- Капризность, своенравность, желание  поступить  по-своему  невзирая  на
производственные обстоятельства.  Все  это  было.  Да,  он  учредитель,  да,
благодаря ему возникло наше предприятие? Но он же достаточно  успешно  мешал
общей работе, - Рыбкин вынул платок и вытер вспотевший  лоб.  Видимо,  столь
длинная речь не далась ему легко.
   - Я слышал, что и главный бухгалтер не оставался в  стороне?  Подписанные
вами бумаги нанесли немалый ущерб предприятию, это так? - обратился  Убахтин
к Хромову.
   - Подписанные мною бумаги нанесли ущерб не только предприятию, но  и  мне
лично! - с неожиданной  твердостью  сказал  бухгалтер.  -  Со  всеми  своими
сбережениями я взлетел в трубу. Благодаря Балмасову. И у меня есть несколько
его записок, которые подтвердят мою правоту.
   - Вы не слишком сожалеете о его смерти?
   - Я нисколько об этом не сожалею.  И  я  не  знаю  на  фабрике  человеке,
который так бы уж убивался по поводу безвременной кончины Балмасова.  Леонид
Валентинович, скажите, сколько он вам задолжал,  -  повернулся  бухгалтер  к
Цокоцкому.
   - Пятьдесят тысяч долларов, - бесстрастно сказал Цокоцкий.  -  И,  как  я
понимаю, отдавать не собирался.
   - Он вам так и сказал? - уточнил Убахтин.
   - Открытым текстом.
   - Давно?
   - Месяца два назад.
   - И что вы ответили?
   - Послал.
   - Далеко? - улыбнулся Убахтин.
   - Отсюда не видно.
   - А вы, - Убахтин посмотрел на  Рыбкина.  -  У  вас  тоже  свои  счеты  с
Балмасовым?
   - Как и у всех, - мрачно ответил снабженец.
   - И в какую сумму валились ваши отношения?
   - Семья. И плюс семнадцать тысяч долларов.
   - В каком смысле семья?
   - Он принял на работу мою жену. Естественно, я не возражал. А  потом  ему
понравилось ездить с ней в командировки. Он,  видите  ли,  не  мог  без  нее
обходиться. Она - специалист по дизайну. Ткани, расцветки, модели? Ну, и так
далее. Ему постоянно нужны  были  ее  дельные,  грамотные,  профессиональные
советы.
   - И чем кончилось? - спросила Касатонова, проникнувшись бедами снабженца.
   - Мы уже не живем вместе.
   - А дети?
   - Дети с ней.
   - А вы?
   - А я пошел по рукам, - все с той  же  непробиваемой  мрачностью  ответил
Рыбкин.
   - Если я вас правильно  понимаю,  вы  считаете,  что  все  случившееся  с
Балмасовым? Справедливо?
   -  Скажу  так?  Мы  в  отделе  снабжения  тостов  не   произносим,   слов
злопыхательских у нас не услышите? Но  шампанское  пьем  вторую  неделю,  не
просыхая. и не собираемся прекращать.
   - Пригласили бы, - проворчал Хромов.
   - Приходи, Федорович? Всегда будем рады.
   - Так уж, небось, все выпили?
   - А мы пополняем запасы.
   - Тогда приду, - кивнул Хромов, словно приняв для  себя  какое-то  важное
решение.
   - Кто убил Балмасова? - неожиданно спросил Убахтин.
   -  Нужен  убийца?  -  усмехнулся  Цокоцкий.  -  Я  так  вам  скажу,  Юрий
Михайлович? Не знаю, кто его убил. За что - знаю, кто - не ведаю.  Но  скажу
так - убить мог, кто угодно. Первый же, кто потерял самообладание, в ком еще
осталось немного достоинства, немного гордости, чести? - А может  быть,  все
эти высокие слова здесь не слишком уместны? -  подала  голос  Касатонова.  -
Может, за убийством стоит обыкновенное нетерпение?
