Джон Болл
   Душной ночью в Каролине
 
 
   г л а в а 1
    В  два  часа  пятьдесят  минут   пополуночи   городок   Уэллс   выглядел
безжизненным, вялым и разомлевшим. Чуть ли не каждый  из  одиннадцати  тысяч
его жителей  беспокойно  метался  во  сне,  а  тем,  кто  не  мог  забыться,
оставалось проклинать безветрие, сгущавшее духоту. Плотная  и  тяжелая,  она
висела в воздухе, как всегда в августе в Каролине.
   Луна скрылась. В деловом квартале  резкий  свет  редких  уличных  фонарей
оттеснял густые ночные тени  к  запертым  магазинам,  доживавшему  свой  век
кинотеатру и безмолвной заправочной станции. На перекрестке, где  улица  под
прямым  углом  перерезала  шоссе,  в  аптеке  Саймона   продолжал   работать
кондиционер, и его ровное мурлыканье  нарушало  ночную  тишину.  У  тротуара
напротив стоял патрульный автомобиль, который  полиция  Уэллса  высылала  на
ночное время.
   Сэм Вуд, плотно сжимая в крепких пальцах шариковую ручку, заполнял листок
рапорта. Он положил планшетку на руль и выводил твердые печатные буквы, едва
различимые при  тусклом  свете,  проникавшем  в  автомобиль.  Старательно  и
аккуратно он  занес  в  свой  отчет,  что,  согласно  инструкции,  полностью
завершил тщательную проверку основного жилого района и нашел  все  в  полном
порядке. Сэм ощутил прилив гордости от своей  заключительной  фразы.  Опять,
как не раз случалось  в  последние  три  года,  ритуал  составления  рапорта
заставил его почувствовать, что в ночное время он самый значительный человек
в городе, неусыпно бодрствующий на своем нелегком посту.
   Покончив с записью, он положил планшетку  на  соседнее  сиденье  и  вновь
взглянул на часы. Было почти три - время выпить чашечку кофе в закусочной на
шоссе. Но плотная духота делала мысль о кофе не  очень-то  приятной  -  куда
лучше глотнуть чего-нибудь холодного. Перекусить сейчас или сперва  проехать
через Бидонвиль - как теперь называли бедняцкий район? Это была единственная
часть еженощных объездов, которую он  по-настоящему  не  любил,  но  задание
должно быть выполнено до конца. Еще раз напомнив себе о значительности своей
миссии, Сэм решил чуточку повременить с отдыхом. Он включил мотор и  отъехал
от бровки тротуара с ловкостью классного водителя.
   Автомобиль пересек пустынное шоссе и затрясся по неровной мостовой широко
разбросанного негритянского квартала. Сэм все время держал ногу на  тормозе,
памятуя о той ночи, несколько месяцев назад,  когда  он  не  заметил  спящую
собаку. Она расположилась посреди дороги, и Сэм увидел  ее  слишком  поздно.
Все вновь ожило  перед  ним:  он  сидит  на  корточках,  поддерживая  голову
животного, и смотрит в доверчивые потрясенные глаза, полные боли  и  мольбы.
Потом Сэм увидел, что наступила смерть, и,  хотя  часто  бывал  на  охоте  и
вообще считался скупым на слезу, тут  у  него  просто  душа  разрывалась  от
жалости и горького чувства вины.
   Не сводя глаз с дороги, объезжая глубокие выбоины  и  остерегаясь  собак,
Сэм сделал короткий круг по негритянскому кварталу,  притормозил  машину  на
тряском железнодорожном переезде и поехал вверх по  улице,  с  обеих  сторон
зажатой старыми уродливыми домами, кое-как сколоченными из некрашеных досок.
Это были обиталища "белого отребья" - тех, у кого нет ни надежд, ни денег, а
то даже и стремления выбраться на поверхность. Сэм лавировал, сосредоточенно
объезжая выбоины. Затем, подняв глаза, в половине квартала  перед  собой  он
увидел желтый скошенный прямоугольник окна, - скорее всего, свет шел от дома
Парди.
   В такой час свет мог означать и расстройство желудка, и что  угодно  еще.
Сэм презирал людей, которые не  прочь  заглянуть  ночью  в  чужое  окно,  но
полицейский  при  исполнении  служебных  обязанностей  -  это  другое  дело.
Бесшумно и ловко, стараясь никого зря не потревожить, он  подвел  автомобиль
впритык к тротуару и поехал  еще  медленнее,  чтобы  разобраться,  по  какой
причине у Парди горит свет на кухне в начале четвертого  ночи...  хотя,  как
ему думалось, он знает и без того.
