че[36] -- гость, стоящий с краю,  тихо обращается  к
своему  соседу: "Я не  люблю мучаться с этими  свадьбами.  Я  просто  нахожу
женщину, которая меня ненавидит, и даю ей дом".
     Наблюдая,  как жених  целует невесту,  собеседник Сотто Воче  отвечает:
"Все женщины -- психопатки. Все мужчины -- сопляки".
     Почтенного старого слугу семьи, плачущего горючими слезами за пальмой в
кадке, зовут Скротум[37].

     Монику до сих пор мучает  загадка, кто же оставил зажженную  сигару под
датчиком задымления в картинной галерее академии за несколько минут до того,
как  закончился  "подарочный червонец". Это  было девять с лишним лет назад!
Кто знает? Что будет,  если мы это узнаем? А что будет, если  мы узнаем, что
такое белое вещество в птичьем дерьме?
     Что Килгор Траут сделал с сигарой? Он потушил ее, раздавил о блюдце. Он
давил и давил ее, как будто она была в ответе не только за включение датчика
задымления, но и за  все то, что творилось  снаружи.  Так сам Траут объяснял
Монике и мне.
     "Смазывают то колесо, которое громче скрипит", -- сказал он.

     Он сказал, что осознал абсурдность того, что делает, лишь  тогда, когда
снял со стены картину, чтобы  сбить углом  рамы датчик,  В этот самый момент
датчик замолчал по собственной воле.
     Траут повесил картину обратно и даже проверил, висит ли она ровно. "Мне
почему-то казалось  важным  повесить  картину ровно,  --  сказал он,  --  на
правильном расстоянии от остальных. Так я мог внести хоть малость  порядка в
эту беспорядочную Вселенную. Я был рад, что мне выпала такая возможность".
     Он возвратился в холл, надеясь, что вооруженный охранник пришел в себя.
Но Дадли  Принс по-прежнему стоял как истукан,  все еще полагая, что если он
пошевелится, то снова окажется в тюрьме.
     Траут  снова  обратился  к нему:  "Очнись! Очнись!  У тебя  снова  есть
свобода воли, а надо столько сделать!" В таком вот роде.
     Ноль эффекта.
     Тут  на Траута снизошло  вдохновение.  Вместо  того чтобы рекламировать
свободу воли, в которую он сам не верил, он сказал вот что: "Ты  был  болен!
Теперь ты снова здоров. Ты был очень болен! Теперь ты снова в порядке".
     Эта мантра сработала.
     Траут мог  бы стать великим рекламным агентом. То  же самое говорили об
Иисусе Христе. Основой  любой рекламной  кампании служит обещание, в которое
можно поверить. Иисус  обещал лучшую жизнь после  смерти. Траут обещал то же
самое здесь и сейчас.
     Дадли  Принс начал медленно превращаться  из истукана в человека. Траут
помогал ему  в этом, советуя сгибать руки  и ноги,  высовывать язык,  качать
головой и так далее.
     Траут,  у которого никогда не было свидетельства о среднем образовании,
тем не менее стал настоящим доктором Франкенштейном!



47

     У  моего  дяди  Алекса  Воннегута,  который   говорил,  что,  когда  мы
счастливы, нам следует громко  выражать  свой восторг,  была жена, тетя Рей.
Она  считала  его  круглым  идиотом. Идиотом  его,  вероятно,  считали  и  в
Гарварде, с  самого  первого  курса.  На  первом  курсе дяде  Алексу  задали
сочинение  на тему "Почему я  приехал  учиться в  Гарвард из такого далекого
Индианаполиса".  Дядя  обожал  рассказывать,  что  главная  мысль его  опуса
сводилась к следующему: "Потому что мой старший брат учится в Массачусетском
технологическом".
     У него не было детей. Он не держал дома оружие. Зато у него  было много
книг, и он все время покупал  новые и давал мне почитать  те, которые считал
достойными. Когда он хотел прочесть мне вслух тот или иной особенно  удачный
отрывок  из  какой-нибудь  книги,  ему приходилось  устраивать  многочасовые
поиски. Дело было вот  в чем: его  жена, тетя Рей, о которой говорили, что в
ней есть  что-то  от  художника,  расставляла  книги  по  полкам так,  чтобы
совпадали размеры томов, цвет обложки и тиснение на корешке.
     О  сборнике эссе своего возлюбленного  Х.Л.Менкена он  мог  бы сказать:
"Кажется, книга была зеленая, примерно такой высоты".

