го прямо тут на кухонном  полу  в
кровавое месиво.
   - Когда... когда  ей  пришлось  лечь  в  больницу,  жена  моя...  она
готовила ее детям чего-нибудь поесть. Это значит Терри и... Эйлин. И...
   - Дальше!
   - И я обычно относил им еду... когда моя жена была на работе.
   Потихоньку и очень осторожно Холстед отвел от  лица  свои  трясущиеся
руки. Однако глянуть на Клинга он так  и  не  решился.  Глаза  его  были
прикованы к вытертому линолеуму на  кухонном  полу.  Его  все  еще  била
дрожь,  и  казалось,  что  этот  жалкий   щуплый   человечек,   насмерть
перепуганный, весь трясущийся, словно от озноба, в своей нижней  рубашке
с продранными рукавами, видит сейчас там на полу то, что он натворил.
   - Это было в субботу, - сказал он. - Я видел, что Терри ушел из дома.
Я сидел у окна и видел. Я видел, как он ушел. Жена моя была  на  работе.
Она - вышивальщица бисером, и на работе  ее  очень  ценят.  Это  было  в
субботу. Я помню, что в квартире тогда было очень жарко. Помните,  какая
жара стояла тогда в сентябре?
   Клинг не отозвался ни словом, но Холстед и не ждал  от  него  ответа.
Казалось, он уже не замечает присутствия Клинга. Казалось, что  возникла
какая-то странная связь между ним и этим вытертым линолеумом на полу. Он
так ни разу и не отвел от него глаз.
   - Да, я хорошо помню. Жарко тогда было, очень жарко. Жена приготовила
сэндвичи, которые я должен был отнести вниз  ребятам.  Но  я  знал,  что
Терри дома нет, понимаете? Я все равно  понес  бы  туда  сэндвичи,  это,
конечно, так, но я уже знал тогда, что Терри ушел из дома. Этого я никак
не могу отрицать, не могу и не буду. Я ведь знал это...
   Некоторое время он просто молча смотрел в пол.
   - Я постучал в дверь, когда спустился туда к ним. Никто не ответил, а
когда я... когда я попробовал дверь, то она оказалась открытой. Вот я...
вот я и вошел. Она... Эйлин... она лежала в постели. Было уже двенадцать
часов, а она лежала в постели  и  спала.  Одеяло...  нет  -  простыня...
сползла с нее... И я ее видел... всю видел. Она спала, а у нее все  было
видно. А потом я сам не знаю. Помню, я поставил тарелку с сэндвичами,  а
сам лег с ней рядом, а потом, когда она хотела кричать, я  руками  зажал
ей рот и я... я сделал это.
   Он снова закрыл лицо ладонями.
   - Да, я это сделал, - тихо повторил он. - Я сделал, да, я сделал это.
   - Приятный вы человек, ничего не скажешь, мистер Холстед, -  произнес
Клинг свистящим шепотом.
   - Просто так... просто так получилось...
   - И ребеночек тоже просто так получился, да?
   - Что? Какой ребеночек?
   - А ты что - не знал, что Эйлин забеременела?
   - Забе... да что вы говорите? Кто вам?.. Что вы?.. Эйлин?  Мне  никто
ничего не сказал... почему мне не сказали? Никто?..
   - Ты что - не знал, что она беременна?
   - Нет. Клянусь Богом! Я не знал этого!
   - А отчего же, по-вашему, она умерла, мистер Холстед?
   - Мать ее сказала... Миссис  Гленнон  сказала,  что  с  ней  случился
несчастный случай! Она сама сказала это моей жене  -  она  с  ней  очень
дружит. С женой. Жене она не стала бы лгать!
   - Значит, не стала бы, да?
   - Ее сшибла машина! Это было в Маджесте. Она... она поехала навестить
тетку. Это нам сказала сама миссис Гленнон.
