,  подъемные  она  получила,   вопрос   решен   и   говорить,
собственно, не о чем. И я ушла.
   - Он проводил вас до двери?
   - Нет. Остался сидеть в кресле. Даже не оглянулся, когда я уходила.  Хотя
потом, наверно, поднялся, закрыл дверь.
   - Вы долго у него были?
   - Около часа.
   - Угощал чем-то?
   - Кофе, потом вина предложил? Я выпила и то и другое.
   - Он сходил к бару, принес бутылку?
   - Нет, бутылка уже стояла на столе.
   - Много курили? - спросила Касатонова.
   - Да, курила я в тот вечер много. В конце концов, он сказал, что менять в
своей жизни ничего не намерен и все останется по-прежнему.
   - Он имел в виду отношения с вашей дочерью?
   - Да, разумеется. У нас с ним одна тема.  Я  психанула  и  ушла.  А  дома
устроила хороший такой, профессиональный  шмон.  Искала  билеты  в  Вологду,
деньги? Этим я хотела остановить дочь.
   - Нашли?
   - Нет. Ни билета, ни денег не обнаружила. Зато нашла пистолет. Маленький,
черненький, красивенький? Раньше он мне предлагал его в подарок. Когда у нас
с ним что-то было. Я отказалась. Теперь всучил дочери. Я схватила пистолет и
снова помчалась к Балмасову.
   - Зачем?
   - Я хотела бросить этот пистолет ему в морду.
   - На этот раз вы отправились к нему без звонка?
   - Да, я не звонила. Когда поднялась на  его  этаж,  мне  показалось,  что
дверь незаперта.  Я  толкнула,  дверь  открылась.  Когда  вошла  в  комнату,
Балмасов был уже мертв. Он лежал возле кресла и, как вы правильно  заметили,
держал в руке пульт.
   - Телевизор работал?
   - Да,  шла  какая-то  реклама?  Что-то  предлагали  есть,  пить?  -  Ваши
действия? - спросил Убахтин.
   - Некоторое время я была в шоке. Потом немного взяла себя в руки и,  чуть
повернув пульт, выключила телевизор. Наверно, я  действительно  оставила  на
нем отпечатки. И только потом начала понимать, что произошло. На  столе  еще
стояла моя чашка из под кофе, стакан, из которого я  пила  вино,  пепельница
была полна моих окурков? И так далее. То есть я всю квартиру как бы пометила
своими следами. И тогда решила все эти следы убрать.
   - Вы сделали хорошую уборку?
   - Да, можно и так сказать. Потом плотно задернула шторы, погасила свет.
   Но прежде чем выйти и о вас подумала.
   - Обо мне? - удивился Убахтин.
   - Да, - кивнула Юшкова. - На столе,  среди  грязной  посуды,  объедков  и
окурков я при уборке нашла зажигалку. И сразу поняла, кто здесь побывал.  От
этой зажигалки я каждый день прикуривала по несколько раз -  мне  ли  ее  не
узнать! И посредине чистого, убраного стола оставила эту зажигалку.
   - Она сработала, - кивнул Убахтин. - Благодаря Екатерине Сергеевне.
   - Я же говорю - шумный дух, - усмехнулась Юшкова.
   - Это в каком смысле?
   - Шумный дух - это полтергейст.  Он  все  предметами  бросается.  А  она,
похоже, их подбирает. Видимо, вместе работают.
   - Ладно, оставим пока это, - Убахтин не чувствовал себя уверенно  в  этой
теме. Сделали уборку, погасили свет, выключили телевизор и? Что было дальше?
   - И вышла.
   - Замок щелкнул?
   - Да, сработал.
   - Я так  и  думал,  -  кивнул  Убахтин.  Цокоцкий,  обнаружив  отсутствие
зажигалки, мог той же ночью прийти к Балмасову, к уже мертвому Балмасову. Но
дверь оказалась запертой. А он оставил ее открытой. Впрочем,  для  себя  мог
объяснить это сквозняком или еще чем-то невинным.
   - Пистолет, - напомнила Касатонова.
   - Я вернулась к своей машине и долго сидела,  не  в  силах  стронуться  с
места. Помню, много курила. Я не могла  вести  машину,  даже  прикуривала  с
трудом.
   Руки ходуном ходили. Зачем-то заглянув в  сумочку,  увидела  пистолет.  И
подумала, что нужно от него избавиться. Что следствие  наверняка  выйдет  на
мою дочь, на меня? И пистолет станет уликой. Открыв дверцу, я хотела бросить
его в кусты, но шел сильный дождь. Я не решилась  выйти  из  машины.  И  тут
увидела  прямо  возле  колеса  канализационную  решетку.  В  нее  и  бросила
пистолет. Мне показалось, что его там никогда никто не найдет.
   - Нашли, - обронил Убахтин.
   - Надо же, - удивилась Юшкова.