     Его  сестра,  а для меня тетя Ирма, однажды сказала  мне -- я  уже  был
достаточно взрослый:  "Все  мужчины  в  семье  Воннегутов  до  смерти боятся
женщин". Ее братья боялись ее как огня, это уж точно.

     Послушайте. То, что  мой дядя Алекс закончил Гарвард, не  было для него
победой  в дарвиновской войне  с собратьями по виду. Его отец  -- архитектор
Бернард Воннегут -- отправил его туда просто, чтобы он "окультурился", и ему
это,  безусловно, удалось,  хотя  потом он и  оказался под каблуком у жены и
стал всего лишь страховым агентом.
     Я бесконечно благодарен ему, а также  -- опосредованно -- тому, чем был
когда-то  Гарвард, за то,  что я  умею находить в хороших  книгах,  иной раз
очень смешных, что-то, что придает жизни смысл, несмотря ни на что.

     Складывается представление, что книги, какими их любили  я и дядя Алекс
-- незапертые коробки на  петлях, в которых лежат листы бумаги с чернильными
пятнышками, -- устарели. Мои внуки уже многое прочитывают с видеоэкрана.
     Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, подождите минуточку!
     Когда  книги  только  что  придумали,  они были такими  же  практичными
приспособлениями для хранения и передачи информации, как и  последние чудеса
из Силиконовой долины, хотя они и были изготовлены из едва-едва обработанных
растений,  растущих  в  лесах  и  полях,  и  шкур  животных.  Но  по  чистой
случайности -- ведь никто ничего не рассчитывал заранее -- оказалось, что их
вес,  их внешний вид, что  у  них  нужно переворачивать страницы, заставляют
наши руки и глаза, а  затем  уже и  ум  и душу отправляться в некое духовное
приключение. Мне было бы жаль, если мои внуки не смогут туда отправляться.



48

     Мне  кажется очень  симптоматичным, что  величайший поэт  и  величайший
драматург нашего  столетия в один голос отрицали, что они родом со  Среднего
Запада, и особенно, что они родом из Сент-Луиса, штат Миссури, Я имею в виду
Т.  С.  Элиота,  который  под  конец  жизни  говорил  и  писал  как  вылитый
архиепископ  Кентерберийский, и Теннесси Уильямса, выпускника Вашингтонского
университета  Сент-Луиса  и  Университета  Айовы,  который под  конец  жизни
говорил и писал как вылитый Эшли Уилкс из "Унесенных ветром".
     Нет, конечно, Теннесси Уильяме родился в Миссисипи, но семи лет от роду
он  переехал  в  Сент-Луис.  И он сам  взял себе  имя  Теннесси,  когда  ему
исполнилось двадцать семь лет. До этого его звали Том.

     Килгор Траут  родился  в  больнице  на Бермудах. Там  его отец  Реймонд
собирал    материал   к   своей    докторской   диссертации   о   бермудских
орланах-белохвостах.  Единственное  сохранившееся  гнездовье  этих  огромных
синих птиц, самых больших из всех  морских летающих хищников, находилось  на
Скале Мертвеца,  лавовом  островке в  самом  центре знаменитого  Бермудского
треугольника. Кроме орланов, на острове никто не жил. Траут был зачат именно
на Скале Мертвеца -- там его родители провели медовый месяц.
     Самое интересное с этими орланами было то,  что в ускоренном сокращении
их  популяции  были  виновны  самки  орланов,   а  не,  скажем,  люди.  Дело
происходило так.  На  протяжении примерно тысячи лет самки откладывали яйца,
высиживали их, а потом учили птенцов летать, спихивая их со скалы.
     Но   когда   на  остров  приехал  соискатель  ученой  степени   доктора
биологических наук Реймонд Траут со  своей супругой, он обнаружил, что самки
решили ускорить  процесс. Они так же спихивали  птенцов со  скалы, но теперь
делали это прежде, чем те успевали вылупиться.

