Еще месяц после этого они, садясь есть, накрывали и  для  нее, клали ей
нарубленного мяса, обращались  к ней, воркуя  и мягко подразнивая,- несмотря
на  то, что ее с  ними не  было. и наконец  однажды почувствовали, что  жить
больше не стоит.
     *Мэри Хепберн, когда она пошла повидать *капитана на его смертном одре,
была,  несмотря на  все свои болячки, все еще  вполне самостоятельной,  сама
добывала и готовила себе  пищу и содержала свое жилье в невероятной чистоте.
и по праву гордилась этим. *Капитан был бременем на плечах колонии - то есть
на плечах Акико. Чего нельзя было сказать о *Мэри. Она часто повторяла, что,
случись ей почувствовать  себя кому-то  в  тягость, она  кинется, по примеру
Хисако и Селены, с  обрыва на  каменистую  отмель, чтобы соединиться на  дне
океана со своим вторым мужем.
     Бросался  в  глаза  контраст между ее  ступнями  и  ногами  изнеженного
*капитана.  Они  отражали две совершенно  разные истории жизни.  Его  ступни
остались белыми и нежными. Ее  же были твердыми и коричневыми, как те грубые
походные ботинки, которые она привезла когда-то с собою в Гуаякиль.
     Она  обратилась  к  этому  человеку,  с  которым  не разговаривала  уже
двадцать лет:_
     - Мне сказали, ты очень болен.
     Надо отдать ему должное - выглядел  он  еще вполне привлекательным и не
слишком исхудавшим.  Он  был  опрятен  и  чист,  поскольку  Акико  ежедневно
обмывала его, мыла ему голову и расчесывала бороду и шевелюру. Мыло, которое
она  для этого использовала, изготавливалось женщинами канка-боно из молотой
кости и пингвиньего жира.
     Особенно раздражающим  в  болезни  *капитана было то, что тело его было
прекрасно  способно  о  себе позаботиться. Сил  в  нем  сохранилось  гораздо
больше, чем у *Мэри. Это его приходящий в упадок большой мозг заставлял  его
проводить столько времени в постели, испражняться под себя,  отказываться от
пищи и так далее.
     Опять же: состояние  его не было вызвано специфическими условиями Санта
Росалии. Вдали от архипелага, на материке миллионы стариков были беспомощны,
как  дети,  и  сострадательные молодые  люди,  вроде  Акико, вынуждены  были
ухаживать  за ними.  Ныне  же, благодаря  акулам и китам-людоедам,  проблем,
связанных со старением, и возникнуть не может.
     - Кто эта старая карга?- обратился *капитан к Акико. -  Терпеть не могу
страшных женщин, а эта страшнее всех, кого я только видел в своей жизни.
     - Это  *Мэри Хепберн - миссис Флемминг, дедушка,- ответила Акико, и  по
пушистой щеке ее скользнула слезинка.- Это бабушка.
     - Сроду с ней не встречался,- заявил капитан.- Пожалуйста, выпроводи ее
отсюда. Я закрою глаза, и когда снова их открою - чтобы ее тут не было.
     Он сомкнул веки и принялся считать вслух. Акико подошла к *Мэри и взяла
ее за хрупкую руку:
     - Ах, бабушка! Я и представить не могла, что он будет настолько плох.
     На что *Мэри громко ответила:
     - Он ничуть не хуже, чем был всегда.
     -Капитан продолжал считать.
     Со стороны источника, который находился от них в полукилометре, донесся
торжествующий мужской  клич и звонкий  женский смех. Мужской крик был знаком
всему острову. Это  Камикадзе,  по  своему  обыкновению, объявлял  всем, что
поймал  некую  женщину  и собирается  с  нею случиться. Ему в  ту  пору было
девятнадцать, он только недавно  вступил в пору  полового расцвета и, будучи
единственным полноценным  самцом на острове, мог свободно спариваться  с кем
или чем угодно в  любое время. Это было еще одной печалью,  тяготившей  душу
Акико: вопиющая неверность ее законной  половины.  Она была  поистине святая
женщина.
     Самкой, которую Камякадзе изловил возле источника, была его родная тетя
Дирно,  вышедшая к тому времени из детородного возраста. Однако это ему было
неважно. Независимо ни от  чего  он  твердо  намеревался случиться с нею. Он
занимался этим, когда  был моложе, даже с  морскими львами и тюленями - пока
Акико не убедила его, хотя бы ради нее, этого не делать.
     Ни одна самка морского льва или тюленя не забеременела от Камикадзе - а
жаль. Если  бы ему удалось оплодотворить хотя бы одну, эволюция современного
человечества могла бы занять гораздо меньше миллиона лет.
     С другой стороны - куда, в конечном счете, было спешить?
     *Капитан снова открыл глаза и, увидев *Мэри, спросил:
     - Почему ты еще здесь?
     - Не обращай на меня внимания,- ответила она.-  Я всего лишь женщина, с
которой ты прожил в течение десяти лет.
     В этот момент Лайра, одна из пожилых  индеанок, крикнула Акико на языке
канка-боно, что ее  четырехлетний  сын, Орлон, сломал себе руку  и  ей нужно
скорее спешить домой. Приблизиться к жилищу *капитана Лайра не решилась, так
как была уверена, что оно поражено некими злыми чарами.
     Акико попросила  *Мэри  присмотреть  за *капитаном, покуда  она сбегает
домой, и пообещала вернуться поскорей, как только сможет.
     - Веди себя тут хорошо,- наказала она *капитану.- Обещаешь?
     Тот нехотя пообещал.

