л сигареты.
   - Том, если я уйду, то прямым  ходом  отправлюсь  к  надзирающему  за
тобой офицеру. Он должен посадить тебя  за  решетку  за  твои  штучки  с
липовым адресом. Отдел по надзору за отбывающими условное  наказание  до
дрожи не любит ребят, которые говорят, что живут в одном месте,  а  сами
болтаются еще где-то. Тем более, когда речь идет о блевотине вроде  тебя
и когда блевотина эта проживает в Грандвью.
   Черроне запустил журнал через всю комнату, норовя попасть в девицу.
   - Видишь? - заорал он. - Видишь, в какое говно ты меня втянула?
   Та, очевидно, все прекрасно понимала и поэтому предпочла  промолчать.
Сцепив руки, Черроне стоял в гостиной и садиться, видимо, не  собирался.
Когда-то он, судя по всему, был хорошо  скроен,  но  сейчас  растолстел.
Сказывались многочисленные вечера, проведенные в Голливуде или  Дель-Мар
за коктейлями и разглядыванием голых девок.
   - Ну ладно, чего тебе нужно?
   - Я хочу знать про Ребекку Камински.
   Черроне выглядел озадаченным.
   - Ты помнишь Мэгги Громко Кончаю?  Блондинку,  которой  ты,  судя  по
всему, помог нарастить сиськи? Ты помогал ей продвигаться в видеобизнесе
и организовывал вызовы по телефону на сторону, а потом она исчезла.
   - Ну и что с ней? Это было давным-давно.
   - Двадцать два месяца и три дня назад, насколько мне известно.
   - Так что из этого? Если она скурвилась и вешает на меня какое-нибудь
говно, мне на это наорать. Пусть подает в суд. Посмотрим...
   Резко вскочив с места, Босх влепил Черроне тяжелую оплеуху,  а  затем
швырнул его через кожаное кресло прямо на пол. Взгляд Черроне немедленно
метнулся в сторону девицы, и это  подсказало  Босху,  что  он  полностью
овладел  ситуацией.  Сила  унижения  иногда  оказывалась  гораздо  более
эффективной, чем даже нацеленный в голову револьвер. Физиономия  Черроне
залилась яркой краской.
   Руку Босха саднило. Нагнувшись над лежащим сутенером, он сказал:
   - Она не скурвилась, и тебе это прекрасно известно. Она мертва, и  ты
знал об этом еще тогда, когда писал заявление  об  ее  исчезновении.  Ты
просто пытался прикрыть свою задницу. Мне нужно знать, как  ты  об  этом
узнал.
   - Слушай, приятель, у меня не было ника...
   - Но ты знал, что она не вернется. Откуда?
   - У меня просто было предчувствие. Она не  появлялась  уже  несколько
дней.
   - Такие, как ты, не ходят в полицию из-за  предчувствий.  Такие,  как
ты, не звонят копам даже тогда, когда  у  них  грабят  квартиры.  Я  уже
сказал: ты просто пытался прикрыть свою задницу. Ты не хотел, чтобы тебя
обвинили, поскольку знал, что живой она уже не появится.
   - Ну, ладно, ладно, не просто предчувствие. Ее вызвал один парень.  Я
сам его никогда не видел - слышал только голос и кое-что из того, что он
говорил. Мне этот голос был знаком,  понимаешь?  А  потом,  когда  я  ее
послал и она не вернулась, до меня дошло. Я его вспомнил. Я  ему  как-то
уже посылал одну девку, а ее потом нашли мертвой.
   - Кого посылал?
   - Святую Наставницу. Ее настоящего имени я не помню.
   Зато помнил Босх. Святая Наставница был псевдоним порноактрисы Николь
Нэпп, седьмой жертвы Кукольника. Он вновь сел на диван  и  сунул  в  рот
сигарету.
   - Томми, - сказала девушка, - он курит.
   - Заткни свою пасть, - ответил сутенер.
   - Но ты же сам запретил здесь курить, разве что когда...
   - Заткни пасть!
   - Николь Нэпп, - сказал Босх.
   - Вот-вот, точно.
   - Ты слышал, что полиция обвинила в ее смерти Кукольника?
   - Да, я тоже так  думал,  пока  не  исчезла  Бекки.  И  только  тогда
вспомнил этого парня и что он говорил.
   - Почему же  ты  ничего  никому  не  сказал?  Почему  не  позвонил  в
полицию?
   - Ты же сам говоришь: такие, как я, в полицию не звонят.
   Босх кивнул.
   - Что он сказал? Что сказал тот, кто звонил по телефону?
