тоже
хотелось бы ощутить спокойствие и уверенность. Он имеет право: ведь он сидит
за столиком ресторана под сводами Рабад-центра... наблюдает, как хрустальная
вода изливается из глотки серебряного дельфина... тянет горечь шараб-колы...
окружен безмятежием праздничной толпы... Увы - вместо уверенности и покоя он
чувствовал только  раздражение  и  озабоченность.  Он  старался не  думать о
Насте,  но это  никак не получалось. Вот  сейчас она вернется домой - а  его
нет.  Он представил,  как Настя растерянно  стоит в дверях, повторяя: "Леша!
Леша!.."  -  а отзывается  только  куцее эхо. Ну  потерпи!  Пожалуйста!..  -
повторял Найденов про себя, не замечая, что губы непроизвольно проговаривают
каждое слово. - Пойми, я должен был так  сделать!  Иначе бы ты запутала меня
своей любовью,  заморочила  бы...  и  я не смог попасть  на  кисмет-лотерею!
Только не говори, что я тебя обманул. Ты сама уехала. Но неважно, не  в этом
дело. Я вернусь через три часа. И никогда потом, никогда... веришь? Разве ты
можешь подумать,  что я  хочу оставить тебя одну в этом сумасшедшем мире? Не
нужно,  не  плачь.  Я  скоро  вернусь.   Если  бы  я  хоть  на  секунду  мог
предположить, что  рискую тобой, рискую тем, что могу оставить тебя одну,  -
разве я пошел бы за их погаными деньгами?! Я точно знаю: все будет хорошо.
     Деньги, проклятые деньги.
     Все   вокруг   думали   о  деньгах.  Здесь,  под   хрустальной   крышей
Рабад-центра, было  особенно  понятно:  деньги  пропитывали  окружающий мир,
сочились  по тонким канальцам жизни,  и нельзя было найти хотя бы  сантиметр
пространства, где бы не блуждали их всепроникающие флюиды.
     Шараб-кола приятно ударила в голову.
     Что делать  -  мир принадлежит богачам и бизнесменам.  Что остается?  -
остается   быть  спокойным.   Биржевые   сводки.   Недвижимость.   "Западная
сталелитейная". Ха-ха. Болтайте себе. О недвижимости.  Об акциях... "Когда я
слышу ваши обычные  речи богачей и дельцов, на  меня  нападает тоска,  и мне
становится жаль вас...  Потому  что  вы думаете,  что дело делаете,  а  сами
только напрасно время  тратите. Вы же, может быть, считаете несчастным меня,
и я допускаю,  что вы правы; но что несчастны вы - это я не то что допускаю,
а знаю твердо..."
     Вот так. И ни шагу назад.
     Ладно, пора.
     Вздохнув, он вытряс на язык последние капли и хотел уже было подняться,
когда со стороны Восточных ворот показалась довольно шумная процессия.
     Впереди,  повизгивая  по базальту  стальными подшипниками своей  тачки,
по-обезьяньи   размашисто   отталкиваясь   подбитыми   резиной   деревянными
толкушками и оставляя за собой шлейф  тяжелого  запаха, грубо  перебивающего
тонкие ароматы дорогой косметики и снеди,  ехал широко улыбающийся безногий.
Он победительно  озирался  и  то и дело вздымал  кверху правую  руку,  чтобы
угрожающе потрясти толкушкой.
     За ним шагали три насупленных  подростка.  Левый нес  барабан, отчаянно
выколачивая немудреный ритм побудки. Правый надувал щеки и  прерывисто дудел
в горн, извлекая из  него  не  вполне  приличные звуки.  Центральный,  самый
нахмуренный, наклонно держал обеими руками красный флаг, пересеченный черной
полосой, на которой виднелись белые буквы - КСПТ.
     За подростками  шагали трое мужчин.  Один был простоволос (поблескивала
плешь), другой в кепке, третий - в чалме.
     Следом шествовала  группа человек в сто  пятьдесят. Семеро первых несли
перед собой, растянув во всю длину, метровой  ширины кумачовую ленту. На ней
колыхалась надпись:  "Ресурс революции не исчерепан!" Найденов не мог понять
ее  смысла, пока не сообразил, что в последнем слове допущена ошибка. Дальше
тут  и  там торчали  над  головами картонные  транспаранты.  Рисунки на них,
похоже, делались второпях. Круги, полосы... вот чья-то безухая  голова вроде
капустного кочана...  от  нее черта кверху - веревка, что ли?..  Вот  что-то
вроде разлапистой  молнии,  бьющей в пузо  запрокинутому медвежонку -  а  на
самом деле,  наверное, не медвежонок,  а жирный человек. Земной шар с "КСПТ"
на  месте Евразии?  Еще на одном крупно написано в сухом  телеграфном стиле:
"Клику Барабаша ответу". Дальше - "Не  хватит  совести  хватит фанарей". Вот
еще: "Прикратите издиватся".
