лся Муха, кивая на санычевскую
"Волгу".
   - Потом. Ему сейчас не до меня, - неопределенно ответил Валерий.

***

   Дверь  квартиры  Яши  Царькова  была  прикрыта  неплотно,  и  сквозь  нее
доносилось гудение телевизора. Валерий несколько раз  позвонил  в  дверь,  а
потом толкнулся и вошел.
   Царьков сидел за усыпанным крошками столом на крошечной кухне, и  посреди
этого  стола  располагалась   неприступная   и   стройная,   как   фригидная
манекенщица, бутылка водки. Кроме бутылки и  стакана,  на  столе  ничего  не
было. На подоконнике орал старенький телевизор, весь в рябых сполохах.
   - По ком поминки? - спросил Нестеренко, подходя к столу и опасливо  нюхая
содержимое стакана. Царьков поглядел на него мутными глазами.
   - А где вас, собственно, черт носил, Валерий Игоревич?
   - А тебе что?
   - Просто помнится, вас отпускали под подписку о невыезде.
   Сазан развел руками.
   - Дела. Срочные переговоры и важные контракты.
   - У вашего брата когда срочные переговоры, свободная жилплощадь в  моргах
резко уменьшается... Новость слышал?
   - Какую?
   - Наши доблестные  правоохранительные  органы  в  результате  оперативной
работы блестяще раскрыли самое громкое заказное убийство в Тарской области -
убийство главного технолога завода "Заря" Игоря Нетушкина.
   - И кто же...
   - Как кто? Некто Когут Павел Спиридонович, безработный,  дважды  судимый.
Общеизвестное наименование - Спиридон.
   - А какие доказательства, что это он? - усмехнулся Валерий.
   - Помилуйте, Валерий Игоревич? Вот уж от кого не ожидал, так это от  вас.
Промеж вас такая любовь да согласие были, что наши  местные  гробовщики  уже
заранее руки потирали и расценки готовились поднимать...
   - Так какие доказательства?
   - На комбинат он наезжал? Он. Игорь его по морде пытался  съездить?  Его.
Лесько, который в тебя стрелял, - его кадр? Опять-таки его...
   - И кто исполнил Игоря?
   - Лесько.
   - А что ж ты говорил, что он пьяный был?
   - А это чьи были показания,  что  он  пьяный?  Трех  оперов  из  седьмого
отделения? Так их вызвал к себе зам Молодарчука и в ходе  непродолжительного
разговора установил, что ничуть он пьяный не был, а притворялся, а врали они
затем, чтобы выгородить коллегу...
   - Так когда они врали-то, - сказал  Сазан,  -  не  понял.  Когда  коллегу
выгораживали или когда начальству угождали?
   - Что-то ты сложности в жизни  любишь,  Валерий  Игоревич,  -  усмехнулся
мент.
   Они помолчали.
   - Зачем ты попросил меня разыскать Верховцева? - спросил  Царьков.  -  Ну
барыгу, который продал векселя "Бенаресу"? Ты же знал, что "Бенарес"  -  это
красная контора?
   Нестеренко слегка напрягся:
   - А ты что, разыскал барыгу?
   - Heт. Он пропал. Я думаю, что его убили.
   - Кто?
   Мент помолчал.
   - Получается, что те, кто получил векселя, и убили.
   Слабо икнул и вылил остатки мутноватой водки в граненый стакан.
   - Хочешь? - спросил он.
   - Не пью.
   - Ну что за бандит такой пошел, - сказал Царьков.  -  Менты,  получается,
пьют, а бандиты нет.
   - Работа у тебя паршивей, вот ты и пьешь, - отозвался Нестеренко.