   - Он сказал: "У меня сегодня ночью особые пожелания". Он так  говорил
оба раза. Именно так. Он сказал это и в тот, и в другой раз. И  голос  у
него был какой-то чудной. Будто он говорит сквозь сжатые зубы или что-то
в этом роде.
   - И ты все равно ее послал.
   - Я и не связал это вместе, пока она не исчезла. Слушай, парень, я же
заявил о ее пропаже. Я сказал копам, в какой отель она пошла,  а  они  и
ухом не повели. Я один, что ли, виноват? Твою мать, копы же сказали, что
этого парня поймали, что он сыграл в ящик. Я думал, ничего страшного...
   - Ничего страшного для тебя или для девчонок, которых ты  гоняешь  на
улицу?
   - Слушай, ты чего, думаешь, я послал бы ее, если бы знал?  Я  в  нее,
кстати, кучу бабок вложил.
   - Да уж это наверняка.
   Босх посмотрел на блондинку и подумал:  сколько  времени  понадобится
для того, чтобы она выглядела так же, как та, которой он  дал  на  улице
двадцатку. Видимо, все девицы Черроне заканчивали на улице - выжатые как
лимон и с задранным кверху большим пальцем. Или  -  погибали.  Он  снова
посмотрел на Черроне.
   - Ребекка курила?
   - Что?
   - Она курила? Ты с ней жил, ты должен знать.
   - Нет, она не курила. Курение - омерзительная привычка.
   Черроне свирепо поглядел на блондинку. Босх бросил сигарету прямо  на
белый ковер и наступил на нее, вставая с дивана. Он подошел к двери, но,
открыв ее, остановился.
   - Черроне, а эта женщина в той дыре, куда приходит твоя почта?..
   - Что с ней такое?
   - Она больше не будет платить за аренду.
   - О чем это ты?
   Пытаясь хотя бы частично обрести чувство собственного достоинства, он
встал с пола.
   - Я говорю, что она больше не будет  платить  тебе  ренту.  Время  от
времени я стану ее навещать. Если узнаю, что она продолжает платить, тут
же звоню надзирающему за тобой офицеру, и  тебе  -  крышка.  Командовать
блядями, сидя в окружной каталажке, очень  трудно:  на  каждом  этаже  -
всего по два телефона, и тюремная братва строго  контролирует,  кто  ими
пользуется  и  сколько  времени  говорит.  Думаю,  тогда  тебе  придется
распустить свою армию.
   Черроне молча смотрел на Босха, весь пунцовый от ярости.
   - И лучше бы ей находиться там, когда я приду ее проведать, - добавил
Босх. - Если узнаю, что она уехала обратно в Мексику, я позвоню  и  сдам
тебя. Если узнаю, что ей пришлось купить эту вонючую квартирку,  я  тоже
позвоню. Она просто будет там жить.
   - Это шантаж, - сказал Черроне.
   - Нет, жопа, это справедливость.
   Он оставил дверь открытой. Уже в вестибюле, дожидаясь лифта, Босх еще
раз услышал вопль Черроне: "Заткни свою поганую пасть!"
 
Глава 13 
 
   Босх все-таки угодил в час  пик,  поэтому  путь  к  Сильвии  оказался
долгим. Одетая в большую, не по размеру  майку  и  линялые  джинсы,  она
сидела за обеденным столом и проверяла домашние задания. Один из курсов,
которые она преподавала в школе, назывался "Лос-Анджелес в  литературе".
По ее словам, она разработала этот курс для того, чтобы школьники  лучше
узнали свой город. Большинство из них приехали сюда  из  других  мест  и
даже стран. Однажды Сильвия сказала Босху,  что  учащиеся  в  ее  классе
говорят на одиннадцати разных языках.
   Он положил ей руку на  шею  сзади  и  наклонился,  чтобы  поцеловать.
Домашние  работы  представляли  собой  рассказы  о   прочитанной   книге
Натаниеля Уэста "День саранчи".
   - Читал? - спросила она.
   - Очень давно. Одна училка английского в школе заставляла нас  читать
ее. Сумасшедшая тетка.
   Сильвия ткнула его локтем в живот.
   - Ладно, умник. Самым крутым я даю чтиво попроще.  Например,  "Долгий
сон".
   - Наверное, по мнению твоих учеников, именно так должна называться  и
эта книга.
   - Ты сегодня просто искришься. Какие-нибудь хорошие новости?
   - В общем-то нет. Просто там все течет и изменяется...  в  дерьмо.  А
здесь - совсем по-другому.
   Сильвия встала, и они обнялись. Зная, что ей это нравится, он  провел
рукой вверх и вниз по ее спине.
