м  чувство  радости,  или  же
ощутил сожаление и досаду, а быть может, просто  удивление?  Осталась  ли  в
сердце этого человека хотя бы искра  любви,  сострадания,  или  он,  мрачный
пророк скудных лет, позаботившийся о том, чтобы прорицания его не  оказались
пустым звуком, все же был разочарован  сравнительно  благополучным  исходом?
Кто знает - ведь  здесь  было  чему  подивиться  самой  судьбе:  Джон  Аллан
вырастил поэта!
     Тем временем По снова отправился в дальний путь - на этот раз на север.
1 декабря он пишет, что его полк получил приказ  погрузиться  на  корабли  и
следовать в Пойнт-Камфэрт.
     Эдгар А. Перри проводил прощальным взглядом навсегда  скрывшиеся  вдали
низкие берега Каролины. Бриг "Хэрриет" взял курс в  том  же  направлении,  в
каком глубоко под ним нес свои теплые воды  Гольфстрим;  незаметно  проходил
час за часом, расположившись на койках, солдаты играли  в  карты  при  свете
заправленных  ворванью  фонарей.  Пункт   назначения   быстро   приближался.
Наверняка там ждет письмо, которое избавит его от всего этого.  Каких-нибудь
несколько строчек - и дело сделано, три  года  молодости  будут  спасены  от
бесцельного прозябания: Даже Джон
     Аллан не откажет ему в такой малости. Да и что он  собственно,  сделал,
чтобы дать повод думать о себе как о  "пропащем"  человеке?  Пытался  добыть
денег игрой в карты, читал  легкомысленные  романы,  выпивал  иногда  стакан
пунша, не захотел отречься от мечты стать поэтом. Но все эти прегрешения  он
узде  сполна  искупил  двумя  долгими,  безвозвратно   потерянными   годами,
проведенными в армии. Неужели этого мало? Рождество было уже не  за  горами.
Быть может, его позовут домой.  Домой!  Он  тут  же  представил  себе  слезы
радости на глазах старых чернокожих слуг, встречающих  его  в  прихожей,  не
помнящую себя от счастья мать, нетвердым шагом спускающуюся по лестнице  ему
навстречу, шумные восторги "тетушки Нэнси" и даже ироническую усмешку  Джона
Аллана: "Так, так, наш гордый воробышек, кажется, вернулся в свое гнездышко,
кто бы мог подумать!" Потом он останется один у себя в  комнате,  освещенной
мягким светом старого ночника, и погрузится в чтение любимых книг.  Корабль,
отягощенный грузом пушек и боеприпасов,  медленно  перебираясь  с  волны  на
волну, шел на север, Эдгару  казалось,  что  за  время  пути  они  почти  не
подвинулись к цели. Он уже  был  немного  утомлен,  но  не  этим,  а  другим
путешествием, первая половина которого  осталась  позади.  Спустя  несколько
недель после прибытия в Пойнт-Камфэрт По исполнилось двадцать лет.



Глава одиннадцатая

     В середине декабря 1828 года полк Эдгара По в полном составе  высадился
и встал на квартиры в крепости Монро, близ Пойнт-Камфэрта. Перевод из  форта
Моултри означал лишь  перемену  места,  но  отнюдь  не  монотонного  течения
солдатской службы.  Пойнт-Камфэрт  в  ту  пору  скорее  походил  на  большую
деревню,  чем  на  маленький  город.   Средоточием   светской   жизни   была
единственная в  этом  местечке  гостиница,  где  офицеры  время  от  времени
устраивали что-то вроде гарнизонных балов, на которые иногда приезжали  дамы
из Балтимора, Вашингтона или Ричмонда. Для нижних же чинов  в  расположенной
на острове крепости не было никаких развлечений, которые могли бы
     развеять скуку армейской рутины, если не  считать  перебранок,  изредка
вспыхивавших в семейном флигеле. К этому времени По  подружился  со  многими
унтер-офицерами своей батареи: позднее, в письмо к сержанту Грэйвзу,  больше
известному под кличкой Задира, он упоминает сержантов  Бентона,  Гриффита  и
Хупера, которым, равно как и некоему Герцогу, он просит передать  привет.  В
их обществе он  нередко  коротал  часы,  свободные  от  строевых  занятии  и
караулов.