     Так  отец  Килгора  Траута  по  счастливой  случайности стал  благодаря
инициативе  самок  бермудского орлана-белохвоста специалистом  по механизмам
эволюции, управляющим судьбой видов, механизмам  иным, нежели  бритва Оккама
или дарвиновский естественный отбор.
     Поэтому не могло быть и речи о том, чтобы семья Траутов не провела лето
1926   года    на    берегу   озера   Разочарование   в   провинции    Новая
Шотландия[38] вместе  с маленьким Килгором. Ему тогда было девять
лет. В тех местах жила особая  популяция  дятлов Далхузи. Эти дятлы  бросили
долбить деревья -- это же такой тяжкий труд -- и вместо этого стали питаться
мушками, живущими на оленях и лосях.
     Дятлы Далхузи -- это самые обыкновенные дятлы. Ареал распространения --
восток  Канады,  от  Ньюфаундленда  до  Манитобы и  от  Гудзонова залива  до
Детройта, штат  Мичиган. Но только дятлы с озера Разочарование,  с такими же
хохолками,  спинками и окрасом,  как и  у остальных,  перестали  по старинке
добывать  жучков  "в  поте лица своего", выклевывая их  по одному из  ходов,
которые жучки прогрызают в стволах деревьев.
     Впервые  дятлов  застали за поеданием мушек в 1916 году, когда в другом
полушарии бушевала  Первая  мировая война.  С тех  пор никто  не  исследовал
дятлов  Далхузи  с  озера  Разочарование.  Причина  этому  следующая. Облака
прожорливых мушек, по  словам Траута, очень похожие на смерчи  в  миниатюре,
сделали место обитания дятлов Далхузи непригодным для жизни человека.

     Итак, семья  Траута провела лето  именно там. С утра до ночи, какой  бы
жаркой ни была погода, они не снимали с себя одежду пчеловодов --  перчатки,
рубашки  с  длинным  рукавом,  подвязанные  на  запястьях,  длинные   штаны,
подвязанные на коленях, широкополые шляпы с сетками.  Им нужно было защитить
свои головы и шеи. Отец, мать и сын таскали оборудование, тяжелую камеру для
съемок и треногу по болотистыми участкам, впрягшись в телегу.
     Доктор Траут собирался заснять самых обычных дятлов Далхузи, совершенно
таких же по  виду, как остальные,  но долбящих спины оленей  и лосей,  а  не
стволы  деревьев.  Уже  этих съемок будет  достаточно,  чтобы  доказать, что
низшие  животные  могут  эволюционировать  не  только   биологически,  но  и
культурно. Рассматривая отснятое Траутом, можно было подумать, что  какая-то
птица  из  стаи была  своего  рода  Альбертом  Эйнштейном среди  дятлов. Она
хорошенько подумала и доказала, что мушки  ничуть не менее съедобны, чем то,
что можно вытащить из древесных стволов.

     Ну  да  не тут-то  было!  Доктора Траута ждал грандиозный сюрприз. Мало
того,  что дятлы  с  озера  Разочарование были до тошноты жирные  и  поэтому
служили легкой добычей для хищников. Они еще  и  взрывались! Споры древесных
грибов,  росших  рядом с  гнездами дятлов  Далхузи,  стали источником  новой
болезни  кишечного  тракта разжиревших  птиц. Они  реагировали с  некоторыми
химическими элементами, содержавшимися в телах поедаемых дятлами мушек.
     Гриб  начинал  жить   внутри  птиц,  и  в  какой-то  момент  количество
выделяемой  им  двуокиси  углерода  достигало  критической  точки,  и  птица
взрывалась! Один такой дятел, возможно последний  из тех, что Траут наблюдал
во время своего  эксперимента на озере Разочарование, взорвался спустя год в
центральном парке города  Детройт,  штат Мичиган,  спровоцировав беспорядки,
которых давно уже не видели в Автомобильном городе[39].



49

     Однажды  Траут  написал  рассказ  о  беспорядках.  Они  происходили  на
планете, вдвое  большей, чем Земля, вращавшейся вокруг звезды под  названием
Пьюк, белого гиганта. Было это два миллиона лет назад.
     Как-то  я  и  мой  старший  брат   Берни  зашли  в  Американский  музей
естественной  истории в  Нью-Йорке.  Было это за много лет до катаклизма.  Я
спросил его  тогда, верит  ли он в дарвиновскую  теорию эволюции. Он сказал,
что верит.  Я  спросил почему,  и  он ответил:  "Потому что больше ничего не
остается".
     Реплика Берни напомнила  один очень старый  анекдот сродни анекдоту про
"Дин-дин-дон, мать твою так!". Один парень  собрался пойти поиграть в карты,
а его друг говорит ему, что играть с ним  будут  нечестно.  Парень отвечает:
"Да, я знаю, но больше ничего не остается".