     Справа  и  слева от  процессии с  таким  видом,  будто не имели  к  ней
никакого отношения,  шагали мамелюки. Большей  частью в антитеррористическом
облачении  -  серебристый  форспластовый скафандр, выдерживающий  выстрел из
крупнокалиберного скорчера, закрытый стеклокерамический шлем  с  окошечками,
смахивающий на водолазный, электрошоковая дубинка в руках.
     Замыкали  шествие фургончик  "скорой  помощи"  и  желто-синяя  машина с
зарешеченными окошками заднего отделения - по-видимому,  на случай возможных
задержаний. Мигалка на  крыше  медленно вращалась, то  и  дело  касаясь  лиц
тревожным синим лучом.
     Дойдя  до  фонтана,  то  есть  оказавшись  метрах  в двадцати  пяти  от
ресторанной  террасы, один из тех трех мужчин, что следовали непосредственно
за подростками  и,  судя по  всему,  руководили  манифестацией,  обернулся и
повелительно вскинул руку.
     Процессия остановилась.
     Мужчины недолго посовещались.  Затем один поправил кепку  на  голове, а
два  других  (в  чалме и  лысый)  помогли ему  взобраться  на мраморный борт
фонтанной  чаши.  Найдя   опору  в  виде  дельфиньего  плавника  и   кое-как
утвердившись,  он  поднес  ко  рту мегафон,  и  тот  далеко разнес  голос  -
потрескивающий, но исполненный свойских интонаций:
     - Ближе,  ближе  подходите... Кузьмич,  подгони  своих.  Ребятки, ну-ка
развернитесь. Знамя в середину. Что вы там с ним, как с целкой! Вот так...
     Отнес руку с  мегафоном в сторону и откашлялся, держась  за грудь левой
ладонью.
     Участники демонстрации почему-то зааплодировали.
     -  Куда  правительство  смотрит?  -  проворчал толстяк-биржевик,  шумно
складывая  свой  бюллетень.  - Совсем  распоясались!  Вчера митинг,  сегодня
митинг... куда докатимся?
     Оратор с нездоровым всхлипом набрался воздуху, молча покрутил головой и
произнес неожиданно низким и мрачным голосом:
     - Товарищи! Никто не должен стоять в стороне, когда сложилась такая...
     Помедлил, подыскивая верное слово.
     - Положение! - сказал он, но тут же поправился:
     - Такое сложилось трагическое... ситуация!
     Толпа угрожающе зароптала. Один из инвалидов потряс воздетым костылем.
     - Что богачи?  - спросил оратор и сам же ответил: - Жир заливает глаза.
Они не смотрят простые вещи!
     - Верно! - крикнул второй инвалид и тоже махнул какой-то палкой.
     -  Мы засохнем нищетой  - а здесь будет  играть  музыка и фонтаны! Мы с
голоду там - а они  с холуями здесь!.. - Он перевел дух  и  продолжил сипло,
причем  с каждой  фразой его  речь становилась  все  более связной:  -  Кому
разносолы? Кто оттопыривает карманы! Что  их? Их главных забот  - не дай бог
прослышишь о наших бедах! Гори огнем, лишь бы сытый мир останется таким! Они
наняли охранников! - Оратор указал полусогнутым пальцем в сторону мамелюков,
мрачно наблюдавших за происходящим. - Чтобы никто  не мешал  им жить!  Чтобы
ничто не  отвлекало и не портило  аппетита -  ни  наш соленый пот,  ни слезы
наших жен, ни горькие жалобы наших детей! Откуда дети?  Наши жены бесплодны!
Мы пьем отравленную воду, и  они не дают нам  бэби-мед! Они  оградились  - и
думают,  что  тем самым  сохранят свой мир в неприкосновенности!  Думают, мы
будем тихо  гнить! Будем говорить  друг  другу: "Братья, стенайте тише! Ваши
стоны могут испортить им настроение!.."
     Когда  он сделал  тяжелую  паузу,  Найденов  услышал,  как  позванивает
сережка в розовом ухе торговки недвижимостью.
     - Так  ли это?  - негромко спросил оратор, переводя взгляд  воспаленных
глаз с лица на лицо.