     Не найдя по прибытии в крепость Монро с  таким  нетерпением  ожидаемого
письма, По стал впадать в отчаяние, ибо день проходил  за  днем,  а  Ричмонд
продолжал хранить молчание. Через неделю  после  приезда  По  снова  написал
опекуну, выражая сожаление по поводу отсутствия от него  вестей  и  еще  раз
подтверждая свое решение оставить службу. Письмо это замечательно  тем,  что
показывает, насколько он окреп духом за время пребывания в армии, и является
ярким свидетельством его желания всецело посвятить  себя  литературе.  Пусть
помыслы его, пишет По,  устремлены  в  ином,  нежели  хотелось  бы  опекуну,
направлении, но он намерен и  впредь  следовать  своей  склонности.  Пределы
Ричмонда, да и всей Америки слишком тесны  его  таланту.  Нет,  внимать  ему
будет весь мир! Что до службы, то оставаться в армии он больше не желает.
     Вскоре утверждения По о том, что он в большой чести у командиров,  были
подкреплены реальным доказательством - его произвели в самый высокий чин,  в
какой  только  можно  выйти  из  рядовых.  Благосклонность  начальства  ему,
очевидно, снискало исправное выполнение обязанностей  полкового  писаря,  за
что он получил звание главного сержанта и был переведен в штаб полка.
     К этому времени - а шел уже январь 1829 года  -  По  со  всей  ясностью
понял, что Джон Аллан не станет содействовать ему в  увольнении  от  службы,
если он и дальше  будет  настаивать  на  продолжении  литературной  карьеры.
Поступление в Военную академию в Вест-Пойнте, о чем  уже  когда-то  заходила
речь, казалось поэтому единственным возможным компромиссом, и он снова пишет
Джопу Аллану, прося помочь  ему  в  подыскании  замены  (то  есть  человека,
который  согласился  бы  отслужить  за  него  остаток  срока)  и   получении
назначения в Вест-Пойнт. Что ответил ему
     опекун, неизвестно - первым его письмом из Ричмонда, адресованным лично
По, был вызов к умирающей Фрэнсис Аллан.
     Исступленные мольбы несчастной женщины наконец возымели действие.  Даже
каменное сердце Джона Аллана тронули страдания жены. Увы, слишком  поздно  -
дни ее были сочтены. Утром 28 февраля, когда главный сержант Эдгар А. Перри,
должно быть, стоял вместе со всем полком на утренней  поверке,  в  Ричмонде,
находившемся всего в нескольких десятках миль от крепости Монро,  скончалась
его приемная мать Фрэнсис Аллан. Слишком хорошо зная  характер  человека,  с
которым прожила всю  свою  недолгую  жизнь,  она,  уже  теряя  остатки  сил,
добилась от него торжественного обещания  не  покидать  помощью  и  участием
Эдгара. Последним ее желанием было, чтобы ее не хоронили до тех пор, пока он
не приедет и не попрощается с ней.
     Самой заметной фигурой среди пассажиров  дилижанса,  отправившегося  во
второй половине дня 1 марта в Ричмонд, был, наверное, молодой унтер-офицер в
мундире 1-го артиллерийского полка  с  бледным  лицом  и  полными  печали  и
тревоги глазами, нервничавший и проявлявший нетерпение при каждой  остановке
в пути. Фрэнсис Аллан умерла за день до  того.  Предчувствуя  скорый  конец,
она, возможно, еще раньше стала уговаривать мужа послать за По, однако Аллан
снизошел к ее просьбе лишь в последний момент, и вызов его опоздал. Потратив
несколько часов на выправление увольнительной, Эдгар  смог  выехать  лишь  1
марта к вечеру и не успел в Ричмонд к похоронам, состоявшимся утром 2 марта.
     Возвращение По под родной кров было столь горестным  и  трагичным,  что
вызвало слезы у всех, кто был ему свидетелем. Фрэнсис Аллан  пользовалась  в
доме всеобщей любовью, и слуги оплакивали ее вместе с  родственниками.  Мисс
Валентайн, безутешная и изнуренная долгими бессонными ночами, проведенными у
постели больной сестры, совершенно пала духом. Даже Джон Аллан  был  охвачен
глубокой печалью; на другой день после смерти жены он не появился в  конторе
и был столь рассеян, что пометил неверной датой один документ. К  чести  его
сказать, это был заказ на траурный костюм для Эдгара.