   - Что на суде?
   - И все, и ничего. Я, похоже, уселся в грязную лужу. Интересно, смогу
ли я устроиться после всего этого сторожем - как Марлоу?
   Сильвия оттолкнула его от себя.
   - О чем ты говоришь?
   - Да сам не знаю. Так как-то  все...  Мне  придется  сегодня  вечером
поработать над этим. Устроюсь за столом на кухне. А ты со своей саранчой
сиди здесь.
   - Сегодня твоя очередь готовить.
   - В таком случае найму полковника.
   - Черт!
   - Эй-эй, учительнице английского не полагается  так  выражаться.  Чем
тебе не нравится полковник?
   - Он умер много лет назад. Ну да ладно. Проехали.
   Сильвия улыбнулась. Это случалось часто  и  стало  уже  чем-то  вроде
ритуала. Когда была его очередь готовить, Босх обычно вел ее  ужинать  в
город. Он понимал, что ей вовсе не улыбалась  перспектива  есть  жареных
цыплят в какой-нибудь забегаловке, но сейчас слишком многое происходило,
слишком многое следовало обдумать.
   У Сильвии было такое лицо, что ему захотелось исповедаться перед  ней
во всем плохом, что он когда-либо сделал. И в то же время он  знал,  что
не сможет. Знала это и она.
   - Сегодня я унизил человека.
   - Что? Как?
   - Потому что он унижает женщин.
   - Так поступают все мужчины, Гарри. Что ты с ним сделал?
   - Врезал ему по морде на глазах у его женщины.
   - Может, он это заслужил.
   - Я не хочу, чтобы ты приходила  завтра  в  суд.  Чэндлер,  вероятно,
вызовет меня для дачи показаний, но мне не хочется, чтобы  ты  при  этом
присутствовала. Видимо, все будет очень хреново.
   Секунду она молчала.
   - Почему ты так делаешь, Гарри? Почему ты мне говоришь только это,  а
все остальное держишь в секрете? В чем-то мы с тобой  так  близки,  а  в
чем-то... Ты мне рассказываешь про мужчину, которого ударил,  а  о  себе
ничего не говоришь. Что я знаю о тебе,  о  твоем  прошлом?  Мне  это  не
нравится, Гарри. Мы либо покончим  с  этим,  либо  начнем  унижать  друг
друга. Именно так у меня уже было раньше.
   Босх кивнул и опустил  глаза.  Ему  нечего  было  сказать.  Ему  было
слишком тяжело от других мыслей, чтобы сейчас копаться еще и в этом.
   - Жареной картошечки хочешь? - спросил он наконец.
   - Давай.
   Сильвия вернулась к проверке домашнего задания, а Босх отправился  на
кухню готовить ужин.
   После того, как они поели и Сильвия снова ушла в гостиную, он  открыл
атташе-кейс и выложил на кухонный стол "книги мертвых". Перед ним стояла
бутылка "Генри Вейнарда", но сигарет не было. Босх  не  хотел  курить  в
доме. По крайней мере, до тех пор, пока Сильвия не спит.
   Открыв первую папку, он разложил по всему столу пачки  документов  по
одиннадцати жертвам. Держа бутылку в руке, он  встал  рядом  со  столом,
чтобы увидеть их  все  сразу.  Сверху  каждой  стопки  бумаг  находилась
фотография останков той или иной жертвы - в том виде, в каком  они  были
обнаружены. Перед Босхом лежали одиннадцать фотографий. Некоторое  время
он размышлял, а затем пошел в спальню и проверил костюм, в котором ходил
накануне. Поляроидный снимок  "цементной  блондинки"  все  еще  лежал  в
кармане.
   Босх принес фото  на  кухню  и  положил  на  стол  рядом  с  другими.
Двенадцатый номер. Это была жуткая галерея изломанных,  измученных  тел,
под  мертвыми   глазами   которых   губной   помадой   были   нарисованы
жизнерадостные улыбки. Слепящий  свет  полицейских  фотовспышек  заливал
беспомощные обнаженные тела.
   Босх отхлебнул из бутылки и продолжал глядеть на  стол:  читал  имена
погибших и даты их смертей, рассматривал лица. Пропавшие ангелы в городе
ночи . Когда Босх заметил, что в кухню вошла Сильвия, было  уже  слишком
поздно.
   - Боже мой, - прошептала она, увидев разложенные на столе фотографии,
и отступила на несколько шагов назад. В руке у нее была работа одного из
учеников, другую руку она непроизвольно поднесла ко рту.
