Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
Нейлон.
- ...работает в течение трех лет. Установку создал профессор Чвиз,
затем к работе подключился известный вам профессор Миллер.
- Какой Миллер? - спросил Цемент (железобетон, строительная техника,
дорожные машины и подъемные краны).
- Я вас не понял, - быстро сказал Дорон.
- Какой из двух Миллеров, генерал?! - взревела Сталь. - Не
прикидывайтесь дурачком!
- Этого никто не знает, - тихо и спокойно ответил генерал. - Даже сам
Миллер. Ведь оба считали себя настоящими.
- Почему вы не подняли тревогу, когда появился второй Миллер? - спросил
Нейлон. - Ведь тогда мы были бы гарантированы от чрезвычайных событий,
которые привели нас сюда.
- История с Миллером была чистой случайностью. Мой человек в институте
гарантировал...
- Что сейчас гарантирует ваш человек? - язвительно перебила Нефть.
- Он погиб в автомобильной катастрофе несколько месяцев назад, -
ответил Дорон.
- Мы отвлекаемся, - поправил Нейлон. - Итак, в институте эти работы
вели профессора Миллер и Чвиз. Где они?
- Чвиза нет. Я ищу его, - ответил Дорон.
- А Миллер? Может быть, их осталось два?
- Нет, - ответил Дорон. - Один из Миллеров обезврежен и устранен. Я сам
видел его труп. У меня все эти три года не было оснований сомневаться в
оставшемся Миллере. Он был очень послушен и исполнителен. Но куда он
исчез, пока не знаю. Буду искать.
- Неважные перспективы, генерал. Один исчез, другой погиб, третий
затерялся... - задумчиво проговорил самый молодой член Совета, король
ракет и самолетов.
- Меня интересует другое, Дорон, - перебила Сталь, - зачем Миллеру
потребовалось создать четырех президентов?
- Я думаю, он сошел с ума, - ответил Дорон. - Других объяснений пока не
вижу.
- А я вижу! - взвизгнула Сталь. - Я вижу! Сегодня четыре президента,
завтра - сорок четыре президента! И все в стране летит вверх тормашками! И
над нами смеется весь мир! А вы знаете, генерал, сколько миллиардов
кларков стоит одна улыбка общественного мнения?!
- Можно прожить хоть с сотней президентов, - спокойно сказал один из
молчавших до сих пор членов Совета. У него не было ни заводов, ни
рудников, ни ракет, ни железных дорог, ни даже пошленького игорного дома.
Он изучал спрос и предложения, доходы и расходы, прибыли и убыли,
направления развития и тенденции упадка: он владел информацией, а его
специальностью был прогноз будущего, и остальные девять членов Совета
всегда слушали его с особым вниманием. - Можно прожить даже с тысячей
президентов, - продолжал он, - и сотни две из них я берусь прокормить сам.
Это чепуха. Но что будет, если появится пять Доронов, генерал? Или десять
Воннелов отдадут десять разных приказов службе безопасности? Или... - он
вдруг поднялся, и всем стало как-то не по себе, жутко и муторно, - или
появятся два Чарлза Роберта Саймака-младших, три Мохамеда Уиндема, пять
Джонов Уайтов с сыновьями? Что будет тогда? Дробление капитала, ликвидация
всякого контроля за деловой активностью. Один Саймак - это сталь полумира,
а тысяча Саймаков - это кучка негоциантов средней руки. Прошу прощения, вы
понимаете, о чем я говорю. И речь идет сейчас не об улыбках общественного
мнения, - он обернулся к молодым Ракетам и самолетам-снарядам, - сколько
бы они нам ни стоили, а о стабильности самих устоев нашего общества. Я
надеюсь, что мне не потребуется рисовать перед вами все ужасы
бесконтрольного дублирования деловых людей.
Он сел, и в течение целой минуты никто не мог не только произнести
слово, но даже пошевелиться.
- Где гарантия, генерал, что опыты Миллера уже прекращены? - резко
крикнули Атомные электростанции, урановые рудники и заводы изотопов. - Я
требую немедленных и абсолютных гарантий!
- Я уже отдал приказ об отключении института от всех линий
энергопитания, - ответил Дорон.
- Института?! - подскочили на своем месте Ракеты. - Вы с ума сошли!