x x x

x x x

     Мэри,  по  просьбе  Акико,  принесла с собой *"Мандаракс"-  в  надежде
установить  с  его  помощью  диагноз  недуга,  из-за  которого  *капитан  за
последние сутки несколько раз впадал в состояние комы, напоминающее смерть.
     Но стоило  ей  показать  ему  компьютер, как тот, не  дав ей задать  ни
единого вопроса, выкинул неожиданный фортель:  встал и выхватил у нее из рук
аппарат, точно никакой болезни и не бывало.
     - Этого  сукина  сына я ненавижу больше всего  на свете!- произнес  он,
после чего сбежал на берег и побрел по отмели в сторону океана,  по колено в
воде.
     Бедная  *Мэри  погналась  за ним,  но  ей  явно не под  силу  оказалось
помешать столь крупному и еще физически крепкому мужчине. Ей оставалось лишь
беспомощно  наблюдать,  как  капитан  швырнул  *"Мандаракс",  так  что  тот,
плюхнувшись в воду, опустился на подводном склоне  на глубину  порядка  трех
метров. Отмель в этом месте обрывалась, и основание острова начинало уходить
вниз уступами, напоминавшими гребень морской игуаны.
     Она видела, куда упал компьютер. Он лежал  на одном  из таких уступов -
фамильная ценность, которую она после  смерти обещала оставить Акико. и  эта
скрюченная дряхлая леди устремилась  за своим сокровищем. Нырнув, она успела
даже схватить  его - но  тут возникшая невесть откуда гигантская белая акула
проглотила ее вместе с "Мандараксом".

x x x

     С  *капитаном  же случился  провал памяти  -  и он продолжал  стоять на
отмели, по колено  в  воде,  не понимая, что он тут делает и  в какой  части
света вообще находится.  Больше всего  его  тревожила назойливость  каких-то
нападавших  на  него  птиц.  На  самом  деле  это  были   безобидные  певчие
пташки-вампиры,  заурядные  обитатели  этого острова, привлеченные кровавыми
пролежнями *капитана. Но ему они представлялись чем-то неведомым и пугающим.
     Он  пытался отгонять их хлопками  и  громко  звал на  помощь. Все новые
птички подлетали, заинтересованные скоплением своих  сородичей, и  *капитан,
окончательно уверившись, что  они хотят заклевать его, и обезумев от страха,
кинулся  в воду вслед за Мэри  - где его сожрала рыба-молот. Глаза  у  этого
морского  животного  располагались по  бокам  его  молотообразной  головы  -
устройство,  доведенное  до  совершенства  Законом  естественного отбора еще
много миллионов лет назад. Акула эта представляла собой безотказную деталь в
часовом механизме мироздания, усовершенствовать которую было уже невозможно.
И чего ей уж наверняка не требовалось - так это мозга больших размеров.
     Что бы она стала делать с  более крупным мозгом? Сочинила  бетховенскую
Девятую симфонию?
     Или, быть может, написала бы следующие строки:

     Весь мир - театр;
     в нем женщины, мужчина все - актеры;
     у каждого есть вход и выход свой,
     и человек один и тот же роли
     Различные играет...

     Уильям Шекспир (1564-1616) /Перевод П.Вейнберга./

14

     Я пишу эти слова  в  воздухе  - указательным  пальцем моей  левой руки,
которая тоже суть  лишь воздух. Моя мать была левшой, и я в нее. Ныне  среди
людей  нет ни  одного левши.  Они с  равным  успехом  орудуют обоими  своими
плавниками. Моя мать была рыжеволосой, как и Эндрю Макинтош, однако  дети, я
и Селена, не унаследовали ржавого оттенка  шевелюру своих родителей.  Как не
унаследовало   ее  человечество  вообще   -  да  и  не  могло  унаследовать.
Рыжеволосых людей больше не встретишь. Мне лично не довелось знать ни одного
альбиноса, но и  альбиносов больше не  осталось. Среди  тюленей же альбиносы
время от времени встречаются.  Их шкуры высоко ценились бы миллион лет назад
в качестве материала для шуб, в которых зажиточные дамы показывались в опере
и на благотворительных балах.
     Могли бы,  как материал для шуб, подойти людям древних времен  шкуры их
современных потомков? Почему бы нет.

