ботать сама по себе.
   Чего  не  бывает,  вдруг  грабители  позвонят,  вдруг  скажут  что-нибудь
забавное? - Как я узнаю вашего парнишку?
   - Он вам подмигнет. Сначала одним глазом, потом  другим,  а  потом  двумя
сразу. Запомнили?
   - Я записала.
   - Тогда? Всего доброго. В случае чего - звоните.
   - В случае чего - заходите, - ответила Касатонова и положила трубку.
   Убахтин повертел трубку в воздухе, как бы  не  зная,  что  с  ней  делать
дальше. Разговор с  Касатоновой  показался  ему  полезным.  Даже  обнадежил,
вызвал слабую такую то затихающую, то снова возникающую мелодию уверенности.
Но в то же время осталась раздраженность. Не все говорила Касатонова, о  чем
догадывалась, к чему пришла в  бабьих  своих  фантазиях,  -  так  жестковато
подумал Убахтин  и  тут  же  усовестился.  Касатонова  подсказала  несколько
дельных вещей, одни окурки в губной помаде чего стоят. Но если бы я пошел на
убийство, подумал Убахтин, я  бы  постарался  придумать  нечто  маскирующее,
нечто сбивающее с толку.
   В конце концов, разбросать перемазанные в помаде окурки  не  такая  уж  и
хитрая придумка. Но если кто-то до этого додумался? Ход неплохой.
   Но в то же время на этом убийстве явно  какой-то  женский  налет.  Помимо
окурков, есть  уборка  в  доме,  вымытая  посуда,  расставленные  по  местам
тарелки, подвешенные рюмки, выключенные телевизор, свет? На этом месте мысли
Убахтина замедлились и пошли кругами,  он  даже  сам  не  заметил,  как  его
рассуждения приобрели некое вращательное движение.  Через  минуту  он  опять
думал о выключенном телевизоре? Убахтин еще раз посмотрел отпечатки пальцев,
обнаруженные на пульте и поймал себя на мысли о том, что этим самым  пультом
телевизор был выключен, а потом убийца выключил и свет? - А на фига!  -  уже
раздраженно спросил себя Убахтин. - На фига ему брать на себя эту  заботу  -
выключать свет и  телевизор?  Экономный  очень?  Боялся  хозяина  в  расходы
ввергнуть?  Интере-е-есно!  В  затылок   стрелять   можно,   а   перерасхода
электричества  он  боится!?  А  вдруг,  -   и   Убахтин   осекся   в   своих
предположениях. - А вдруг он это сделал механически? Не задумываясь? Как это
делает каждый, живущий в стесненных денежных обстоятельствах? ***
 
   Последние события как-то незаметно, но очень быстро приучили Касатонову к
осторожности, даже опасливости. Как ни был плох замок, поставленный слесарем
Пыжовым, но это все-таки был замок и, закрыв за собой дверь, Касатонова  тут
же, не задумываясь, опустила стопорную кнопку.  Теперь  никто,  даже  владея
ключом, войти в квартиру не мог. Если он, конечно, не был слесарем  Пыжовым,
который мог попросту прийти со своей безотказной фомкой.
   Бросив  сумку  на  крючок  в  прихожей,  Касатонова  прошла  в   комнату,
остановилась на пороге. Выражение лица ее было недовольное, если не  сказать
брезгливое. После того, как здесь побывали грабители, она везде  чувствовала
нечто чужое, неприятное, почти зловонное. В комнате  как  бы  присутствовала
ненавистная ей психическая энергия,  которая  клубилась  вокруг  всех  мест,
которых коснулись грабители. И тогда, не откладывая, она  сбросила  туфли  в
прихожей и, подхватив в ванной  тряпку,  пропитала  ее  какой-то  химической
гадостью и принялась протирать все, что можно было протереть -  подоконники,
стенки книжного шкафа, который раз протерла пол, дверь в ванную и в комнату.
Подсохшие розы, с которыми как-то заявился сын, она, не колеблясь, выбросила
в мусорное ведро. Дошло  до  того,  что  поднатужившись,  сдвинула  с  места
раздвижной диван и протерла пол под ним, тем более, что он и без  грабителей
в этом давно нуждался - там скопились какие-то бумажки,  фантики,  обгорелые
спички и просто клочковатая  пыль,  которая  всегда  скапливается  в  местах
темных и затхлых.
   Наткнувшись взглядом на подсохшие розы в ведре, она тут же  выскочила  на
площадку и вытряхнула их в мусоропровод.
   - Как хороши, как свежи были розы, - проворчала Касатонова с  мстительным
выражением лица.