Вырубить всю энергетическую сеть! Все до единой лампочки! Откуда мы знаем,
где сейчас Миллер, что он может, а главное, что он хочет? Пока мы не
найдем Миллера, все источники энергии должны быть отключены!
- Это, по самым предварительным подсчетам, приведет к убыткам в размере
двух с половиной миллионов кларков в минуту, - быстро подсчитало Будущее.
- Вы слышите, Воннел? - Сталь повернулась к министру внутренних дел. -
Вы слышите, Дорон, сколько стоит каждая минута поисков профессора Миллера?
(Оба у камина склонили головы.) Вы ручаетесь, генерал, - продолжала Сталь,
- что четыре президента - это первый и последний сюрприз профессора
Миллера?
- Да, - глухо ответил Дорон. - Ручаюсь, поскольку лаборатория лишена
тока, блокирована и полностью мной контролируется. Между тем другой
аппаратуры, способной осуществлять дублирование из иных мест, не
существует...
- Послушайте, что за шум, что здесь происходит? - послышался вдруг
спокойный, даже сонный голос.
Все обернулись и увидели президента. Он стоял в тяжелом дорогом халате,
под которым белели худые ноги в шлепанцах. Кисточки ночного колпака
вздрагивали, когда президент, щурясь от света, обводил взглядом своих
нежданных ночных гостей.
- Чем обязан, господа, в столь поздний час? - спросил президент с
сонной улыбкой.
- Пятый! - громко сказал Воннел.
9. ИГРА В ЛОТО
- Ваш любимый стерфорд, шеф, - произнес Таратура, извлекая из портфеля
бутылку вина. - А это, - он подмигнул Чвизу, - отличное средство против
скуки.
На стол легла коробочка, на которой зелеными буквами было написано:
"Лото".
- В детских магазинах, - продолжал Таратура, - бывают удивительные
вещи. Заходишь и сразу превращаешься в ребенка. Готов биться об заклад,
что за этой штуковиной мы отлично скоротаем время и даже забудем, что
президенты должны передраться.
- Чепуху вы говорите, Таратура! - резко перебил Миллер. - При чем тут
ваше лото?
- Таратура, вы настоящий психолог! - вмешался Чвиз, беря в руки
коробочку. - В самом деле, Миллер, иногда не мешает сбросить с себя этак
годков пятьдесят.
- В городе по-прежнему спокойно? - спросил Миллер, хотя прекрасно
понимал, что спрашивает напрасно: Таратура начал бы не с лото, а с
новостей, если бы они были.
- Спокойно, шеф, - вздохнул Таратура и серьезно добавил: - Если не
считать того, что "Шустрая" родила трех щенят.
Чвиз громко расхохотался. Словно бы оправдываясь, Таратура сказал:
- Профессор, клянусь вам честью, весь магазин был занят "Шустрой",
когда я покупал лото!
- Ах, лото! - подхватил Чвиз, мечтательно подняв глаза. - Я помню, как
мы с покойной моей супругой играли в лото, когда были еще детьми, и моя
теща отчаянно переживала, когда ей не выпадали... эти...
- Фишки, - подсказал Таратура.
- О! Фишки! - обрадовался Чвиз. - Сколько слов уходит из нашего
обращения с годами... фишки, теща... Забавно: у меня, Миллер, когда-то
была теща!
Все умолкли, погрузившись в собственные мысли, как будто Чвиз помянул
не тещу, а Бога. Таратура не знал, о чем думают в этот момент ученые, но
сам он подумал, что еще неизвестно, кто более счастлив: тот, кто
вспоминает о теще, или тот, кто только мечтает о ней.
- Начнем, - сказал Чвиз, садясь за стол с таким видом, с каким садятся
главы семейств, окончив молитву и разрешая семье приступать к трапезе.
Таратура мгновенно сел, но Миллер, пожав плечами, нерешительно
придвинул к себе стул.
- Очень успокаивает нервы, шеф, - сказал ему Таратура, вытаскивая из
портфеля мешочек с фишками.
- Почем? - спросил Чвиз, азартно потирая руки.
- По кларку за карту, не меньше! - убежденно произнес Таратура. - Иначе
интереса не будет.
