормотала несчастная Алиса,  испытывая
к своему внутреннему голосу отвращение. Что за зануда в самом деле? подумала
она и написала это что-зазануда-черт-меня-побери...
   Как ни странно, фраза оказалась кстати  и  придала  написанной  белиберде
смысл.
   Что за зануда черт меня побери, подумала  Элайза,  наблюдая  за  пальцами
Роберта, все мысли исключительно о сексе,  как  будто  больше  думать  не  о
чем...
   Алиса рассмеялась.  Так  вот  и  становятся  концептуальными  писателями,
прошептала она, потягиваясь, чтобы размять немного затекшую спину.
   Больная спина, подумалось ей,  это  профессиональная  хворь  писателей  и
программистов...
   Интересно, кто Алиса больше? Иногда ей начинало  казаться,  что  мозг  из
головы уже давно вынули, поместив в маленькую  стеклянную  колбу  до  лучших
времен, а вместо мозга вживили крошечный компьютер последней модели. Так что
теперь внутри Алисы постоянно присутствовала вечная Элайза.
   Алиса все чаще ловила себя на мысли, что она думает, как Элайза. Говорит,
как Элайза. Вот только внешность не получалась такой же - а в сущности,  это
было то единственное, что Алиса у этой непроходимой тупицы Элайзы взяла бы с
радостью.
   Да и то - зачем? Вся беда в том, что я не  люблю  своих  героев...  Я  не
люблю их, и поэтому они мстят мне. Они же не виноваты, что  их  создали  под
заказ...
   Алиса тихо пробормотала:
   - Ты их лепишь плоховато, ты их любишь маловато - ты сама и  виновата,  а
никто не виноват...
   - Грустно ей стало, обидно, и так захотелось, чтобы Элайза перестала быть
надменной красавицей, приобрела нормальные, человеческие черты... А  мерзкий
Роберт стал похожим на Лизиного Пафнутия... Такой рыжий, длинный, нескладный
- и с настоящей любовью во  взгляде,  с  постоянным  страхом  потерять  свою
Елизавету.
   - - Кому они такие нужны? - сказала Алиса. - Кто про  это  будет  читать?
Человечество как всегда хочет получить конфету в ярком фантике,  и  неважно,
каково  будет  содержание.  Фантик  должен  быть  как  можно  более   ярким.
Желательна некоторая аляповатость...
   Она посмотрела в окно. Туман властвовал над городом, туман пытался съесть
его, как кит Иону. Туман съедал Алисины мысли, проникал внутрь  и  собирался
проглотить ее тоже. Вместе с городом. Вместе с миром.
   День был похож на старую, усталую шлюху, написала она. И тут  же  стерла,
сама испугавшись собственных строк. Она шагнула к балкону, исчезая в темноте
ночи, позволяя замкнуться на своей тонкой шее  сладким  объятиям  темноты...
Это не нравилось  Алисе,  но  нравилось  трем  толстякам.  Толстяки  платили
деньги,  и  бедняжка  старательно  изображала  из  себя  мастерицу  любовных
романов. То есть переводчицу бессмертных творений Сары Мидленд.
   Которой может и не быть, поскольку  быть  не  может,  проговорила  Алиса,
задумчиво глядя на монитор, оставивший свидетельство ее  маразма.  Знали  бы
наши дамы, что  Сара  сидит  в  районе  Девятой  линии,  в  скромном  старом
особнячке не путайте с нуворишскими! Рядом с компьютером клетка с  попугаем,
на коленях огромный кот Фаринелли, а на кресле мирно дрыхнет его престарелая
мать, леди Маргарет. Вот такая Сара  Мидленд,  причем  если  Сара  не  сдаст
завтра новую шедевру, придется жить на Дедулину получку... Дедуля же у  Сары
служил в храме неподалеку священником, и  его  получка  была  скромной,  как
любой результат бескорыстного служения. Дедуля по этой  причине  смотрел  на
Алисины греховные писания сквозь пальцы.
   Иногда, впрочем, на него находила  стихира,  и  тогда  он  начинал  робко
рассуждать о зарытом в землю таланте.
