е Дарвин, не  было бы никакого отеля
"Эльдорадо" или корабля "Bahia de  Darwin",  готовых приютить Джеймса Уэйта.
Ни, наконец, магазинчика, где последний бы смог столь комично вырядиться.
     Не  объяви  Чарльз  Дарвин  Галапагосские острова  крайне  поучительным
местом  -  Гуаякилю  суждено  было  бы  остаться просто одним  из  множества
раскаленных и грязных морских портов, а острова представляли бы для Эквадора
не большую ценность, чем шлаковые отвалы где-нибудь в Стаффордшире.
     Благодаря Дарвину острова эти преобразились  не  сами  по  себе,  но  в
глазах людей.  Вот какое  значение имели мнения в эпоху великолепных больших
мозгов.
     Более  того,  какие-то  мнения  могли  руководить  поступками людей  не
меньше,  чем  реальные  факты,-  будучи при этом  подвержены таким внезапным
изменениям, которых  факты  претерпевать не  в состоянии. Так, Галапагосские
острова  могли быть объявлены адом, а всего  мгновение спустя - раем, а Юлий
Цезарь  почитаться  то государственным деятелем, то, чуть погодя,  мясником,
равно  как эквадорскими бумажными деньгами, лишь миг  тому  назад  шедшими в
уплату за пищу, кров  и одежду,  вдруг начинали  выстилать птичьи  клетки, а
мироздание,   еще   вчера   считавшееся  творением  Господа  Бога,  внезапно
признавалось продуктом огромного космического  взрыва  - и так  далее, и так
далее.
     Ныне,  благодаря пониженным  умственным способностям,  чертенята мнений
больше не отвлекают людей от главного дела их жизни.

x x x
     Белый человек открыл Галапагосские острова  в  1535 году, когда на  них
наткнулся испанский корабль,  сбившись с  курса  во  время  шторма.  Острова
оказались  необитаемы,  и  никаких  признаков  человеческого  поселения  там
обнаружить не удалось.
     Несчастное   судно  должно   было  всего  лишь,  не   теряя   из   виду
южноамериканского  побережья, доставить в Перу панамского  епископа.  Однако
разразившийся  шторм бесцеремонно  отнес его далеко на запад, где,  согласно
общепринятому мнению,  не могло  находиться ничего, кроме океана  и еще  раз
океана.
     Но когда  шторм утих, испанцы обнаружили, что доставили своего епископа
в кошмарный  сон  любого моряка - к клочкам суши, являвшим собой дьявольскую
издевку: ни надежного места для стоянки, где можно было бы бросить якорь, ни
тени, ни пресной воды, ни плодоносящих  растений и ни  единого человеческого
существа.  Там  они застряли в мертвом штиле,  приканчивая  остатки  воды  и
продовольствия.  Поверхность океана была глаже зеркала. Они спустили на воду
шлюп и кое-как, налегая на весла, отбуксировали беспомощный корабль и своего
духовного пастыря прочь из гиблого места.
     Испания сочла  за благо не заявлять прав на владение островами, как  не
стала  бы  претендовать на обладание преисподней.  И  целых  три столетия  -
покуда изменившееся общественное мнение не позволило архипелагу появиться на
географических картах - ни одна страна  нс изъявляла  желания присвоить  его
себе.  Наконец в  1832  году  одно из  самых  маленьких и  бедных государств
планеты,  каковым  являлся  Эквадор, обратилось  к  народам мира,  прося  их
согласиться с тем, чтобы острова считались частью эквадорской территории.
     Никто  не возражал. В то время это казалось безобидным и даже комичным.
Как  если  бы  Эквадор  в  приступе империалистического помешательства решил
присоединить к своей территории пролетающее мимо Земли астероидное облако.
     Но  затем, всего  через три года, молодой Чарльз  Дарвин принялся  всех
уверять, что те зачастую причудливые растения и животные, которые ухитрились
каким-то   образом   выжить   на  пустынных   островах,   придают  последним
чрезвычайную ценность - если только взглянуть на них как он, с научной точки
зрения.
     Лишь  одним словом  можно  верно охарактеризовать  мгновенно  пережитое
островами превращение из ничего не стоящих в бесценные: _волшебство_.
     Да,  и к  моменту появления  в Гуаякиле  Джеймса  Уэйта там  уже успело
побывать,  по пути к островам, такое множество  интересующихся  естественной
историей,  желающих  увидеть  то,  что  видел  Дарвин,  и  ощутить  то,  что
чувствовал он, что к порту было приписано целых три прогулочных судна, самым
новым  из  которых  была  "Bahia  de  Darwin".  В городе  имелось  несколько
современных  туристских  отелей, новейшим среди  которых  был "Эльдорадо", а
также сувенирные магазины, модные лавки и рестораны для туристов, усеивавшие
от начала до конца улицу Дьес де Агосто.
     Однако вот какая штука: к приезду туда Джеймса Уэйта мировой финансовый
кризис, внезапный пересмотр людских представлений  о ценности денег, фондов,
акций, закладных векселей  и тому подобных  бумажек  подорвал  туристический
бизнес  не  только  в  Эквадоре,  но  и  практически  повсеместно.  Так  что
"Эльдорадо" оставался единственным еще открытым  отелем на весь Гуаякиль,  а
"Bahia de Darwin" - единственным прогулочным судном, которое было на плаву.