   -  Понятые  тоже  участвуют  в   расследовании?   -   спросил   Цокоцкий,
повернувшись к следователю.
   Не следовало бы произносить ему эти слова, ох, не  следовало.  Касатонова
вскинула голову, ноздри ее достаточно  выразительного  носа  чуть  дрогнули,
напряглись. Она нервно достала сигаретку, подошла к Цокоцкому, совсем близко
подошла, почти вплотную.
   - Угостите огоньком, Леонид Валентинович! Коньячком вы меня уже баловали,
за что благодарна до сих пор? А теперь бы огонька.
   - Всегда, пожалуйста, - Цокоцкий щелкнул  причудливой  своей  зажигалкой,
Касатонова наклонилась, через сигаретку втянула в себя огонек, затянулась, а
когда Цокоцкий щелкнул крышечкой, она бестрепетной своей рукой взяла у  него
зажигалку, и подойдя к следователю поставила ее на стол.
   - Прикуривайте, Юрий Михайлович.
   Ничего не понимающий Убахтин, послушно вынул из пачки сигарету, прикурил.
   Цокоцкий поднялся, подошел к столу, взял зажигалку  и  вернулся  на  свое
место, снова втиснувшись между бухгалтером и снабженцем.
   - Вы хотели что-то сказать? - обратился Убахтин к  Касатоновой,  все  еще
пребывая в замешательстве от странности ее поведения.
   - По-моему, все уже сказано, - Касатонова передернула  плечами.  -  Пусть
идут товарищи? На их плечах фабрика, процветающая между прочим, фабрика.
   - Ну, что ж, - согласился Убахтин. - Только пусть протокол подпишут.
   Цокоцкий, Рыбкин и Хромов подошли к столу  и  поочередно  поставили  свои
подписи под протоколом, который все это  время  Убахтин  вел  старательно  и
подробно.
   - Спасибо что пришли, до скорой встречи,  -  сказал  Убахтин,  беспомощно
глядя на Касатонову.
   - Неужели вам еще что-нибудь неясно? - обернулся Цокоцкий.
   - Убийца нужен, позарез нужен убийца, Леонид Валентинович! Я над собою не
властен.
   - В таком случае? Желаю успехов.
   - Всего доброго, - с непреходящей мрачностью сказал Рыбкин.
   - Счастливо оставаться, - поклонился Хромов.
   Все трое направились к двери, уже в коридор вышли Хромов  и  Рыбкин,  уже
прощально махал рукой Цокоцкий, улыбаясь приветливо и неуязвимо,  как  вдруг
раздался негромкий, даже какой-то вкрадчивый голос Касатоновой.
   - А вас, Леонид Валентинович, я попрошу остаться.
   - Не понял? - обернулся Цокоцкий.
   - Входите, Леонид Валентинович, входите, - радушно предложила Касатонова.
   - Хочу вам кое-что показать.
   - Нам тоже вернуться? - спросил Хромов.
   - Думаю, не стоит надолго оставлять фабрику без руководства,  -  ответила
Касатонова.
   - Может быть, нам подождать Леонида Валентиновича?
   - И этого не надо.
   - Я что ? Надолго? - спросил Цокоцкий.
   - Как знать.
   - Юрий Михайлович! - воскликнул Цокоцкий гневно. - Что происходит?
   - Честно говоря, я и сам жду пояснений от Екатерины Сергеевны.
   - А вы уже здесь не работаете? - съязвил Цокоцкий.
   - Пока не знаю? Но вы проходите, Леонид Валентинович, присаживайтесь.
   - Извините, - Цокоцкий вдруг стал нестерпимо официальным и даже  каким-то
церемонным. - У меня, к сожалению, очень мало времени.  Я  должен  ехать  на
работу. Как только понадоблюсь,  звоните,  всегда  к  вашим  услугам.  Всего
доброго!
   - Интере-е-есно? -  протянула  Касатонова  с  вульгаринкой  в  голосе  и,
наверно, эта вот ее интонация остановила Цокоцкого на пороге.  Он  оглянулся
удивленно - да та ли это изысканная дама, которую он знал до сих пор?