   Де-ду-ля, отвечала она ему. Пусть уж тогда Господь устроит так, что людям
надоест читать всяческую бурду про Элайзу, ага? На такое замечание обычно ни
Дедуля, ни Господь не  отвечали.  Справиться  с  публикой,  желавшей  узнать
побольше о златокудрой красотке, они не могли.
   Раскинув руки, Элайза упала  на  диван,  подумав:  Хорошо  бы  мне  стать
птицей, черт побери! Птицей она стать не успела, поскольку  обнаружила  себя
мирно лежащей на  полу,  и  единственной  мыслью,  оставшейся  в  испуганном
сознании, была, когда я успела так нализаться?
   Прочитав написанное, Алиса засмеялась. Кот поднял голову и  уставился  на
нее с испугом:
   Господи, да это у тебя в мозгах замкнуло, дорогая Али-сочка!
   Конечно,  замкнуло,  согласилась   Алиса   с   легким   вздохом.   Ничего
удивительного, если учесть, что я сижу над этим любовным шедевром уже вторые
сутки, и спать хочется сразу, стоит только  моему  взгляду  остановиться  на
этих словах. В конце концов, я же все-таки не компьютер!
   И не Сара Мидленд, сказала она, стирая написанное. И вообще я исписалась.
Я перевоплощаюсь на глазах в Тома Шарпа, чтобы спасти остатки разума!
   Спасти остатки разума она могла только одним способом.  Включить  хорошую
музыку и сварить кофе.
   Хорошая музыка отчего-то созданию эротоманки  Элайзы  не  способствовала.
Она хорошо писалась под попсовый аккомпанемент.
   Ох, как же Алисе  стало  себя  жалко!  Бедная  Алиса,  дитя,  старательно
воспитанное на музыке Баха и  Моцарта,  потом  полюбившая  в  тусовке  хиппи
психоделический рок, должна включить  МУЗ  ТВ,  и  вкушать  попс-гамбургеры,
чтобы ...
   - Для создания шедевры масс-культуры надо самой стать частицей  массового
разума, - пробормотала Алиса. - А вообще-то - есть ли  он,  массовый  разум?
Вот стадные чувства есть, я знаю... А - именно разум?
   - Она так и не смогла решить  для  себя  этот  вопрос.  Для  того,  чтобы
заработать, она должна была лишать себя  собственного  разума.  И  прекрасно
знала, что получает лишь четверть того, что платят  издатели  за  постоянное
насилие над ее, Алисиным, разумом. Как же ей это надоело!
   Обида на жизнь была чересчур сильна. В носу предательски защипало,  и  ей
стало очень жаль несчастное создание по имени Алиса Павлищева. Что у нее  за
жизнь? Сидит круглыми сутками, таращит глаза  в  компьютер,  тогда  как  вся
остальная часть человечества наслаждается отдыхом...
   Где-то рядом заиграла музыка. Музыка была такой  громкой,  навязчивой,  и
доносилась из  машины,  остановившейся  неподалеку.  Нестройный  хор  пьяных
женских голосов старательно подвывал:
   - Мадам Бро-о-ошкина! А я такая - разтакая-всятакая...
   - Точно наяву предстала мысленному взгляду Алисы  эта  самая  бессмертная
мадам - и она отчего-то стояла  в  бигуди,  дорогом  махровом  халате,  а  в
ладонях  сжимала  самую  главную  драгоценность  -  книжицу  с  изображением
чертовки Элайзы. И сама при этом чувствовала  себя  копией  Элайзы,  и,  что
самое главное, была совершенно права.
   - - Какая тоска! - вырвалось у Алисы. - Получается,  что  я  Франкенштейн
какой-то!
   Может, и в самом деле последовать примеру несравненной Элайзы,  рвануться
к окну и сгинуть во мраке? Прочь, прочь от ненавистной госпожи Мидленд с  ее
невыносимо прекрасной  Элайзой!  Сил  больше  нет  писать  сто-какую-то  там
историю о  страданиях  этой  красавицы  с  зелеными  глазами  и  золотистыми
кудрями!