     "Эльдорадо" был  открыт лишь  как место сбора  для купивших  билеты  на
"Естествоиспытательский  круиз  века", поскольку владельцем  его была та  же
эквадорская фирма, которой принадлежал и корабль. Но в данный момент,  менее
чем за сутки до отплытия, на весь  двухсотместный отель  насчитывалось всего
шесть постояльцев, включая Джеймса Уэйта. Вот кто были остальные пятеро:
     *3енджи Хирогуши, двадцати девяти лет, японский компьютерный гений;
     Хисако  Хирогуши,  двадцати  шести  лет,  его глубоко беременная  жена,
преподаватель икебаны - японского искусства составлять букеты;
     *Эндрю Макинтош, пятидесяти пяти лет, американский финансист и искатель
приключений, обладатель огромного унаследованного им состояния, вдовец;
     Селена Макинтош, восемнадцати лет, его слепая от рождения дочь;
     И, наконец, Мэри Хепберн,  пятидесяти одного года, вдовая американка из
Илиума, штат Нью-Йорк,  которую в отеле еще  никто практически не видел, так
как,  прибыв накануне вечером  без сопровождения,  она не выходила из своего
номера на пятом этаже, куда ей доставляли еду.
     Те  двое, чьи имена  отмечены звездочкой, еще до захода солнца окажутся
мертвы. Это  условное обозначение в  дальнейшем будет не раз повторяться  на
протяжении  моего  рассказа,  давая  читателю  понять,  что  тому  или иному
персонажу  вскорости предстоит решающее дарвиновское  испытание  на  силу  и
живучесть.
     * Я тоже там присутствовал - но совершенно незримо.

5

     "Bahia de Darwin" был тоже  обречен, но еще не настолько,  чтобы против
его названия можно было ставить звездочку. Лишь через пять суток его машинам
предстояло смолкнуть навеки, и должно было минуть еще десять лет, прежде чем
он окажется на  океанском  дне. Это  было не  только самое новое,  большое и
быстроходное  прогулочное  судно,  приписанное  к  порту  Гуаякиль.  Корабль
специально предназначался для туристических круизов на Галапагосы, и, с того
самого момента,  как  был  заложен  его киль, предполагалось,  что  он будет
постоянно курсировать взад-вперед между портом и островами.
     Судно  было  построено  в МальмЈ, в  Швеции, при  моем собственноручном
участии. Смешанная команда из шведов и эквадорцев, доставившая его из МальмЈ
в Гуаякиль,  полагала, что  шторм, который им довелось перенести  по  пути в
Северной  Атлантике,  был первым  и последним  испытанием  бурными  водами и
ледяным ветром, выпавшим на долю этого корабля.
     Это был одновременно и плавучий ресторан, и лекторий,  и ночной клуб, и
отель на  сотню посадочных мест.  Судно  оснащено было радаром и сонаром,  а
также  электронным  навигатором,  который  непрестанно фиксировал  место его
нахождения  на поверхности земного шара с  точностью до ста метров. Оно было
настолько  автоматизировано,  что один человек,  стоя  на мостике, без чьей-
либо помощи в машинном  отделении  или на палубе,  был в состоянии запустить
машины, поднять якорь, лечь на  курс  и управлять кораблем,  словно легковым
автомобилем. Прибавьте к этому восемьдесят пять сточных туалетов, двенадцать
биде и телефоны в  каютах и на мостике, по которым через  спутник можно было
связаться с любой точкой мира.
     И еще телевизионную связь, так что пассажиры могли быть в курсе текущих
событий.
     Владельцы  судна, двое престарелых братьев-немцев,  живущих  в  Кито, с
гордостью заявляли,  что ему ни на мгновение не грозит  оказаться отрезанным
от остального мира. Не много же они знали.