***

   Хозяина мебельного магазина Михаила Белянчева, застрелившего колуновского
бригадира, взяли аккуратно и без шума, в  шесть  часов  вечера.  Со  времени
храброй выходки  Белянчева  его  беспрерывно  караулили  два  мента.  Ментам
заплатили, и те ушли погулять. Вышедшего из кабинета Белянчева эскортировали
до подъезда и запихали в одну из разъездных машин Полтинника раньше, чем тот
сумел понять, что его спутники отнюдь не менты.
   В машине Белянчев заругался и попытался вырваться.
   Его привезли в  лес.  Уже  начинались  сумерки,  по  земле  остро  тянуло
холодком, вдаль,  к  горизонту,  уходили  кривобокие,  похожие  на  виселицы
деревья.  Могилу  для  Белянчева  вырыли   заранее,   между   двух   чахлых,
припорошенных снегом болотных березок, и Белянчев понял,  что,  когда  через
месяц болото растает, труп его уйдет в трясину и его никогда не отыщут.
   Белянчев снова попытался удрать, ударил одного из пацанов и побежал вдаль
по рыхлому снегу, но его догнали, повалили и поволокли обратно.
   Когда его привели к болоту, Белянчев увидел,  что  вдалеке  за  березками
светят фары мощного джииа, а рядом со свежевырытой могилой  стоит  невысокий
худощавый человек в тяжелом пальто - Семен Колунов.
   - Почему ты убил Мишку? - спросил Колун. - Тебе заплатила ментовка?
   Белянчев дернулся, но его крепко держали за руки.
   - Вы мне все надоели, - заорал Белянчев, - вот вы у меня где! И Спиридон,
и ты, и Мишка твой. Вы стреляете, и я имею право стрелять, ясно?
   - Чтобы иметь право стрелять,  барыга,  тебе  надо  было  выбрать  другую
профессию, - ответил Колун.
   Пожал плечами и пошел обратно к дожидавшемуся его джипу. Через две минуты
после того, как Семен уехал, один из парней сбросил Белянчева в  яму,  встал
на край и несколько раз выстрелил вниз.

***

   В губернаторском кабинете еще горел свет. Там, в комнате  отдыха,  сидели
двое: губернатор Тарской области Виктор Жечков и начальник его охраны  Антон
Кононов. Перед ними стоял маленький телевизор с плоским экраном.  На  экране
телевизора был Спиридон. Спиридон рассказывал об убийствах,  совершенных  им
по приказу депутата областной Думы Семена Колунова.
   Это была одна  из  тех  пленок,  которые  Спиридон  надиктовал,  опасаясь
Колуна, и вот теперь она в результате оперативной работы  досталась  бывшему
фэесбешнику Кононову.
   Убийств было много, и Спиридон рассказывал долго.
   Когда он кончил,  губернатор  рассеянно  потянулся,  скрутил  крышечку  с
бутылки коньяка, глотнул и спросил:
   - Ты слышал, что Колун сегодня сказал журналистам?
   - А что такое?
   - Его спросили, будет ли он искать Спиридона, и он заявил, что  обеспечит
спокойствие жителей Тарска. Господи, помилуй!  В  этой  стране  один  бандит
говорит  в  телекамеру,  что  убьет  другого  бандита,  а  избиратель  этому
радуется!
   Губернатор жестко усмехнулся, показал головой на телеэкран и добавил:
   - Колун кончился. Завтра я поставлю вопрос.  О  лишении  его  депутатской
неприкосновенности.