   - Может быть, она и в самом деле сказала это твоей  жене.  Да  только
рассказ этот вы придумали вместе  с  ней,  чтобы  спасти  твою  паршивую
шкуру.
   - Нет! Клянусь вам! - слезы покатились по лицу Холстеда. Он потянулся
рукой, как бы ища сочувствия и поддержки у Клинга. - Ну, как  вы  можете
так говорить? - сказал он, всхлипывая. -  Что  вы  тут  такое  говорите?
Господи, прошу вас, ради Бога, не нужно...
   - Она умерла от того, что пыталась избавиться от  твоего  ребенка,  -
сказал Клинг.
   - Я не знал этого. Не знал я, не знал... О, Господи, клянусь  вам,  я
не...
   - Врешь, гнида! - рявкнул Клинг.
   - Спросите у самой миссис Гленнон! Богом клянусь  вам,  я  ничего  не
знал и...
   - Все ты знал и поэтому решил устранить еще одного человека,  который
наверняка тоже знал обо всем!
   - Что?
   - Ты выследил Клер Таунсенд по пути...
   - Кого? Я не знаю никакой...
   - ...по пути к книжному магазину,  а  потом  и  застрелил  ее,  мразь
паршивая? Где ты спрятал пистолеты? Говори! Говори, пока  я  тебя  здесь
не...
   - Клянусь вам, клянусь...
   - Где ты был в пятницу с пяти часов вечера?
   - Здесь, в этом доме! Клянусь! Мы  вдвоем  с  Луизой,  с  моей  женой
поднялись к Лессерам! Это на шестом этаже в нашем доме! Мы там пообедали
вместе, а потом сели играть в карты. Клянусь вам.
   Клинг некоторое время молча смотрел  на  него  -  испытующим  тяжелым
взглядом.
   - Ты и в самом деле не знал, что Эйлин  забеременела?  -  спросил  он
наконец.
   - Нет.
   - И ты не знал, что она собирается делать аборт?
   - Нет, не знал.
   Клинг снова уставился на него тяжелым взглядом.
   - Пойдешь со мной, - сказал он, подумав. - По  пути  мы  сделаем  две
остановки, мистер Холстед. Сначала мы задержимся  у  миссис  Гленнон,  а
потом подымемся на шестой этаж к Лессерам. Что ж, может быть,  окажется,
что ты очень везучий человек.
   Арнольд Холстед и впрямь оказался очень везучим человеком.
   Он был временно безработным с августа, но ему  в  свое  время  крупно
повезло с женой, которая к  тому  же  оказалась  отличной  вышивальщицей
бисером и которая безропотно взвалила на  себя  бремя  содержания  семьи
ради того, чтобы он мог сидеть  преспокойно  дома  в  нижней  рубашке  и
смотреть в  окно,  на  то,  что  происходит  на  улице.  Он  изнасиловал
шестнадцатилетнюю девушку, несовершеннолетнюю, но ни Эйлин, ни  ее  мать
не обратились в полицию,  во-первых,  потому,  что  Луиза  Холстед  была
ближайшей подругой матери, а, во-вторых, - и это особенно важно - мать с
дочерью твердо знали, что Терри наверняка  убьет  Арнольда,  как  только
узнает о его подвиге.
   Да, мистер Холстед оказался очень везучим человеком.
   В этом  районе  вообще  живут  семьи,  у  которых  всегда  достаточно
неприятностей. Миссис Гленнон родилась в этом районе, прожила в нем  всю
свою жизнь и знала, что и умереть ей придется тоже здесь, а кроме  того,
она уже успела сжиться с мыслью о том,  что  неприятности  всегда  будут
преследовать ее, потому что они стали уже давно как бы составной  частью
ее жизни. И ей не представлялось возможным  причинять  еще  и  серьезные
неприятности Луизе, ее ближайшей  подруге,  а  если  говорить  честно  -
единственному человеку, который  относился  к  ней  по-дружески  в  этом
враждебном мире. И теперь, после того как ее дочь  умерла,  после  того,
как сына ее посадили за нападение на полицейского, она, выслушав вопросы
Клин-га, вместо того, чтобы обвинить Холстеда еще  и  в  убийстве  Клер,
просто рассказала ему как все было.