   Кухню освещала голая стосвечовая лампочка, болтавшаяся на проводе. Тонкие
от ветхости кружевные занавески безжизненно и неподвижно свисали в  открытом
окне, совершенно не скрывая происходящего на кухне. А там,  прямо  на  самом
виду, спиной к нему стояла Делорес Парди. И  как  уже  дважды  случалось  за
последние недели, она предстала перед ним без рубашки.
   В тот самый момент, когда патрульная машина поравнялась с окном,  Делорес
сняла с плиты маленькую кастрюльку, наклонила ее и  стала  наполнять  чашку.
Юные груди и приятные округлости бедер шестнадцатилетней  девушки  оказались
прямо перед глазами Сэма. Однако в Делорес чувствовалось что-то  такое,  что
отталкивало его, обнаженное  тело  девушки  не  вызывало  у  него  волнения.
Причиной этого была ее какая-то вечная неумытость, во всяком случае, Делорес
производила на  него  такое  впечатление.  Когда  Сэм  увидел,  что  девушка
подносит к губам чашку с кофе,  ему  стало  ясно  -  тут  нет  и  намека  на
расстройство желудка, и он отвел глаза в сторону. Сэм хотел было постучать и
предупредить, что ее видно с улицы, но решил этого не делать: стук  в  такое
время мог разбудить детей, которых в семействе Парди было полным-полно. Ну а
кроме того, не пойдет же Делорес открывать дверь неодетой. Сэм  повернул  за
угол и поехал к шоссе.
   Хотя других автомобилей не было и в помине, Сэм остановился у перекрестка
и только потом повернул к городу. Он разгонял машину, пока  горячий  воздух,
врывавшийся в открытое окно, не создал иллюзию  ветерка.  Три  минуты  -  до
самой окраины - Сэм ехал, не сбавляя скорости. Въезжая в город,  он  сбросил
газ и плавно завернул на стоянку возле ночной закусочной.  Очень  легко  для
такого крупного человека он вылез из машины и направился к двери.
   В закусочной было еще более жарко и душно.  Посреди  комнаты  возвышалась
полукруглая  стойка,  покрытая  потертым  пластиком.  Места  за   столиками,
отделенными друг от друга перегородками из твердой многослойной  фанеры,  не
располагали долго засиживаться или искать  особого  уединения.  Рассчитанный
совсем на другое помещение, вентилятор выталкивал слабую  струю  прохладного
воздуха, бесследно  исчезавшую  в  нескольких  дюймах  от  отдушины.  Стены,
некогда обитые деревянными панелями, покрывала белая краска,  с  годами  она
пожелтела. На потолке красовалось черное  жирное  пятно  -  вечный  памятник
тысячам поспешно приготовленных блюд, проглоченных на ходу и тут же забытых.
   Ночным барменом в закусочной работал худой  девятнадцатилетний  парень  с
чересчур длинными руками, которые высовывались из манжет засаленной рубашки,
словно вытянутые каким-то дьявольским  механизмом.  Его  острую,  неимоверно
тощую физиономию усеивали прыщи, нижняя губа  слегка  отвисала,  и  было  не
понять, то ли это знак брезгливого пренебрежения к людям, то ли он  попросту
слабоумный. Когда Сэм вошел, он  стоял  за  стойкой,  опираясь  на  локти  и
сложившись пополам, и, казалось, был полностью поглощен комиксом.
   При появлении блюстителя  порядка  он  мигом  смел  комикс  со  стойки  и
расправил узкие плечи, готовый предложить свои услуги и свое общество стражу
спящего города. Когда Сэм взобрался у стойки  на  один  из  трех  стульев  с
уцелевшей обивкой, бармен потянулся к толстым кофейным чашкам.
   - Только не кофе, Ральф, и без того жарко, - остановил его Сэм.  -  Лучше
дай кока-колы. - Он снял форменную фуражку и правой рукой вытер лоб.
   Парень  схватил  шейкер,  набитый  колотым  льдом,  откупорил  бутылку  и
наполнил стакан жидкостью с пеной.
   Когда пена  осела,  Сэм  опустошил  стакан,  поболтал  остатками  льда  и
спросил:
   - Кто выиграл вчера вечером?
   - Риччи, - немедленно отозвался бармен. - Судьи разделились. У него  пока
остаются шансы на титул.
   Сэм наполнил стакан и вновь разом осушил его, перед  тем  как  продолжить
разговор.
   - Это хорошо, что Риччи выиграл. Мне не очень-то по  душе  итальянцы,  но
тут все-таки белый может стать чемпионом.