   - Вот если  бы  у  Элайзы  были,  скажем,  проблемы  с  обменом  веществ,
мечтательно пробормотала Алиса. Или она начала бы терять волосы или  зубы...
Гораздо стала бы  симпатичнее!  Или  вдруг  иногда  позволяла  себе  грязные
ругательства... Если подумать, какая разница между ней и этой Брошкиной?
   Ни-какой... Так что, раз уж  от  меня  постоянно  требуют  реалистических
подробностей, почему я должна игнорировать их в контексте Элайзы? Скажем так
- Элайза, закончив  филологический  факультет,  не  смогла  найти  работу  с
достойной оплатой. И пошла продавать книги. Там от мороза кожа  на  ее  лице
огрубела, денег на дорогую  пасту  не  хватало,  поэтому  зубы  Элайзы  были
поражены кариесом...
   Постоянные холода зимой приучили Элайзу согреваться с помощью ста граммов
водки, и  каждый  день  доза  возрастала  все  больше  и  больше...  Грязным
ругательствам Элайзу научила жизнь в лице книжных воришек и грубых мужланов,
одним из которых , несомненно, был сэр Роберт... Вот такой менталитет.
   А душа у Элайзы была красивая, добрая, нежная. Вообщем, белая и пушистая.
И она мечтала о любви, чистой, нежной,  мечтала  о  том  времени,  когда  ее
страдания закончатся. Или хотя бы о том, что сегодня вечером ей  не  вырубят
свет и она успеет пожарить путассу...  Потому  что  каждый  вечер  в  городе
происходили веерные отключения...
   - Образ Элайзы  теперь  Алисе  показался  более  человечным,  забавным  и
трогательным. Ах,  если  бы  она  набралась  решимости,  и  так  вот  все  и
написала...
   Но несравненная Элайза не собиралась терять ни зубов, ни волос, и, если у
нее и были проблемы с кожей, плодовитая Сара Мидленд  про  то  обязана  была
помалкивать.
   Иначе стоять Алисе Павлищевой  рядом  с  вечно  молодым  и  вечно  пьяным
Андрюхой-кассетником...
   Это у тебя тогда скоро не будет зубов, волос и ...
   Она подперла щеку ладонью и пригорюнилась, уставившись в окно, за которым
сгущались дождливые сумерки. Одна, совсем одна, даже мысли куда-то сгинули!
   Разве что верная Марго и Фаринелли не покинули ее...  Она  покосилась  на
трехцветную кошку, бесстыдно  спящую  на  диване.  Алисины  проблемы  ее  не
занимали. Вздохнув, она снова уставилась в окно.
   Вот  еще  отражение  со  мной  веселая  компания,  ничего  не  скажешь...
Отражение с немым укором взирало из  своего  зазеркалья.  Словно  предлагало
Алисе забыть про всякие глупости и  отправиться  вслед  за  ним,  туда,  где
гораздо интереснее.
   Не могу, развела руками Алиса. Говорят, взрослым барышням в сказки верить
не пристало. Жалко, но что поделаешь!
   А за окном творилось невесть что. Дождь лил и лил.  Сырость  проникала  в
душу, и где-то в недрах этой самой души отчетливо нарождался  отвратительный
насморк. Ну и тоска! В такую погоду умные люди  заворачиваются  в  пледы,  и
сидя перед камином, мечтательно наблюдая, как язычки огня  отплясывают  свои
странные и затейливые танцы, да лениво потягивают грог из  глиняных  кружек,
вспоминая дни своей юности... В дождь работать глупо и грешно. Да  и  вообще
трудовые порывы не были Алисиной стихией. Она  по  натуре  человек  ленивый,
меланхоличный, склонный скорее к философским рассуждениям на диване,  чем  к
трудовым подвигам.  А  когда  за  окном  сутки  напролет  моросит  мелкий  и
противный дождь, о какой работе может быть речь? Алиса и в солнечные-то  дни
не страдала трудовым энтузиазмом, а сейчас... Вздохнув, она  все-таки  снова
обратила внимание на компьютер, и несколько минут  тупо  смотрела  на  белый
экран.
