мы отражали атаку
карателей, мутанты убили бригадира легионеров  и захватили штабную машину. Я
тогда заглянул в планшет с документами.
     --  И  что  же   вы  там  вычитали?  --  приветливо  улыбаясь,  спросил
следователь.
     Видно   было,   как  старший  командор   напрягся,   готовясь  эффектно
разоблачить проколовшегося на мелочи шпиона северян.  С  профессионализмом у
них явно было не  лучше, чем в том же Легионе: Максим невольно вспомнил свой
первый день на  Саракше, когда  комендант заставы  пытался заговорить с  ним
по-хонтийски.
     -- Прочитать много не смог,-- печально сознался он.-- Потому как читать
по-ихнему плохо обучен, только некоторые условные обозначения на тактической
подготовке запомнил... Но в той машине была карта со значками и стрелками.
     Старший  командор  потребовал  восстановить  по  памяти  карту,  однако
землянин  наотрез  отказался.  Столь  важные сведения,  повторял Мак,  можно
передать только высшему флотскому  начальнику не  ниже адмиральского звания.
Контрразведчик  орал, грозил расстрелом и  другими неприятностями за попытку
злостно утаить военную тайну, но туповатый верзила подводник уперся рогами и
знай твердил свое: подавай, мол, адмирала.
     В  конце  концов  следователь вынужден был капитулировать и  удалился в
другую комнату. Дальним слухом Максим разобрал, как он  объясняется с кем-то
по  телефону.  Вернувшись  в  неважном  настроении,  старший  командор велел
мичману  Вебтоху  собираться  и  в дальнейшем пенять  только на  собственную
глупость. Упрямого секретоносителя посадили в бронированную амфибию, которая
доставила его в штаб. Так Максим  впервые оказался в монументальном здании с
огромной буквой "Цес" над главным входом.
     Продолжая  корчить из себя не шибко  сообразительное порождение  трущоб
мегаполиса,  Максим  старательно  нарисовал  участок   побережья,  обозначив
разноцветными  значками  основные  и  запасные  позиции,   а   также  рубежи
развертывания и пунктирные стрелки маршрутов  выдвижения армейского корпуса,
усиленного танковой бригадой. Островитян эти сведения безусловно должны были
встревожить: самый удобный для высадки сектор  оказался прекрасно оборудован
в инженерном отношении, а также плотно прикрыт войсками.
     Между  делом  землянин незаметно отодрал  от  ногтей  и  скатал плотным
шариком  прозрачные обрывки биополимерной пленки.  Почувствовав  подушечками
пальцев знакомое биение, он уронил крохотное  зернышко себе под ноги. Завтра
или  послезавтра  из  этого  эмбриозародыша вылупятся полупрозрачные паучки,
которые разбегутся по этажу, присасываясь к информационным системам.
     Вот теперь операция была завершена -- пешка прорвалась через всю доску,
превратившись  в  Белого  Ферзя.  Оставалось  доиграть  роль  и  ждать, пока
отцы-командиры  на Базе изыщут способ вернуть его на континент. Он  позволил
себе слегка расслабиться: шевельнул плечами, разминая затекшие мышцы, и  сел
посвободнее, по-прежнему  изображая молекулярной  маской  истовую готовность
служить престолу.
     Внезапно  очень странно  повели  себя  адмирал  и прочие штабные  чины.
Блаженно улыбаясь, они принялись  напевать  что-то веселое, совершая плавные
пассы ладонями  и медленно  покачивая торсами. Максим ошалело  наблюдал этот
дикий концерт, но руки сами скатывали очередной шарик, компонентами которого
База снабдила его на крайний случай. Убедившись, что саракшианцы погрузились
в нирвану по самые серые помидоры,  он прилепил комок  полуживого устройства
на  затылок  адмирала -- под  основание  черепа.  Потом  снова  плюхнулся на
табурет,  так до  конца и не поверив в столь немыслимое везение. Надо  же --
подсадить ментопередатчик начальнику штаба группы флотов!
     Слишком уж  легко удалась ему  эта операция, и Максим заподозрил хитрую
ловушку, подстроенную  ему аборигенами. Он  то проклинал себя, что  поддался
необдуманному  порыву, то искал утешение  в сентенциях типа: "Лучше жалеть о
сделанном,  чем  о  несделанном".  Как назло, орбитальный комплекс  тянул  с
эвакуацией, а Кролик даже передал пожелание, чтобы Мак передвинул "жучок" на
сантиметр левее, а то, видите  ли, поступающий к ним сигнал временами теряет
четкость. Нервы были на пределе, и тут распахнулась дверь.