   Бармен кивнул с живейшим одобрением.
   - Сейчас у нас в чемпионах шесть черных -  от  полусреднего  до  тяжелого
веса. Не понимаю, как им удается так здорово драться. - Он надавил руками на
стойку и растопырил костлявые пальцы в тщетной попытке заставить их казаться
сильными и могучими; потом перевел взгляд на  мощные  кисти  полицейского  и
задумался, будут ли и у него когда-нибудь вот такие ручищи?
   Сэм  взял  последний  кусок  торта,  сиротливо  лежавший  на  стойке  под
прозрачным пластиковым колпаком.
   - Они не ощущают ударов, как вот мы с тобой,  -  объяснил  он.  -  У  них
совсем другая нервная система. Они вроде животных: чтобы  сбить  их  с  ног,
приходится  хрястнуть  топором  по  голове,  вот  и  все.  Потому-то  они  и
выигрывают, потому-то и лезут на ринг без всякого страха.
   Ральф кивнул; блеск его глаз говорил,  что  Сэм  подвел  черту  под  этой
проблемой. Он поправил пластиковый колпак.
   - Мантоли появился в городе  вчера  вечером.  И  дочку  с  собой  привез.
Настоящая красотка, говорят.
   - Я думал, ему нечего тут делать до первого числа.
   Бармен подался вперед и обтер стойку выцветшей мокрой тряпкой.
   - Построить эстраду оказалось  дороже,  чем  они  воображали.  Теперь  он
думают накинуть цену  на  билеты,  чтобы  вовремя  рассчитаться  с  долгами.
Говорят, Мантоли прикатил помочь им прикинуть,  сколько  публика  согласится
выложить.
   Сэм перелил в стакан остатки кока-колы.
   - Не знаю, - заметил он. - Эта затея может пройти как по маслу, а может и
с треском провалиться. Я, правда, не разбираюсь в  классической  музыке,  но
все же не могу представить, что люди кинутся сюда толпами только  для  того,
чтобы послушать, как дирижирует Мантоли. Понятно, это симфонический  оркестр
и все такое, но те, кому нравятся подобные штуки, могут слушать  всякие  там
оркестры всю зиму, не приезжая сюда, чтобы посидеть на бревнах. А если еще и
дожди зарядят! - Он залпом осушил стакан и взглянул на часы.
   - А, да что об этом, - согласился Ральф. - Мне наплевать  на  чью-то  там
музыку, а уж на этого длинноволосого и подавно. Но я скажу, если из-за нее у
нас есть шанс попасть в путеводители, как нам обещают, и привлечь туристов с
деньгами, может, это заставит привести в порядок весь этот  свинарник  и  мы
заживем малость получше. - Сэм поднялся.
   - Сколько с меня? - спросил он.
   - Пятнадцать центов. Пирожное бесплатно - это было последнее. Доброй  вам
ночи, мистер Вуд.
   Сэм положил на стойку четверть доллара и повернул к  выходу.  Как-то  раз
бармен осмелился назвать его по  имени.  Он  взглянул  на  него  с  холодным
неодобрением, и это сделало свое дело. Теперь тот всегда говорил ему "мистер
Вуд" и в точности так, как Сэму хотелось.  Он  снова  забрался  в  машину  и
коротко доложил по радио обстановку, прежде  чем  возвратиться  по  шоссе  в
город. Готовясь к монотонному одиночеству, которое сулил остаток  ночи,  Сэм
поудобней устроился на сиденье.
   Машина набирала скорость, и ночной воздух встречал ее  плотной  подушкой.
Впервые с начала  дежурства  Сэм  позволил  себе  обругать  давящую  духоту,
которая обещала знойный день. А значит, и завтрашняя ночь  будет  душной,  и
следующая, может быть, тоже. Въезжая на центральные улицы, Сэм  притормозил.
Вокруг было все  так  же  пустынно,  но  он  по  привычке  медленно  пересек
небольшой деловой центр. Мысль о Делорес Парди вновь пришла  ему  в  голову.
Она выскочит замуж совсем молоденькой, подумалось  Сэму,  и  кто-то  получит
кучу удовольствия, завалившись с ней в сено. И в этот момент  он  увидел  за
квартал впереди какой-то предмет прямо посреди дороги.
   Сэм нажал на газ, и  машина  рванулась  вперед.  В  световой  дорожке  от
четырех фар непонятный предмет становился все больше, пока Сэм не затормозил
посреди дороги в нескольких футах;  теперь  он  мог  разглядеть  -  это  был
человек, распростертый на мостовой.