***

   Тарский СОБР накрыл развлекательный комплекс "Радуга" в одиннадцать часов
вечера - самое злачное время, когда ранние посетители еще не ушли, а поздние
только-только появились.
   Ресторан был забит гостями. У  игральных  столов  стоял  неумолчный  шум.
Посреди ресторана, в стеклянной  чаше  бассейна,  подсвеченной  голубоватыми
прожекторами, меж водорослей лениво  плавали  круглые,  похожие  на  тарелку
скаты, и поверх них, на круглой выдвижной эстраде, выламывалась вокруг шеста
девица.
   Мирослава уже кончила петь и сейчас сидела,  в  обычной  своей  рубахе  и
джинсах, за столиком рядом со Степой  Ивяником  и  с  Полтинником.  Какой-то
столичный хлыщ, видимо, первый день в области, подкатился к  ней  с  букетом
цветов и с замаслившимися глазами. Мирослава равнодушно осмотрела букет и на
хлыща вообще не взглянула. Полтинник ощерился и сказал:
   - Отвали.
   Хлыщ принялся возмущаться. Тарский приятель, приведший хлыща в  "Радугу",
подлетел к нему и что-то зашептал на ухо. Хлыщ был пьян и к тому же крут. Он
ухмыльнулся и сказал:
   - Я имею право подарить цветы девушке?
   Полтинник, будучи сильно не в духе, вынул у него цветы из  рук,  шваркнул
хлыща букетом по морде и выкинул букет  в  бассейн.  Хлыщ  надулся  и  полез
драться, и в этот момент в казино ввалились собровцы.
   Операция была  спланирована  идеально:  стеклянные  двери  игорного  зала
разлетелись под натиском закутанных в камуфляж тел. Двое собровцев выскочили
из кухонных дверей, профессионально вздели короткорылые автоматы, и  тут  же
между них повалили внутрь человек десять крокодильей расцветки и с шапочками
под подбородок.
   - Всем оставаться на местах! - заорал командир. - Проверка документов!
   Музыка смолкла, эстрада  над  бассейном  перестала  вращаться.  Полуголая
девица рассеянно заметалась  вокруг  шеста,  собирая  разбросанные  вещички.
Из-за ближнего к эстраде столика поднялся директор ресторана, Дауд Алиевич.
   - По какому праву? - храбро начал директор.
   - Оперативная информация, - заявил командир СОБРа.
   В этот миг один из оперативников грубо обхватил Мирославу поперек живота.
   - Как стоишь, шалава! - заорал он. - Руки на стол!
   - Ну ты! - внезапно вскричал столичный ухажер. - Не трожь девушку!
   Тяжелый казенный ботинок угодил ему в брюхо, ухажер  булькнул  и  отлетел
прямо в бассейн.
   - А ну в воду! - скомандовал командир СОБРа. - Ты! Ты! и Ты!
   Сказанное почти без исключения относилось к пацанам Колуна.  В  помещении
ресторана воцарился фирменный бардак: одни сами прыгали в бассейн под  дулом
"кипарисов", других омоновцы  заталкивали  в  воду  с  бранью.  В  следующую
секунду раздался вопль, вопил  незадачливый  москвич,  угодивший  в  бассейн
первым: его задел хвостом электрический скат.
   По правде говоря, ни о каком смертоубийстве речи не шло: скат -  это  вам
не королевская акула и  не  стадо  пираний.  Однако  ж  ничего  приятного  в
электрическом разряде  в  сотню  вольт  найти  нельзя.  Бардак  стремительно
усугублялся: от стоявших по пояс в воде бандитов  неслись  отборные  маткжи.
Полтинник изловчился, поймал одного ската и начал рвать его на части.
   - Руки за головы, - заорали собровцы.
   Как ни были посетители  ресторана  напуганы  визитом  собровцев,  зрелище
плещущихся в бассейне пацанов Колуна рассмешило слишком многих. Тем паче что
по отношению к цивильным лицам СОБР вел себя  довольно  мирно,  со  столиков
людей не сгонял и мордой в салат никого не окунал.
   Собровцы, по двое,  вежливо  подходили  к  посетителям  и  предлагали  им
предъявить документы и содержимое карманов. Тем, у кого документов не  было,
приходилось встать к стеночке, расставив ноги на ширину  плеч  и  сложив  за
головой руки. Впрочем, у большинства посетителей документы находились, и  их
тут же, извинившись, оставляли в  покое.  В  принципе,  никто  не  мешал  им
закончить оплаченный ужин, однако прошедшие проверку лица такого желания  не
выказывали и спешили отбыть восвояси со своими спутницами и спутниками.
   Минут через двадцать дело дошло  до  Мирославы.  Паспорт  ее  оказался  в
порядке. Плотный мент в камуфляже сунул  лапу  в  карман  джинсов  и  извлек
наружу целлофановый пакетик с белым порошком внутри. Мирослава уставилась на
пакетик расширившимися глазами.  Собровец  поддел  край  целлофана  пальцем,
попробовал порошок на язык и сказал товарищу:
   - Задокументируй.
   Мирослава гордо вскинула голову.
   - Да как ты смеешь, холуй! Это не мое!
   Лешка Муха, сидевший за соседним столиком, спокойно встал с места:
   - Ты, пятнистый! - громко сказал он. - Я видел, как ты это подкинул!
   Полтинник, по пояс в воде, скрипнул  зубами.  Он  понял,  зачем  собровцы
устроили этот спектакль с налетом на казино и купаньем братков  в  аквариуме
со скатами. Им мало было унизить  хозяина  заведения  перед  всем  городским