     "Провалился",--   подумал  Максим,   увидев  на  пороге  саракшианца  в
штатском.  К  счастью, способность  трезво  мыслить  не  оставила  землянина
полностью,   и   он  быстро  смекнул:  чтобы  взять  двухметрового   детину,
контрразведка  послала  бы  отряд  дюжих  спецназовцев, но никак  не  такого
хлипкого  недоноска.  Между  тем  незнакомец,  обведя  адмиральский  кабинет
снисходительным  взглядом,  задержал  внимание   на  атлетической  фигуре  в
униформе без знаков различия.
     -- Вы прибыли на разбитой субмарине? -- спросил он.
     Максим  замешкался, и  за него ответил  адмирал, пробормотавший в паузе
между куплетами:
     -- Так точно, патриций.
     -- А почему же он не поет?
     На этот раз  адмирал не  ответил, но  сам петь прекратил  и обессиленно
развалился в кресле. Остальные офицеры тоже умолкли.
     Нечто  подобное  Максим  неоднократно  наблюдал в  Стране  Отцов  после
запуска  на  полную  мощность  генераторов  "белого"  излучения.  Аборигены,
прошедшие  форсированную программу  психокоррекции, выглядели  обычно такими
вот оглоушенными. Одно не стыковалось: орбитальные детекторы не обнаружили в
зоне Архипелага того  поля, которое создавалось  пресловутой  системой  ПБЗ.
Допросы попавших в плен имперцев тоже  не давали оснований предполагать, что
островной социум оптимизирован методами волновой  психотехники. По рассказам
большинства моряков складывалась пугающая до полного неправдоподобия картина
жизни на клочках суши, охваченных  лютой борьбой  за  выживание. Дарвинизм в
чистом виде...
     -- Интересный экземпляр,-- меланхолично проговорил штатский.-- Адмирал,
я забираю его.
     --  Конечно,  патриций,--   поспешно   согласился  флотоводец,  неловко
подтягивая узел галстука.-- Этот контуженный нам больше не нужен.
     -- Ах,  он еще и контужен,-- штатский понимающе поднял брови.-- Кое-что
проясняется. Пошли.
     Вертолет патриция  стоял на площадке строевого плаца. В кабину они сели
вдвоем  --  саракшианец  был  подозрительно  беспечен,  даже  не позаботился
прихватить  охрану.  Максима  это  обстоятельство  слегка  смутило:  неужели
мозгляк-абориген имеет средство,  при помощи  коего надеется, в случае чего,
отбиться от гиганта-спутника? Сколько Максим не ломал голову, ничего путного
придумать не мог. Ясно же, что он сумеет уложить патриция одним ударом, будь
у  того  хоть  замаскированный  пулемет,  хоть  газовый  парализатор,   хоть
высоковольтный разрядник...
     Они  полетели  над проливом, направляясь к центру Архипелага, когда луч
заатмосферной  установки  отключил электрооборудование  винтокрылой  машины.
Двигатель  мгновенно  заглох,   и  вертолет  плавно   пошел   на   снижение.
Одновременно  крохотная  родинка,  приклеенная  к  ушному  проходу,  шепнула
голосом Кролика:
     -- Мак, будь наготове. В течение десяти минут появится шаттл.
     Взметнув веер брызг, вертолет врезался в воду и закачался на поплавках.
Потрясенный толчком патриций ударился в панику, принялся бестолково  щелкать
тумблерами. Потом стал звать на помощь, выкрикивая бессвязные фразы в трубку
неработающей рации. Максим легонько тряхнул его за плечи, от чего у доходяги
клацнули    зубы.   Саракшианец   малость   успокоился,   и   тогда   Максим
доброжелательно произнес:
     -- Не надо нервничать, с техникой такое  случается. Через полчаса мотор
остынет, и мы полетим дальше.
     Чушь,  произнесенная  столь  авторитетным  тоном,  мгновенно  успокоила
патриция. Абориген  послушно затих, завороженно разглядывая приборную доску.
Вероятно, ждал момента, когда вновь оживут стрелки циферблатов.
