на заднюю веранду и тут же решил заменить  посеревшие
от старости перила. Сюда лучше  всего  подходили  балясины  из  мореного
дуба. Поехав за деревянными деталями в хозяйственный магазин,  он  купил
там заодно новые сиденья для кресел, а также шезлонг. Будет  очень  мило
смотреться на обновленной веранде.
   Теперь у Босха появилось время вновь погрузиться в чтение спортивного
раздела "Таймс", неторопливо отмечать изменения в  турнирной  таблице  и
достижения игроков.
   Что же  касается  раздела  городских  новостей,  то  там  в  основном
мельтешили статьи о событии, ставшем известным  всей  стране  как  "дело
последователя". Однако Босх лишь  пробегал  их  глазами,  не  удостаивая
особого  внимания.  Он  и  так  знал  об  этом   деле   слишком   много.
По-настоящему интересны были только  материалы,  в  которых  приводились
новые детали о личности Бреммера.
   "Таймс" направила своего корреспондента в Техас, где  вырос  Бреммер,
проведший детство в пригороде Остина. Получилась  статья,  нашпигованная
сведениями  из  досье  суда  по  делам  несовершеннолетних  и  сплетнями
соседей. Бреммер воспитывался матерью, по сути дела  без  отца.  Папаша,
странствующий музыкант, исполнявший блюзы,  наведывался  домой  от  силы
один-два раза в году. Мамаша в воспитании сына была  поборницей  строгой
дисциплины, а скорее, просто злобной сукой. Во всяком случае, так о  ней
отзывались бывшие соседи.
   Самое серьезное, что удалось  откопать  репортеру  о  юном  Бреммере,
заключалось в том, что на него, 13-летнего парнишку, пало  подозрение  в
поджоге соседского сарая с инструментами. Однако официально  он  осужден
не был. По словам соседей, мать, тем не менее, расправилась с ним, как с
настоящим  преступником,  заставив  просидеть  остаток  лета  дома,   не
высовывая носу на улицу. Местные жители также утверждали, что примерно в
то же время у них стали  таинственно  пропадать  домашние  животные.  Но
никто тогда не заподозрил в том юного Бреммера. Теперь же соседи  дружно
винили его во всех бедах, которые обрушились на их улицу в тот год.
   Через  год  после  памятного  пожара  мать  Бреммера  скончалась   от
хронического  алкоголизма,  а  сам  он  попал  в  особое  воспитательное
заведение, содержавшееся властями  штата,  -  на  ферму  для  мальчиков.
Маленькие воспитанники ходили в школу в белых рубашках, синих  галстуках
и шерстяных пиджаках, строго соблюдая форму одежды даже в те дни,  когда
от  жары  лопались  термометры.  В  статье  упоминалось,   что   Бреммер
сотрудничал в одной из школьных газет. Так начиналась  его  репортерская
карьера,  которая  в  конце   концов   привела   молодого   человека   в
Лос-Анджелес.
   История его жизни была сущим кладом для таких спецов, как Лок. Изучая
ее,  можно  было  бесконечно  предаваться  спекуляциям  о  том,  как  из
маленького Бреммера вырос Бреммер большой, вступивший на путь  ужасающих
преступлений. Душу Босха наполнила горечь. Не в силах  перебороть  себя,
он  долго  рассматривал  фотографию  матери  Бреммера,  которую   где-то
разыскал шустрый газетчик. Перед домом  в  стиле  ранчо,  выгоревшем  на
солнце, стояла женщина, положив руку на плечо мальчишки-Бреммера. У  нее
были осветленные волосы, ладная фигура и большая грудь. "И слишком много
косметики", - отметил про себя Босх.
   Помимо материалов о Бреммере в разделе городских новостей  газеты  за
четверг была еще статья,  которую  он  прочитал  несколько  раз.  В  ней
описывались похороны Беатрис Фонтено. В газете приводились  высказывания
Сильвии.  Говорилось  о  том,  как  на  поминальной  службе  учительница
зачитала отрывки из  школьного  сочинения  девочки.  Рядом  был  помещен
снимок, но Сильвии там не было. На  нем  было  запечатлено  мужественное
лицо матери Беатрис со следами слез. Эту газетную страничку Босх положил
на столик рядом с шезлонгом. И всякий раз, садясь, он брал ее в  руки  и
перечитывал вновь.