     Толпа неразборчиво взревела.
     - Нет! Не-е-е-ет!
     - Хва-а-а-атит!
     - Гады!
     -  К  ответу!  -  хрипло  крикнул  безногий,  размахивая  толкушкой.  -
Фонарей-то у нас на всех достанет!
     Оратор поднял руку, и все замолчали.
     -  Они думают,  -  вкрадчиво сказал он, и мегафон,  огрубив, разнес его
слова в пространстве, - что жизнь придумана нарочно для них!
     - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а! - отозвались демонстранты.
     - Что солнце светит нарочно для них!
     - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
     - Что воздух создан нарочно для них!
     - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
     -  Но это не так!  - крикнул оратор. -  Это  не ихнее солнце и не ихний
воздух!  И  они  дождутся,  что  жители  города  столицы!..  столицы  города
Маскава!..  маскавской городской столицы... - он  никак  не мог добраться до
конца фразы; лицо покраснело пуще.  -  Орденоносной столицы нашего города!..
то  есть  столичные  жители наших  орденоносных!..  орденоносных  предместий
городской столицы!..  двинутся  как  один на этот  растленный город!..  -  с
облегчением и яростью выкрикнул  оратор. - И пусть тогда  кровь!.. прольется
на головы тех, которые... которые они все... нас которые...
     -    Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!    -     взревела    толпа,    заглушая.    -
Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!
     - Сегодня каждый должен решить: или ты с народом...
     - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!..
     - Или ты кто грабишь, кто наживаешься за счет народа!
     - Р-р-р-р-р-а-а-а-а-а!..
     Найденов поежился и нервно посмотрел на часы - рев этой толпы, несмотря
на ее немногочисленность, был страшен.
     - Ну что за безобразие! -  воскликнула в этот момент белокурая торговка
недвижимостью и уперлась ему в глаза возмущенным взглядом.
     В   следующую   секунду  она,  с  грохотом  отставив  стул,  поднялась,
оказавшись  довольно упитанной  и  массивной  женщиной ("Лиззи! -  испуганно
воскликнула  товарка. - Бог  с  тобой,  Лиззи!"), стремительно  и размашисто
прошла  по террасе  (обдало  жарким ароматом  косметики),  миновала ступени,
резко процокала по брусчатке и почти достигла цели, - каковой, как догадался
Найденов, был  мамелюкский майор, хмуро прохаживающийся метрах  в  десяти от
столпления. Шагая, она уже  стала что-то  требовательно  говорить,  указывая
зонтиком  на толпу,  как  вдруг  безногий, визгнув подшипниками по базальту,
ловко  развернулся  и  покатил   ей  наперерез.   "Что?!  Зашевелились?!"  -
вскрикивал  он, утробно хохоча; и еще что-то  опять про фонари. Она заметила
его маневр в  последнюю  секунду,  однако недостаток  времени был  с  лихвой
возмещен  быстротой  реакции:  размахнувшись,  торговка  с  треском опустила
длинный атласный зонт, угодив точно по макушке. Безногий кувыркнулся кульком
(коляска  весело  грохотнула  еще  метра  на  полтора)  и  матерно  завопил,
уперевшись  руками  в  брусчатку. Толпа  вздрогнула, зарычала  и  шатнулась.
Женщина  растерянно пятилась. Даже издали  было видно, как побелели ее губы.
Майор гаркнул и дал  отмашку. Выставив  искрящие дубинки, мамелюки сошлись в
свинью.

Голопольск, четверг. Варяг

     Небольшое тело памятника, стоящее на несоразмерном возвышении, казалось
едва ли не детским. Протянутая  вперед  рука придавала  ему прежде  какую-то
солидность,  взрослость,  значительность  -  ведь  всякий указывающий,  даже
милиционер на  перекрестке, внушает  уважение  уже  самим  данным ему правом
указывать. Теперь же отломанная конечность  неловко  лежала внизу,  придавив
оранжевые и бурые листья. И лицо изваяния  приняло обиженное, трогательное в
своей беззащитности выражение.
     - Черт возьми! - сказала Александра Васильевна.
     Как человек власти, она понимала, что этой властью  наделил ее вовсе не
Клейменов, и  не  Тимофей  Сидорович  Горбатый,  и  не  другие  авторитетные
товарищи.   То  есть,  конечно,  по  форме  все  так  и  есть:  рекомендация
Клейменова, утверждение Тимофея Сидоровича... Но только по форме! По сути же
она получила власть именно из его рук: потому что только он, вечный Виталин,
мог распоряжаться  ею!  Да, да,  это его  бессмертный дух  двигал  мохнатыми
пальцами  Клейменова!.. его  дыхание  надувало толстые  мокрые  губы Тимофея
Сидоровича!..  по  велению  его  воли  расступились  однажды  воды,  и  она,
Александра  Васильевна Твердунина,  восстала  к  новой  жизни  из  мерцающих
зелено-розовых огней!..