     Я слишком  ленив, чтобы привести точную цитату, но английский  астроном
Фред Хойл сказал что-то вроде того, что вера в  дарвиновскую теорию эволюции
мало отличается  от  веры  в то,  что если на  заводском  складе  поднимется
ураган, то  из  летающих  в  воздухе  запчастей  может  сам собой  собраться
"Боинг747".
     Не важно, как уж  там с теорией  эволюции,  но скажу вам,  что жирафы и
носороги выглядят по-дурацки.
     По-дурацки выглядят  и  люди с  мозгами,  "младшим  братом"  и  другими
частями тела. Потому  выглядят,  что они ненавидят жизнь, хотя притворяются,
что любят  ее,  и ведут  себя соответственно. "Пристрелите меня  кто-нибудь,
пока я счастлив!!!"

     Килгор  Траут,  сын  орнитолога,  написал   в   книге  "Десять  лет  на
автопилоте":   "Фидуциарий   --  это  выдуманная  птица.   Она  никогда   не
существовала  в природе, никогда не могла  существовать, и не  будет никогда
существовать".
     Траут был  единственным человеком,  которым говорил, что  фидуциарий --
это птица. Существительное (от латинского fiducia -- доверие, вера) на самом
деле  определяет  особь  вида  Homo  sapiens,  которая  хранит имущество,  в
настоящее время  и основном  бумажные или  электронные эквиваленты сокровищ,
принадлежащее другим людям, а также средства, принадлежащие правительствам.
     Такая особь не может существовать, и все из-за мозгов, "младшего брата"
и прочего. Поэтому сейчас, летом 1996 года, вне зависимости, до  катаклизма,
после ли, среди нас живут бесчестные  держатели капитала, мультимиллионеры и
мультимиллиардеры, которым интереснее бросать деньги  на ветер, чем  тратить
их на создание рабочих мест, на обучение людей, которые могли бы работать на
этих  местах, на воспитание молодежи и  заботу о стариках, на то, чтобы  все
чувствовали себя удобно и в безопасности.
     Ради  Бога,  давайте  поможем  нашим  перепуганным  до смерти собратьям
пройти через это, что бы это ни было.

     Зачем тратить деньги  на  решение проблем? Затем, что деньги для  этого
придуманы.
     Надо  ли  перераспределить заново богатство нации? Оно  каждую  секунду
заново  перераспределяется между очень небольшим числом людей, причем  самым
бесполезным образом.

     Отмечу,   что   мы   с  Траутом   никогда   не  использовали  точку   с
запятой[40].  Она  ничего  не делает,  ничего  не значит.  Она --
гермафродит-трансвестит.

     Да,  и  любая  мечта  о  заботе  о  людях  может  оказаться   таким  же
гермафродитом-трансвеститом,  не  имеющим  понятия, как поддержать человека,
как  стать  ему другом. А в  большой  семье это возможно,  в  большой  семье
сочувствие и  жалость к ближнему приживаются, чего нельзя сказать о  великих
нациях,  В большой  семье  фидуциарий вовсе не такая  выдуманная птица,  как
птица Рок или птица Феникс.



50

     Я  настолько  стар,  что  помню времена, когда слово  "срать"  казалось
настолько  неприличным,  что  ни  одно  приличное  издательство  его  бы  не
напечатало.
     Таким  же  неприличным,  да еще и  подрывным словом,  которое, впрочем,
можно  было произносить в  приличной компании  -- при  условии, что  в  тоне
говорящего звучали неприкрытый страх и отвращение, -- было слово  коммунизм.
Оно  означало  вид  деятельности,  которой  представители  отсталых  народов
занимаются не реже, чем срут.
     Поэтому можно  прямо сказать, что  сатирик  Пол Красснер проявил редкое
остроумие,  когда  во время  Вьетнамской  войны,  которая  была  откровенным
сумасшествием,  стал  печатать  красно-бело-синие  наклейки   на  бамперы  с
надписью  "КОММУНИСТЫ ПРООРУТ!"  Кто  бы еще нашим ханжам-патриотам подложил
такую свинью!

     Я,  конечно,  понимаю,  что  широко  распространенное по  сию  пору  и,
возможно,  пребудущее  во  веки веков отвращение  к слову коммунизм является
здравой  реакцией на  жестокости и  идиотизм  советских диктаторов,  которые
называли  себя  --  как-как?  -- коммунистами,  видимо,  по примеру Гитлера,
который называл себя -- как-как? -- христианином.
     Однако мне, как и всем тем,  чье детство пришлось на Великую депрессию,
все еще кажется очень несправедливым объявлять это  слово неприличным только
из-за   того,  что   те,  кто  называл  себя  коммунистами,  были  кровавыми
преступниками. Для нас это  слово означало  только лишь возможный  достойный
ответ на зверства людей с Уолл-стрит.