 
*** 
 
   В конце концов домашняя жизнь наскучила, и  Босх  решил  прокатиться.
Съехав с холмов, где располагался его дом, он пересек Вэллей, так  и  не
придумав, куда направиться. Проколесив сорок минут, Босх  остановился  у
забегаловки "Ин-энд-Аут",  чтобы  купить  гамбургер.  Он  вырос  в  этом
городе, и ему доставляло удовольствие просто ехать по  знакомым  местам,
где каждая улица, каждый  угол  словно  приветствовали  его.  Вначале  в
четверг, а затем в пятницу утром во время таких прогулок за  рулем  Босх
проезжал мимо средней школы Гранта, но ни в одном из ее окон ни разу  не
мелькнул силуэт Сильвии. Сердце щемило от тоски, когда он думал о ней, в
то же время понимая, что может надеяться увидеть ее, лишь проезжая  мимо
школьного  здания.  Это  был  единственный  способ   хоть   на   секунду
почувствовать себя рядом с ней. Больше ничего предпринять  нельзя  было.
Слово было за Сильвией, и Босх терпеливо ждал, что она скажет.
   Вернувшись в пятницу днем из поездки по городу,  он  увидел  мигающий
огонек автоответчика. Это  был  огонек  надежды.  От  волнения  у  Босха
перехватило  дыхание.  А  вдруг  она  все  же  заметила  его  машину   и
догадалась,  как  болит  его  сердце.  Однако  прокрутив  пленку,  он  с
разочарованием  выяснил,  что  это  был  всего  лишь  Эдгар,   просивший
позвонить ему. Что Босх и сделал.
   - Гарри, ты разве ничего не знаешь?
   - О чем?
   - Вчера к нам в отделение приходили ребята из журнала "Пипл". Угадай,
кто у нас стал знаменитостью.
   - Думаю, на обложке будет твой портрет.
   - Да ладно, шучу я. Но если серьезно, произошли крупные события.
   - Какие же?
   - Вся эта шумиха в прессе в конце концов принесла  пользу.  Позвонила
нам  из  Калвер-Сити  некая  дама  и  сообщила,  что  узнала   Бреммера.
Оказывается, он арендовал у нее кладовую, но под  именем  Вудварда.  Мы,
конечно, сразу же выправили ордер и сегодня утром проверили это место.
   - Так...
   - Лок был прав. Он все снимал на видео. Мы нашли пленки. Его трофеи.
   - Господи Иисусе!
   - Вот тебе и Бреммер. Если раньше и были  какие-то  сомнения,  то  уж
теперь сомневаться не приходится. Семь  видеозаписей  и  камера.  Первых
двух он, судя по всему, не снимал - тех  самых,  которых  мы  вешали  на
Кукольника. Зато есть кадры, на которых остальные семеро,  в  том  числе
Чэндлер  и  Мэгги  Громко  Кончаю.  Эта  сволочь  записывала  все  -  до
мельчайших деталей. Просто жуть  какая-то.  Сейчас  ребята  окончательно
устанавливают личность остальных пяти жертв, что на пленке.  Похоже,  их
имена значатся в списке, который представил Мора. Галерея и  еще  четыре
курочки из порнографического курятника.
   - Что еще было в кладовке?
   - Все. Теперь у нас есть все. Наручники, ремни, кляпы, нож  и  "глок"
девятого калибра. Джентльменский набор убийцы. Думаю, пистолет  ему  был
нужен, чтобы добиваться от жертв покорности. Вот почему в  доме  Чэндлер
мы не обнаружили никаких  следов  борьбы.  Он  просто  применял  оружие.
Держал их на мушке, а сам в это время связывал им руки  и  заталкивал  в
рот кляп.  Судя  по  видеокассетам,  все  убийства  Бреммер  совершил  в
собственном доме, в спальне с окнами  на  задний  двор.  За  исключением
Чэндлер, конечно. Она умерла у себя дома... Представляешь, Гарри,  я  не
смог досмотреть эти кадры до конца.
   Босх  представил  себе  это.  Воображение  рисовало  мрачные  картины
убийств, и сердце беспомощно затрепыхалось в груди, словно оторвалось  и
билось о ребра, пытаясь вырваться наружу, как птица из клетки.
