сделал...
Была такая  договоренность,  что  он  нам  -  кокаин,  а  мы  ему  на  опыты
отстегиваем столько, сколько он на Западе еще пять лет не добьется...
   - Они - это ты, Леша? - уточнил Валерий, поворачиваясь к Чердынскому.
   - Я не собирался этим заниматься, - спокойно сказал Чердынский, - хотя  я
и бывший кагебешник и вообще, с вашей точки  зрения,  -  "красный".  Я  вам,
кажется, рассказывал, в чем дело. Лекарства - это деньги. Громадные  деньги.
На  избирательную  кампанию.  На   дачу   со   стульями,   инкрустированными
самоцветами... Мафия Кремля. Мафия Москвы. Когда ты из года в  год  лечил  в
своей больнице самых высокопоставленных чиновников, ты получаешь  гигантские
права... Мы там на фиг никому не были нужны, на празднике дележки  бюджетных
денег. А на Западе нас тоже не ждали с распростертыми объятиями...
   - И вы решили делать вместо лекарств наркотики?
   - А когда  в  Кремле  подписывают  контракт  на  заведомо  некачественный
инсулин - это что, лучше? - вскрикнул Чердынский. - Когда  на  строительство
завода в Майкопе дают 700 млн долларов и денег нет, - это что, лучше?  Когда
нам  западная  фирма  впарила  устаревшее  оборудование   для   производства
медицинских приборов, а в обмен  получает  нефть  и  норму  прибыли  в  4800
процентов, - это как?
   - Ты не уточнишь, Леша, кому  ты  все-таки  продавал  кокаин?  И  сколько
человек вчера мочили Колуна? И эти люди - они еще работают  на  Лубянке  или
уже приватизировались?
   - Я ничего не уточню и тебе, Валера, не советую в  это  дело  лезть.  Вон
господин губернатор и то завод не решился закрыть, а уж  губернатор  у  нас,
хотя и завалящий, так покруче московского авторитета будет...
   - Я... - с достоинством сказал Жечков,  -  я...  как  я  мог...  четверть
областного бюджета...
   - Вранье, - осклабился Чердынский. - Дело не в бюджете. Дело в  том,  что
на тебя кое-кто мог серьезно обидеться...
   - Кто конкретно? - уточнил Валерий.
   - Я уже сказал - не отвечу...
   - И так все ясно, - усмехнулся московский авторитет, - ты ведь,  Алексей,
здешнюю шарашку по линии КГБ курировал. А красные друг друга  не  бросают...
Вот только делать они ничего больше не умеют, кроме  как  заказывать  людей.
Даже я или Семка Колун - мы выучились, что есть арбитраж, есть юристы,  есть
закон купленый,  а  при  тебе  осталась  только  чистая  уголовщина.  Убитый
Варковский, убитый Сыч, убитый Колун. Это даже удивительно,  Леша,  что  под
вами ходило полстраны, а вы всего-то  и  выучились,  что  мочить,  мочить  и
мочить...
   - Это немало, Валера, - холодно бросил  Чердынский.  -  Ты  сам  с  этого
начинал.
   - Я-то с этого начинал, - усмехнулся Нестеренко, - а вы-то этим кончили.
   - А что мне было делать, Валера? - вдруг осипшим голосом сказал  Санычев.
- Что мне было делать, если мы могли сделать кучу добра, а денег не было,  и
на рынок нас не пускали? Если бы мой завод не стал делать кокаин, он  бы  не
стал делать и ничего другого. А люди вокруг бы просто  сдохли  от  пьянства,
восемь тысяч рабочих... Здесь депрессивный регион, Валерий.  Здесь  у  людей
одно будущее - нарваться на нож во время пьяной драки или сесть за  то,  что
кто-то нарвался на твой нож. И я это изменил.
   Валерий откинулся в кресле. Н-да. Что и говорить, хорошо герою  западного
боевика. Он берет штурмом  гнездо  наркоторговцев,  крошит  в  мелкую  щепку
всякую упившуюся нечисть, предпочтительно изнасиловавшую пару  заложниц  или
заложников,  сжигает  кокаин  на  одном  большом  костре  и  пляшет  вокруг,
размахивая надувным гранатометом и повторяя: "Я самый  справедливый!"  Легко
быть справедливым, когда крошишь в щепку уродов.