   - Извини, Сильвия, - произнес Босх. - Я должен был предупредить тебя,
чтобы ты не заходила.
   - Это и есть те самые женщины?
   Он кивнул.
   - Что ты делаешь?
   - Сам не знаю. Наверное, жду какого-то озарения. Я подумал, что, если
посмотрю на них всех сразу, у меня  может  появиться  какая-нибудь  идея
относительно того, что же все-таки происходит.
   - Но как ты можешь на это  смотреть?  Ведь  ты  просто  стоял  тут  и
разглядывал все это!
   - Я должен.
   Сильвия взглянула на листок в своей руке.
   - Что это? - спросил он.
   - Да так, ничего особенного. Это написала одна из моих  учениц,  и  я
хотела тебе прочитать.
   - Давай.
   Он подошел к  стене  и  повернул  выключатель  над  кухонным  столом.
Фотографии и сам Босх погрузились  в  темноту,  только  Сильвию  освещал
свет, падавший сквозь дверной проем из гостиной в кухню.
   - Давай.
   Сильвия развернула листок и сказала:
   - Это девочка. И вот, что она написала: "Уэст предсказал тот  момент,
когда благопроцветанию Лос-Анджелеса придет конец. Он увидел, как  город
ангелов  превращается  в  город  отчаяния,  место,   где   под   напором
обезумевшей толпы  вдребезги  разбиваются  надежды.  Его  книга  явилась
предупреждением".
   Сильвия посмотрела на Босха.
   - Она написала много, но я хотела прочесть тебе именно это место. Она
еще только в десятом классе, занимается по  усиленной  программе,  но  в
этой работе она схватила что-то очень важное.
   Босх поразился, насколько Сильвии  не  свойствен  цинизм.  Сам-то  он
первым делом подумал, что девчонка у кого-то списала. Откуда, к примеру,
ей взять такое  слово,  как  "благопроцветание"?  Но  Сильвия  этого  не
замечала. Она видела в вещах только красоту. Он - только темные стороны.
   - Здорово, - сказал Босх.
   - Она чернокожая. Ездит в школу на автобусе. Одна из самых умных, и я
очень волнуюсь за  эти  ее  автобусные  путешествия.  Она  сказала,  что
поездка в один конец занимает у нее семьдесят пять минут, и за это время
она успевает сделать все уроки, которые я им задаю. Но я  все  равно  за
нее волнуюсь. Она кажется такой чувствительной...  Гораздо  больше,  чем
следовало бы.
   - Подожди немного, и у нее на сердце тоже  вырастет  мозоль.  Так  со
всеми бывает.
   - Нет, не со всеми, Гарри. Именно поэтому я за нее и волнуюсь.
   В темноте она посмотрела на него долгим взглядом.
   - Извини, что помешала тебе.
   - Ты никогда мне не мешаешь, Сильвия. Это ты извини меня за то, что я
притащил все это сюда. Если хочешь, я сейчас соберусь и уеду домой.
   - Нет, Гарри, я хочу, чтобы ты оставался здесь. Может, сварить кофе?
   - Нет, спасибо.
   Она вернулась в гостиную, а он снова включил свет и еще  раз  оглядел
страшную галерею. Хотя после смерти женщины и выглядели одинаково  из-за
грима,  наложенного  убийцей,  все  они  различались  по  тем  или  иным
признакам: размеру, расовой принадлежности, цвету и так далее.
   Как  в  свое  время  растолковал  следственной   бригаде   Лок,   это
объяснялось тем, что убийца являлся просто неразборчивым хищником.  Тело
само по себе для него было не важным - просто получение новой жертвы для
своей "эротической программы". Не имело значения, белая  у  жертвы  кожа
или черная, главное - вцепиться в нее, причем так, чтобы этого никто  не
заметил. Он кормился  ближе  к  дну.  Он  плавал  на  той  глубине,  где
попадавшиеся ему женщины превращались в жертв задолго до встречи с  ним.
Это были женщины, которые уже  подарили  свои  тела  нелюбящим  рукам  и
глазам чужих мужчин. Когда он появлялся, они уже ждали его. Теперь  Босх
понял, что вопрос заключался в следующем: происходил ли и сам  Кукольник
из этой среды?