     На следующий по возвращении день По посетил
     кладбище, где. похоронили Фрэнсис Аллан. Уже вид ее опустевшей  комнаты
поверг По  в  тоску;  здесь,  среди  склепов  и  надгробных  плит,  где  все
напоминало о смерти, он второй раз в жизни  изведал  всю  глубину  скорми  и
отчаяния.  Автор  "Червяпобедителя"  и   создатель   философии,   породившей
"Эврику". вряд ли даже тогда питал какие бы то ни было утешительные  иллюзии
относительно загробного существования. На пути к свежезасыпанной  могиле  он
миновал надгробие миссис Стенард, и воспоминание об этой женщине сделало еще
более нестерпимой боль только что понесенной утраты.  Рассказывают,  что  он
совершенно обессилел от горя  и,  дойдя  до  последнего  пристанища  Фрэнсис
Аллан, в изнеможении рухнул на землю.
     Увольнительная, полученная  По,  предоставляла  ему  право  на  обычный
десятидневный  отпуск,  предусмотренный  армейским  уставом   для   подобных
печальных случаев. Во время короткого пребывания в  Ричмонде  По  обсудил  с
Джоном Алланом планы, касавшиеся поступления в Вест-Пойнт,  и  нашел  в  нем
достаточно благосклонного слушателя, ибо предложение это  обещало  разрешить
все проблемы, связанные с будущим его воспитанника, и навсегда избавить  дом
от присутствия последнего. Полное примирение в таких  обстоятельствах  было,
разумеется, невозможно, однако расстались они, испытывая друг к другу  более
теплые чувства, чем до этой встречи.
     Многие факты  позволяют  с  уверенностью  утверждать,  что  решение  По
поступить в Вест-Пойнт с самого начала было не более чем  уступкой  желаниям
Джона Аллана. Сам он, без сомнения, предпочел  бы  навсегда  распрощаться  с
армией и всецело посвятить себя литературе. Однако здесь,  как  и  в  отказе
разрешить ему  возвратиться  в  университет,  Джон  Аллан  был  непреклонен.
Впрочем, и По стал теперь мудрее. Он уже понимал, сколь  трудно  поклоняться
музам на пустой желудок, и был готов скорее пойти на компромисс,  чем  снова
гордо покинуть дом и оказаться, как и раньше, без средств  к  существованию.
Путь к примирению  открыло  обещание,  которое  дал  Аллан  умирающей  жене.
Уступив на время требованиям опекуна и преуспев в Вест-Пойнте так же, как  и
в армии, По рассчитывал вернуть себе благорасположение Джона  Аллана.  Кроме
того, Военная академия давала своим питомцам не только хорошее  образование,
но  также  пищу  и  кров  -  немаловажное  преимущество,  обладавшее  особой
притягательной силой для бедных, но честолюбивых юношей.  Унаследовать  хотя
бы небольшую часть состояния Аллана тоже было  весьма  заманчиво,  ибо  даже
скромный  достаток  избавил  бы  По  от  необходимости  заботиться  о  хлебе
насущном, предоставив столь желанную возможность для занятий  творчеством  и
прогнав прочь страшный призрак  нищеты.  В  результате  были  почти  впустую
истрачены еще два года очень короткой жизни.
     Большую часть времени по возвращении  в  крепость  Монро  По  занимался
устройством дел, связанных с предстоящим увольнением  из  армии,  получая  у
офицеров рекомендательные письма в министерство обороны и ища себе замену на
оставшиеся три  года  службы.  Спустя  несколько  недель  после  приезда  из
Ричмонда все было готово, и командир полка написал в  Нью-Йорк  командующему
Восточным  округом  письмо,  в  котором  подробно   излагал   обстоятельства
поступления По на военную службу, и, ссылаясь на полученное от Джона  Аллана
письменное  подтверждение  семейного  примирения,  сопровождаемое   просьбой
отпустить По из армии, а также на то, что место его  уже  готов  был  занять
опытный унтер-офицер, просил удовлетворить ходатайство По об увольнении.
     Приказом от 4  апреля  1829  года,  подписанным  командующим  Восточным
округом  генералом  Э.  Гейнзом,  Эдгар  А.  Перри  увольнялся   от   службы
Соединенным Штатам начиная с 15 апреля, ибо, как  отмечает  в  своем  письме
полковой командир, замена ему уже имелась.
     Сам По так описывает состоявшуюся сделку. В тот день,  когда  приказ  о
его увольнении вступал в силу, в полку не оказалось ни командира, полковника
Хауза, ни уже знакомого нам лейтенанта Ховарда. Будь хотя бы один из них  на
месте, в качестве замены можно было бы взять первого же изъявившего согласие
рекрута, что обошлось бы По в обычные  двенадцать  долларов  вознаграждения.