- Чепуха какая-то, - вновь сказал Миллер, садясь за стол. - Дайте
мне... четыре карты.
- По количеству президентов, шеф? - неуклюже сострил Таратура, но Чвиз
больно толкнул его коленкой. - Простите, шеф, сорвалось...
Мешочек с фишками уже был в руках Чвиза, и как только монеты звякнули о
дно чашки, стоящей на столе, он жестом фокусника выудил первую фишку,
отдалил ее на почтительное расстояние от своих дальнозорких глаз и
торжественно провозгласил:
- Пятьдесят семь!
На ближайшие десять минут все общество, казалось, с головой ушло в
игру. Таратура сопел, с трудом поспевая за быстрой сменой цифр, Миллер с
внешним равнодушием заполнял свои карты, а Чвиз успевал и говорить, и
фокусничать с фишками, и заполнять клетки, и даже ревниво присматривать за
картами партнеров:
- Два!.. Тридцать шесть!.. На второй карте, Миллер, вам осталась сорок
девятая фишка... Восемьдесят четыре!.. А где же моя двадцатка?..
"Барабанные палочки"!.. Коллега, вы невнимательны...
- Чепуха какая-то! - в третий раз произнес Миллер. - Вам не кажется,
господа, что все это выглядит как в водевиле?
Он решительно встал со стула, неловким движением сбросив свои карты на
пол. Таратура тут же закурил сигарету, а Чвиз стал разочарованно
поглаживать свою бороду.
- Вместо того, - сказал Миллер, - чтобы срочно предпринимать какие-то
действия, от которых зависит развитие событий, а в конечном итоге, быть
может, и наша жизнь, мы занимаемся этими дурацкими "барабанными
палочками"!
- Но какие действия, шеф? - сказал Таратура.
- Надо бежать, - убежденно произнес Чвиз. - Бежать, пока не поздно.
- У вас, коллега, побег - идефикс, - сказал Миллер. - Уже надоело.
- А мне надоела ваша беспрерывная жажда деятельности, хотя вы сами не
знаете, чего вы хотите!
- Я хочу немедленно информировать общественное мнение, Чвиз! - с жаром
воскликнул Миллер. - Поднять на ноги прессу, позвонить в посольства,
расклеить по городу объявления...
- Вам никто не поверит, шеф, - спокойно произнес Таратура. - Или сочтут
за остроумную шутку, или признают вас за сумасшедшего.
- Прав! Тысячу раз прав! - подхватил Чвиз. - Новость о том, что в
стране четыре президента, должна исходить от самих президентов, и только
тогда она будет достоверной. Мы выпустили джинна из бутылки, и теперь мы
лишились власти над ним. Вам понятно, Миллер, хотя бы это?
- К сожалению, я вынужден это понимать.
- Но кое-что еще вы поймете несколько позже, - вдруг загадочно произнес
Чвиз. - Не хочу вас разочаровывать раньше времени...
Он не успел договорить, как в комнате погас свет. Таратура тут же зажег
фонарик, а Миллер сказал:
- Вероятно, перегорели пробки.
- А где щиток? - спросил Таратура.
- Откуда я знаю? - ответил Чвиз. - Это же не моя квартира.
Таратура стал шарить лучом по стенам, а Миллер тем временем подошел к
окну. В доме напротив тоже не было света. Не горели даже уличные фонари.
"Странно, очень странно..." - подумал Миллер, и вдруг острая догадка
пронзила его.
- Чвиз, поднимите телефонную трубку! - воскликнул он.
Профессор нащупал в темноте аппарат и поднял трубку. Телефон был мертв.
- А радио? - воскликнул Миллер.
Молчало и радио!
- Друзья мои, - не сдерживая волнения, сказал Миллер, - они выключили
электричество!..
- Вы думаете? - спросил Чвиз. - Во всем городе?
- Может быть, даже во всей стране!
- Но почему? - удивился Таратура.
- Они нас лишают электричества! Они боятся нас! Они хотят сохранить
статус-кво! И это - начало хаоса, уже определенно, господа, определенно!
Когда Таратура, обшарив несколько ящиков, обнаружил случайно
завалившийся с каких-то доисторических пор огарок и маленький язычок
пламени, чуть-чуть разгоревшись, потеснил темноту и без того мрачной
комнаты, Миллер решительно сел за стол и тоном полководца произнес:
- Пора!