   А тут кого крошить в щепку?
   Людей, которые спасли завод?
   - Кто убил Игоря? - спросил Сазан.
   Санычев  опустил  глаза.  Губернатор  нервно   постукивал   пальцами   по
столешнице. Сазан мельком взглянул на него, Жечков смутился и убрал руки.
   - Я, - спокойно сказал Чердынский.
   Двумя  пальцами  вынул  сигарету  изо  рта,  взмахнул  ею  в  воздухе   и
неторопливо затушил в стеклянной пепельнице.
   - Игорем занимался я, - повторил  Чердынский,  -  точно  так  же,  как  и
Корзуном.  Эти  двое,  -  небрежный  кивок  в  сторону  менеджеров,  -  были
поставлены перед фактом. Когда об этом зашел разговор, Демьян Михайлович был
категорически против. Просто устроил мне истерику. И до, и после.
   - То есть отъезд в Америку был только предлогом? - уточнил  Сазан.  -  Ты
убил Игоря, чтобы вернуть себе Яну?
   Чердынский брезгливо дернул ртом.
   - Я не принимаю деловых решений из-за женщин. Игорь был  опасен.  Он  нам
здесь, в России, все сломал - вон Жечков  из-за  него  нам  изжогу  принялся
устраивать. Неужели ты думаешь, что он молчал бы в Америке?
   Валерий  небрежным  жестом  сунул  руку  под  пиджак.  Чердынский  слегка
побледнел.
   - Валера, я тебя прошу, подумай  о  Яне.  Она  не  переживет.  Она  снова
колоться начнет, это я тебе гарантирую, я врач... Получится, что у нее убили
двух мужчин за три недели...
   - Я не принимаю деловых решений из-за женщин, - сказал Сазан.
   Выстрел в  звуконепроницаемом  помещении  был  оглушителен.  Пуля  попала
Чердынскому точно в переносицу, вдавив внутрь дужку очков. Толстые стекла  и
ошметки кожи брызнули  во  все  стороны.  Чердынский  медленно  завалился  в
кресло.
   Ствол в руках Валерия плавно качнулся. Теперь дуло глядело  прямо  в  лоб
Санычеву.
   - Ты меня кинуть хотел, да? - сказал Валерий. - Ты убил  Игоря.  Ты  убил
человека, которого сам звал молодым  Менделеевым.  А  потом  ты  три  недели
измывался надо мной и тыкал мне в лицо своей честностью...
   Директор  прерывисто  дышал.  Гаибов,  рядом  с  ним,  сидел   совершенно
неподвижно. Перед дулом  пистолета  в  обрусевшем  таджике  вновь  проснулся
восточный человек: Гаибов слегка улыбался,  и  его  черные,  как  миндалины,
глаза были безразличными и отрешенными, как глаза дервиша, который готовится
идти по углям.
   - Ты, лох, хотел развести меня - бандита? - продолжал Валерий. - Ты...
   Санычев захрипел и медленно стал сползать со взбитых подушек. На этот раз
он не прикидывался. Гаибов вскочил.
   - Сесть! - заорал Сазан. Ствол дернулся в направлении таджика.
   Гаибов, не обращая внимания, хлопотал над старшим товарищем.
   - Демьян, Демьянушка, - жарко шептал он, - ничего, мы сейчас укольчик.
   Сазан кивнул. Муха молча захватил руки Гаибова и  поволок  его  прочь  от
свалившегося на пол директора. Гаибов отчаянно забился,  но  куда  там!  Его
сжимали уже двое - железной хваткой, и пожилой таджик не смог бы  справиться
ни с одним из этих быков.
   Губернатор вскочил со своего  стула  и  кинулся  к  потерявшему  сознание
директору.
   - Назад, - велел Сазан.
   Жечков обернулся. Валерий увидел побелевшее от гнева лицо.
   - Убери пушку, бандит, - заорал Жечков. - Демьян, ну прошу тебя,  Демьян,
о черт, да есть тут кто-нибудь врач...
   Но единственный врач, бывший в этой компании,  молча  сидел  в  кресле  с
развороченным затылком. Жечков в отчаянии бросился к Сазану.
   - Убирайся, понял? - заорал Жечков.  -  Я  не  дам  тебе  гробить  завод,
понятно? Это мой завод! То есть - это наш... восемь тысяч рабочих...