x x x

     Не волнует  ли меня неосновательность такого писательства: воздухом  по
воздуху? Что ж,  слова  мои будут не менее  долговечны, чем  все, написанное
моим отцом,  или Шекспиром, или Бетховеном, или Дарвином. Оказывается, что в
конечном счете  они все  писал и воздухом по воздуху. и  теперь  я  ловлю  в
мягком воздухе следующую мысль Дарвина:

     Прогресс носит гораздо более всеобщий характер, чем регресс.

     Верно. Как это верно.

x x x

     В  начале  моего  повествования казалось,  что  земной  части  часового
механизма мироздания грозит страшная  опасность  - из-за того, что многие ее
детали, а именно  люди,  пришли в негодность  и начали причинять ущерб  всем
окружающим деталям и самим себе.  в ту пору я был готов  признать нанесенный
урон невосполнимым.
     Но не тут-то было!
     Благодаря   некоторым   изменениям,   которые   претерпело   устройство
человеческих существ, я не вижу  теперь, что помешало бы земной  части этого
часового механизма тикать вечно - так, как она это делает ныне.

x x x

     Если эту гармонию человечества  с  самими  собой и  остальной  Природой
восстановили некие сверхъестественные существа  или инопланетяне с  летающих
тарелок - это любимцы  моего отца,- то я  их  за  этим  не застал.  Я  готов
клятвенно утверждать, что Закон естественного отбора исправил все недостатки
без какого бы то ни было постороннего вмешательства.
     В  условиях преимущественно  водной  среды  обитания  на  Галапагосском
архипелаге в наибольшем количестве выжили те, кто оказывался более удачливым
рыболовом. Те,  чьи  руки и  ноги  больше походили  на ласты,  плавали лучше
других.  Выдающиеся  челюсти лучше,  чем  когда-либо  могли  руки, позволяли
хватать и удерживать рыбу. И любой рыболов, проводя все  больше  времени под
водой,  разумеется, получал  возможность поймать больше рыбы,  если тело его
было обтекаемым, пулеобразным, с уменьшенным черепом.

x x x

     Итак, повествованию моему подошел конец - не считая нескольких не столь
важных  деталей, которых мне не  удалось коснуться раньше.  Я  изложу их  не
слишком упорядоченно, так как  теперь мне приходится спешить. Отец и голубой
туннель могут пожаловать за мной в любую минуту.

x x x

     Знают  ли  люди  ныне, как  прежде,  что рано или поздно  им  предстоит
умереть?  Нет. К  счастью  (по моему  скромному  мнению),  человеческий  род
напрочь выбросил это из головы.

x x x

     Оставил ли  я  после себя  при  жизни  потомство?  Незадолго  до  моего
вступления  в  ряды  морской  пехоты  США  в   Санта  Фе  от  меня  случайно
забеременела  одна школьница. Она была дочерью директора этой школы. Мы даже
не слишком нравились друг другу, а просто резвились, как и  подобало молодым
людям нашего возраста. Ей сделали аборт, за который заплатил ее отец. Мы так
и не узнали, какого пола был зародыш.
     Это  послужило мне, конечно  же,  хорошим уроком. После  этого случая я
строго следил, чтобы, при занятиях сексом с партнершей, кто-то из нас  двоих
пользовался контрацептивными средствами. Женой я не обзавелся.
     Сейчас я не  в силах  сдержать  смеха  при мысли о том, каким попранием
достоинства и красоты  явилась бы  для  современного человека  необходимость
прибегать,   в   предверии   любовного  акта,  к   помощи  противозачаточных
приспособлений,   применявшихся   повсеместно   миллион  лет   тому   назад.
Представьте вдобавок, что им  пришлось бы приспосабливать их себе плавниками
вместо рук!

x x x

     Доплывали ли  сюда,  в мою бытность на острове, растительные "плоты"  с
материка  -  с пассажирами  или без? Нет.  Случалось  ли  вообще  каким-либо
материковым видам  животных достигать островов после прибытия сюда "Bahia de
Darvin"? Нет.
     С  другой   стороны,  я  пробыл  тут   всего  миллион  лет   -  что   в
действительности сущий пустяк.