бомондом и навести шухер  в  ресторане.  Их  настоящей  целью  была  девушка
Колуна.
   - Я видел, как ты это подкинул! - повторил Муха.
   - А ну заткнись, еб...о московское! - велел со-бровец.  -  А  то  тоже  в
амфибии запишем!
   Муха молча прыгнул к  столику.  Собровец  подсек  москвича.  Муха  грузно
обрушился на пол, но раньше, чем он упал, он успел подбросить мешочек высоко
в воздух. Тот описал высокую дугу и шлепнулся на кафель  у  самого  бортика.
Полтинник мгновенно понял, чего хотел Муха:  если  б  кто-то  из  стоящих  в
бассейне растряс проклятый порошок по воде, то и дело бы сдохло: пойди потом
меитовка доказывай, что в неопознанном пакетике был кокаин, а не сода. А что
в пакетике был кокаин или что-то не менее зловредное, у Полтинника  сомнений
не было. Равно как  не  было  сомнений  и  в  том,  что  количество  порошка
значительно превышало необходимое для статьи.
   Полтинник рванулся к бортику. В тот момент, когда он  подхватил  пакетик,
его ладонь припечатал к кафелю широкий собровский ботинок. Полтинник взвыл и
свободной рукой подсек собровца под колено. Собровец  взмахнул  руками,  как
крыльями, и грохнулся затылком о кафель. В следующую секунду  на  Полтинника
кинулись сразу трое. Мгновенно в бассейне образовалась куча-мала.  Двое  или
трое стоявших рядом братков нырнули Полтиннику на выручку.
   - Всем стоять, руки за голову, - раздался дикий крик.
   Один из собровцев выкинул пакетик на борт, и тут же инкриминирующая улика
была подхвачена командиром отряда. Свалка в  бассейне  потихоньку  затихала,
только кое-где слышалась  приглушенная  ругань  в  адрес  ментов  и  скатов.
Полтинник медленно колыхался в голубой воде, как сломанная  кукла.  Один  из
братков подтащил его к бортику, бандит  закашлялся,  выплевывая  воду.  Двое
собровцев заломили руки Лешке Мухе, подтащили его к  столику  и  шмякнули  о
заказанное им жаркое.
   - Пиши протокол, Коля, - обратился командир СОБРа к одному из  ментов.  В
следующую секунду кухонная дверь распахнулась, и в ней появился Семка Колун.
   Обычно посетители ресторана,  вне  зависимости  от  гражданского  чина  и
бандитского звания, сдавали оружие. Правило это  неукоснительно  соблюдал  и
сам Колун. На этот раз Семен был вооружен: в руке  его  поблескивал  черными
боками израильский "узи", и точно так же  были  вооружены  явившиеся  с  ним
люди. Пятнадцать минут назад Колун получил известие  о  налете  ментовки  на
казино. Этого времени ему хватило,  чтобы  доехать  с  дачи  до  набережной,
прихватив с собой троих телохранителей, и еще две  машины  присоединились  к
нему по дороге.
   Собровцы схватились за автоматы.
   - Брось волыну! - заорал командир отряда. - Стоять!
   Колун шагнул вперед, и  короткоствольный  "узи"  почти  уперся  майору  в
переносицу.
   - Только пошевелись, и я стреляю, - сказал Колун.
   Командир СОБРа сморгнул. Он знал, что на его стороне все: право,  власть,
закон. Он знал, что  если  Колунов  выстрелит,  он  сделает  это  на  глазах
десятков людей, вполне уважаемых жителей города, которых всех вместе  просто
нельзя будет запугать и уговорить отказаться от  показаний.  Командир  СОБРа
знал, что Семен Колунов потеряет все, что он завоевал в последние  несколько
лет. Роскошную белокаменную виллу с колоннами на крутом берегу Тары. Дорогие
иномарки, которые Колун менял как перчатки, отборную жратву,  многочисленных
"шестерок" и большую половину владений. Он знал, что Семен Колунов  окажется
в тюрьме, куда его прямо-таки мечтает упечь  Молодарчук,и  кто  знает  -  не
попадет ли Колун в одну камеру с какой-нибудь верной "шестеркой"  Спиридона,
которая его и зарежет?
   И еще командир СОБРа знал, что ни одно из этих соображений  не  остановит
Колуна. И он выстрелит в лоб представителю закона па глазах десятков людей с
тем же хладнокровием, с которым он стреляет  в  лесу  в  затылок  связанного
барыги.
   Первым опомнился Лешка Муха.  Он  запихал  в  карман  протокол  обыска  и
пакетик с кокаином, схватил под руку  застывшую,  как  статуя,  Мирославу  и
поволок ее к выходу из ресторана, мимо  завороженно  глядевших  собровцев  и
бандюков. Двое ребят, пришедших с Колуном, посторонились, пропуская их.
   -  Вон  из  моего  клуба,  -  сказал  Колун.  Командир  СОБРа   жутковато
усмехнулся.
   - Ну ладно, Семен Семеныч, -  проговорил  он.  -  Пошутить  нельзя,  -  и
обернулся к своим ребятам. - Пошли!
   Те не заставили себя долго упрашивать.
   Когда через десять минут Колун спустился вниз, Лешка  и  Мирослава  ждали
его у урчащего джипа. Лицо Колуна было мертвенно бледным в  свеге  рекламных
всполохов казино, "узи" он по-прежнему держал в руке.
   - Ну ты попал, Семен, - сказал Лешка, - тебе Молодарчук этого не спустит.
Кого-нибудь из твоих подвезти?
   Колун молча оглядел москвича.
   - Спасибо, Леша, - сказал он, - нам не по пути.  Тебе  на  завод,  а  мне
домой.