- Что вы намерены делать? - спросил Чвиз.
- Бумагу мне, Таратура! Дайте мне бумагу! Наш час, господа, пробил!
10. ПОЯВЛЕНИЕ ПЯТОГО (ОКОНЧАНИЕ)
Получасом раньше в Круглом зале президентского ранчо развернулись
события, которые внесли такую ясность в создавшуюся обстановку, что
полностью ее запутали.
Пятый президент, появившись столь неожиданно в дверях, оглядывал всех
присутствующих, резко поворачивая голову то вправо, то влево. Кисточка его
ночного колпака, подвешенная на длинной тесемке, с каждым поворотом дважды
обкручивалась вокруг головы, издавая в последний момент странный звук,
напоминающий звук поцелуя. Наконец президент понял, что только два
человека из собравшихся здесь двенадцати способны перенести его
раздраженный тон. Поэтому он, наградив членов Совета совершенно неуместной
в данном случае улыбкой, строго посмотрел в сторону камина, где стояли
Дорон и Воннел, после чего сердито произнес, обращаясь определенно к ним,
но и не называя их по фамилиям:
- Господа, потрудитесь дать объяснения!
Дорон даже не пошевелился, поскольку чутьем опытного интригана понял,
что ситуация может оказаться для него либо смертельной, либо выигрышной,
но и в том, и в другом случае она не зависела от него. Надо было ждать
развития событий, а уже потом решать: либо спасаться, либо выходить на
сцену в качестве исполнителя главной роли. Дорон, закусив губу, бросил
взгляд на Воннела, как бы призывая его выкручиваться из нелепого положения
самому.
Воннел так же быстро вспотел, как и высох.
- Присядьте, господин президент, - сказал он, чувствуя себя сапером,
дотронувшимся до взрывателя мины. - Пожалуйста, присядьте.
Курс был дан - Воннел определил отношение к появившемуся президенту, и
теперь он мог передать штурвал тем, кто должен был вести корабль дальше.
Если бы министр внутренних дел, сардонически улыбнувшись, воскликнул:
"Что-о-о? Объяснение?! Давать тебе, пятому дубликату, отштампованному из
воздуха, нулю без палочки, пятой спице в колеснице, объяснение?! Много вас
тут!.." - то, возможно, члены Совета в две секунды вышвырнули бы
самозванца за шиворот из Круглого зала.
Теперь же им пришлось на какое-то время признать в президенте
президента и продолжить начатую игру.
- Прошу вас. - Будущее любезно указало на пустующее рядом с собой
кресло. - Сейчас мы вам все объясним, но прежде я прошу принять наши
извинения за то, что мы оказались в вашем доме без вашего разрешения.
Декорум был соблюден, хотя все, в том числе и президент, отлично
понимали, что никаких разрешений на сбор члены Совета ни от кого не
требуют и что не только дом, но даже кресло, в которое президент сел, ему
не принадлежат.
- Генерал, - после некоторой паузы сказала Сталь, - вы умеете считать
до пяти?
Дорон промолчал, не дрогнув ни единым мускулом, хотя можно себе
представить, что было бы, если бы он вдруг ответил: "Виноват, господа, не
умею!"
- Вы нас сознательно вводили в заблуждение или сами ничего не знаете? -
резко спросили Ракеты, поправляя галстук.
- Я могу проверить, господа, в чем дело, - сказал наконец Дорон и
сделал попытку шагнуть к выходу из зала.
Но из десяти членов Совета восемь, способных стоять без посторонней
помощи, мгновенно встали, как будто их пронзило током.
- Дорон! - проревела Сталь, выплевывая изжеванную сигару прямо на пол.
- Вы никуда не уйдете отсюда!
Воннел при этих словах уже готов был прикоснуться к пуговице своего
костюма, чтобы срочно вызвать необходимых для такого случая людей. Но все
обошлось. Дорон лишь качнулся, не двигаясь с места, и вновь застыл, слегка
пожав плечами.
Президент, наблюдавший всю эту странную сцену, мучительно пытался хоть
что-то понять.
- Господа, - сказал он наконец, - я все же хотел бы знать...