     Тайком  наблюдая  за  взвинченным  попутчиком,  Максим  прикинул, что в
нынешнем  состоянии этот дистрофик  может оказаться  полезным  собеседником.
Землянин обратил внимание, с каким подобострастием обращался к нему адмирал.
Яснее корня кубического из восьмерки, что так называемые патриции составляют
в  Островной Империи  элитарную прослойку. С другой стороны, ни один пленный
ни словом не обмолвился о делении общества на какие-либо касты.
     -- Интересуешься?  -- переспросил патриций, странно ухмыляясь.--  Очень
забавный экземпляр... Наверняка ты ни черта не помнишь о  Трех Кругах  -- не
так ли?
     -- Правда ваша,-- покорно признал туповатый мичман.
     -- Ну, так послушай,-- теперь саракшианец  щерился самым издевательским
образом.-- Ты даже не представляешь, как приятно смотреть на ваши кретинские
рожи, когда вы узнаете правду...
     Впервые  подобный шок Максим  пережил  с  год назад, когда  Вепрь и Зеф
раскрыли ему глаза на социальную организацию Страны  Отцов, сцементированную
источниками  полей психокоррекции. Тогда казалось, что ничего  не может быть
отвратительней.  Оказывается,   может.  Обитаемый  Остров  снова  отличился,
поразив Мироздание очередным изощренным уродством.
     Сто миллионов  жителей Островной Империи были  втиснуты в систему  Трех
Кругов. Внешний, самый многочисленный Круг составляли подонки, чернь, быдло,
дно. Эти  озлобленные и  безжалостные существа  получали, как правило,  лишь
минимальное  образование и  жили в трущобах, где  признавалась только грубая
сила. Они ежесекундно готовы были унижать, бить, топтать и убивать ближнего,
чтобы хоть немного приподняться над окружающими и оказаться под властью  еще
более сильного  подонка.  Здесь  царили  законы  и  повадки  крысиной  стаи,
согласно которым лучшие куски жратвы и лучшие самки беспрекословно достаются
вожаку, обладающему  самыми  тяжелыми  кулаками или  самым длинным  клинком.
Вырваться  из замкнутого круга  насилия  и нищеты  можно  было  единственным
способом  --  в рядах имперской  армии,  направлявшей агрессивность черни на
внешнего  врага.  Именно  из   самых  здоровых  особей  дна  комплектовались
войсковые контингенты до младших офицеров включительно.
     Ко второму Кругу относились те, кого на Архипелаге называли гражданами,
то бишь средний класс, обыватели. Условия жизни у них  были  получше, нежели
на дне, граждане  имели достаточно свободный доступ к образованию, культуре,
источникам информации. Яростная борьба за существование имела место и в этой
среде,  однако  конкуренция  не  принимала  экстремальных   форм.  Гражданам
доверялась   квалифицированная  работа,   включая   интеллектуальные   сферы
деятельности.  Из  числа граждан выходили  старшие  командиры флота и армии,
руководители   спецслужб,   крупные  коммерсанты,  администраторы,   деятели
искусства и науки.  Среднему слою,  в  отличие от черни, разрешалось знать о
структуре  каст, и  граждане  буквально  молились на  систему  Трех  Кругов,
защищавшую их от обитателей дна.
     Наконец, были патриции, составлявшие Внутренний,  он же  Высший Круг --
элита,  сливки  общества, соль  и  сахар  Саракша.  Гиганты  духа  и  мысли,
счастливые и беззаботные,  они проводили время в праздниках  и развлечениях,
смакуя  лучшие  плоды  цивилизации.  Гениальные  ученые,  великие художники,
непобедимые  военачальники, прекрасные  женщины. Они не  знали болезней,  их
жизнь была погоней за удовольствиями.  Чем  бы  ни занимались  патриции, это
дело превращалось в сложную игру, победа в которой и являлась для них высшим
наслаждением.
     Самое  же  поразительное,  что  столь  антагонистичные  касты вовсе  не
враждовали,  а вполне  мирно уживались на каждом острове  и даже в  пределах
каждого  города.  И  еще  ни  разу  даже самый безжалостный убийца из  числа
подонков  не  поднимал руку на беззащитного, слабого телом  и  не способного
постоять за себя  гражданина или патриция. И ни один гражданин не возмутился
несправедливостью  кастового  деления, обрекающего большинство  сограждан на
скотское прозябание в беспросветном круговороте жестокости...