   Сэм включил  красную  полицейскую  мигалку  и  стремительно  выскочил  из
машины. Прежде чем наклониться над лежащим, он быстро огляделся, готовый  ко
всяким неожиданностям; рука его лежала на кобуре пистолета 38-го калибра. Он
ничего не увидел, кроме безмолвных  домов  и  пустынной  бетонной  мостовой.
Мгновенно  успокоившись,  Сэм  опустился  на  колено  возле   распростертого
человека.
   Тот лежал на животе, обхватив голову руками, ноги раскинуты, правая  щека
прижата к шершавому стертому бетону. У него были  необычно  длинные  волосы,
завивавшиеся на  шее  от  постоянного  прикосновения  воротника.  Валявшаяся
рядом, в пяти или шести футах, трость с серебряным  набалдашником  выглядела
странно беспомощной на грубом шоссейном полотне.
   Сэм подсунул левую руку под распростертого человека и постарался нащупать
сердце.  Несмотря  на  изнурительную  духоту,  на  неизвестном  был   плотно
застегнутый жилет, и через него Сэм не мог уловить никаких признаков  жизни.
Тогда он попытался припомнить, что ему доводилось  читать  о  предполагаемой
смерти при несчастных случаях. У Сэма не было никакой специальной подготовки
- его попросту зачислили в состав городской полиции  и  отправили  исполнять
новые обязанности, лишь накануне сообщив, в чем они заключаются. Но согласно
полученным  предписаниям,  он  уже  самостоятельно  ознакомился  со  сводами
законов графства и штата и проштудировал два или три учебника,  отыскавшиеся
в небольшом здании полицейского управления. У Сэма была  хорошая  память,  и
сведения, которые он тогда почерпнул, вернулись  к  нему  теперь,  в  момент
крайней необходимости.
   "Пока факт  смерти  не  будет  подтвержден  врачом,  не  следует  считать
пострадавшего мертвым - он может находиться в обмороке, быть оглушенным  или
потерять сознание по каким-либо иным причинам. Так, лица, получившие большую
дозу инсулина, часто ошибочно принимаются за умерших, и бывали случаи, когда
они приходили в себя уже в морге. При  отсутствии  особенно  тяжких  увечий,
скажем, ампутации головы, следует считать, что пострадавший жив, то  есть  в
любых случаях, когда не затронуты  жизненно  важные  центры,  при  поражении
которых дальнейшее функционирование организма не представляется возможным".
   Сэм торопливо вернулся к машине и схватил микрофон.  Как  только  на  его
вызов откликнулись, он заговорил быстро и просто - сейчас было не  до  того,
чтобы подбирать официальные выражения.
   - Приблизительно  на  углу  Пайни-стрит  и  шоссе  посреди  дороги  лежит
человек, похоже, что мертвый. Вокруг никого, и ни одной машины  не  было  за
несколько последних минут. Немедленно выезжайте и высылайте "скорую".
   На мгновение остановившись, Сэм подумал, правильно ли он все изложил?  Он
впервые столкнулся с таким случаем и хотел бы вести  себя  должным  образом.
Голос дежурного диспетчера оторвал его от этих мыслей:
   - Оставайся на месте. Личность пострадавшего установлена?
   Сэм мгновенно прикинул.
   - Нет, еще нет, - ответил он. - Насколько помнится, я никогда  раньше  не
встречал этого человека. Но, по-моему, я знаю, кто он такой. У него  длинные
волосы, он в жилете и с тростью. Маленького роста -  не  больше  пяти  футов
пяти дюймов.
   - Это Мантоли! - воскликнул диспетчер. - Дирижер. Главный  во  всей  этой
затее с фестивалем.  Если  это  он  и  действительно  мертвый,  может  выйти
страшная неприятность. Повторяю, оставайся на месте.
   Сэм положил микрофон и поспешил к распростертому телу. До  больницы  было
всего девять кварталов,  значит,  "скорая  помощь"  должна  появиться  через
каких-нибудь пять минут. Сэм  вновь  склонился  над  упавшим,  и  перед  ним
мелькнуло видение сбитой собаки, но то, что он видел сейчас, было бесконечно
хуже.
   Сэм протянул руку и очень  осторожно  приложил  ее  к  затылку  человека,
словно мог успокоить его этим  прикосновением  и  сказать,  что  помощь  уже
близка, что ему осталось лежать на грубом бетоне всего две-три минуты, да  к
тому же не в одиночестве. Пока эти  мысли  проносились  в  голове  Сэма,  он
почувствовал, как что-то густое и липкое медленно стекает  по  его  пальцам.
