дов.) Амоки носятся трусцой, рубя всем головы, их лица нежны, отсутствующи и
по ним бродят мечтательные полуулыбки.... Граждане в начальной стадии Шпиг-утота
хватаются за собственные пенисы и взывают к туристам о помощи.... Арабские
мятежники ойкают и воют, кастрируя, потроша и обливая горящим бензином....
Танцующие мальчики раздеваются в стриптизе до самых внутренностей, женщины
запихивают себе в пизду отчленчнные гениталии, вращая бедрами, виляя задницами и
кидая их затем своим избранникам.... Религиозные фанатики разглагольствуют перед
толпой с вертолетов и дождем обрушивают на их головы каменные скрижали,
исчирканные бессмысленными посланиями.... Люди-Леопарды разрывают просто людей
на куски железными когтями, отфыркиваясь и урча.... Посвященные в Людоедское
Общество Квакиутля откусывают носы и уши....
Копрофаг требует себе тарелку, срет в нее и съедает говно, восклицая при этом:
"Ммм, вот мое питательное вещество."
Батальон безудержных зануд рыщет по улицам и вестибюлям гостиниц в поисках
жертв. Интеллектуальный авангардист - "Разумеется, единственную литературу,
которую стоит всерьез рассматривать, сейчас можно найти только в научных
докладах и периодике" - сделал кому-то укол бульбокапнина и готовится прочесть
ему бюллетень об "использовании неогемоглобина для контролирования множественной
дегенеративной грануломы". (Доклады эти, конечно же, - чистая тарабарщина, им же
состряпанная и распечатанная.)
Начинает он вот так: "Вы мне кажетесь человеком разумным." (Это всегда зловещие
слова, мальчик мой... Чуть заслышишь их, не медли, беги. делай оттуда ноги
моментально.)
Английский колонист при споспешестве пяти полицейских мальчиков задержал некоего
субъекта в клубном баре: "Послушайте, а знаете ли вы Мозамбик?" - и он пускается
в бесконечную сагу о своей малярии. "И вот, значит, врач мне сказал: "Я могу
посоветовать вам только уехать из этого района. Иначе я вас похороню." Этот
лепила немного промышляет похоронными делами на стороне. Взвешивая шансы, можно
сказать, и то и дело спроворивая себе прибыльную шару." А после третьего
розового джина, познакомившись с вами поближе, он переключается на дизентерию.
"Весьма необычный стул. Более-менее бело-желтого цвета, вроде тухлой спермы, и
волокнистый, знаете ли."
Исследователь в солнцезащитном шлеме свалил гражданина из духового ружья
дротиком с кураре. Одной ногой он делаем ему искусственное дыхание. (Кураре
убивает, парализуя легкие. Иного токсического действия он не оказывает, это,
строго говоря, не яд. Если сделать искусственное дыхание, то объект не умрет.
Кураре с большой быстротой нейтрализуется почками.) "То был год чумы рогатого
скота, когда всч вымерло, даже гиены.... Поэтому я оказался без единой капли
конского возбудителя в главном водосборе Бабуиньей Жопы. Когда мне его сбросили
с самолета, благодарность моя была неописуема.... На самом деле, а я ни единой
живой душе никогда этого не рассказывал - неуловимые ничтожества" - его голос
эхом разносится по громадному пустому вестибюлю гостиницы в стиле 1890х годов,
красный плюш, фикусы в кадках, позолота и статуи - "Я был единственным белым,
посвященным в печально известное Агутийское Общество, который наблюдал и
участвовал в их невыразимо мерзких обрядах."
(Агутийское Общество в полном составе вышло на Фиесту Чиму. (Чиму древнего Перу
были сильно склонны к содомии и время от времени устраивали кровавые побоища
дубинками, неся по нескольку сот потерь в течение одного дня.) Юноши, злобно
скалясь и подталкивая друг друга дубинками, маршем выходят на поле. И вот
побоище начинается.
Милый читатель, уродство этого спектакля сношает любое описание. Кто еще может
обссыкаться и сжиматься от страха, однако злобствовать, словно лиловозадый
мандрил, чередуя эти прискорбные условия, будто скетчи в водевиле? Кто еще может
срать на поверженного противника, который. умирая, поедает это говно и орет от
радости? Кто еще может вешать слабую и покорную тварь и ловить ее сперму ртом,
точно порочный пес? Милый читатель, я принужден уберечь тебя от этого, но перо
мое своевольно, словно Старый Мореход. О Господи, что же это за сцена? Может ли
язык или перо соответствовать этому скандалезу? Звероподобный юный хулиган
выдавил глаз своему собрату и ебет его в мозги. "Тут мозг уже атрофировался и
сух. как бабушкина манда."