   - Садитесь, Леонид Валентинович, - обрел, наконец, властность Убахтин.
   И Цокоцкому ничего не оставалось, как сесть  на  свой,  еще  не  остывший
стул. Он нервно достал сигарету, вздрагивающие пальцы не подчинялись  ему  и
Касатонова даже вынуждена была взять зажигалку из его рук, сама  щелкнула  и
поднесла огонек к пляшущей в губах Цокоцкого сигарете.
   Потом, не выпуская зажигалку из рук, прошла к двери,  повернула  ключ  и,
вынув его, отнесла Убахтину.
   - Спрячьте, - сказала она будничным голосом.
   - Хорошо, - кивнул следователь, не совсем соображая, что  происходит,  но
тем не менее послушно положил ключ в ящик стола.
   - Зажигалку, пожалуйста, - Цокоцкий  попросил  вернуть  ценную  для  него
вещь.
   - Чуть попозже, - сказала Касатонова невозмутимо. - Чуть попозже,  Леонид
Валентинович.
   Дальнейшие действия Касатоновой  происходили  при  полном  молчании.  Она
раскрыла свою сумочку и вынула оттуда пачку фотографий.  Еще  не  увидев  ни
одной из них, Цокоцкий закрыл глаза, обреченно закрыл, все  сразу  поняв  и,
кажется, смирившись.
   Подойдя к следовательскому столу Касатонова разложила фотографии в ряд  и
на одну из них поставила зажигалку Цокоцкого.
   - Леонид Валентинович, подойдите пожалуйста, к столу, - сказала она.
   - Мне и отсюда все хорошо видно.
   - Пусть так. Юрий Михайлович, - повернулась она к  следователю.  -  Прошу
обратить внимание? Вот снимок, сделанный в квартире Балмасова до  того,  как
пришел  ваш  фотограф.  Как  видите,  на  столе  стоит  зажигалка.  Вот  эта
зажигалка.
   Прошу сравнить. Сличайте, Юрий Михайлович, сличайте!
   - Да, это она, - кивнул Убахтин. - И что из этого следует?
   - А на снимке, который сделал ваш фотограф, зажигалки на столе уже нет.
   - Куда же она делась?
   - К тому времени она уже была в  кармане  присутствующего  здесь  Леонида
Валентиновича. Он ее спер.
   - Это моя зажигалка и об этом знает вся фабрика!
   - Как же она оказалась в квартире убитого?
   - Когда я вместе со всеми вошел в квартиру и увидел мертвого Балмасова? Я
закурил, это, в общем-то, понятно? И механически положил ее на стол. Где  вы
ее и сфотографировали.
   - Ничего подобного! - звонким от волнения голосом сказала Касатонова. - Я
первой вошла в квартиру. Вы к тому времени еще толклись со  своим  чемоданом
на площадке. Мы вошли с Гордюхиным. Он подтвердит.  Да,  вы  рванулись  было
перед нами, но Гордюхин вас остановил. Мы в  квартиру  вошли  с  Гордюхиным.
Вдвоем. Он взял мой фотоаппарат и начал щелкать направо и  налево.  Все  эти
снимки сделаны до того, как в квартире появился кто-либо другой, кроме  меня
и Гордюхина. На полу лежал Балмасов, на столе стояла ваша  зажигалка.  Потом
вы как-то изловчились и все-таки ее смахнули.
   - Так, - протянул Убахтин. - Леонид Валентинович, как это понимать?
   - Да никак! Чепуха это все! Говорить не о чем!
   - Но вот на снимке ваша зажигалка? А теперь она у вас в руках? Была  пять
минут назад, - уточнил Убахтин.
   - Чушь это все!
   -  Продолжим!  -  звонко  воскликнула  Касатонова.  -  Юрий   Михайлович,
открывайте первый протокол  осмотра  места  происшествия!  Открыли?  Найдите
список  телефонов,  записанный  на  автоответчике!  Нашли?  Когда  прозвучал
последний звонок Балмасову?