     -- Вы чего-то не договариваете,-- с отвращением  сказал Максим.-- Такое
противоестественное  общество не может существовать.  Три  колеса  не  могут
вращаться на одной оси без трения.
     -- Как  ты  глуп!  --  патриций жизнерадостно рассмеялся.-- Есть разные
способы,  чтобы заставить  таких, как ты, подчиниться правилам игры, которые
устраивают нас.
     -- Это излучение, как на континенте?
     --   Ты   слишком  догадлив,--   саракшианец   продолжал  веселиться.--
Излучение,  но не такое  грубое, каким поливают  своих рабов континентальные
варвары. Ничего, скоро это излучение смоет все твои сомнения.
     -- Вот,  значит,  почему  ты не побоялся  остаться  наедине  со мной,--
Максим совсем успокоился, выяснив, что  у саракшианца нет  при себе никакого
супероружия.--  Ваши   излучатели  внушают  императив  о  неприкосновенности
патрициев...  Но  как  же  те полтора  процента,  на  которых  излучение  не
действует в принципе?
     -- Кажется, таких убивают при рождении,-- рассеянно отозвался абориген,
но потом опомнился и вскричал, уставившись на собеседника ошалелыми глазами:
-- Откуда тебе известно об этих процентах?!
     Спустя две  минуты,  оказавшись в  кабине взлетающего на орбиту шаттла,
гордый самоуверенный патриций визжал  от  ужаса  и валялся  в  ногах землян,
умоляя  посланцев  Центрального  Светильника  не  предавать его  мучительной
смерти...

     ...Неожиданные звуки  заставили очнуться, и Максим с легким  удивлением
обнаружил, что снова сидит в  кабине малотоннажного звездолета. Оказывается,
его   сладостные  воспоминания   были   грубо   оборваны   видеосигналом  --
диспетчерская служба Северного полушария дала добро на старт.
     Привычно подтвердив программу  полета, он сел поудобнее и  расслабился.
Далеко внизу  под переборками рявкнул,  набирая мощность, главный генератор.
Корабль  завибрировал,  преодолевая  бездну   парсеков,  к  горлу  подступил
обжигающий комок тошноты. Затем серая пелена покинула обзорный экран, открыв
панораму изменившихся созвездий. Максим вернулся в обычное пространство -- к
исполнению непосредственных обязанностей.
     Взгляд  на  обстановку.  Красный  гигант  в  центре   системы,  голубой
субкарлик на эллиптической орбите. Курсопрокладчик  выделил  вторую  планету
меньшей звезды -- вероятно, это  и был Тамир. Дистанция -- четверть световой
минуты. Максим тронул  клавишу, подтверждая курс.  Панорама  развернулась --
"Барракуда"  обратилась носом  к  Тамиру  и начала набирать ход.  Автоматика
сообщила,  что  при  стандартном  десятикратном ускорении  корабль  выйдет к
планете через полтора часа.
     Перегрузка  совершенно  не   чувствовалась,  поскольку  антигравитаторы
прекрасно справлялись с  дурацкими эффектами классической механики. Кораблем
управлял киберпилот, вмешательство человека не требовалось, взять что-нибудь
почитать  он  не  догадался,  заняться было  нечем.  Какое-то  время  Максим
бесцельно разглядывал звезды, потом решил послушать эфир.
     Из  динамика  вырвались  возбужденные  вопли:  похоже,   переругивались
одновременно   пять  или  шесть   радиостанций.  Кто-то  приказывал  кому-то
немедленно брать обратный  курс, предупреждая  о  нехороших  последствиях  в
случае  неповиновения, на что предупреждаемый отвечал не  совсем корректными
отказами. При  этом  невозвращенец  страшно  возмущался,  что  его обманули,
впрыснув не  те лекарства. Впрочем,  точную  картину происходящего составить
было  сложно:  все  переговоры велись в радиодиапазоне, а участников  бурной
дискуссии  разделяли  солидные  расстояния,  и  потому  ответы  долетали  до
"Барракуды" раньше  тех команд, на которые  отвечал  неизвестный, который не
желал возвращаться на космодром.
