е  станут.
Говорить можно, что угодно, а когда до шкуры дойдет, кто  посильнее,  тот  и
выпьет кровь!
     - А вы чего ж ждете? - спросил Санин, сразу  догадываясь,  о  чем  идет
тяжкий и нудный разговор.
     Старик повернулся к нему и развел руками. А что станешь делать?
     Санин встал и ушел на другое место. Он знал этих  людей,  живущих,  как
скоты, и не истребивших до сих  пор  ни  себя,  ни  других,  а  продолжающих
влачить скотское существование в смутной надежде на какое-то чудо,  которого
им не дождаться и в ожидании которого умерли уже миллиарды им подобных.
     Ночь шла. Все спали, и только против  Санина  мещанин  в  чуйке  злобно
ругался с женою, боязливо  отмалчивающейся  и  только  судорожно  поводившей
испуганными глазами.
     - Погоди, дай срок, я тебе, стерва, докажу! - шипел,  как  придавленная
гадюка, мещанин.
     Санин уже задремал, когда женщина,  болезненно  охнув,  разбудила  его.
Мещанин проворно отдернул руку,  но  Санин  успел  увидеть,  как  он  крутил
пальцами грудь женщины.
     - Экая же ты, братец, скотина! - сердито сказал Санин.
     Мещанин испуганно молчал, оторопело  глядя  на  него  маленькими  злыми
глазами и как будто скаля зубы.
     Санин с отвращением посмотрел на него и ушел на  площадку.  Проходя  по
вагону, он видел множество почти  навалившихся  друг  на  друга  людей.  Уже
светало, и в окно вагона  падал  бледный  синеватый  свет;  причем  лица  их
казались мертвыми, и  какие-то  робкие  и  печальные  тени  ходили  по  ним,
придавая бессильное и страдальческое выражение.
     На площадке Санин всей грудью вдохнул свежий рассветный воздух.
     "Противная штука человек!" - не  подумал,  а  почувствовал  он,  и  ему
захотелось сейчас же, хоть на время уйти от всех этих людей, от  поезда,  из
спертого воздуха, от дыму и грохота.
     Заря уже явственно занималась на горизонте. Последние ночи,  бледные  и
больные, бесследно убегали назад в синюю тьму, таявшую в степи.
     Недолго думая, Санин сошел на подножку поезда и, махнув рукой  на  свой
пустой чемодан, спрыгнул на землю.
     С грохотом и свистом промелькнул мимо  поезд,  земля  выскочила  из-под
ног, и Санин упал на мокрый песок насыпи.  Красный  задний  фонарь  был  уже
далеко, когда Санин поднялся, смеясь сам себе.
     - И то хорошо! - сказал  он  громко,  с  наслаждением  издав  свободный
громкий крик.
     Было широко и просторно. Еще зеленая  трава  тянулась  во  все  стороны
бесконечным гладким полем и тонула в далеких утренних туманах.
     Санин дышал легко и веселыми глазами смотрел в бесконечную даль  земли,
широкими сильными шагами уходя все дальше и дальше, к светлому и  радостному
сиянию зари. И когда степь,  пробудившись,  вспыхнула  зелеными  и  голубыми
далями, оделась необъятным куполом неба и прямо  против  Санина,  искрясь  и
сверкая, взошло солнце, казалось, что Санин идет ему навстречу.