Он обращается в хулигана Рок-энд-Ролла. "Ебу я старую пиздень - как в
кроссворде, какое отношение ко мне имеет исход, если он исходит? Мой отец уже
или еще нет? Я не могу трахнуть тебя, Джек, ты уже почти мой папа, и лучше было
б перерезать тебе глотку и отхарить мою мать так честнее чем ебать отца или vice
versa mutatis mutandis смотря по обстоятельствам, и перерезать глотку моей
матери, этой освященной манде, хоть самым лучшим будет насколько я знаю
задержать ее словесную орду и заморозить ее актив. В смысле, стоит парню
намертво тормознуться со всего маху на стрелках, и он не знает, подставлять ли
ему очко "большому папику" или работать торсом на старухе. Дай мне две пизды и
хуй из стали и высунь свой грязный палец из моей сахарной попки ты что думаешь я
лиловозадый прием уже сбежавший с Гибралтара? Мужчина и женщина кастрировал он
их. Кто это не может один пол от другого отличить? Я тебе глотку перережу ебила
ты белый. А ну, выходи в открытую как мой внук и встань лицом к лицу со своей
нерожденной матерью в сомнительной битве. Конфузия выебла его шедевр. Я
перерезал глотку дворнику довольно-таки по ошибке приняв его за другого,
поскольку он такой ужасный заебанец как и старик. А в угольной яме все хуи на
одно лицо."
Так позвольте нам вернуться на пораженное поле брани. Один вьюноша проник в
своего сотоварища, в то время, как другой юноша действительно ампутирует самую
гордую часть трепещущего получателя того хуя с тем, чтобы член-посетитель
проецировался для заполнения вакуума, коего природа бежит и извергает семя в
Черную Лагуну где нетерпеливые пираньи хапают дитя пока еще ни рожденное ни - в
виду определенных раз навсегда установленных фактов - вообще вероятное.)
Другой зануда таскает везде с собой чемодан, набитый трофеями и медалями,
кубками и лентами. "А вот этот я завоевал в Соревновании На Самое
Изобретательное Половое Приспособление в Йокогаме. (Держите его, он в отчаяньи.)
Мне его вручил сам Император и в глазах у него стояли слезы, а все занявшие
вторые места сами себя кастрировали ножами для харакири. А вот эту ленту я
выиграл в Состязании По Деградации на Тегеранской встрече Анонимных Торчков."
"Задвинулся морцефалем моей супруги, а она валяется с почечным камнем, здоровым
как Алмаз надежда. Поэтому я даю ей пол-Вагамина и говорю: "Слишком сильного
облегчения можешь не ждать.... Заткнулась уже, ну-ка. Дай спокойно от лекарства
покайфовать."
"Стащил опиумную свечу из бабушкиной жопы."
Ипохондрик арканит прохожего, втуляет его в смирительную рубашку и начинает ему
вправлять про свою гниющую перегородку. "Ужасные гнойные выделения подвержены
вытеканию... подождите и сами увидите."
Он устраивает стриптиз с показом послеоперационных рубцов, направляя по ним
непослушные пальцы жертвы. "Чувствуете эту нагноившуюся опухоль в промежности,
где у меня лимфогрануломы.... А теперь я хочу, чтобы вы пальпировали мои
внутренние геморрои."
(Сноска на лимфогранулому, "климактические бубоны". Вирусное венерическое
заболевание, характерное для Эфиопии. "Не просто так известны мы как грязные
эфиопы," скалится эфиопский наемник, содомируя Фараона, ядовитый, как
Королевская кобра. Древний египетский папирус все время говорит о них, об этих
грязных эфиопах.