- Одну минуту, - довольно бесцеремонно перебили его Ракеты. - Генерал,
у вас есть язык? Я уж не спрашиваю, есть ли у вас голова и насколько
дорога она вам.
Дорон неожиданно улыбнулся - это была его давняя привычка прикрывать
мушкетерской улыбкой бурю, происходящую в душе, - и презрительным взглядом
смерил самого молодого члена Совета.
- Между прочим, - сказал он с деланным спокойствием, - ваши головы,
господа, тоже мне дороги.
Это была неслыханная дерзость, но генерал уже не давал никому
опомниться:
- Мне известно, что на каждого из вас профессором Миллером заготовлена
матрица, и я не уверен, что в эту минуту он не приступает к осуществлению
своей программы.
Дорон откровенно переходил в наступление, решив, вероятно, что терять
ему уже нечего.
- Своей программы? - сказала Сталь, сделав упор на слово "своей". - Или
вашей, генерал?
Дорон предпочел пропустить этот вопрос мимо ушей, как и все
последующие:
- Вы знали, что их пятеро?
- Где сейчас Миллер? Вам известно его местонахождение?
- Это ваш заговор, генерал?
- Вы с ним заодно?
Вопросы сыпались со всех сторон, и, когда наступила пауза, вновь
раздался голос президента:
- Господа, я все же не понимаю, что случилось?
- В стране сейчас пять одинаковых президентов, - сказал Дорон. - Вы
продублированы профессором Миллером. Ваши...
- То есть как?! - простонал президент, чуть не лишаясь чувств.
Но Дорон, не меняя тональности, продолжал:
- Ваши двойники находятся здесь же, в соседнем зале, и вам, президент,
есть смысл отправиться к ним и не мешать нам наводить порядок в стране.
Когда Дорон сказал "нам", члены Совета сделали движение, какое обычно
делают театральные зрители после открытия занавеса, когда каждый в
последний раз пытается найти себе удобную точку для обзора.
Воннел молча подошел к президенту, тот молча встал и, шлепая тапочками
по паркету, медленно вышел из зала. Через минуту, вернувшись, министр
внутренних дел уже увидел Дорона сидящим за круглым столом в том
единственном пустующем кресле, где только что сидел президент.
Но "круглого стола" явно не получалось. На одной стороне его были члены
Совета, на другой - Дорон. Это можно было определить хотя бы по взглядам,
которые они дарили друг другу.
Дорон отлично понимал, что в любой войне с могущественными финансистами
он немедленно проиграет, как, впрочем, проиграет и в мире с ними. И потому
он сказал:
- Господа, прошу прощения за то, что я так решительно вмешался в
события. Я человек военный, а не штатский. Прошу также поверить мне, что я
намерен действовать в наших общих интересах. Вы спрашивали меня, где
сейчас Миллер. Отвечаю: в данный момент будем считать, что его
местонахождение мне неизвестно... - (Дорон вдруг перехватил взгляд
Прогнозиста будущего, недвусмысленно обращенный к Воннелу.) "Пора!" - тут
же подумал Дорон. - Я понимаю, господа, что вы можете подозревать меня в
причастности к той игре, которую ведет Миллер. Это ваше право, и у меня
нет возможности немедленно вас переубедить. Следовательно, вы вольны
арестовать меня, связать мне руки и заткнуть мне глотку и даже убрать меня
вообще, но... - Он сделал паузу, во время которой все отчетливо услышали
астматическое дыхание угольного короля. - ...но я прошу вас иметь в виду,
что и сам не уверен, я ли перед вами или мой дубликат!
11. ПРИ СВЕЧАХ
Арчибальд Крафт - владелец ракет, самолетов-снарядов, баз и прочего и
прочего, способного убивать, - был весьма практичен. Он мыслил обычно с
удивительной прямолинейностью, не допускающей никаких нюансов и
кривотолков, и любое событие вызывало его точную и прямую реакцию. Когда
же событий случалось много, он ухитрялся из многочисленных прямых линий
выстраивать поступки, такие же стройные и целеустремленные, как Эйфелева
башня в Париже. По всей вероятности, в делах комбинаторских иначе строить
было и невозможно.
Во всяком случае, у Крафта не в