     А как женщина, она не  могла не трепетать  от благодарности за то,  что
именно  ее выбрал он из  тысяч и  тысяч других  - таких же привлекательных и
игривых,  таких  же красивых  и  щедрых в  любви:  выделил!  именно  ее!  не
другую!..
     И вот - на тебе.  Все кругом заляпано известкой. Сам памятник полосат и
по-арестантски страшен.
     Она  давно уже - года два или три - держала в уме, что монумент требует
обновления... Да ну, какой там два! какой три! Девчонкой еще смотрела бывало
и думала - а ведь вот-вот развалится... Но ведь все в жизни так: пока стоит,
находятся дела поважнее.
     -  Ну  что  ты  будешь  делать!  -  досадливо  пробормотала  Александра
Васильевна.
     Многочисленные хлопоты сулило случившееся. Да как не вовремя!
     Во-первых, Клейменов. Она представила себе  его щедро налившееся кровью
лицо:   подрагивающие  щеки,  покрытые,  словно  пылью,  успевшей  пробиться
спозаранку  щетиной;  внушительный  нос,  грубо  вылепленный  и  украшенный,
во-первых, пучками волос из ноздрей и, во-вторых, узорчатой сетью фиолетовых
прожилок; суженные глаза под  съехавшимися к переносице  кустами  буро-седых
бровей.  "У нас вот-вот  до  Маскава дело дойдет, а  ты за  своим хозяйством
уследить не можешь?! Гумунизм, понимаешь, не сегодня-завтра по всей планете,
а у тебя руки  отваливаются?! Чтобы в  двадцать четыре  часа!.." - и дальше,
дальше, дальше...
     А не сообщить нельзя... еще, чего доброго, стороной дойдет до обкома...
такого наворотят, греха не оберешься.
     Нужно  как-то  решать  вопрос,  и решать  экстренно: нельзя  на площади
стоять однорукому. Вот не вовремя-то, черт бы его побрал!..
     Она  торопливо  поднялась  на  второй  этаж,  простучала  каблуками  по
коридору, озабоченно кивая, если кто  попадался навстречу.  В углу  приемной
сидел какой-то старик. При ее появлении он подался вперед и оперся на клюку,
готовясь вскочить. Александра Васильевна хмуро  мазнула по нему  взглядом  и
бросила, берясь за ручку двери своего кабинета:
     - Зоя, Клейменов не звонил?
     Зоя  Алексеевна,  секретарша  Твердуниной,  женщина лет  сорока пяти  с
большой  бородавкой  на губе,  пучком  жидких  волос  на  затылке  и зеленой
аляповатой  брошкой,  пристегнутой  к  вороту  глухого  коричневого  платья,
помотала головой, протягивая лист телеграммы.
     -  Соедините с Михаилом Кузьмичем,  - приказала  Твердунина.  -  А вы к
кому, товарищ? У меня сегодня неприемный день.
     Старик не удивился, не стал  протестовать, а согласно закивал,  помавая
ладошками с видом  самым униженным - мол,  не извольте  беспокоиться, меня и
так-то почти нет, а через секундочку и вовсе не будет.
     - Я им говорила, - сообщила Зоя Алексеевна. - Они говорят - посижу.
     - Ну, хорошо, - неожиданно для самой себя  смилостивилась Твердунина. -
Если время есть - сидите. Будет возможность - приму.
     Пройдя  в кабинет, она плотно притворила дверь,  сняла пальто, села  и,
подперев голову руками, погрузилась в изучение документа.