Итак, началось оно вАддис-Абебе как Джерсийский Отскок, но сейчас у нас
современность, Единый Мир. Теперь климактические бубоны вспухают в Шанхае и в
Эсмеральдасе, Новом Орлеане и Хельсинки, Сиэттле и Кейптауне. Но сердце тянет
домой, и болезнь являет отчетливую предрасположенность к неграм, это фактически
беловолосый мальчик сторонников белого господства. Но колдуны Мау-Мау, говорят,
варганят не венерическое заболевание а чудо просто для белой толпы. Дело не в
том что у кавказской расы иммунитет: пять британских матросов подцепили ее в
Занзибаре. А в Графстве Дохлого Енота, Арканзас, ("Самая Черная Грязь и Самые
Белые Люди в США - Негритос, Не Дай Закату Застать Себя Здесь") Окружной Коронер
свалился с бубонами спереди и сзади. Комитет бдительных соседей с извинениями
сжег его заживо в уборной Здания Суда когда его интересное положение выплыло на
свет. "Ладно, Лох, просто представь себя коровой с афтозой." "Или зачумленным
цыпленком." "Не толпитесь, парни, у него кишки могут лопнуть в огне." Болезнь
имеет свойство в два счета распространяться по разным местам, в отличие от
некоторых невезучих вирусов, коим суждено прозябать невостребованными в кишках
клеща или тропического компара, или в плевках подыхающего шакала, распустившего
слюни, серебристые в свете пустынной луны. А после первоначального повреждения в
точке заражения болезнь перекидывается на лимфатические железы промежности,
которые распухают и вскрываются гноящимися язвами, многие дни, месяцы, годы
выделяющими волокнистый гной пополам с кровью и гнилостной лимфой. Осложнением
часто бывает элефантиаз гениталий, и зафиксированы случаи гангрены, когда
предписывалась ампутация органов пациента in medio от пояса вниз, но едва ли она
того стоила. Женщины обычно страдают вторичным воспалением заднего прохода.
Мужские особи, покорно соглашающиеся на пассивный половой акт с зараженными
партнерами, точно слабые и вскоре становящиеся лиловозадыми бабуины, также могут
вскормить в себе этого маленького чужака. За начальным проктитом и неизбежными
гнойными выделениями - могущими пройти незамеченными в суматохе - следует
сужение прямой кишки, требующее применения машинки для удаления яблочных
сердцевин или ее хирургического эквивалента, дабы несчастный пациент не был
низведен до состояния пердежа и испражнений в зубах, что способствует развитию
трудно поддающихся лечению случаев халитоза и непопулярности у всех полов,
возрастов и состояний homo sapiens. На самом деле слепого засранца бросила его
полицейская собака-поводырь - в глубине души сама лягавая. До совсем недавнего
времени удовлетворительного лечения не было. "Лечение симптоматично" - в отрасли
это означает, что его не существует. Теперь же многие случаи поддаются
интенсивной терапии ауреомицином, террамицином и некоторыми новейшими видами
плесневых грибков. Однако, определенный значительный процентаж лечению
по-прежнему не поддается, как горные гориллы...Поэтому, мальчики, когда эти
горячие язычки играют среди ваших яий и мудей и быстро проскальзывают вам в
жопу, словно невидимая голубая струя оргонной газовой горелки, пользуясь
выражением И. Б. Уотсона, Подумайте. Хватит кайф хватать, пора пальпировать... и
если вы нащупаете бубон, сожмитесь в себя и холодно прогнусавьте: "Вы думаете,
мне интересно подхватить вашу старую кошмарную нечисть? Меня это совершенно не
интересует.")
Подростки-хулиганы Рок-энд-Ролла штурмуют улицы всех наций. Они врываются в лувр
и плескают кислотой в лицо Моне Лизе. Они открывают зоопарки, приюты для
умалишенных, тюрьмы, рвут водоводы отбойными молотками, вышибают полы из уборных
пассажирских самолетов, пулями гасят маяки, подпиливают лифтовые кабели,
оставляя один тоненький проводок, превращают канализации в водопроводы, швыряют
акул, скатов, электрических угрей и кандиру в плавательные бассейны (кандиру -
это такая маленькая рыбка, вроде угря или червяка, примерно четверть дюйма в
толщину и два в длину, предпочитающая определенные реки Бассейна Большой
Амазонки с дурной репутацией, она прошмыгнет вам в хуй или в сраку, а женщине -
в пизду faute de mieux, и закрепится там острыми шипами, по каким именно
соображениям - неизвестно, поскольку никто никогда не вызывался пронаблюдать
жизненный цикл кандиру in situ), в водолазных костюмах таранят Королеву Мэри,
что на всех парах направляется в Гавань Нью-Йорка, играют в "кто первый зассыт"
с пассажирскими самолетами и автобусами, врываются в больницы в белых халатах,
прихватив с собой пилы, топоры и скальпели в три фута длиной; вышвыривают
паралитиков из барокамер (передразнивая их удушья, валяясь по полу и закатывая
вверх глаза), делают уколы велосипедными насосами, отсоединяют искусственные
почки, распиливают женщину напополам двуручной хирургической пилой, загоняют
стада визжащих поросят в Обочину, они срут на пол Организации Объединенных Наций
и подтираются соглашениями, пактами, договорами.