     Заинтригованный шеф отдела ЧР включил широкополосный сканер, после чего
обстановка в пространстве несколько  прояснилась. Со стороны Тамира двигался
с предельным ускорением легкий разведчик (идентификатор, пококетничав, выдал
название  --   "Кобра").  Следом,  отставая  мегаметров  на  четырнадцать  с
небольшим,  разгонялся  вчерашний  приятель  "Трицератопс". Динамик  пролаял
осипшим голосом:
     --  Гурон,  прекрати  валять  дурака,  у  тебя отключен эпсилон-привод.
Внешние люки тоже заблокированы, так что за борт не выпрыгнешь.
     "Веселые у них тут дела творятся,-- подумал Максим.-- Как же эти лопухи
его  упустили?  Дураку же понятно было,  что Абалкин при первой  возможности
попытается бежать из-под стражи". Он запрограммировал киберпилоту новый курс
-- наперерез "Кобре".
     На  Тамире  наконец   заметили   его   появление,   и  посоветовали  не
вмешиваться. В переводе это означало,  что сейчас база перехватит беглеца на
дистанционное   управление.  Так  и   случилось  --  разведчик  стал  быстро
сбрасывать скорость. "Трицератопс" тоже  притормаживал, явно  готовясь взять
"Кобру" на абордаж.
     Динамик сказал голосом Абалкина:
     -- Хотите исследовать  мой труп?  Не  дождетесь...-- последовала пауза,
заполненная звуками тяжелого дыхания.--  Я  слишком слаб, мало осталось. Все
равно конец без детонатора. Передайте Майке, что я не сержусь на нее...
     --  Лева,  успокойся,-- крикнул Максим.-- Мы сделаем все, чтобы  спасти
тебя.
     Ответа не последовало. Три корабля медленно сблизились.
     "Вот  так же имперский  фрегат подходил к  нашей  субмарине",-- подумал
вдруг  Максим. Он уже различал  на экране бортовую  раскраску остановленного
разведчика, к которому плавно подтягивался огромный  корпус боевого корабля.
Когда между ними  оставалось не больше километра, "Кобра" вдруг превратилась
в разбухающий шар плазмы.

     Персонал базы выглядел, словно после виртуозной экзекуции, хотя таковая
всем  еще  только  предстояла.  Тахорг,   к  которому  Максим  обратился  за
подробностями,  долго  морщился,  но   потом  все-таки  рассказал,  что  тут
произошло.
     По его  словам, организм  Абалкина то  и дело  принимался  генерировать
слабые  биофизические поля,  каких у  нормального  человека  быть  не может.
Стабилизировать состояние Подкидыша  не удавалось, и врачи потихоньку начали
поговаривать:  дескать, в крайнем случае, если помрет,  сможем узнать  много
интересного в результате патологоанатомического исследования.
     Однако сегодня утром Абалкин вдруг заявил, что готов дать показания, но
для  этого  медики  должны  вкачать  ему  лошадиную дозу  транквилизаторов и
антибиотиков.  Тахорг посовещался со специалистами,  и  те согласились,  что
ударная  порция медикаментов на  некоторое  время вернет  больному организму
почти нормальные функции, но затем неизбежно наступит острейший кризис.
     Тут мнения врачей разделились. Одни  говорили,  что современный человек
может  выдержать  любые нагрузки.  Другие  возражали,  что  Абалкина  нельзя
считать современным человеком,  так  как  кроманьонец -- это  совсем  другой
биологический  вид.  В  любом случае большинство предрекало  отказ  основных
систем, включая  иммунную,  эндокринную  и  периферийную  нервную,  а  также
химическое разрушение клеток, массовую гибель эритроцитов и  даже деформацию
генного  вещества.  Кроме  того,  медики  практически  единогласно  заверили
руководителя операции: подобных перегрузок не выдержит даже фукамизированный
организм.
     Тахорг оказался  в  затруднении, а потому после долгих  терзаний принял
половинчатое решение. По  его приказу, Гурону ввели тонизирующий препарат  и
небольшие дозы общеукрепляющих  препаратов.  Вскоре пациент  встал с  койки,
сделал  несколько простых  упражнений  и потребовал отвести его  на  допрос.
Оказавшись  в  коридоре, Абалкин  уложил  голыми  руками конвоировавших  его
сотрудников  управления  "Т",  прорвался  в ангар  и  захватил  единственный
готовый к старту корабль.
     --  У  меня  были  смутные  подозрения, что  Гурон собирается  покинуть
планету,--  признался  Тахорг.--  Поэтому  я  приказал передвинуть остальные
корабли  на другую стартовую площадку. Он  мог  вз