   Она утверждала с полной определенностью,  что  он  не  знал  и  знать
ничего не мог  ни  о  беременности  Эйлин,  ни  об  аборте,  который  та
вынуждена была сделать.
   Везет же таким, как этот Холстед.
   Миссис Лессер с шестого этажа  подтвердила,  что  Луиза  с  Арнольдом
пришли к ним примерно без четверти пять в ту пятницу.  Они  остались  на
обед, а потом играли в карты. Значит, он никак  не  мог  оказаться  даже
рядом с книжным магазином, в котором было совершено убийство.
   Да, везет мистеру Холстеду.
   Ведь  ему  теперь  будет   предъявлено   обвинение   всего   лишь   в
изнасиловании  малолетней,  за  что  ему  предстоит  отсидеть  в  тюрьме
каких-то там двадцать лет.
 
Глава 14 
 
   Дело умирало, как умерли до этого его жертвы.
   Оно было мертво, как внезапно налетевший со своими студеными  ветрами
ноябрь, заморозивший  и  город,  и  его  обитателей,  стянувший  ледяным
покровом реку.
   Однако  те,  кто  изо  дня  в  день  приходил  на  работу  в  дежурку
Восемьдесят седьмого участка, никак не  могли  избавиться  ни  от  этого
холода, ни от этого дела. Они как бы таскали его за собой весь  день,  а
потом - уносили домой,  куда  они  возвращались  на  ночь,  не  в  силах
стряхнуть с себя этот тяжелый мертвый груз. Дело умерло, и они прекрасно
понимали это.
   Но ведь умерло не только дело, умерла еще и Клер Таунсенд.
 
*** 
 
   - И все-таки это имеет отношение к ней! - сказал Мейер жене. -  Иначе
и быть не может, правда?
   - Прекрасно может, - сердито возразила Сара. - Оно может быть связано
с сотней других вещей. Но вы все прямо с ума  посходили.  Убили  девушку
Берта, и вы просто зациклились все на этом.
   В разговорах с Сарой Мейер редко когда выходил из себя, но  дело  это
держало его в постоянном нервном напряжении, а  кроме  того,  стручковая
фасоль сегодня была так разварена, что превратилась в какую-то кашу.
   - Тоже мне  -  нашелся  знаток!  -  воскликнул  он.  -  Ты  кем  себя
воображаешь - Шерлоком Холмсом, да?
   - Не кричи на маму, - сказал Аллан, старший из его сыновей.
   - А ты заткнись  и  кушай  свою  фасоль!  -  заорал  на  него  Мейер.
Повернувшись к Саре, он сказал:
   - Тут столько всего намешано! Эта беременная девчонка, этот...
   Сара бросила обеспокоенный взгляд на детей и сделала  предупреждающий
знак Мейеру.
   - Ну, ладно, ладно, - сказал он. - В конце концов, если  они  до  сих
пор не знают, откуда берутся дети, то пора бы им это уже рассказать!
   - А откуда берутся дети? - спросила Сюзи.
   - А ты лучше помалкивай и ешь фасоль, - ответил Мейер.
   - Вот-вот, так ты возьми и объясни им, откуда дети берутся, - сердито
сказала Сара.
   - Пап, пап, а откуда, скажи, пап?
   - Это сам Господь вознаградил мужчин  прекрасными,  все  понимающими,
заботливыми и терпеливыми созданиями, которые зовутся женщинами,  детка.
И он наградил этих милых, умных, все  понимающих  созданий  способностью
производить на свет Божий еще и деток, на радость  мужчинам,  чтобы  они
могли, возвратившись с работы, радоваться жизни в окружении своих детей.
   - Да, но откуда все-таки они берутся? - добивалась своего Сюзи.