   - Около двенадцати ночи? Звонили из автомата.
   - А что вам сказал Леонид Валентинович в то утро? Он сказал, что утром из
аэропорта несколько раз звонил Балмасову, поскольку они должны  были  вместе
лететь. Где же в  этом  списке  утренние  звонки  Леонида  Валентиновича  из
аэропорта? Их нет. Значит, из  аэропорта  он  рванул  к  нему  на  квартиру,
заранее зная, что трубку никто не поднимет. Он уже знал, что Балмасов мертв.
Я не уверена, что он вообще был в аэропорту. Зачем ему туда ехать?  Ведь  он
знал, что Балмасов наверняка не сможет вылететь в Вологду этим утром.
   - Ну звонил, ну не звонил! - сорвался Цокоцкий. - Что это доказывает?!
   - Знаете, Леонид Валентинович, -  медленно  проговорил  Убахтин,  кое-что
доказывает. Как это ни прискорбно для вас.
   - Я был в полном шоке от увиденного! Я ничего не соображал в то утро! Да,
наверно я мог сказать какие-то случайные слова, мог! Ну и что?!
   - Продолжим! - Касатонова оборвала пререкания Цокоцкого и Убахтина. -  Вы
сказали, Леонид Валентинович, что на строительной люльке поднимались к  окну
балмасовской квартиры и видели на полу распростертый труп хозяина.
   - Может быть, я так и сказал!
   - Нет, Леонид Валентинович! Наверняка  так  сказали.  Ведь  только  после
этого вы позвонили в милицию и сделали заявление - труп в квартире! Это ваше
заявление в журнале дежурного.  Иначе  как  бы  там,  в  квартире,  оказался
Гордюхин, как бы там я оказалась, почему туда приехал Юрий  Михайлович?  Все
это произошло после вашего заявления!  Разве  нет?  Ведь  вы  всех  на  ноги
подняли! Или кто-то другой? До какого-то времени, вы  еще  совершали  вполне
здравые поступки - договорились с водителем, заплатили ему пятьдесят рублей,
он поднял вас на высоту третьего  этажа,  вы  заглянули  в  окно  и  увидели
балмасовский труп. И после этого позвонили в милицию. Я  правильно  изложила
порядок ваших действий в то утро?
   - Мне трудно сейчас об этом говорить.
   -  Говорить  вам  будет  все  труднее,  -  заверила  Касатонова.  -  Юрий
Михайлович,  посмотрите  на  этот  снимок?  Он  сделан  до  прихода   вашего
фотографа, когда мы с Гордюхиным не успели прикоснуться ни к  чему!  Николай
Степанович запретил мне  притрагиваться  даже  к  выключателю!  И  продолжал
щелкать. Смотрите  -  шторы  задернуты  так  плотно,  что  между  ними  лишь
маленькая щелка, да и она забрана гардиной в несколько слоев. Представляете?
Когда шторы задергивали, гардина оказалась сжатой.  Если  бы  между  шторами
осталась малейшая щель, она бы светилась на снимке! Потому что на улице  уже
было солнце, а в комнате темнота.
   - Да, щель бы светилась, - неуверенно проговорил Убахтин. - Если  бы  она
была? - Но ее не было!
   - Вынужден согласиться -  щели  между  шторами  не  было.  Иначе  она  бы
светилась? На снимке, - продолжал бормотать Убахтин.
   - Но в таком - как Леонид Валентинович, присутствующий здесь, мог увидеть
труп Балмасова сквозь плотные шторы, сквозь  сжатую  гардину  в  затемненной
комнате?!
   - Действительно, Леонид Валентинович! Как?
   - Вы лучше ответьте на другой вопрос, - Цокоцкий вскинул голову. -  Имеют
ли  эти  фотки  хоть  какую-нибудь   юридическую   силу?   Могут   ли   быть
доказательством фотки, отщелканные какой-то домохозяйкой? И на их  основании
предъявлять обвинение в убийстве?!