   В этот момент позвонил Убахтин. Что-то  спрашивал,  уточнял,  намекал,  -
Касатонова отвечала, не задумываясь, даже с какой-то агрессивностью, все еще
борясь с враждебной энергией, которой в комнате становилось все меньше.  Это
она отметила про себя - комната была  далека  от  прежнего  уюта,  выглядела
бестолковой и непричесаной, но это была уже ее комната.
   Наконец, Убахтин насытился и отвалился.
   Касатонова бросила трубку, но телефон тут же зазвонил снова.
   - Да! - резко крикнула она.
   - Екатерина Сергеевна? - вкрадчиво спросил незнакомый голос.
   - Ну?
   - Я спрашиваю? Это Екатерина Сергеевна?  -  голос  был  так  же  спокоен,
невозмутим, но именно в его спокойствии и невозмутимости таилась наглость.
   - Она самая.
   - Касатонова? - продолжал допытываться  все  тот  же  молодой,  нахальный
голос.
   - Касатонова. Что дальше?
   - Тетя, не надо так круто возникать.
   - Кто говорит?
   - Слушай, тетя? После этих слов Касатонова бросила трубку.
   Она все поняла.
   С первых же слов все поняла и если отвечала с неким вызовом, то скорее по
инерции - после уборки, после борьбы с чуждыми  проявлениями  в  собственной
квартире, после разговора с Убахтиным.
   И бросая трубку, твердо знала, что  не  более  чем  через  минуту  звонок
раздастся снова.
   Так и получилось.
   - Слушаю, - сказала и отметила про себя - голосок-то дрогнул,  не  смогла
она сохранить прежний напор и прежнюю независимость.
   - Тетя, - голос  ничуть  не  изменился,  тут  Касатонова  отдала  должное
неизвестному звонарю. - Не бросай больше трубку.  Не  надо.  Злить  меня  не
надо.
   Квартиру привела в порядок после нашего визита?
   - Так это был ты?
   - У тебя ничего не пропало?
   - Вроде, - Касатонова механически осмотрела квартиру,  пробежав  взглядом
по полкам, стенам, окнам. - Так что спасибо. Много довольна.
   - Мы взяли только фотоаппарат и снимки.
   - Очень мило с вашей стороны.
   - Нам нужна пленка.
   - Огурцы накрывать? - Касатонова держалась из последних  сил  и  мысленно
кляла Убахтина, который  не  сообразил  послать  своего  эксперта  пораньше,
пораньше бы он прислал,  чтобы  все  эти  угрозы,  весь  этот  разговор  был
записан. Тогда бы перестал идиотски ухмыляться на все ее опасения.
   - Пленка нужна, тетя. А то ведь опять придем. И  тогда  тебе  уже  нечего
будет убирать.
   - Куда же оно все денется? С собой заберете?
   - Сгорит, тетя. И тебе повезет, если не сгоришь вместе со своим барахлом.
   - А что, собственно, вам нужно? Если речь идет о последней  моей  пленке,
там много чего понаснято. И я там, и сын на нескольких кадрах?  -  Кстати  о
сыне? Он ведь без охраны живет? И об этом подумай.
   - Ой, вы меня так напугали, что  я  готова  отдать  все  свои  пленки  за
двадцать лет!
   - Только одну. Последнюю. С кадрами, сделанными в квартире Балмасова.
   - Приходите! Берите!  -  не  в  силах  больше  тянуть  этот  страшноватый
разговор, Касатонова положила  трубку  и  тут  же  пожалела.  Но  не  смогла
сдержаться, какая-то глубоко сидящая в ней непокорность, которая  всю  жизнь
мешала, заталкивая ее в самые дурацкие положения, опять сыграла  с  ней  эту
шутку. Но Касатонова просто не могла продолжать разговор, не было сил. Когда
неизвестный хмырь помянул Алексея, у нее  перехватило  горло.  Выходит,  они
знают о нем, знают, чем он занимается и как на него выйти. Она хотела тут же
позвонить ему, но не успела - опять раздался звонок.
   Касатонова  подняла  трубку,  сказала  какие-то  слова  и  только   потом
сообразила, что из трубки слышен  только  сплошной  гудок.  Вначале  она  не
поняла в чем дело и лишь через несколько секунд до нее  дошло  -  звонили  в
дверь.
   - Кошмар, - пробормотала она. - Они уже здесь? И бросилась к двери.