   - Как бы то ни было, все эти улики уже у окружного прокурора.  И  еще
одна важная новость: Бреммер будет говорить.
   - Неужели?
   - Точно. Он узнал, что мы нашли видеозаписи и  все  остальное.  После
этого, наверное, и велел своему адвокату принять предложение  о  сделке.
Ему светит пожизненное заключение без права на амнистию. А  в  обмен  он
согласится показать нам, где спрятаны остальные жертвы, и отдаст себя  в
распоряжение психологов. У тех просто руки  чешутся  узнать,  из  какого
теста он сделан. Эх, сдается мне, разделают они его, как  Бог  черепаху.
Что ж, наверное, сделка нужная. В  конце  концов  хоть  какая-то  польза
семьям погибших и науке.
   Босх молчал. Значит, Бреммер будет жить. Поначалу Босх не знал, что и
подумать, но затем понял, что сделка его вполне  устраивает.  Раньше  он
часто с досадой думал, что  тела  убитых,  возможно,  никогда  не  будут
найдены. Именно поэтому он и посетил Бреммера  в  тюрьме,  когда  против
того официально были выдвинуты обвинения. Босха  не  слишком  волновало,
существует ли у погибших родня. Досаднее  всего  было  оставлять  их  за
непроницаемой стеной неизвестности.
   "Нет, сделка и в самом деле неплоха, - окончательно  решил  про  себя
Босх. - Бреммер останется жив, но разве это жизнь? Во многих  отношениях
пожизненное заключение для него страшнее газовой  камеры.  Это  и  будет
возмездием".
   - И еще об одном думаю, - продолжал тем временем Эдгар. - Уж не знаю,
интересно ли это тебе.
   - Выкладывай.
   - Знаешь, мозги наизнанку выворачиваются, как подумаешь, что  убийцей
оказался Бреммер. Был бы Мора - и то понятнее. А тут - репортер!  Просто
в голове не укладывается. И ведь, подумай  только,  я  тоже  был  с  ним
знаком.
   - Не ты один. Многие из нас с ним якшались. Наверное,  любой  человек
не совсем такой, каким тебе кажется.
   - Это точно. Что ж, заболтался я. Пока, Гарри.
 
*** 
 
   Вечерело. Босх стоял на веранде, опираясь на  новые  дубовые  перила.
Вглядываясь в сумерки, он думал о черном сердце.  Черное  сердце  стучит
так  громко,  что  способно  задать  ритм  жизни  целого   города.   Это
неспокойное сердцебиение всегда будет определять и его собственную жизнь
- жизнь полицейского. Бреммера теперь нет - он навеки спрятан от людей.
   Но следом за ним придет кто-нибудь другой. Черные сердца не бьются  в
одиночку.
   Босх закурил и вспомнил Хани Чэндлер. Какой он видел ее  в  последний
раз? В памяти всплыл образ решительной женщины, страстно выступающей  на
суде. Это место - навсегда за ней. В ее ярости было что-то необыкновенно
чистое - как в синем пламени догорающей спички.  Даже  когда  это  пламя
было направлено против Босха, он не мог не любоваться им.
   Потом вспомнилась статуя у ступенек  здания  суда.  Ее  имя  тоже  не
давало покоя. "Цементная блондинка" - так называла эту  статую  Чэндлер.
Интересно, а что она думала о правосудии в самом конце? Ее  собственном.
Босх доподлинно знал, что правосудие без  надежды  невозможно.  Неужели,
даже умирая, она хранила в душе надежду? Наверное, хранила.  Как  чистое
синее пламя, вспыхнувшее, прежде чем погаснуть. Гаснущее, но  жаркое  до
самого конца. Оно и помогло ей победить Бреммера.
 
*** 
 
   Он не слышал, как в дом вошла Сильвия. Босх обернулся, лишь когда она
оказалась на веранде. Ему захотелось тут  же  подбежать  к  ней,  но  он
сдержался. На ней были голубые джинсы и темно-синяя рубашка  -  тоже  из
джинсовой ткани. Эту рубашку он подарил ей на день рождения, и  то,  что
она сейчас ее надела,  было  хорошим  признаком.  Должно  быть,  Сильвия
пришла прямиком из школы, где занятия перед выходными  заканчивались  на
час раньше.