Самолетами, автомобилями, на лошадях, верблюдах, слонах, тракторах, велосипедах
и паровых катках, пешком, на лыжах, санях, костылях и на палочке верхом туристы
штурмуют границы, требуя с несгибаемым авторитетом убежища от "невыразимых
условий, создавшихся в Свободии", а Торговая Палата тщетно пытается остановить
этот потоп: "Пожалуйста, успокойтесь. Это просто несколько ненормальных, кои из
ненормального же места вырвались."

ХОСЕЛИТО

А Хоселито, писавший плохие, классово-сознательные стихи, начал кашлять.
Немецкий доктор кратко обследовал Хоселито, касаясь его ребер длинными нежными
пальчиками. Врач, к тому же, был концертным скрипачом, математиком,
гроссмейстером и Доктором Международной Юриспруденции, с лицензией на практику в
уборных Гааги. Врач махнул рукой, окинув отрешенным взглядом смуглую грудь
Хоселито. Он взглянул на Карла, улыбнулся - улыбка одного образованного человека
другому - и воздел бровь, говоря без слов:
"Алзо тля такофо клупофо крестьянина мы толшны испекать
употрепления слофа, не так ли? Иначе он опосрчтся от страха. Кохел и слюна - опа
слова катки, я тумаю?"
Вслух же он произнес: "Это катарро де лос пульмонес."
Карл поговорил с врачом снаружи, под узким навесом, а капли дождя отскакивали от
мостовой и мочили ему брючины, думая, скольким же людям он это говорит, а в
глазах врача - лестницы, веранды, лужайки, проезды, коридоры и улицы всего
мира... душные немецкие альковы, бабочка липнет, распластавшись, к потолку,
тихая зловещая вонь уремии просачивается из-под двери, пригородные газоны под
звук поливального распылителя, в спокойной ночи джунглей под неслышными крыльями
комара-анофелеса. (Примечание: Это не фигура речи. Комары-анофелесы
действительно бесшумны.) Скромный дом призрения в Кенсингтоне, весь в толстых
коврах: жесткий парчовый стул и чашка чаю, гостиная в духе шведского модерна с
водяными гиацинтами в желтой вазе - снаружи фарфорово-голубое небо с плывущими
облаками, под плохими акварелями умирающего студента-медика.
"Шнапса, я думаю, фрау Ундершнитт."
Врач разговаривал по телефону - перед ним лежала шахматная доска. "Довольно
серьезное поражение, я считаю... разумеется, не имея случая заглянуть во
флюороскоп." Он снимает коня, потом задумчиво ставит на место. "Да... Оба
легкие... вполне определенно." Кладет трубку и поворачивается к Карлу. "Я
наблюдал, как эти люди поразительно быстро излечиваются от ран, с узкой сферой
охвата заражением. Виноваты всегда легкие... пневмония и , конечно же, Старая
Верная." Врач хватает Карла за хуй, подскакивая и грубо, по-крестьянски,
фыркнув. Его европейская улыбка независима от проказ ребенка или животного. Он
гладко продолжает говорить на своем бестелесном английском, жутко лишенным
акцента. "Наша Старая Верная Бацилла Коха." Врач щелкает каблуками и склоняет
голову. "Иначе они размножат свою глупую крестьянскую жопу до самого моря, не
так ли?" Он взвизгивает, сунувшись лицом под самый нос Карлу. Карл отступает в
сторону, а за ним - серая стена дождя.
"Неужели нет никакого места, где его могли бы вылечить?"
"Мне кажется, есть нечто вроде санатория," он вытягивает из себя это слово с
двусмысленной непристойностью, "в Районной Столице. Я запишу вам адрес."
"Химическая терапия?"
Его голос падает во влажном воздухе фальшиво и тяжело.
"Кто может сказать. Все они - глупые крестьяне, а хуже всех крестьян - так
называемые образованные. Этим людям следует препятствовать не только учиться
читать, но и учиться разговаривать. Нет нужды не давать им думать; об этом
позаботится природа."