   Гениальные мысли не спешили выливаться в слова,  точнее,  они  вообще  не
спешили. Шлялись где-то в свое удовольствие, тогда как  она  вынуждена  была
страдать. Голова  ее  была  блаженно  пуста,  и  все  попытки  заставить  ее
работать, были тщетны.
   Алиса снова скосила взгляд в сторону уютного дивана, расположенного прямо
напротив телевизора.
   Хорошее местечко, уютное, так и  манит  в  свои  сладкие  объятия  приди,
дорогая, забудь об Элайзе, о толстяках, о работе, не думай  о  такой  тщете,
как деньги...
   Что есть деньги? вопросила Алиса, обращаясь к спящей Марго. Тщета!
   Хм, какие-то мысли в голове остались.  Правда,  в  основном  вредные  для
работы,  поскольку,  увы,  оторваны  от  реальности.  Это  грозные  толстяки
реальность, как и деньги, без которых жить  все-таки  скучновато...  Что  ж,
придется собрать волю в кулак, и...
   Взгляд снова уперся в пустой экран. Алисе вдруг стало его  жалко,  и  она
расщедрилась на предложение из  трех  слов.  Наклонив  голову,  изучила  сей
литературный изыск, и осталась им недовольна. Слишком  коряво  вышло.  Изыск
был безжалостно уничтожен. Талант просыпаться не спешил, подражая Марго.
   - Заснул талант, не выдержав насилья, - проворчала Алиса.  -  Похорони  ж
его под грудой тщетных мыслей!
   Компьютер тихо и не очень довольно урчал, ожидая продолжения.
   Все, дорогой. Таймаут. Госпоже Саре Мидленд придется подождать, объяснила
ему Алиса. Надо выпить кофе. И выкурить сигарету. И подумать, как нам обойти
этот подводный риф,  именуемый  эротической  сценой.  Сам  понимаешь,  брат,
отчего-то у нас с этими эротическими сценами вечно случаются незадачи...
   Она плюхнулась в кресло на балконе, закурила, и уставилась  в  начинающие
чернеть небеса, словно вымаливая помощь у какого-нибудь свободного божества.
Черт, и почему у нее совсем не получается ничего сладострастного? Вот Джудит
Макнот у нее через каждые пять страниц случается "секстетрис"...  А  Алисины
мысли убоги, скучны, и робки, как у монахини... Так комплекс неполноценности
можно заработать! Кстати, есть ли в  природе  эта  Макнот?  Последнее  время
Алиса начинала думать, что нет на белом свете никого.
   Только Алиса, Елизавета и еще сотня-другая  идиоток,  согласных  работать
днями и ночами на толстяков...
   Думать Алиса  могла  сколько  угодно.  Хоть  сутки  напролет.  Совершенно
бесплатно. Поскольку  в  конторе  платили  лишь  за  оформленные  на  бумаге
результаты мыслительных процессов. Придется  тебе,  Алиса  Павлищева,  снова
садиться за компьютер и вымучивать сцену...
   Придется. Завтра надо сдать этот отрывок в издательство, иначе  Паршивцев
сообщит Алисе, что она не соответствует его  понятиям  о  хорошем  писателе.
Господи, и почему она не Щепкинакуперник?
   Переводила  бы  сейчас  Лоуренса...  Впрочем,  у  Лоуренса  тоже  хватает
любовных сцен. Ну, тогда трудилась бы над  экзистенциальными  опусами  Айрис
Мердок. Скромная леди. Совсем как Алиса. Денег только за нее не платят.
   Из комнаты доносилось бормотание радио. Ди-джей сообщил, что отправляется
пить кофе. Алиса встрепенулась. Кофе! Вот что ей надо... Кофе, как известно,
стимулирует творческие порывы. Ди-джей  тем  временем,  позвякивая  в  эфире
ложечкой, молол языком. На него явно снизошло  вдохновение.  А  что  же  она
теряет время?
   - Это идея... Может быть, у меня тоже после кофе  начнется  просветление,
мысли хлынут, как водопад, не может же такого быть, чтобы их совсем  в  моей
голове не осталось... решила Алиса.