   - А об этом ты спроси у своей мамочки.
   - А у меня может быть ребеночек? - поинтересовалась Сюзи.
   - Нет, деточка, - сказала Сара. - Это когда вырастешь.
   - А почему сейчас нельзя?
   - Заткнись, Сюзи, - строго потребовал Джефф, который был на два  года
ее моложе. - Ты что, все не знаешь?
   - Сам молчи, - сказала Сюзи. - И нужно говорить не "все не знаешь", а
"ничего не знаешь". Понял?
   - Молчи, дура, - лаконично порекомендовал ей Джефф, уминая фасоль.
   - Не смей говорить сестричке такие  слова,  -  сделал  ему  замечание
Мейер. - Ты, Сюзи, не можешь иметь сейчас ребеночка, потому что  ты  еще
маленькая. Вот подрастешь и станешь женщиной. Такой, как  твоя  мамочка,
которая так хорошо понимает, что когда ее муж весь  день  как  проклятый
крутится на работе...
   - А что я такого сказала? Я только сказала, что вы сейчас  не  можете
составить себе ясного представления об этом  деле.  Все  вы  так  хотите
рассчитаться с убийцей Клер, что только и выискиваете любые способы хоть
как-то связать с нею  все  подряд,  а  из-за  этого  не  замечаете  всех
остальных возможностей и упускаете их.
   - А может, ты не откажешь в любезности просветить меня  насчет  того,
что это за остальные возможности,  которые  мы  упускаем?  Мы  до  конца
разработали все возможные варианты и всюду уперлись  в  тупик.  Мы  ведь
занимались не только Клер.  Мы  проверили  всех,  кто  хоть  как-то  был
причастен к этому делу или мог быть причастен к нему. Всех -  понимаешь?
Убитых, членов их семей, их родственников и даже друзей. И только  когда
ничего не нашли, то снова вернулись к Клер, Гленнонам, к доктору Мэдисон
и...
   - Я все это слышала уже сто раз, - сказала Сара.
   - Ну, можешь послушать и в сто первый - от этого никто не умирает.
   - Мам, можно выйти из-за стола? - спросил Аллан.
   - А ты что - не хочешь кушать сладкое?
   - Я хочу посмотреть "Королеву прерий".
   - "Королева прерий" подождет, - сказала Сара.
   - Мама, передача начинается...
   - Подождет. Ты будешь кушать сладкое.
   - Да пусть идет, он же любит эту программу, - сказал Мейер.
   - Послушайте, детектив Мейер, - сердито сказала Сара, - может,  вы  и
считаетесь у себя в участке большой шишкой и командуете преступником как
угодно, но здесь, за столом, я - хозяйка, и я не  позволю,  чтобы  семья
разбегалась прямо за обедом кто куда, если на приготовление этого  обеда
я потратила целых три часа и...
   - Если бы ты потратила чуть меньше, может быть, у тебя  не  пригорела
бы фасоль, - сказал Мейер.
   - Фасоль не пригорела!
   - Ну, так разварилась!
   - Но не пригорела. А ты, Аллан, не ерзай, а сиди как положено.  И  ты
будешь кушать у меня это сладкое, даже если лопнешь от него!
   Семья завершила обед в полном  молчании.  Дети  вышли  наконец  из-за
стола, и висящая в воздухе обида переместилась из столовой к гостиную, к
телевизору.
   - Не сердись, пожалуйста, - сказал Мейер.
   - Да что ты, это мне не нужно было вмешиваться в твои дела.
   - А знаешь, может быть, мы и в самом  деле  чего-то  не  замечаем,  -
сказал Мейер. - Может, ответ лежит у нас прямо перед носом, а мы его  не
видим. - Он тяжело вздохнул. - Знаешь, Сара, я ужасно устал. Господи, до
чего же я устал.