   - Позвольте, - протянул Убахтин, почувствовав что задет, что о  нем  и  о
его ведомстве сказано нечто оскорбительное. - Снимки эти сделаны  участковым
Гордюхиным  Николаем   Степановичем,   которого   я   искренне   уважаю   за
добросовестность и высокий профессионализм! - когда Убахтин чувствовал  себя
задетым, он, сам того не замечая, переходил на высокий стиль, уже одним этим
ставя обидчика на место.
   -  Продолжим!  -  опять  воскликнула  Касатонова.  -   Уж   если   Леонид
Валентинович не мог  видеть  мертвого  Балмасова  утром,  значит,  он  видел
мертвого Балмасова вечером! А утром ему во что бы то  ни  стало  нужно  было
попасть в квартиру убитого, чтобы взять  забытую  зажигалку.  И  он  добился
своего - в квартиру попал,  зажигалку  изъял,  зажигалку,  которую,  как  он
выразился, знает вся фабрика. Конечно, ему выгодны снимки вашего  фотографа!
На них шторы распахнуты - а это значит, что он мог увидеть труп в  окно!  На
них нет зажигалки! Он во что бы то ни стало  стремился  первым  ворваться  в
квартиру, чтобы распахнуть шторы, взять зажигалку! Но Николай Степанович  не
позволил, - Касатонова развела руками.
   - Так, - протянул Убахтин осмысливая услышанное.
   - Вот почему пояс от халата висел в ванной, - добавила Касатонова.
   - Какой еще пояс? - простонал Цокоцкий раздраженно.
   - Пояс от халата висел в ванной на крючке. А Балмасов  лежал  на  полу  в
распахнутом халате. Если бы он ждал женщину, то запахнул бы халат и  повязал
пояс. Но поскольку позвонил Цокоцкий и  сказал,  что  надо  обсудить  что-то
чрезвычайно важное? Мне так кажется?. Балмасов  не  счел  нужным  ради  зама
приводить себя в порядок. И пояс остался висеть в ванной.
   - А что касается вашей разгромленной квартиры, пожара на книжном складе?
   - Я думаю, это рабочие с фабрики, которых он иногда подкармливает, или же
кто-то из этих ребят его родственник. Юрий Михайлович, это для вас не  самая
сложная задача. Их видели девочки из проявочного пункта, их видел грузчик  с
книжного склада? Опознают. Куда им деваться!
   - Так, Леонид Валентинович, послушайте теперь меня, - сказал Убахтин.
   - Слушаю.
   - Или вы сейчас легко  и  просто  отметаете  все  обвинения,  высказанные
Екатериной Сергеевной, или же я вынужден буду вас задержать.
   - Без адвоката не скажу ни слова.
   - Очень хорошо, - удовлетворенно кивнул Убахтин. - Прекрасно вас понимаю.
   Но смею заметить, вы, видимо, много смотрите иностранных фильмов, уж коли
вспомнили про адвоката? Признавайтесь!
   - В чем признаваться? - дернулся Цокоцкий.
   - В том, что смотрите много иностранных фильмов.
   - Я, конечно, понимаю вас, Леонид Валентинович,  -  медленно  проговорила
Касатонова, - прекрасно понимаю. Но есть в вашем поведении нечто  совершенно
непростительное.
   - Это что же такого этакого вы обнаружили во мне? - усмехнулся Цокоцкий.
   - Вы попытались вместо себя посадить за решетку другого человека.
   Согласитесь, это нехорошо. За одно лишь это надо нести наказание.
   - Разберемся, - отмахнулся Цокоцкий.
   - Нисколько в этом не сомневаюсь, - ответил Убахтин и вызвал конвой.
   Когда Цокоцкого увели, он аккуратно собрал все снимки со стола, сложил их
в конверт, в отдельный конверт поместил зажигалку Цокоцкого и  все  сунул  в
сейф. - Ну что, Екатерина Сергеевна, -  он  посмотрел  на  сидящую  у  стены
женщину, - вас можно поздравить?