     совсекретно
     первому секретарю голопольского рк гр твердуниной
     копия председателю голопольского ро укгу клопенко
     связи  развитием событий маскаве  целью  выхода гумунизма пределы  края
двтч
     первое  связи  необходимостью   формирования   добровольческих  отрядов
братской поддержки приступить реализации мобилизационного плана номер четыре
обеспечить питание зпт довольствие зпт  матчасть  двтч сбор дефис разбор зпт
смазку зпт включая боеприпасы тчк ответственный клопенко тчк
     второе связи  требованиями  срочного  выдвижения  добротрядов  границам
маскава ревизовать парк жд средств двтч тплвз зпт првз зпт мтвз зпт ккшк зпт
дрезин зпт связи чем обеспечить  ревизию машинистов зпт кочегаров зпт  путей
зпт разъездов зпт горок зпт тупиков тчк ответственный твердунина тчк
     третье   связи  соображениями  гумбезопасности   обеспечить  строжайший
контроль  секретность  проверку концентрацию  нежелательных элементов  числа
беженцев тчк разбор беженцев  производить рамках гумзаконности  практической
оптимальной справедливости силами гумтроек  на  усмотрение  председателя тчк
ответственный клопенко тчк
     четвертое  связи  нуждами  концентрации  сил средств  выхода  гумунизма
пределы  края  запретить  торговлю  спиртными   напитками  спиртосодержащими
жидкостями крепостью более семнадцати градусов  тчк перечень приложение один
ответственный твердунина тчк
     пятое  приложение один спирт зпт  водка зпт  коньяк  зпт  портвейн  зпт
средство мойки окон синий луч тчк
     первый секретарь верхневолоцкого ок гр клейменов

     Тренькнул телефон.
     Она оторвалась от телеграммы и взяла трубку.
     - Александра Васильевна, Верхневолоцк на проводе, - проскрежетала Зоя.
     - Алло!
     -  Да,  Александра  Васильевна.  Здравствуйте,  -  мелодичным  голоском
отозвалась Клейменовская секретарша. - А Михаила Кузьмича нет...
     Твердунина  почувствовала  облегчение,  и  сама  же  на  себя  за  него
рассердилась: ну что хорошего в том, что неприятная минута отодвигается! Все
равно ведь потом получать, что положено...
     - Тогда я вас попрошу,  Нина, о небольшом одолжении, - сказала она  тем
корректным тоном, который только и может верно указать на существующую между
людьми дистанцию. - Позвоните, пожалуйста, когда он появится...
     Ниночка помолчала.
     - Он не появится, - расстроенно сказала она.
     - Что значит - не появится? - переспросила Твердунина. - Заболел?
     - Он, Александра Васильевна, только что в Краснореченск отбыл.
     - Надолго?
     - Навсегда, - ответила Ниночка. - Я думала, вы в курсе...
     Ба-бах!  -  ударило  и гулким  колокольным  звоном  отдалось  в  голове
Александры Васильевны.
     Навсегда!
     Вообще-то, она догадывалась, что в области Клейменов не  засидится. Так
и  должно быть: район, область, край - три ступени территориальной иерархии.
Но все-таки: ничего себе! Трех лет не прошло - и уже в крайком!
     - Я в  курсе. Просто  не знала,  что сегодня, - соврала Твердунина и не
утерпела: - А вас не взял?
     - Он хотел, но... - сказала Ниночка, и голос ее горестно дрогнул.
     Вот и поделом, -  злорадно подумала Твердунина. - Там своих профурсеток
сколько хочешь!..
     Три года  назад, когда Клейменов уходил в обком, Ниночка, его смазливая
секретарша, осталась у Твердуниной. Однако Александра  Васильевна терпеть не
могла ее глупого  хихиканья, и  скоро они расстались. Сам же Михаил Кузьмич,
узнав, что вместо того благоуханного  цветка, что он сам когда-то подсаживал
на секретарский  стул,  вырос бурый кактус в лице Зои Алексеевны, язвительно
заметил,  что это лишь  подтверждает его давнее убеждение: ни  одна красивая
женщина, будь она хоть секретарем  КК, не станет терпеть возле  себя другую,
хотя  бы  немного привлекательную, если  тем или иным способом может  от нее
избавиться, - на что Александра  Васильевна  несколько  обиделась. А Ниночку
Клейменов через полгода забрал  к себе в область - и даже какое-то  жилье ей
там организовал.
     Но все-таки: каков Михаил Кузьмич! Слова не сказал!.. Да и дьявол  бы с
ним: не сказал и  не сказал,  переживем... Важно другое: если  Клейменов  не
известил ее о своем возвышении,  значит, лично  для  нее никаких  перемен не
последует,  -- первый  секретарь  Голопольского района  остается на  прежнем
месте.
     Черт возьми! Почему-то обидней всего бывает, когда рушатся именно такие
надежды - робкие, не имеющие права на жизнь. Человек сам гонит их от себя, а
они все же не оставляют его, шуршат, как мыши в темном углу...
     Аппаратная жизнь,  как и  всякая другая, содержит в себе незначительный
элемент лотереи. И поэтому надежда на случайный выигрыш  - застенчивая, сама
осознающая свою беззаконность  - все-