 
*** 
 
   Стив Карелла взял чистый лист бумаги и напечатал крупными  буквами  в
разрядку:  О'ББИВЩИК.  Ниже  он  стал  выписывать  столбиком:  "столяр",
"краснодеревщик", "плотник", просто "оббивка".
   - Честное слово, я  не  могу  придумать,  кто  еще  может  заниматься
обивкой, - сказал он Тедди, которая, склонившись у его  плеча,  смотрела
на листок  бумаги.  Она  потянула  к  себе  листок  и  написала  на  нем
"мебельщик", а  потом  пододвинула  листок  к  Карелле  и  вопросительно
поглядела на него.
   Карелла задумчиво кивнул.
   - Тоже подходит, - сказал он неуверенно. Потом он отодвинул листок  в
сторону и посадил Тедди к себе на колени.
   - Знаешь, я все чаще начинаю думать, что это слово  вообще  не  имеет
никакого отношения к этому проклятому делу.
   Тедди, внимательно следившая за  его  губами,  отрицательно  покачала
головой.
   - Ты считаешь, что оно все-таки имеет к нему отношение? - спросил он.
   Тедди утвердительно кивнула.
   - Да вроде бы должно быть связано, правда? С чего  бы  это  умирающий
человек твердил его при последнем издыхании? Но, знаешь, Тедди,  в  этом
деле припутано еще столько всего разного. Взять хотя бы историю с  Клер.
Здесь уж наверняка...
   Тедди внезапно закрыла ему руками глаза.
   - Что?
   В ответ она закрыла руками свои глаза.
   - Ну, что ж, может быть, мы и в самом деле слепые,  -  сказал  он  со
вздохом и снова взялся за лист  с  написанными  на  нем  словами.  -  Ты
думаешь, что  в  этом  чертовом  слове  действительно  кроется  какая-то
загадка? Но разве станет задавать загадки умирающий?  Зачем?  Он  скажет
то, о чем думает. Разве не так? О,  Господи!  Я  уже  совсем  ничего  не
понимаю.
   Тедди соскользнула у него с колен и направилась к  полке  с  книгами.
Карелла тем временем долго рассматривал составленный список.  Под  конец
он даже начал подсчитывать количество букв в словах,  надеясь  хоть  тут
получить какую-то разгадку.
   Ощутив привычное похлопывание по плечу, он оглянулся и  увидел  перед
собой Тедди с загадочной улыбкой на лице и толстенным словарем в руках.
   Для начала она пододвинула к себе листок и демонстративно  зачеркнула
лишние "б" в словах "оббивщик" и  "оббивка".  Видя,  что  он  собирается
возражать, она с видом явного  превосходства  ткнула  пальцем  в  нужную
страничку в словаре.
   - Ладно, ладно, -  смущенно  согласился  он.  -  Это  же  так  Уиллис
записал, а он записывал то, что говорил ему Векслер.
   В ответ Тедди быстро заработала пальцами.
   - А может быть, Уиллис, - читал ее знаки Карелла,  -  вообще  неверно
расслышал то, что говорил умирающий.
   - Конечно, может быть, но тот ведь повторял это слово несколько  раз.
Уиллис даже специально записал его, чтобы потом не путаться. Он же  тоже
не понял, что оно обозначает.
   Тедди пододвинула к себе листок и быстрым  четким  почерком  написала
под столбиком еще одно слово: "ОБОЙЩИК" и  снова  пододвинула  листок  к
Карелле.
   - А это еще зачем? - спросил Карелла. - Так ведь, по-моему,  называют
тех, кто оклеивает стены обоями. Так мы теперь начнем заниматься  еще  и
малярами или штукатурами.
   Все с тем же выражением превосходства Тедди снова  ткнула  пальцем  в
словарь. Карелла только отмахнулся Тедди снова ткнула пальцем в словарь.
Карелла только отмахнулся, но она потянула  его  за  рукав  и  заставила
прочитать: "ОБОЙЩИК" - мастер, специалист по обивке мебели".