   Сев  на  стул,  он  вытащил  из   кармана   папки   карту   Западного
Лос-Анджелеса.  Когда,  развернув  карту,  он  положил  ее  на  стол,  в
нескольких местах сгибов она лопнула и разошлась.  На  ней  до  сих  пор
сохранились круглые черные наклейки, отмечавшие места, где были  найдены
трупы. Рядом с каждым черным кружочком были написаны имя жертвы  и  дата
ее обнаружения. Следственной  бригаде  не  удалось  выявить  между  ними
никакой взаимосвязи по географическому признаку - до той поры,  пока  не
был убит Черч. Тела обнаруживались на всем пространстве  от  Сильверлейк
до Малибу. Кукольник засрал весь Вестсайд. И все  же  по  большей  части
трупы находились ближе к  Сильверлейку  и  Голливуду.  Только  один  был
обнаружен в Малибу, а другой - в Западном Голливуде.
   "Цементную блондинку" нашли ближе всех к южной границе Голливуда. Она
также была единственной, которую похоронили. Лок сказал,  что  она  была
погребена убийцей именно в этом месте только  из  соображений  удобства.
После смерти Черча это казалось похоже на  правду.  Четыре  жертвы  были
брошены в пределах мили от его квартиры в Сильверлейке, еще четверо -  в
восточной части Голливуда, тоже не особенно далеко оттуда.
   Даты убийств ничего не говорили следователям. Сначала интервалы между
страшными находками становились все короче,  а  потом  стали  колебаться
самым  непредсказуемым  образом.  Прежде  чем  нанести  очередной  удар.
Кукольник выжидал то пять недель, то  -  две,  то  -  три.  Ни  к  каким
умозаключениям  тут  прийти  было  невозможно,  так  что  сыщики  просто
перестали обращать на это внимание.
   Босх двинулся  дальше.  Он  стал  перечитывать  сведения  о  жертвах,
имевшиеся в каждом деле. Большинство описаний их  печальной  жизни  были
короткими - на двух-трех страничках. Одна из женщин, работавшая по ночам
на Голливудском бульваре, посещала в дневное время школу красоты. Другая
посылала деньги в Чихуауа в Мексике, где жили ее родители.  Они  думали,
что их дочь  работает  экскурсоводом  в  знаменитом  Диснейленде.  Между
некоторыми  жертвами  обнаруживались  странные  совпадения,  но   ничего
такого, что помогло бы разгадать головоломку.
   Три шлюхи с Бульвара еженедельно посещали одного и того  же  доктора,
делая у него уколы от венерических болезней.  В  течение  двадцати  дней
следственная группа вела за ним наблюдение. Но в  одну  из  ночей,  пока
следили за доктором, Кукольник взял на Сансет проститутку и на следующее
утро ее тело было найдено в Сильверлейке.
   У двух других женщин тоже был общий врач - специалист по пластической
хирургии, который имплантировал им силиконовые груди. Эта находка весьма
вдохновила следственную группу -  ведь  хирург  этого  профиля  изменяет
внешность женщин, руководствуясь, видимо, теми же соображениями,  что  и
Кукольник, когда тот раскрашивает свои жертвы. "Пластик",  как  прозвали
его копы, был тоже взят под наблюдение. Но  он  ни  разу  не  сделал  ни
одного  подозрительного   шага   и   казался   олицетворением   семейной
добропорядочности, живя с супругой, которую  перекроил  по  собственному
вкусу. Когда Босх получил телефонную наводку, после  которой  последовал
выстрел в Нормана Черча, за Пластиком все еще следили.
   Насколько Босху было известно, ни один из врачей не подозревал о том,
что находился под наблюдением. В книге, написанной Бреммером,  они  были
названы вымышленными именами.
   Только когда Босх прочитал две  трети  справок  и  дошел  до  седьмой
жертвы - Николь Нэпп, он заметил, что внутри одной схемы существует  еще
и другая, которую он раньше не заметил. Которую не заметили  они  все  -
следственная бригада, Лок, журналисты. Они классифицировали  все  жертвы
по одной общей схеме: шлюха, еще шлюха и еще одна шлюха. Но между  этими
шлюхами существовали различия. Одни  были  уличными,  другие  находились
ступенью выше и выступали в роли  "эскорт-девочек".  Были  среди  них  и
танцовщицы, а одна даже стриптизерка по вызовам. Еще две  жили  за  счет
порнографии, как, например, самая последняя из жертв -  Бекки  Камински,
не отказываясь в то же время и от работы по вызовам.
   Босх взял со стола документы и фотографии  седьмой  жертвы  -  Николь
Нэпп -  и  одиннадцатой  -  Ширлин  Кемп,  которую  на  порнографическом
небосводе     уважительно     величали     Святой     Наставницей      и
Нагревателем-Кончателем.
   Затем он стал листать одну из папок, пока  не  нашел  отчеты  о  той,
единственной, которой удалось  сбежать  от  Кукольника.  Она  тоже  была
порноактрисой, выезжавшей одновремен