x x x

     Длина корабля была семьдесят метров.
     Тогда  как  "Бигль",  на  котором  в  качестве внештатного  натуралиста
путешествовал Чарльз Дарвин, насчитывал всего двадцать восемь.
     При  спуске  "Bahia  de  Darwin"  со  стапелей  в  Мальмс  тысяче  стам
метрическим тоннам морской воды  пришлось потесниться, уступив место корпусу
судна. Меня к тому времени уже не было в живых.
     "Бигль", спущенный  в свое время на  воду в Фэлмете, в Англии, вытеснил
лишь двести пятнадцать метрических тонн.
     "Bahia de Darwin" был теплоходом с металлическим корпусом.
     "Бигль" же -  парусником, построенным из  дерева  и оснащенным  десятью
пушками для защиты от пиратов и дикарей.

x x x

     Два   более  старых   прогулочных   судна,   с  которыми   должно  было
конкурировать "Bahia de Darwin", вышли  из игры еще  до начала соревнования.
Места  на обоих  были забронированы под завязку на много месяцев вперед,  но
затем, из-за разразившегося финансового кризиса, посыпался  поток отказов. И
вот теперь они стояли на приколе в одной из заводей дельты, вне видимости со
стороны  города,  вдали  от  дорог  и  человеческого  жилья. Владельцы  -  в
предвосхищении  их долгого бездействия  - счистили с них всю  электронику  и
прочую ценную оснастку.
     В конечном счете,  Эквадор,  как  и  Галапагосские острова,  сложен был
главным образом из  лавы и  пепла и  не мог самостоятельно прокормить девять
миллионов своего  населения. Обанкротившись, он больше  не  имел возможности
закупать продовольствие  у стран, в изобилии наделенных почвой, поэтому порт
Гуаякиль стоял в запустении и люди начали умирать там голодной смертью.
     Ничего не поделаешь - бизнес есть бизнес.

x x x

     Соседние  Перу и Колумбия также были банкроты. Помимо "Bahfa de Darwin"
на рейде Гуаякиля находился только ржавый колумбийский сухогруз "San Mateo",
застрявший там из-за отсутствия  средств на покупку провианта и топлива.  Он
стоял на удалении  от  берега - и  уже очень долгое  время,  так  что на его
якорной цепи успел нарасти изрядный островок водорослей. Такой величины, что
слоненок вполне мог бы добраться на нем до Галапагосских островов.
     Мексика,  Чили,  Бразилия и Аргентина тоже были объявлены банкротами  -
равно  как Индонезия, Филиппины, Пакистан, Индия, Таиланд, Италия, Ирландия,
Бельгия,  Турция. Целые нации оказались  внезапно в том же положении, что  и
"San Mateo",- не  в состоянии  приобрести на свои бумажные или металлические
деньги,  ни под  долговые обязательства, даже предметы первой необходимости.
Те,  кто  обладал какими-либо необходимыми для жиз- неподдержания  товарами,
отказывались  уступать  их  за деньги  -  все  равно, соотечественникам  или
иностранцам.  Они вдруг получили  возможность  сказать людям,  чье состояние
имело лишь бумажное выражение: "Эй, вы, идиоты, очнитесь.  С чего вы решили,
что бумага может иметь какую-то ценность?"

x x x

     На  земном шаре  оставалось  еще  достаточно  пищи,  горючего и  прочих
запасов для всех его обитателей, сколь многочисленны  они ни  были,-  однако
все новые и новые миллионы их начинали приближаться к  голодной смерти. Даже
самые  здоровые из них могли обходиться без еды не  более сорока дней, после
чего им наступал конец.
     И  голод  этот   был  столь   же   очевидно  продуктом   переразвитости
человеческого мозга, как и Девятая симфония Бетховена.
     Все дело заключалось  в  головах людей. Они просто изменили свой взгляд
на  бумажное богатство, но по  практическим своим последствиям  перемена эта
могла  сравниться  с  прямым  попаданием   в  Землю   метеорита  размером  с
Люксембург, от которого планета сошла бы с орбиты.