   - А почему  это  "обойщик"  и  вдруг  -  специалист  по  "обивке",  -
возмутился Карелла.
   - Потому что ты - итальяшка, - ответила ему пальцы Тедди.
   - А Уиллис, по-твоему, - тоже итальяшка. Это ведь он так записал.
   - Тоже итальяшка. Вы все там итальяшки, - "сказала" знаками  Тедди  и
вновь решительно заняла место  у  него  на  коленях.  При  этом  словарь
свалился на пол.
   - Знаешь, а не проверить ли нам, достаточно ли прочно сработал обивку
на нашей кровати обойщик? - сказал  он,  подымаясь  с  нею  на  руках  и
направляясь в сторону спальни.
 
*** 
 
   Ни один из них не знал, насколько близки они были к истине.
   Ноябрь.
   Листва уже опала с деревьев.
   Он в одиночестве бродил  по  улицам,  и  холодный  ветер  трепал  его
белокурые волосы на непокрытой голове. Только на территории  их  участка
проживает около девяноста тысяч жителей, в городе их восемь миллионов, и
только один из них убил Клер.
   - Кто? - этот вопрос и днем и ночью терзал его, не давая покоя.
   Он уже и сам давно заметил, что пристально вглядывается в  лица  всех
встречных. Каждый прохожий превратился для него в потенциального убийцу,
и он вглядывался в эти лица, тщетно надеясь угадать убийцу по  выражению
глаз, лица и даже по походке. С особым вниманием  он  высматривал  белых
мужчин  без  шрамов  и  особых  примет,  нормального  телосложения,   не
отличающихся низким  ростом,  носящих  темные  пальто,  серые  шляпы  и,
желательно, темные очки.
   Темные очки - в ноябре? вечером?
   - Кто? Кто он?..
   "Леди, леди, это - я!" - кричали ребятишки тогда  у  дома  Векслеров.
Господи, до чего же просто! А тут?..
   Не приходится дожидаться, что кто-то  появится  вдруг  из-за  угла  и
скажет: "Леди, леди, это я выпалил из этих револьверов...  Это  я  нанес
вам страшные зияющие раны...  Это  я  залил  тогда  кровью  пол  книжной
лавки... Это я отнял у вас жизнь... Это я уложил вас в могилу..."
   Кто?
   Он шел и слышал, как его одинокие шаги отдаются громким  эхо.  Вокруг
жил своей жизнью город: вспыхивали неоновые рекламы,  наплывал  со  всех
сторон размеренный шум уличного движения, изредка долетал  чей-то  смех,
но слышал он только звук собственных шагов, их холодную гулкую четкость,
а иногда, откуда-то со стороны - голос Клер, звонкий и ясный, даже когда
слова произносились шепотом. Клер, Клер...
   - ...я купила новый бюстгальтер...
   - Да?
   - Ты сам увидишь, как он мне идет, Берт. Ты меня любишь, Берт?
   - Ты же знаешь, что да.
   - Тогда скажи мне об этом.
   - Сейчас я не могу.
   - А потом скажешь?..
   Глаза его вдруг  наполнились  слезами.  Он  ощутил  утрату  настолько
безвозвратно, настолько окончательно, что ему показалось, что сердце его
вот-вот разорвется и он свалится бездыханным прямо  на  тротуар.  Но  он
только быстро украдкой отер глаза.
   И тут ему вдруг припомнилось, что тогда, в их последнем разговоре  он
так и не сказал ей, что любит ее, и что теперь он уже больше никогда  не
сможет ей это сказать.
 
*** 
 
   Прежде всего им страшно повезло, что, когда позвонила миссис Векслер,
к телефону подошел Стив Карелла. Повезло уже потому, что, если бы трубку
снял Берт Клинг, то он, всем сердцем сочувствуя несчастной  женщине,  не
обратил бы должного внимания на то, как она говорит. Везение состояло  и
в том, что на звонок этот не от