   Выглянув в глазок, она совсем  рядом,  в  тридцати  сантиметрах  от  себя
увидела искаженную линзой физиономию с совершенно непереносимыми бандитскими
чертами. Физиономия подмигнула ей одним глазом,  потом  вторым  и,  наконец,
зажмурила оба глаза. И только после этого она  медленно,  как-то  по  частям
начала вспоминать - кто-то  ей  говорил,  кто-то  предупреждал,  что  придет
человек и будет подмигивать одним глазом, вторым, потом двумя сразу?  Не  то
она что-то похожее видела во сне, не  то  с  ней  уже  когда-то  было  нечто
подобное, а может вовсе и  не  с  ней?  Касатонова,  пошатнувшись,  оперлась
спиной о вешалку, запрокинула голову и некоторое время стояла без  движения,
пока из оцепенения ее не вывел  оглушающий  звонок,  грохотавший  прямо  над
головой.
   И только тогда вспомнила - Убахтин! Да,  следователь  предупреждал  ее  о
том, что пришлет эксперта с записывающими штучками,  и  этот  человек  будет
подмигивать.
   Касатонова оттолкнулась от стены, встряхнула волосами, поправила  очки  и
распахнула дверь. На парнишку с сумкой она уже смотрела  изумленным  взором,
от которого неподготовленный человек сразу впадал в смущение, принимая  этот
взгляд за восторженный, а восторг относился,  конечно  же,  к  нему,  к  его
достоинствам и прелестям.
   - Я от Убахтина, - пробормотал парень. - Можно войти?
   - О! - простонала Касатонова. - Конечно! - Давно вас жду!
   - Мы только сейчас подобрали нужную технику и  я  сразу,  как  только?  В
общем? - А я смотрю, кто это так завлекательно подмигивает мне с той стороны
двери? А это оказывается вы подмигиваете!
   - Убахтин сказал, что так нужно.
   - Вы больше его слушайте, -  добродушно  проворчала  Касатонова  и  снова
закрыла дверь на ключ, опустила кнопку, еще раз в глазок осмотрела площадку.
   Она была пуста и Касатонова  успокоенно  прошла  в  комнату,  подталкивая
перед собой эксперта. - Вообще-то вы немного опоздали.  Звонок,  который  мы
все ждали и ради которого все и затевалось? Этот звонок уже состоялся.
   - Но я все равно поставлю эту штуковину. Вдруг еще будут звонки.  Так  же
бывает?
   - Я уверена, что они будут обязательно.
   - Это недолго, - парень присел на корточки перед  телефоном,  что-то  там
высмотрел на донышке, вынул из черной клеенчатой сумки коробку,  из  коробки
вынул угластенькую машинку с обилием торчащих медяшек. Потом у него  в  руке
оказалась отвертка, тонкие плоскогубцы и он, кажется, забыл о хозяйке.
   Касатонова прошла на кухню, выкурила  сигаретку,  перебрала  в  уме  весь
разговор с хмырем, который настойчиво называл ее тетенькой - это ее зацепило
не меньше, чем  все  угрозы.  Разберемся,  бормотала  она,  выпуская  дым  в
форточку. Кто из нас тетенька, кто из нас дяденька? Когда  она  вернулась  в
комнату, эксперт уже складывал в сумку немудреные инструменты.
   - Может, кофе? Чай? - предложила Касатонова, опасаясь оставаться одной  в
квартире.
   - Нет, спасибо. Пойду. Мне Убахтин на все про все дал час времени.
   - Я ему сейчас позвоню и скажу, что мы с  вами  пьем  чай.  Он  не  будет
возражать. А?
   - Нет-нет, - усмехнулся парень. - Дороже обойдется.
   - Я что-то должна нажимать, включать, выключать? Как мне вообще  общаться
с вашей установкой?
   - Никак. Забудьте, что она есть.
   - А она как-то дает о себе знать  тому,  кто  звонит?  Вот,  например,  я
всегда могу догадаться - стоит на телефоне определитель номера  или  нет.  А
здесь как?
   - Никаких следов, - заверил парень.
   - Неужели подобное возможно?!
   - Стараемся. Фирма веников не вяжет.
   Касатонова выпустила парня на площадку,  снова  закрыла  дверь,  опустила
кнопку, некоторое время напряженно всматривалась в  глазок,  но,  не  увидев
ничего подозрительного, вернулась в комнату.
   Как раз к зазвонившему телефону.
   - Так, - проговорила она негромко, словно боялась, что теперь-то с  новой
установкой ее могут услышать даже при лежащей на аппарате трубке. -  Так,  -
она поправила очки, встряхнула головой и положила  руку  на  трубку.  Звонки
продолжали ввинчиваться в нее с какой-то болезненной настойчивостью.
   - Да! - сказала она, наконец подняв трубку.
   - Тетенька, значит, так? Ты сказала, что мы можем прийти за  пленкой?  Мы
сейчас придем. Вопросы есть?