Похоже, что именно эту сумму По назвал Аллану, находясь в Ричмонде. Однако в
отсутствие обоих офицеров, имеющих право взять в качестве замены новобранца,
По вынужден был заплатить целых семьдесят  пять  долларов  одному  сержанту,
чтобы тот согласился дослужить его срок. Он дал этому человеку двадцать пять
долларов наличными деньгами и расписку на пятьдесят, которые взял  потом  из
ста долларов, присланных  ему  из  дома.  Поскольку  эти  объяснения  вполне
согласуются с тогдашними уставными правилами, подозрения  мистера  Аллана  и
обвинение  в  лихоимстве,  брошенное  Эдгару   По   второй   миссис   Аллан,
представляются лишенными всяких оснований.
     Снабженный рекомендательными письмами  нескольких  хорошо  знавших  его
офицеров, По простился с крепостью Монро и отправился  в  Ричмонд,  где  всю
вторую половину апреля и первую неделю мая занимался  в  основном  тем,  что
заручался  поддержкой  влиятельных  лиц,   способных   посодействовать   его
назначению в ВестПойнт. К  делу  соизволил  приложить  руку  и  Джон  Аллан,
получивший необходимые рекомендации  от  спикера  законодательного  собрания
штата Эндрю Стивенсона  и  майора  Джона  Кэмпбелла,  который  знал  По  еще
ребенком. Кроме того, еще  когда  По  находился  в  Ричмонде,  Аллан  убедил
полковника Уорта, представителя их  штата  в  конгрессе,  написать  министру
обороны письмо с просьбой принять участие в  судьбе  молодого  человека.  Ко
всем  этим  похвалам,  заверениям  и  лестным  характеристикам  Джон   Аллан
присоединил свое собственное письмо, также  адресованное  министру  обороны.
Однако что это  были  за  "рекомендации"!  Достаточно  будет  привести  лишь
последние фразы его послания  (ибо  все  предыдущие  выдержаны  в  таком  же
ледяном тоне): "...Должен откровенно заявить, сэр, что он (По) не состоит со
мной ни в каком родстве и что подобную же заинтересованность я  проявлял  во
многих, кому хотел помочь в делах, - из тех же побуждений, какие движут мною
сейчас, ибо забота моя принадлежит всякому, кто  оказывается  в  нужде.  Для
себя я ничего не прошу, но был бы признателен, если бы Вы явили  любезность,
оказав помощь подателю сего в осуществлении его  планов.  Со  своей  стороны
буду искренне рад ответить взаимностью на любую услугу, которую  Вы  сможете
ему оказать. Прошу извинить меня за  откровенность,  но  с  письмом  этим  я
обращаюсь к солдату.
     Ваш покорный слуга Джон Аллан".
     С   этими   блестящими    рекомендациями    прямодушного    альтруиста,
утверждавшего, что "забота его принадлежит всякому, кто окажется  в  нужде",
которые  должны  были  обеспечить  По  горячую  симпатию  и  покровительство
министра обороны, он  покинул  Ричмонд  7  мая  1829  года  и  направился  в
Вашингтон.
     Письмо Джона Аллана, очевидно, предназначалось для глаз самого По не  в
меньшей мере, чем для прочтения министром. Оно с предельной ясностью  давало
понять молодому поэту, что опекун считал  его  самым  обыкновенным  протеже,
которого хотел сбыть с рук долой, устроив в Вест-Пойнт с тем,  чтобы  больше
никогда о нем не слышать. "Должен откровенно заявить, сэр, что он не состоит
со мной ни в каком родстве". Фраза эта означает, что он не собирался  делать
По своим наследником или принимать его у себя дома в качестве  члена  семьи.
Формально исполняя обещание, данное покойной жене, он повиновался  при  этом
чувству долга, но отнюдь не любви. Прошение, поданное  По  на  имя  министра
обороны, возымело обычный результат: вместе с рекомендательными письмами оно
было положено под сукно и на несколько месяцев забыто.
     Перед отъездом По из Ричмонда Аллан снабдил его суммой в  50  долларов.