"Вот вам адрес," прошептал врач, не разжимая губ.
Он уронил свернутую пилюлей бумажку Карлу в ладонь. Его грязные пальцы,
лоснящиеся от пластилина, задержались у Карла на рукаве.
"Остался еще вопрос моего гонорара."
Карл сунул ему скомканную банкноту.... и врач растворился в серых сумерках,
потрепанный и вороватый, как старый торчок.



Карл увидел Хоселито в большой чистой комнате, полной света, с отдельной ванной
и бетонным балконом. И ведь не о чем говорить в этой холодной пустой комнате,
водяные гиацинты растут из желтой вазы и фарфорово-голубое небо с плывущими
облаками, страх то пропадает, то появляется в его глазах. Когда он улыбался,
страх улетучивался маленькими кусочками света, загадочно таился в высоких
прохладных углах комнаты. А что я могг сказать, чувствуя смерть вокруг себя и
маленькие расколотые образы, что лезут перед сном в голову?
"Завтра меня отправят в новый санаторий. Приезжай меня навестить. Я там буду
один."
Он закашлялся и проглотил конфетку с кодеином.
"Доктор, я понимаю, то есть, мне дали понять, я читал и слышал - сам я не
отношусь к медицинской профессии - и даже не пытаюсь делать вид - что концепция
санаторного лечения в большей или меньшей степени вытеснена, или. по крайней
мере, весьма определенно дополнена химической терапией. Соответствует ли это
истине, по вашему мнению? То есть, я хочу сказать, Доктор, пожалуйста, будьте со
мной откровенны, как человек с человеком, как вы относитесь к химической терапии
по сравнению с санаторным лечением? Вы ее приверженец?
Индейское лицо врача с признаками больной печени было непроницаемо, как лицо
банкомета.
"Полностью современная, как видите," он обводит комнату жестом лиловых от
дурного кровообращения пальцев. "Ванна... вода... цветы. Весь чох." Он завершил
выражением на кокни с торжествующей ухмылкой. "Я напишу вам письмо."
"Вот это письмо? В санаторий?"
Голос врача доносился из страны черных скал и огромных бурых лагун, масляно
переливавшихся на поверхности. "Мебель... современная и удобная. Вы так и
находите, разумеется?"



Карл не мог разглядеть санатория из-за фальшивого фасада с зеленой лепниной,
который венчала хитрая неоновая вывеска, мертвая и зловещая на фоне неба в
ожидании темноты. Санаторий был, по всей видимости, построен на огромном
известняковом мысе, о который волнами разбивались приливы цветущих деревьев и
щупальцев лоз. В воздухе висел тяжелый запах цветов.
Комманданте сидел за длинными деревянными козлами под решеткой, заплетенной
лианами. Он абсолютно ничего не делал. Он взял письмо, протянутое ему Карлом, и
шепотом прочел от начала до конца, пальцами левой руки читая у себя по губам.
Потом наколол письмо на шип над парашей. Потом начал что-то списывать с
конторской книги, полной цифр. Он все писал и писал.
В голове у Карла мягко взрывались расколотые образы, и в неслышном падении он
выскальзывал из себя. Ясно и резко с огромного расстояния он видел самого себя
сидящим в столовой. Передоз гарриком. Его старуха трясет его и подносит к самому
носу горячий кофе.
Снаружи старый наркуша в костюме Деда Мороза продает рождественские брелоки.
"Боритесь с туберкулезом, народ," шепчет он своим бестелесным торчковым голосом.
Хор Армии Спасения, состоящий из искренних, гомосексуальных футбольных тренеров,
поет: "В Сладком Грядущем".
Карл вплыл обратно в свое тело, мусорных призрак, по которому земля плачет.
"Я мог бы его подкупить, конечно."
Комманданте постукивает по столу одним пальцем и мычит "Пробираясь до Калитки".
Далеко, затем настойчиво близко - что-то вроде сирены в тумане, за долю секунды
до скрежещущего грохота.
Карл наполовину извлек банкноту из кармана брюк.... Комманданте стоял возле
огромной стены шкафчиков и сейфов. Он взглянул на Карла, глаза больного
животного потухли, умирая внутри, безысходный страх отражал лик смерти. В этом
цветочном запахе, с банкнотой, наполовину вынутой и