   - Забыл, как они тебя гробили?  -  спокойно  сказал  Сазан.  -  Статьи  в
"Тарском вестнике" забыл о себе и своих замах?  Ты  не  понял,  что  я  тебе
объяснил? Демьян меня развел, чтобы я тебя пристрелил. Ты поверил тому,  что
тут Чердынский сказал насчет того, что эти двое Игоря не  убивали?  А  когда
Санычев тут из себя инфарктника  разыгрывал  днем,  он  тоже  не  знал,  что
делает? Они убили Колунова и  сказали,  что  это  сделал  ты!  Они  взорвали
"Волгу" и сказали, что это сделал ты! Эти двое мне тебя заказали, вьехал?  И
хотели еще сэкономить на оплате...
   Жечков, совершенно белый, опустился на колени рядом с Санычевым.
   - Валера, - сказал губернатор, - я не могу... Четверть бюджета... Если ты
убьешь Демьяна, тебе и меня придется  пристрелить.  Или  я  тебя  посажу  за
Демьяна.
   Валерий молча повернулся и вышел из комнаты.
   - Вызови "скорую", - бросил  он  Мухе.  На  мгновение  остановился  подле
Гаибова.
   - И еще. Если вздумаете на меня охотиться, все документы уйдут "Ланке". Я
вам  тут  гарантирую  полный  букет,  от  мирового  скандала   до   операции
американских спецназовцев...

ЭПИЛОГ

   - Господи, Валерочка, как я рада, что ты приехал! А ты вроде  поздоровел,
а то такой бледный был два месяца назад! Видишь,  у  нас  тут  уже  клубника
цветет, а в Москве как? В Москве, наверное, холоднее?
   Валерий Нестеренко, улыбаясь, стоял на песчаной дорожке, ведущей  к  дому
генерального директора.  Дело  было  спустя  два  месяца  после  описываемых
событий, в середине мая. Снег с директорского участка давно  стаял,  обнажив
неухоженную черную землю, кое-где засыпанную строительным мусором - типичный
пейзаж новорусского участка.
   Возле дорожки эта черная  земля  была  уложена  в  грядочку  и  испещрена
аккуратно  вырытыми  ямками.  При  каждой  ямке  лежал  саженец  низкорослой
японской айвы, и в начале дорожки красовалось ведерко с золой и другое  -  с
аммофоской.
   Сразу за забором, на тщательно забетонированной площадке, предназначенной
для машины Санычева, стояли два темно-вишневых джипа с московскими номерами.
Валерий, в джинсах и светлой майке-безрукавке,  стоял  рядом  с  дверцей,  а
рядом с ним улыбалась Виктория Львовна. Руки ее, в резиновых перчатках, были
по  локоть  обсыпаны  жирной  землей,  и  издали  ее  стройная   фигурка   в
перепачканных землей брюках  и  старой  рубашке  казалась  совсем  девичьей.
Только вблизи хорошо были заметны и лапки морщинок, разбегающихся от глаз, и
рано поседевшие волосы, упрятанные под тугую косынку.
   - Да что же мы здесь стоим! Заходи в дом.
   На летней веранде было уже тепло и дремотно. Яркое майское  солнце  сияло
сквозь настежь распахнутые французские окна, в стеклянную перегородку билась
проснувшаяся жирная муха, и за ней плотоядным взором  следил  толстый  рыжий
кот.
   Виктория Львовна, отряхивая вымытые руки, опустилась в плетеную качалку у
столика, крикнула куда-то в раскрытую дверь:
   - Антон! Поставьте нам, пожалуйста, чаю! Потом Дема приедет,  мы  ужинать
будем, а сейчас просто чаю.
   Валерий,  перегнувшись  через  ручку  кресла,  гладил  рыжего  кота.  Тот
испуганно косил на незнакомого человека глазом, но не убегал.
   - Ты останешься на ужин? - спросила Виктория  Львовна.  -  К  нам  Жечков
ужинать приедет, он часто приезжает, почти каждую неделю...
   - Помирились, стало быть? - с едва заметной усмешкой спросил Валерий.