6

     Этот  финансовый  кризис, какой ни за что  не  может разразиться в наши
дни,  был последней в ряду гибельных катастроф двадцатого века, зародившихся
исключительно  в  человеческом мозгу. При  виде  того насилия,  которое люди
творили над собою самими, друг над другом и над всем живым вообще,  пришелец
с  другой планеты имел  бы  основание предположить, что  в самой  окружающей
среде что-то пошло наперекосяк и человечество обезумело перед лицом Природы,
которая собирается истребить его.
     Однако в действительности Земля тогда, миллион лет назад, бьыа столь же
богата влагой и плодоносна,  как и сегодня,- и в этом  отношении ей  не было
равных на всем протяжении Млечного Пути. Изменилось лишь представление людей
о ней.
     К чести  человечества, каким  оно было в ту пору, следует сказать:  все
большее  число людей  признавало  свои  мозги  безответственным, ненадежным,
страшно опасным и совершенно непрактичным инструментом  - словом,  никуда не
годными.
     В микрокосме отеля "Эльдорадо", к примеру, вдова Хепберн, завтракавшая,
обедавшая  и ужинавшая  в своем  номере,  в  тот  день вполголоса проклинала
собственный  мозг   за  совет,   который  тот  ей   подбрасывал:   совершить
самоубийство.
     "Ты  мой  враг,-  шептала она.- С  какой стати  я должна носить в  себе
такого  страшного  недруга?"  Она  четверть   века  преподавала  биологию  в
государственной  средней  школе  города  Илиум,  штат  Нью-  Йорк  (ныне  не
существующий),  и  потому  ей была  известна  странная легенда  об  эволюции
вымершего к тому времени существа, которое люди  назвали "ирландским лосем".
"Будь у  меня  возможность  выбирать  между таким  мозгом, как ты, и  рогами
ирландского лося,- обратилась она к своей центральной нервной системе,- я бы
предпочла рога".
     Рога же этих животных зачастую  бывали  размером  с люстру в  банкетном
зале.  Они  были потрясающим примером  того  -  любила  она  повторять своим
ученикам,- как терпима может  быть  природа по отношению к очевидно  нелепым
ошибкам эволюции. Ирландский лось  просуществовал  два  с половиной миллиона
лет - несмотря на то,
     что рога его были чересчур неуклюжи для  орудия самообороны и мешали их
владельцам искать корм в гуще леса и зарослях кустарника.

x x x

     Мэри  также   учила   школьников,  что  человеческий   мозг   -   самое
восхитительное устройство для выживания, созданное  эволюцией.  И вот теперь
ее  собственный большой мозг внушал ей снять полиэтиленовый чехол с красного
вечернего  платья,  висящего  в  шкафу ее гостиничного номера в Гуаякиле,  и
плотно обмотать его себе вокруг головы, дабы перекрыть поступление кислорода
в клетки.

x x x

     Накануне, в аэропорту, ее замечательный  мозг  надоумил  ее препоручить
чемодан   со  всеми  туалетными  принадлежностями  и  одеждой,  которые  так
пригодились бы ей в гостинице, носильщику, оказавшемуся на поверку вором. То
была  ее  ручная  кладь,  прибывшая  вместе  с нею  рейсом Кито-Гуаякиль.  К
счастью, в ее распоряжении  оставалось содержимое второго  чемодана, который
она предпочла  не  брать с  собою, а сдать  в багаж,-  в том числе  вечернее
платье, висевшее  теперь в шкафу  и предназначавшееся для выходов в свет  во
время  плавания  на "Bahia  de Darwin".  Кроме него  в  чемодане  находились
водолазный  костюм, ласты  и маска для подводного плавания, два  купальника,
пара  грубых туристских ботинок и комплект полевой формы морских  пехотинцев
США - из числа оставшихся с войны излишков - для вылазок на берег, который в
данный  момент и был на  ней.  Что  до  брючного костюма, бывшего на пей  по
прилете из Кито, то она,'под  влиянием опять- таки  своего увесистого мозга,
отдала его в чистку,  доверившись печальноокому управляющему отеля,  который
пообещал, что костюм будет возвращен ей чистым наутро, к завтраку. Однако, к
вящему замешательству управляющего, костюм также исчез.
     Но  самый большой подвох, устроенный  ей ее мозгом - не  считая  совета
покончить  самоубийством,- заключался  в  том, что  ему удалось  убедить  ее
приехать  в  Гуаякиль,  вопреки  всем  известиям   о  разразившемся  мировом
финансовом кризисе и почти полной  уверенности, что "Естество-испытательский
круиз века",  билеты на который всего лишь месяц тому назад  были  полностью
раскуплены, будет отменен за отсутствием пассажиров.
     Ее   колоссальный   мыслительный   аппарат  способен  был  проявлять  и
мелочность. В данный момент он не разрешал  ей  спуститься вниз  в десантной
форме на том основании,  что все  - хотя  отель  был практически безлюден  -
станут потешаться, увидя ее в таком одеянии. Рассудок твердил ей: "Они будут
покатываться со смеха за твоей спиной и считать тебя  сумасшедшей и  жалкой.
Жизнь  твоя  все равно кончена. Ты  потеряла мужа  и  свою преподавательскую
работу, и у  тебя нет ни детей, ни кого бы то ни было еще, ради  кого стоило
бы  жить.  Так что давай-ка  избавься  от своего  унизительного положения  с
помощью  чехла  от   платья.   Что  может  быть   легче?   Что  может   быть
безболезненнее? Что может быть разумнее?"