x x x

     Как я попал из Вьетнама в Швецию?
     После того как я застрелил старуху, убившую одной ручной гранатой моего
лучшего друга и моего злейшего врага, и уцелевшая часть нашего взвода сожгла
дотла се деревню, меня госпитализировали  в  связи с моим, как было сказано,
"нервным  истощением".  Меня  окружили нежной  заботой  и  любовью. Я  также
удостоился  посещения  офицеров,  которые  внушали мне, как важно,  чтобы  я
никому не рассказывал о том, что произошло в той вьетнамской деревне. Только
тогда я узнал, что наш взвод  уничтожил пятьдесят девя  ть  местных  жителей
всех возрастов. Кто-то позже не поленился их пересчитать.
     Сразу  по выходе из госпиталя  я  подцепил  сифилис от одной сайгонской
проститутки  -  которую  в  свою очередь  подцепил,  упившись  и накурившись
марихуаны.  Однако  первые симптомы этой болезни,  также  неизвестной  ныне,
проявились лишь в Бангкоке, столице Таиланда, куда  меня отправили вместе со
многими другими  для так называемого "отдыха и восстановления сил".  Это был
эвфемизм,  под которым все без исключения подразумевали очередную дозу шлюх,
наркотиков  и алкоголя. Проституция в те времена  была  в Таиланде второй по
значению статьей валютных доходов, уступая лишь производству риса.
     Следом шел экспорт каучука.
     За ним экспорт тикового дерева.
     Затем экспорт олова.

x x x


     Я  не  хотел, чтобы  командованию морской пехоты стало известно о  моем
сифилисе.  Пронюхай они об этом  - мне бы не платили жалованья за весь  срок
моего лечения. Более  того: этот  срок  приплюсовали бы к тому  году, что  я
обязан был отслужить во Вьетнаме.
     Поэтому я решил подыскать  себе в  Бангкоке частнопрактикующего  врача.
Один  знакомый  морпех  посоветовал  мне  обратиться  к  молодому  шведскому
доктору,  который  вел   исследовательскую   работу  в  местном  медицинском
университете и попутно занимался лечением случаев, подобных моему.
     Во время первого моего визита к нему доктор принялся расспрашивать меня
о  войне. и я вдруг обнаружил,  что рассказываю ему о расправе,  которую наш
взвод учинил  над той  вьетнамской деревней  и ее  обитателями.  Он  пожелал
узнать,  что я ощущал в той ситуации, и я ответил, что самое ужасное как раз
в том, что я не ощущал ровным счетом ничего.

x x x

     - Случалось  ли  вам  после  этого плакать  или  мучиться бессонницей?-
спросил он.
     - Нет, сэр,- отвечал  я.- Скажу больше: меня положили  в госпиталь  как
раз потому, что мне все время хотелось спать.
     Плача  же от меня и подавно  дождаться было  нельзя.  Я был кем угодно,
только не слезливым созданием с ранимым сердцем. Я не слишком умел проливать
слезы  еще  до того, как морская пехота сделала  из меня настоящего мужчину.
Даже когда мать ушла от нас с отцом, я не плакал.
     Но  на  сей  раз  этот  швед  сумел  сказать  нечто  такое,  от  чего я
разрыдался, наконец, как  дитя. Я плакал и не мог остановиться - что вызвало
у него не меньшее удивление, чем у меня самого. а произнес он следующее:
     - Насколько я помню, ваша фамилия  Траут.  Вы случайно  не  приходитесь
родственником замечательному писателю-фантасту Килгору Трауту?
     Этот  врач  был единственным человеком, встреченным  мною  за пределами
города Кохоус в штате Нью-Йорк, кто слышал про моего отца.
     Нужно было добраться  до самого  Таиланда, чтобы выяснить, что в глазах
по крайней мере одного человека мой  отец,  этот безнадежный писака,  прожил
жизнь не зря.

x x x

     От  всего  этого  _я_ так  расчувствовался,  что  мне  пришлось  ввести
успокоительное. Когда час спустя я проснулся на кушетке в его кабинете, врач
смотрел на меня. Мы с ним были одни.
     - Ну что, теперь получше?- спросил он.
     - Нет,- ответил я.- а может, и лучше. Трудно сказать.
     -  Я тут размышлял над вашим случаем,  покуда  вы спали,- сказал он.- Я
мог бы  рекомендовать  вам  одно  сильнодействующее средство - но вам самому
решать, согласны вы  попробовать  его или нет. Вы должны  полностью отдавать
себе отчет в возможных его побочных эффектах.
     Я  решил, он имеет в  виду, что к обычным антибиотикам  микроорганизмы,
вызывающие   сифилис,   благодаря  Закону  естественного  отбора,  приобрели
иммунитет. Но мой большой мозг опять заблуждался.
     Вместо  этого он  сообщил,  что  у него есть друзья, которые  могли  бы
переправить  меня  из Бангкока  в  Швецию  -  если я  согласен  просить  там
политического убежища.
     - Но я не умею говорить по-шведски,- возразил я.
     - Ничего,- ответил он.- Научитесь. Научитесь.