***

   Яша Царьков высадился из рейсового автобуса, пришедшего из Марьина, около
восьми вечера. На дворе опять заделалась гнусная погода, под конусами желтых
раскачивающихся фонарей танцевали мокрые снежинки, и между закутанных по уши
пассажиров, обреченно сидевших на тюках в ожидании автобуса, ходил толстый с
погонами мент из местной дежурной части. Краем глаза  Царьков  отметил,  что
мент подходил только к одиноким мужикам.
   Царьков направился к бойкой бабке, торговавшей в здании  вокзала  жаркими
беляшами, а когда он обернулся, мент был уже рядом с ним.
   - Бабу хочешь? - спросил мент. Он был явно и основательно пьян.
   - Какую бабу? - настороженно осведомился Царьков.
   - Классная баба, - заявил мент, - молодая  баба.  Красивая  баба.  Чистая
баба. И все удовольствие сто рублей.
   - А чего ты сам не пользуешься? - спросил Царьков.
   - А мы уже попользовались, - ответил мент.
   - Ну показывай, - согласился Царьков.
   Мент провел Царькова мимо  потной  толпы  в  привокзальное  отделение.  В
обезьяннике, напротив дежурного, сидел старый завшивевший  бомж,  и  тут  же
рядом на полу лежала бесформенная фигурка, в которой  с  трудом  можно  было
узнать существо женского пола.
   - Эй, как там тебя, Олька! Вставай, клиент пришел, - заявил мент, отпирая
обезьянник. И деловито обратился к Царькову:
   - С тебя сто рублей.
   - Я больше не могу, - сказала девушка.
   - Я те покажу не могу! - заорал, давясь злобой, привокзальный  блюститель
порядка. - Как самой для себя промышлять, так в полное удовольствие,  а  как
для других - так не могу! Мы те сказали, пока штраф не соберешь,  отсюда  не
выйдешь!
   В этот момент девушка перевернулась на  спину,  и  Царьков  узнал  в  ней
Оленьку Марецкую, ту самую, которую три недели назад застал в  его  кабинете
Валера Нестеренко. Девочка  написала  заявление,  что  ее  изнасиловал  Олег
Ковальский, сын первого зама Молодарчука.
   - Давай деньги, - сказал мент, обращаясь к Царькову.
   - Что, прямо здесь? - брезгливо поморщился Яша.
   - С доставкой на дом триста, - ответил мент.
   - Двести рублей, - ответил Царьков.
   У него не было с собой трехсот рублей, а подымать скандал в отделении  не
хотелось. Это могло кончиться очень печально и для него, и для девушки.
   - Двести пятьдесят, - ответил мент.
   Они сошлись на двухстах тридцати, и мент с большим  подозрением  смотрел,
как Царьков отсчитывает последние деньги.
   - Тебе что, мужик, по-особому надо? - спросил он.
   - Как хочу, так и надо, - ответил Царьков.
   - А то смотри. Случится что с девкой, достанем  тебя  из-под  земли.  Она
хорошая девка-то, только колется.
   Царьков в глубине души подивился такой  заботливости.  Они  уже  уходили,
когда дежурный у двери забеспокоился:
   - Эй, а ну как она не вернется?
   - Куда ж она денется, - философски возразил вокзальный мент.
   На улице было холодно и мокро,  и  безучастная  ко  всему  девушка  вдруг
встрепенулась.
   - Куда мы? - сказала она.
   - Успокойся. Ты меня не узнала?
   Девочка подняла вверх перемазанную мордашку.  Она  была  старше  Маши  на
три-четыре года. В глазах ее мелькнуло  сначала  узнавание,  потом  -  дикий
испуг. Она рванулась в переулок.
   - Ты куда!
   Царьков еле успел поймать ее за  отворот  пальто.  Девчонка  завизжала  и
принялась вырываться.
   - Пусти, козел! Пусти!
   Редкие прохожие поскорее переходили на ту сторону площади, чтобы, не  дай
Бог, не оказаться втянутыми в историю. Девочка визжала, как  свинья,  низко,
нечеловечески, ничего  женского  не  было  в  этом  вое,  и  Царьков  уже  с
вожделением оглядывался в поисках патрульного "уазика". Но "уазика" так и не
образовалось, а Ольга вдруг затихла, ткнулась грязным лицом в его  куртку  и
разрыдалась. Шапки у Ольги не было, и Царьков видел, как в  сальных  волосах
копошится вша.
   Спустя час, давясь и обжигаясь сваренным из пакетика супом, Ольга  сидела
на кухне Царькова и рассказывала ему свою историю. Рассказывала  она  плохо,
сбивчиво, то и дело пропуская важные