x x x

     Отдадим должное ее мозгу: не  его вина, что 1986  год обернулся для нее
так  отвратительно.  А  начинался  год  так многообещающе,  муж  Мэри,  Рой,
казалось, находился  в  добром  здравии  и  прочно  занимал  свою  должность
техника-смотрителя на "ДЖЕФФКо",  главной фабрике Илиума; директор устроил в
ее  честь  банкет  и   вручил  медаль  "За  выдающийся   25-летний  вклад  в
преподавание",  а  школьники  в  двенадцатый  раз  подряд  избрали ее  самым
популярным учителем года.
     Помнится, встречая Новый год, она произнесла: "Ах, Рой! Нам есть за что
быть  благодарными  судьбе: мы  так  счастливы по  сравнению  с большинством
других людей. Я готова заплакать от счастья!"
     А он, сжав ее  в объятиях, ответил: "Что  ж, давай поплачь..."  Ей  был
пятьдесят  один год, а ему - пятьдесят девять. Оба были большими  любителями
отдыха на свежем  воздухе: туризма,  лыжного спорта,  альпинизма, гребли  на
каноэ,  бега,  велосипедных  прогулок, плавания  -  поэтому  фигуры  их были
по-юношески  стройными.  Ни  та,  ни другой  не курили  и  не пили; питались
преимущественно свежими фруктами  и овощами,  разнообразя  время  от времени
свое меню рыбой.
     С деньгами они обращались умело, обеспечивая своим сбережениям такое же
- в финансовом смысле - здоровое питание и упражнения, как и себе самим.
     Рассказ Мэри о ее  и Роя мудрости в денежных делах, безусловно, глубоко
взволновал бы Джеймса Уэйта.

x x x

     И  действительно, Уэйт,  сей обиратель вдов,  сидя в  баре "Эльдорадо",
размышлял  о Мэри Хепберн -  хотя  еще  ни разу не успел с ней встретиться и
выяснить наверняка, насколько та  обеспечена.  Ее имя  он  увидел  в журнале
регистрации и не преминул расспросить о ней молодого управляющего отелем.
     То  немногое, что  управляющий сумел  ему  поведать, пришлось Уэйту  по
душе. Этой не спускавшейся со своего этажа  учительнице, робкой и одинокой -
хотя она и была моложе  всех тех, кого он окручивал и пускал  по миру до сих
пор,- похоже, самой природой назначено было пасть его жертвой. Он  застигнет
ее врасплох во время "Естествоиспытательского круиза века".

x x x

     Здесь я позволю себе вставить личное наблюдение: еще будучи  в живых, я
сам часто получал от своего увесистого мозга советы, которые, с точки зрения
моего  благополучия  - да если  уж на  то  пошло, и благополучия  всего рода
человеческого,-   можно  было   охарактеризовать   как,   мягко   выражаясь,
сомнительное. Вот вам пример: он толкнул меня пойти служить в морскую пехоту
и отправиться воевать во Вьетнам.
     Спасибо ему за это большое.

7

     Национальные  валюты  всех  шести  постояльцев  "Эльдорадо"  - четверых
американц