   - Я позвонила тебе на работу, но там сказали, что ты в отгуле. Вот  и
решила навестить тебя, посмотреть, как ты живешь. Я прочла о твоем  деле
все, что только можно.
   - Со мной все в порядке, Сильвия. Как ты?
   - У меня тоже все хорошо.
   - А как дела у нас с тобой?
   Улыбка лишь слегка тронула уголки ее губ.
   - Звучит, как надпись на наклейке -  из  тех,  что  лепят  на  задний
бампер. "Как я веду машину?.."  Если  честно,  Гарри,  я  не  знаю,  как
обстоят дела у нас с тобой. Именно поэтому, наверное, и пришла к тебе.
   Наступило молчание. Теперь Сильвия вглядывалась в сумерки. Босх  смял
сигарету и бросил ее в пустую банку из-под кофе возле двери.
   - Ого, новые сиденья на креслах...
   - Ага.
   - Гарри, ты должен понять, почему мне понадобилось какое-то время...
   - Понимаю.
   - Не перебивай! Я так долго готовилась к этому разговору, что  должна
высказать все до конца. Я просто хотела  сказать,  что  мне,  нам  обоим
будет очень трудно, если мы останемся вместе. Нам будет очень тяжело. На
нас будут давить наши тайны, наше прошлое, но особенно  -  твоя  работа,
тот груз, который ты всякий раз приносишь домой.
   Босх терпеливо ждал. Он знал: она еще не все сказала.
   - Знаю, что не следует тебе напоминать, но я однажды уже пережила все
это с человеком, которого любила. Я видела, как все  рассыпается,  и  ты
знаешь, чем все это кончилось. Мы  оба  многое  пережили.  И  ты  должен
понять, почему мне потребовалось остановиться и  оглянуться.  Оглянуться
на нас с тобой.
   Босх кивнул, но она не смотрела в его сторону. Это  смутило  его  еще
больше, чем ее слова. К тому же  он  не  мог  заставить  себя  говорить.
Просто не знал, о чем.
   - Вся твоя жизнь - один нескончаемый бой, Гарри. Жизнь  полицейского.
Но как бы это ни влияло на  тебя,  я  вижу,  что  ты  очень  благородный
человек.
   Теперь она смотрела на него во все глаза.
   - Я по-настоящему люблю тебя,  Гарри.  И  хочу  попытаться  сохранить
любовь к тебе, потому что это самое лучшее из всего,  что  есть  в  моей
жизни. Лучшее из всего, что я знаю. Нам  будет  трудно.  Но  кто  знает,
может, это и к лучшему?
   И тогда он приблизился к ней.
   - Кто знает? - эхом прозвучал его вопрос.
   Они стояли, обнявшись. Босх вдыхал аромат ее волос и  кожи,  прижимая
Сильвию к груди так нежно и осторожно, словно держал  в  руке  бесценную
фарфоровую вазу.
   Потом они разжали объятия, чтобы вместе сесть на шезлонг.  И  тут  же
снова обнялись. Они сидели вместе очень долго - до тех пор, пока небо не
потемнело, окрасившись на горизонте в пурпурные  тона.  Босх  знал,  что
рассказал Сильвии далеко не все о своей  жизни.  Пусть  эти  тайны  пока
останутся с ним. И пусть подальше отступит одиночество.
   - Не хочешь поехать куда-нибудь на выходные? - спросил он.  -  Сбежим
из этого города. Могли бы поехать в Лоун  Пайн.  Провели  бы  завтрашний
вечер в хижине.
   - Было бы здорово. Мне... нам это было бы в самый раз.
   Но через несколько минут она засомневалась:
   - Вряд ли мы раздобудем хижину,  Гарри.  Их  так  мало  -  к  пятнице
свободных обычно не остается. Их заказывают заранее.
   - У меня есть одна в резерве.
   Она обернулась, чтобы лучше видеть его лицо. Потом хитро улыбнулась и
сказала:
   - Значит, ты знал заранее. Знал и спокойно ждал, когда я  вернусь.  И
никаких бессонных ночей, никакой неожиданности...
   Босх не улыбнулся. Он  только  покачал  головой  и  несколько  секунд
смотрел, как гаснущий закат отражается на западной стене Сан-Габриэля.
   - Я не знал, Сильвия, - ответил он. - Я надеялся.