Надо полагать, По задержался в Вашингтоне  совсем  ненадолго  -  только  для
того, чтобы лично передать свои бумаги в министерство обороны, - и сразу  же
выехал в Балтимор, к чему его побудили немаловажные  причины.  Во-первых,  к
этому моменту Джон Аллан, приложив надлежащие старания, ясно дал понять, что
в ричмондском доме он отныне нежеланный гость. По мере того  как  охладевала
"привязанность"  к  нему  опекуна,  По  все  яснее  ощущал  необходимость  в
установлении более прочных связей  со  своими  настоящими  родственниками  в
Балтиморе. Сведений о них он до той поры почти не имел, зная лишь,  что  дед
его  по  отцовской  линии,   Дэйвид   По,   был   главным   квартирмейстером
повстанческой армии в  годы  войны  за  независимость.  Ратные  его  подвиги
множились семейными преданиями и временем, так что довольно  скоро  он  даже
получил чин "генерала", которого на самом  деле  ему  никто  не  присваивал.
Обнаружив, что у него есть столь доблестный предок,  По  пришел  в  восторг.
Только сейчас он стал сознавать, к какому славному роду принадлежит,  и  был
уже вполне готов преобразиться из Эдгара Аллана в Эдгара По. Существовало  и
другое обстоятельство, заставлявшее По стремиться в  Балтимор,  которое  он,
впрочем, не осмелился открыть опекуну. Все его мысли
     были заняты планами издания нового поэтического сборника, и весной 1829
года началась долгая и ожесточенная борьба за литературное признание.
     Приехав в Балтимор, По, не теряя времени, начал готовить  к  публикации
"АльАараф", а также  несколько  новых  и  основательно  переделанных  старых
стихотворений. Печальный опыт "Тамерлана" подсказывал, что очень мало просто
напечатать произведение, главное - суметь привлечь к нему внимание публики и
критики. Вот почему на сей раз он решил взяться за  дело  иначе,  и  метода,
который тогда применил впервые, неизменно придерживался в дальнейшем. Теперь
каждою новую работу он стал посылать какому-нибудь известному писателю,  или
просто влиятельному лицу, якобы лишь  на  отзыв,  а  на  самом  деле,  чтобы
возбудить к себе интерес и опереться таким образом на поддержку уважаемого в
обществе человека. Рукопись своей второй книги  он  собственноручно  передал
Упльяму Вирту, популярному в ту пору писателю, которого знал еще в Ричмонде,
надеясь, что его благосклонный отзыв произведет  впечатление  на  издателей.
Однако Вирт, чей  вкус  воспитывался  на  классических  образцах,  пришел  в
некоторое замешательство от причудливой образности "Аль-Аарафа",  которая  и
поныне  нередко  сеет  смятение  в   "упорядоченных"   академических   умах.
Присланное им  письмо  поэтому  было  хотя  и  доброжелательным,  но  весьма
сдержанным. Отдавая должное эрудиции автора и выражая уверенность в том, что
"современному читателю поэма понравится", он вместе с тем сомневается в том,
чтобы она "пришлась по душе людям с  более  старомодными  вкусами",  к  коим
причисляет и себя самого.
     Не зная, радоваться или огорчаться такому суждению, и чего в нем больше
- похвалы или критики, По тем не менее решил присовокупить его к рукописи, с
которой  отправился  в  Филадельфию,  чтобы  показать  ее   там   владельцам
издательства "Кэри, Ли энд Кэри".  Посетив  мистера  Ли  в  его  конторе  на
Честнат-стрит, По имел с ним непродолжительную беседу, и  в  итоге  издатель
предложил ему  поместить  коекакие  из  стихотворений  в  журнале  "Атлэнтик
сувенир",  приняв  рукопись  "Аль-Аарафа"  на  рассмотрение.  С  тем  По   и
возвратился в Балтимор.
     Еще до конца месяца По, должно быть,  получил  из  Филадельфии  обычный
ответ, который издатели давали молодым  поэтам:  книга  будет  опубликована,
если фирме будут представлены гарантии от любых убытков. Поэтому 29  мая  По
пишет Джону Аллану, пространно объясняя, почему для всякого  молодого  поэта
важно,  чтобы  мир  узнал  его  как  можно  раньше,  и  заканчивая  просьбой
поручиться за книгу суммой в  100  долларов.  К  письму  он  также  приложил
полученный от Вирта отзыв. При  этом  По  заверяет  Аллана,  что  давно  уже
перестал  считать  Байрона  образцом  для  подражания.  В  ответном  письме,
пришедшем необычайно быстро, торго