   - Что значит сейчас? Я не готова.
   - Тетя, ты что-то путаешь, - в голосе  звонившего  появилась  ухмылка.  -
Готова или нет, ты нам не нужна, нам нужна пленка.
   - Я в ванной и не открою, пока не приведу себя в  порядок!  -  отчеканила
Касатонова.  Откуда-то  пришло  понимание,  что  уверенно  и   нагло   можно
произносить любую чушь и она будет  восприниматься  вполне  здравой  и  даже
разумной. Только самое главное -  чтобы  и  наглости  и  уверености,  что  в
общем-то одно и тоже, было как можно больше.
   - Да-а? - растерянно протянул голос. - Ну, что  ж?  Тридцать  минут  тебе
хватит, чтобы просохнуть?
   - Сорок пять! - твердо сказала Касатонова.
   - Заметано, - и из трубки послышались короткие гудки.
   Положив трубку, Касатонова обессиленно упала  в  стоявшее  рядом  кресло,
откинулась на спинку и закрыла глаза.
   - И на фига козлу гармонь?!  -  воскликнула  она  гневно  и  искренне.  -
Скажите, пожалуйста, -  понятая!  Она,  видишь  ли,  на  месте  преступления
побывала!
   Мать твою за ногу!
   Последние слова, несмотря на всю их бестолковость, как-то ее встряхнули.
   Касатонова резко распрямилась  в  кресле,  замерла  на  секунду  и,  взяв
трубку, быстро набрала номер телефона.
   Соединение произошло быстрее, чем она надеялась.
   - Леша? Ты где?
   - В машине. В данный момент стою перед светофором и думаю - как  там  моя
матушка поживает, как борется она с превосходящими силами  обстоятельств?  -
Заткнись, Леша! Я в опасности!  Срочно  ко  мне!  -  и  Касатонова  положила
трубку, понимая,  что  недосказанность  всегда  сильнее  самых  убедительных
объяснений, просьб, требований. Вот теперь сын может думать все, что  угодно
и по законам человеческой психики, конечно же, вообразит самое страшное, что
позволят ему испорченные торговлей мозги.
   После этого Касатонова, не теряя ни секунды, позвонила участковому.  Тот,
к счастью, тоже оказался на месте.
   - Николай Степанович? Касатонова.  Я  в  опасности.  Срочно  ко  мне.  Не
забудьте оружие.
   И положила трубку.
   - Кто еще? Кто еще? Кто еще? - зачастила  она,  спешно  перебирая  людей,
которых  можно  вызвать,  которые  успеют  приехать  к  схватке  кровавой  и
безжалостной. - О! Убахтин! Он все это затеял, по его вине  я  тут  верчусь,
как вошь на гребешке!  -  И  Касатонова,  повернув  к  себе  листок  бумаги,
лежавший  на  столике,  прочла  номер  следователя.   -   Юрий   Михайлович?
Касатонова. Все состоялось, все записалось, но я  в  смертельной  опасности.
Убийцы на пороге.
   Срочно ко мне. Оружие, захватите оружие!
   И опять, не дожидаясь  ответа,  положила  трубку,  откинулась  на  спинку
кресла и закрыла глаза. Но тут же вскочила, посмотрела на часы.
   - Так, - проговорила она. - На звонки у меня ушло три минуты, не больше.
   Значит, осталось сорок две. Хоть кто-то должен успеть, хоть кто-то, а там
будет видно, там разберемся.
   Остановившись  посредине  комнаты,  Касатонова  осмотрелась   в   поисках
чего-нибудь тяжелого, что можно  взять  в  руки,  чем  можно  нанести  удар,
защититься. Но ничего не могла найти, ничего, только взгляд ее сам  по  себе
остановился на томике Тургенева, который она не поставила  в  общий  ряд,  а
положила сверху, на книги. ?Как хороши, как свежи были розы?, - пробормотала
Касатонова и сразу поняла, что нужно делать.
   Поставив стул возле книжного шкафа, она взобралась на него, поднялась  на
цыпочки и дотянулась, дотянулась все-таки до выступа,  которым  заканчивался
шкаф где-то возле самого потолка. Там пальцы ее среди  пыли,  дохлых  мух  и
высохших пауков нащупали маленький цилиндрик с красной розочкой на боку. Это
был газовый баллончик, который как-то после круиза подарил ей  Алексей.  Где
он его купил, неизвестно - в Турции ли, в Греции, в Израиле?  Но  баллончик,
как он заверил, был заряжен газом невероятной силы, от которого человек  тут
же падал замертво, из глаз у него текли слезы, изо рта шла розовая  пена,  а
руки и ноги бились в конвульсиях и ничто, никакие меры не  могли  прекратить
страшные мучения нападавшего.  Только  через  час,  два,  в  зависимости  от
физического состояния ему  становилось  легче,  конвульсии  прекращались,  а
слюна, слезы, пена и остальное, что могло истекать из организма,  продолжало
истекать.