Резким непроизвольным движением он отдернул руку. Жалость, которую он только
что испытывал, исчезла в багровой волне нарастающего гнева.
 
   г л а в а 2
   В четыре  минуты  пятого  Билла  Гиллспи,  начальника  городской  полиции
Уэллса, разбудил телефонный звонок. Гиллспи понадобилось  несколько  секунд,
чтобы встряхнуться и хоть как-то прийти в себя. Протягивая руку к  телефону,
он уже знал,  что  случилось  несчастье,  и,  возможно,  большое,  иначе  бы
обошлись без него. В трубке звучал голос дежурного:
   - Шеф, мне очень жаль, что приходится вас будить, но,  если  Сэм  Вуд  не
ошибается, произошло убийство с отягчающими обстоятельствами.
   Гиллспи заставил себя сесть и спустить ноги с кровати.
   - Какой-нибудь турист?
   - Нет, не совсем. Сэм вроде бы опознал его, похоже, это  Энрико  Мантоли,
ну, знаете, тот самый, кто собирался провести здесь  музыкальный  фестиваль.
Понимаете, шеф, пока еще нет уверенности, кто этот человек  мертв,  но  если
это так и Сэм не ошибся, то кто-то пристукнул нашу  здешнюю  знаменитость  и
вся эта музыкально-фестивальная затея летит к чертям.
   Теперь Билл Гиллспи окончательно проснулся. Он машинально возил  по  полу
ногами в поисках домашних туфель и знал, что от него ждут распоряжений. Курс
профессионального обучения, пройденный еще в Техасе,  подсказал  ему  нужные
слова.
   - Хорошо, слушай. Я выезжаю немедленно. Сразу же пошли  врача,  "скорую",
фотографа и разыщи пару понятых. Вуд пусть остается  на  месте,  пока  я  не
прибуду. Действуйте согласно инструкции, ясно?
   Дежурный,  которому  никогда  не  приходилось  иметь  дело  с  убийством,
ответил, что ясно. Едва положив трубку,  Гиллспи  распрямился  во  все  свои
шесть футов четыре дюйма и принялся натягивать одежду, торопливо  обдумывая,
что ему делать, когда он прибудет на место происшествия. Прошло всего девять
недель, как он  стал  начальником  полиции  и  жителем  Уэллса,  и  вот  ему
представился случай показать себя.  Нагнувшись  и  возясь  со  шнурками,  он
подумал, что сделает все, как надо, но лучше бы ничего этого не случалось.
   Хотя Биллу Гиллспи  исполнилось  всего  тридцать  два  года,  он  обладал
непоколебимой уверенностью в том, что способен справиться с любым  брошенным
ему вызовом. Рост позволял Биллу буквально смотреть  сверху  вниз  почти  на
каждого встречного. А  напористость,  отпугнувшая  девушку,  на  которой  он
собирался жениться,  сметала  большинство  обычных  препятствий,  словно  их
никогда и не возникало. Раз ему в руки  попало  дело  об  убийстве,  Гиллспи
доведет его до конца, и никто не посмеет усомниться в этом.
   Тут Гиллспи вспомнил, что ему не сообщили, где именно произошло убийство.
Он сердито сорвал трубку и второпях ошибся номером.  Раньше  чем  кто-нибудь
подошел к телефону, он  бросил  трубку  на  рычаг  и,  заставляя  себя  быть
спокойным, вновь набрал номер.
   Ждавший его звонка дежурный отозвался немедленно.
   - Где все это? - требовательно спросил Гиллспи.
   - На шоссе, шеф, чуть-чуть за  Пайни.  "Скорая"  уже  на  месте,  и  врач
подтвердил факт смерти. Личность пока что окончательно не установлена.
   - Понятно,  -  коротко  сказал  шеф  и  бросил  трубку.  Перезванивать  и
выяснять, куда ехать, Гиллспи было не по душе. Должны  сразу  сообщать,  где
что случилось.
   Машина Гиллспи была оборудована сиреной, красной полицейской  мигалкой  и
радиоустановкой. Он прыгнул в нее, резко нажал на стартер, рывком отъехал от
тротуара и включил полный газ, не обращая внимания на то, что мотор  еще  не
прогрелся. Не прошло  и  пяти  минут,  как  он  увидел  стоящий  полицейский
автомобиль,  "скорую  помощь"  и  небольшую  группу  людей  посреди   шоссе.
Стремительно подкатив, Гиллспи нажал на тормоз и выскочил из машины,  прежде
чем она успела полностью останови