   - Помирились, - кивнула Виктория Львовна, - сразу после того, как  Демьян
заболел... У него же инфаркт был, сразу после покушения, совершенно ужасный,
он неделю еле дышал. Ты-то уехал, а вот Виктор  Гордеич  очень  хорошо  себя
повел. Представляешь - чуть ли не каждый день в больницу ездил, меня утешал,
говорил, что все будет хорошо...  А  выиграл  он  выборы,  знаешь,  с  каким
отрывом? В первом туре семьдесят процентов набрал...
   Виктория Львовна помолчала, а затем проговорила:
   - Виктор Гордеевич сказал, что вся  беда  вокруг  завода  началась  из-за
этого... Колунова. Хоть и грех так говорить, а как только его убили, так все
сразу и нормально стало.
   И Виктория Львовна посмотрела на Валерия немного  сбоку,  настороженно  и
лукаво, как будто ожидала, что старый приятель Игоря вот  сейчас  сощурится,
подмигнет и признается, что Колуна пристрелил он.
   - Никто заводу больше не докучает? - спросил Валерий.
   - Совершенно никто не докучает, - сказала Виктория Львовна. -  Нам  опять
льготную электроэнергию дали. Этот  Молодарчук  такой  вежливый  ходит,  все
кредиторы мировое соглашение подписали. Опять же - нам "Тарэксимбанк" кредит
дал под гарантию областного бюджета...
   - Большой кредит?
   - Да.
   Виктория Львовна помрачнела.
   - У нас же беда была большая. Леша Чердынский сбежал...
   - Куда?
   Виктория Львовна развела руками.
   - Просто растворился в синем воздухе, представляешь? И  какие-то  деньги,
говорят, со счетов  снял,  заводу  от  этого  было  очень  трудно.  У  него,
оказывается, были проблемы с зарубежными покупателями, он их надул, они даже
сюда приезжали...
   - Европейцы?
   - А кто их знает? Два араба таких здоровых, и один белый,  вальяжный,  ну
совершенно как итальянских донов в кино рисуют...  Два  дня  с  ними  Демьян
ругался, они денег, видно, требовали.  Он  с  этой  компанией  расстался,  и
теперь у нас другой дистрибьютор.
   - Сильно шумели?
   - Очень. Кончилось тем, что они на завод приезжают, а вокруг завода стоит
весь наш тарский СОБР... Собровцы их за ворота не пускают,  а  потом  к  ним
вышли Демьян с губернатором, и Жечков говорит: "Или вы сию минуту из  Тарска
убираетесь и никаких претензий к заводу не имеете, или вас  из  Тарска  СОБР
вышвырнет..." - Виктория Львовна вздохнула. - Вот кого жалко, так  это  Яну.
Ты просто представь себе - Игоря  убили,  а  Чердынский  пропал,  и  все  за
месяц... Хорошо хоть квартиру оставил...
   Валерий чуть заметно сузил  глаза.  Квартира  от  пропавшего  Чердынского
действительно осталась неплохая: шестикомнатная и в престижной семиэтажке  в
центре Москвы. Вместе с дачей в Селятине и банковским  счетом  в  Швейцарии,
который Чердынский весьма предусмотрительно открыл и на имя жены, это делало
его вдову весьма обеспеченной невестой.
   - А у Игоря монография на Западе выйдет, - сказала  Виктория  Львовна,  -
Игорь, доктор Гертцки и еще какой-то аспирант.  На  основе  опытов,  которые
Игорь ставил, им только еще контрольную  серию  проделать,  и  летом  начнут
готовить монографию...
   Толстый кот встрепенулся. Дверь на террасу открылась, и пожилой охранник,
улыбаясь, внес на мельхиоровом подносе пузатый  чайник  с  чашками  и  грубо
нарезанный торт.
   - Господи, Антон, да кто же  так  торт  режет?  -  всполошилась  Виктория
Львовна. - Ты, вообще, есть, Валера, хочешь?
   - Хочу, - сказал Валерий, - я на ужин вряд ли останусь.
   Пока  Виктория  Львовна  хлопотала  на  кухне,  Валерий  вышел   в   сад,
разглядывая аккуратно нарезанные грядки,  из  которых  уже  тянулись  кверху
зеленые иголочки. Странно было видеть эти грядки на новорусском участке.
   Валерий наклонился и вынул из земли тоненький и прозрачный,  как  луковая
кожица, зеленый стебелек с двумя листочками, похожими на сердечко.