   Такой вот  баллончик  подарил  Касатоновой  ее  любимый  сын,  вернувшись
однажды из круиза.  И  на  черном  боку  этого  баллончика  была  изображена
распустившаяся роза, роскошный цветок ядовито-свекольного  цвета.  Потому-то
Касатонова и вспомнила о  нем,  едва  взглянув  на  томик  Ивана  Сергеевича
Тургенева.
   Когда  в  прихожей  раздался  звонок,  она  вздрогнула,  побледнела,  но,
встряхнув головой, медленно, на цыпочках, но  все-таки  двинулась  к  двери,
зажав в правой руке баллончик с розой, положив на  вогнутую  кнопку  большой
палец, чтобы в любую секунду можно было прыснуть ядом  в  ненавистную  морду
преступника.
   Но когда она осторожно приблизилась к  глазку,  то  увидела  на  площадке
красную, мокрую от пота физиономию участкового. Гордюхин хватал ртом  воздух
и правой рукой держался за то место, где по его  представлениям,  находилось
сердце.
   Касатонова быстро откинула кнопки, задвижки, щеколды и, распахнув  дверь,
прошептала:
   - Проходите? Быстрей, Николай Степанович! - и  тут  же  снова  захлопнула
дверь, повернула рычажок замка, опустила стопорную кнопку и на всякий случай
приникла к глазку - нет ли на площадке чего-то опасного.
   - Что случилось? - Гордюхин обессиленно обмахивался форменной фуражкой.
   - Они едут!
   - Кто они?
   - Бандиты!
   - Куда едут?
   - Сюда. Ко мне.
   - Откуда вы знаете?
   - Позвонили и сказали, что будут здесь через сорок пять минут. Я сама  им
сказала, что смогу принять через сорок пять минут.
   - А зачем вообще их принимать?
   - Сказали, что нужна пленка. Они едут за пленкой. Вот она,  -  Касатонова
поставила на стол пластмассовый стаканчик с крышечкой.
   - Хотите отдать? - удивился Гордюхин.
   - Конечно. Я же обещала. Они уже и  про  Алексея,  про  моего  сына,  все
знают.
   - Что знают?
   - Ну? что он есть.
   - Да, - протянул Гордюхин, постепенно приходя  в  себя.  Похоже,  он  всю
дорогу от  своего  кабинетика  бежал  спасать  касатоновскую  жизнь.  -  Да,
протянул он, падая в кресло. - Хочу вам сказать, Екатерина Сергеевна?  -  но
сказать Гордюхин ничего не успел - в дверь снова раздался звонок. Касатонова
с ужасом посмотрела на Гордюхина, а тот,  склонив  голову  вперед,  как  это
обычно  делает  бык  перед  тем,  как  напасть  на  противника  сильного   и
ненавистного, поднялся,  вынул  пистолет  из  кобуры,  передернул  затвор  и
двинулся к двери, по пути отодвинув Касатонову себе за спину.  Во  всем  его
теле чувствовалось напряжение,  готовность  поступить  жестко,  быстро  и  в
полном соответствии с действующим законодательством.
   Чуть наклонившись к дверному глазку, Гордюхин некоторое время смотрел  не
площадку, потом как-то сразу обмяк, руки его упали вдоль тела и он обернулся
к Касатоновой с почти беспомощным выражением лица.
   -  Открывайте,  Екатерина  Сергеевна,  -  сказал  он  слабым  голосом.  -
Открывайте.
   - Кто там?!
   - Убахтин с операми.
   - Не один?
   - Группа захвата, - и Гордюхин снова упал в кресло.
   Касатонова некоторое время молча смотрела в глазок, потом начала медленно
управляться с замком, который  с  таким  старанием  ставил  Пыжов.  Повернув
последний раз колесико, Касатонова потянула дверь на  себя  и  тут  же  была
отброшена в сторону - в прихожую ворвалось несколько человек  с  пистолетами
наизготовке. Впереди  был  Убахтин,  за  ним  несколько  ребят  в  масках  с
прорезями для глаз. Один из них тут же рванулся на кухню, второй оккупировал
ванную комнату, третий вслед за Убахтиным ворвался в комнату, где  в  кресле
совершенно обессилевший сидел  Гордюхин,