   - Она тряхнула головой, словно проверяя, остались ли там мысли.
   - - Впрочем, от такой работы их запросто могло не остаться,  -  рассудила
она трезво. - Когда долго общаешься с глупым человеком,  и  сам  становишься
глупым. Глупость и жадность заразны...  Элайза  же  несомненно  глупа.  А  я
последнее время больше всего времени провожу именно в ее обществе.
   - Она встала и отправилась на кухню.
   Ее кошка Марго, доселе мирно дремавшая в кресле, расценила Алисин поход в
сторону кухни не правильно, и тут же начала путаться  под  ногами,  всячески
намекая, что ей пора пообедать.
   И откуда только у тебя столько энергии? посетовала Алиса, накладывая ей в
миску рыбу, и наблюдая, с каким  ажиотажем  Марго  встречает  это  радостное
событие. Мне бы хоть немного...
   Марго накинулась на рыбу, а ее хозяйка занялась кофе.  Вспомнив,  правда,
что кофе она уже пила, а мыслей, как ни бывало, Алиса приуныла. Что ж, никто
не нарушит ее одиночество? Может, отправиться куданибудь? посмотрев в  окно,
Алиса вздохнула. Дождь... Нет! Сначала дело. Остальное потом, в том числе  и
развлечения.
   Включив кофеварку, Алиса вернулась к компьютеру и  к  разнузданному  сэру
Роберту. К тому  моменту  сэр  Роберт  окончательно  дозрел  и  вознамерился
сотворить с несравненной Элайзой нечто непристойное.
   У тебя такое нежное тело, Роберт разлил вино по бокалам.
   О, совсем неплохо! Похоже, появилось вдохновение. И несмотря на  то,  что
вдохновение стоило ровно триста пятьдесят рублей, не больше и  не  меньше  -
строго по тарифу, Алиса счастливо улыбнулась.
   Улыбка прожила недолго, и спустя минуту так и умерла на Алисиных губах.
   Глотнув вина, сэр Роберт  с  похотливой  улыбкой  принялся  снова  мучить
бедняжку Элайзу.
   Сексуальная атака явно затягивалась. Сэр Роберт  отказывался  подчиниться
Алисиной воле, твердо решив понравиться Паршивцеву.
   Алиса застонала.
   Яду мне, что ли, выпить? спросила она тоскливо. Ведь все равно завтра  не
жить...
   Знала бы она, что ей уготовано судьбой, точно бы выпила яду! Но в тот миг
ей казалось, что самое страшное с ней происходит именно сейчас  сидит  перед
компьютером, и переводит книгу о похождениях несравненной  Элайзы,  отчаянно
пытаясь хоть на мгновение перевоплотиться в разнузданную распутницу.
   Образ свирепого Паршивцева подстегивал воображение,  пальцы  ее  проворно
забегали по клавиатуре прочь, стыдливость, прочь!
   О, Паршивцев, страшный и ужасный! С очами Зевса-громовержца,  неуместными
на благодушном, круглом  личике,  обрамленном  косматой  бородой  и  жидкими
кудрями! Алиса чувствовала себя рядом с ним маленькой и беззащитной, хотя не
далее, как вчера утром  была  выше  на  целых  две  головы.  У  страха,  как
говорится, глаза велики, что же говорить об ужасе?!
   Все, Павлищева, бормотала Алиса себе под нос, молотя по клавишам. Пока не
напишешь пятьдесят строк самого разнузданного,  самого  похотливого  текста,
рассчитывать тебе не на что. Пощады не жди.
   Но  вдохновение  уже  покинуло  ее  снова,  уступив   место   мыслям   об
одиночестве. Господи, пусть хоть кто-нибудь нарушит его!
   Ведь тогда у меня  появилось  бы  замечательное  оправдание  безделью.  И
бросила бы я хоть на время несравненную Элайзу... Как было бы здорово,  если
б заявилась Елизавета. Или на худой конец позвонила.
   Алисина подруга человек словоохотливый, и пока она станет  вываливать  на
нее все свои беды, пройдет не  один  час...  Блаженство!  Алиса