   - Все патроны оказались на месте, калибр совершенно не тот. Пуля, которую
извлекли из головы Балмасова выпущена из пистолета Макарова.
   - Хоть здесь мне повезло, - усмехнула Юшкова. - Я закурю?
   - Конечно, - Касатонова  поднесла  ей  пачку  с  коричневыми  сигаретами,
щелкнула зажигалкой.
   - Последний вопрос, - сказал Убахтин. - Что мешало все это рассказать нам
в самом начале? Почему вы не захотели защищаться?
   Юшкова некоторое время курила, жадно втягивая в себя дым, потом с улыбкой
посмотрела на Убахтина.
   - Знаете, есть такая  история?  Где-то  в  Сибири  задержали  человека  с
похищенным  золотом.  У  него   обнаружили   трехлитровую   банку,   доверху
наполненную золотым песком. И он признался следователю, что золото это украл
и  потом  тридцать  километров  шел  по  тайге  к  железнодорожной  станции.
Следователь эти показания исправно записал и передал дело в суд. А  суд  его
оправдал.
   - На каком основании?
   - Обвиняемый сказал, что желает провести следственный эксперимент. Тут же
на суде выяснилось, что трехлитровая банка с золотом весит почти  шестьдесят
килограммов. Пройти тридцать километров  по  зимней  тайге  с  таким  грузом
невозможно. Следователю не пришло  в  голову,  сколько  может  весить  такое
количество золота.
   - А какое отношение эта история имеет к вам?
   - Я тоже решила кое-что приберечь до суда.
   - Чтобы посадить меня в лужу? - ужаснулся Убахтин.
   - Или в калошу. Если это вам больше нравится, - улыбнулась Юшкова.
   - Жестокая вы  женщина,  -  проговорил  Убахтин,  подписывая  пропуск.  -
Безжалостная. Это плохо. Так нельзя.
   Юшкова взяла пропуск и, не читая, сунула его в карман.
   - Спасибо, - сказала она. - Счастливо, -  и  уже  уходя,  уже  от  дверей
обернулась. - Заглянули бы как-нибудь, Екатерина Сергеевна. Нам  найдется  о
чем поговорить.
   - Обязательно! - горячо заверила Касатонова. - До скорой встречи!
   После ухода Юшковой, некоторое время  в  кабинете  стояла  тишина.  Потом
неожиданно резко зазвонил телефон.
   - Убахтин слушает! - громко произнес следователь. - Понял! Доложу! Доложу
все, как есть! - и положил трубку. - Гордюхин приглашает  на  чай.  Говорит,
что  достал  каких-то  совершенно  потрясающих  пряников.  И  в  достаточном
количестве.
   - Пряники - это прекрасно! - ответила Касатонова.
   И они с легким сердцем  вышли  из  следственного  отдела,  спустились  по
залитой солнцем лестнице и продолжали идти по дорожке к служебному помещению
участкового Гордюхина. Молчание нисколько не угнетало их, поскольку  Убахтин
уже планировал опознание банды Цокоцкого, которые наверняка с ним  то  ли  в
служебных, то ли в  родственных  отношениях,  причем,  не  слишком  близких.
Своего сына  на  подобные  дела  Цокоцкий  не  отправил  бы,  а  троюродного
племянника, сына  полузабытой  тетки,  внука  умершего  соседа?  Это  можно.
Касатонова же,  в  полном  соответствии  с  женской  логикой,  корыстолюбиво
прикидывала, как бы половчее  составить  заявление  с  требованием  погасить
убытки, нанесенные юными подонками в квартире и на пожарище. Заявление такое
написать просто необходимо, поскольку появился человек, который  обязан  все
это оплатить. Тем более, что этот человек оплатить может.  Если  ему  кто-то
должен пятьдесят тысяч долларов, то конечно же  он  дал  не  последние  свои
пятьдесят тысяч. А еще она подумала о том,  что  неплохо  бы  к  чаю  купить
лимон, да и вино не помешало бы, сухое, красное, может быть,  даже  каберне.
Если взять бутылку емкостью ноль семьдесят пять, то на  брата  придется  как
раз по хорошему полновесному стакану.
   - Екатерина Сергеевна, - как вы смотрите , если мы с вами еще  как-нибудь
встретимся? На месте происшествия?
   Касатонова оборотила к Убахтину изумленный свой взор, несколько мгновений
рассматривала следователя, впрочем, точнее будет сказать, что она  позволила
ему несколько мгновений любоваться своим взглядом. И лишь потом спросила.
   - И мне опять предстоит быть понятой?
   - Разумеется.
   - К сожалению, должна вас огорчить? Сегодня я занята. И завтра тоже  день
непростой. А вот с понедельника? - Договорились, -  сказал  Убахтин,  рывком
раскрывая дверь, за которой метался Гордюхин, делая последние  приготовления
к чаепитию.