   - Чуть попозже.
   - Почему?
   - Юшкова.
   - Ну что ж, будем разбираться с Юшковой, - невозмутимо проговорил Убахтин
и опять нажал неприметную кнопочку на своем столе. - Юшкову ко мне, - сказал
он появившемуся конвоиру.
   - Опять? - удивился тот.
   - Опять, снова, обратно, по новой? Как тебе будет угодно.
   - Понял, - конвоир исчез за дверью.
   Через некоторое время вошла Юшкова.  Молча  посмотрела  на  Убахтина,  на
Касатонову, усмехнулась про себя и осталась стоять у двери.
   - Проходите, Елена Ивановна, - сказал Убахтин. - Присаживайтесь. В  ногах
правды нет.
   - А в чем она, правда? - Юшкова исподлобья глянула на следователя.
   - Правда вот в этом сейфе, - Убахтин показал на железный ящик в углу.
   - А где же она раньше была?
   - В воздухе носилась! Невидимая и неслышимая. Без цвета, запаха и вкуса!
   Пока  присутствующая  здесь  Екатерина  Сергеевна  не  унюхала  ее  своим
замечательным нюхом.
   - Надо же, - без улыбки произнесла Юшкова. - Поздравляю.
   - Я вас тоже поздравляю.
   - С чем?
   - Со свободой.
   - Не поняла? - голос Юшковой дрогнул.
   - Все складывается таким образом, что мне придется отпустить  вас,  Елена
Ивановна. Вот вы все упрекали меня в том, что убийца мне нужен? - Он вам уже
не нужен?
   - Есть убийца.
   - Кто же?
   - Цокоцкий. Ваш непосредственный начальник.
   - Я так и думала, - кивнула Юшкова. Другие просто не решились  бы?  Да  и
смысла не было. А у Цокоцкого прямая выгода - он стал директором.
   - Ненадолго, - уточнил Убахтин. -  Но  это  все  так,  между  прочим?  На
вопросы-то вам все равно придется ответить.
   - Отвечу.
   - Что произошло в ту ночь? Вы напустили столько тумана, что мы  тут  умом
тронулись, пытаясь разобраться в ваших показаниях. То  вы  видели  Балмасова
живым, то вы видели Балмасова мертвым, то у  вас  пистолет  завелся,  то  он
пропал  куда-то?  Итак,  повторяю?  Чтобы  предъявить  Цокоцкому   обвинение
грамотное и юридически достоверное, мы должны восстановить картину той ночи.
Слушаю вас внимательно, Елена Ивановна.
   Юшкова переплела пальцы обеих  рук,  некоторое  время  рассматривала  их,
потом долго изучала собственные ногти и, наконец, подняла голову.
   - Значит, говорите, есть убийца?
   - Екатерина Сергеевна, подтвердите!
   - Все правильно, Елена Ивановна, все правильно.  Нашелся  хороший  такой,
надежный кандидат.
   - Он признался?
   - Почти.
   - Ха! Я тоже почти призналась? В свое время.
   - Рассказываете, Елена  Ивановна,  рассказывайте,  -  терпеливо  произнес
Убахтин негромко, даже с  какой-то  неожиданно  нахлынувшей  усталостью.  И,
кажется, этот его тон больше всего и убедил Юшкову, что ее  не  разыгрывают,
не применяют к ней прием подлый и недостойный.
   - Ну, что? У нас произошла очередная ссора с дочерью. Она опять собралась
куда-то ехать, опять в разговоре  возник  Балмасов.  Он  хотел  взять  ее  в
Вологду.
   Последнее время он постоянно брал ее с собой в командировки. Я вспылила и
отправилась к нему.
   - Предварительно позвонив? - уточнил Убахтин.
   - Конечно. И все ему высказала. Но он как-то  вяло  слушал,  не  придавая
значения моим словам, слезам. Я видела, что ему попросту скучно и  я  ничего
не добьюсь. Он сказал что-то в том духе, что билет  у  Нади  уже  на  руках,
командировочные