     Кстати, слово  социалист  дало третье С  в СССР,  так что  и  со словом
социализм нам следует проститься, как прежде со словом коммунизм, и вместе с
ним проститься с душой Юджина Дебса из Терре-Хота, штат  Индиана, где лунный
свет залил Уобаш[41]. С полей доносится запах свежего сена.
     "Пока хоть одна душа томится в тюрьме -- я не свободен".

     Великая   депрессия  была   временем,  пригодным  для  обсуждения  всех
вариантов альтернативы зверствам людей с Уолл-стрит. Они неожиданно разорили
массу фирм, в том числе и банки.  Крах Уоллстрит оставил миллионы и миллионы
американцев без  денег. Им  не на что было  есть, не на  что купить  одежду,
нечем заплатить за ночлег.
     И что с того?
     Это  было  почти  сто  лет назад, если считать  "подарочный  червонец".
Следствие  окончено,  забудьте! Почти все,  кто  был  тогда жив,  сейчас  --
мертвее дохлой кошки. Счастливого социализма в раю!
     Что  важно,  так это то, что днем 13  февраля  2001  года Килгор  Траут
излечил  Дадли Принса от посткатаклизменной апатии. Траут  пытался заставить
его  сказать  хоть  что-нибудь,  хотя  бы  что-нибудь  бессмысленное.  Траут
предложил  ему  попытаться  сказать  "Я клянусь в  верности  флагу" или  еще
что-нибудь, чтобы Дадли смог убедиться, что его судьба снова у него в руках.
     Поначалу  у  Принса заплетался  язык. Он не  стал  клясться  в верности
флагу, он дал понять, что пытается  разобраться в том,  что сказал ему Траут
за последние минуты. Дадли сказал: "Ты говорил, что у меня что-то есть".
     "Ты был болен, но  теперь ты снова в порядке,  и надо столько сделать",
-- сказал Траут.
     "Нет,  до этого, --  сказал  Принс. -- Ты  говорил,  что у  меня что-то
есть".
     "Забудь об этом, -- сказал Траут. -- Я был не в себе. Это не важно".
     "Я все-таки хочу знать, что такое у меня есть", -- сказал Принс.
     "Я сказал, что теперь у тебя снова есть свобода воли", -- сказал Траут.
     "Свобода  воли,  свобода  воли, свобода  воли,  --  повторил  Принс  со
странным изумлением на лице. -- Я все пытался понять, что у меня такое есть.
Теперь я знаю, как это называется".
     "Пожалуйста, забудь  о  том, что я  сказал,  --  сказал  Траут. -- Надо
спасать людей!"
     "Знаешь, что  я  попрошу тебя сделать с этой свободой воли?" -- спросил
Принс.
     "Нет", -- ответил Траут.
     "Засунь ее себе в задницу", -- сказал Принс.



51

     Когда  я  сравнил  Траута, приводящего в  чувство Дадли Принса  в холле
Американской академии искусств и словесности, с доктором Франкенштейном,  я,
естественно,  имел в виду  антигероя  романа  "Франкенштейн, или Современный
Прометей" Мери Уоллстонкрафт Шелли, второй жены английского поэта Перси Биши
Шелли. В этой книге  ученый Франкенштейн сшил вместе куски тел разных людей.
Получился человек.
     Франкенштейн   пытался  оживить  его  с  помощью  электрического  тока.
Результаты, описанные в книге, прямо противоположны тем, которые достигаются
в реальности  в  американских  тюрьмах  с  помощью  настоящих  электрических
стульев.  Большинство  людей думают, что Франкенштейн -- это монстр. Монстра
зовут иначе. А Франкенштейн -- ученый.

     В  греческой мифологии Прометей сотворил из глины  первого человека. Он
украл  с  небес  огонь  и  дал  его  людям,  чтобы  они  могли  обогреться и
приготовить еду, а вовсе не для того, как полагают некоторые, чтобы взрывать
к такой-то матери этих маленьких желтых ублюдков в японских городах Хиросима
и Нагасаки.
     Во  второй  главе  моей чудесной  книги,  которую  вы сейчас читаете, я
упоминал о памятной церемонии в церкви  Чикагского университета, посвященной
пятидесятой годовщине атомной бомбардировки Хиросимы. Я ска