   - Это редиска, - сказала неслышно подошедшая сзади  Виктория  Львовна,  -
видишь, у нее сначала растут два этих смешных листочка из семядоли, а  потом
уже настоящие листья. Но тут больше сорняков  растет,  чем  редиски.  Ужасно
много сорняков.
   Валерий повертел тонкий стебелек и равнодушно бросил.
   - Ты знаешь, Валера, - поколебавшись, сказала  Виктория  Львовна,  -  мне
кажется, с этими зарубежными партнерами все-таки не все в порядке.
   - То есть?
   - Мне кажется... завод им заплатил. Несмотря на СОБР и все такое...
   - В смысле?
   - Ну... Я один раз зашла вечером в кабинет Демьяна, а  у  него  на  столе
дипломат лежит. Открываю, а там деньги. Представляешь,  все  доверху  набито
пачками долларов, и дипломат такой не маленький...
   - И что?
   - Ничего. Через час дипломата не было, а Демьян со мной разговаривать  не
стал. А утром Фархад Гафурович в Москву уехал...
   Валерий неторопливо щелкнул зажигалкой.
   - Не берите себе в голову, тетя Вика, - сказал он, -  мало  ли  зачем  по
нынешним временам заводу чемодан налички нужен.
   На улице под колесами подъехавшей машины заскрипел гравий,  штанга  ворот
поползла в сторону, и водитель  директорской  "Волги"  негодующе  забибикал,
увидев, что его место занято двумя московскими джипами. Откуда-то вышел один
из ребят Сазана, между  водителями  произошло  короткое  препирательство,  в
результате которого московский джип выкатился на улицу, а директорская тачка
заняла свое законное место.
   Санычев, у  калитки,  уже  обнимал  жену.  Тревожно  поискал  глазами  по
участку, заметил худощавую фигуру Нестеренко у разлапистой елки и напряженно
помахал рукой. Валерий вернулся к крыльцу. Рука Санычева, которую он  пожал,
была холодной и слегка липкой.
   - Как завод? - спросил Валерий.
   - Дышим помаленьку Вон "Тарскнефтеоргсинтез" на аукционе купили...
   Извинившись, Санычев прошел с Валерием наверх  в  свой  кабинет,  щелкнул
дверцей  обшитого  деревом  сейфа  и  достал  оттуда  небольшой  серебристый
дипломат. Неторопливо отстегнул  замки.  В  дипломате  лежали  стодолларовые
купюры, плотно, как свежая треска на палубе траулера.
   - Последние пятьсот тысяч, - сказал директор, - мы в расчете?
   - Да.
   Директор поколебался, хотел еще что-то спросить, потом махнул рукой.
   - Кстати, я слышал, у вас были трудности с арабскими партнерами?
   - Единственные мои трудности, - тихо сказал Санычев,  -  были  из-за  тех
денег, которые ты снял с завода.
   Валерий холодно улыбнулся
   - На ужин останешься?
   - Вряд ли.
   - Тогда зачем ты сам приехал?
   - Я на кладбище приехал, - сказал Валерий, - кстати, это ты  Игорю  место
выбирал?
   - Да. А что? Это самые престижные места...
   - Ничего. Просто забавно. Там с одной стороны Сыч, а с другой Спиридон. В
полный рост... И между ними  ученый  лох.  Правда,  от  той  штуки,  которую
изобрел ученый лох, померло значительно больше людей, чем от Спиридона.
   Санычев помолчал.
   - У Вики, кстати, ребенок будет, - неожиданно сказал директор.
   Валерий слегка поднял брови. Сколько было Виктории Львовне?  За  сорок...
правда, выглядела она моложе.
   - Мальчик, девочка?
   - Еще неизвестно.
   - Поздравляю.
   Директор упорно смотрел в окно.
   - Они будут не такими, как мы, да? - спросил  Санычев.  -  Они  не  будут
выбрасывать директоров из окошек и охотиться на людей, как на белок.  У  них
будет нормальная жизнь и состояние в наследство. К ним  не  будет  приезжать
действующий генерал СВР в  сопровождении  итальянского  дона  и  спрашивать,
почему завод прекратил производство наркотиков.
   - А черт его знает, - сказал Сазан, - может, и не будут...