еденного  на  вступительную
речь, Белк использовал  только  десять  минут,  и  судья  Кейс  пораньше
объявил перерыв, сказав, что свидетелей начнут заслушивать  завтра.  Он,
по его словам, не хотел, чтобы юридический  треп  мешался  в  головах  у
присяжных с официальными показаниями свидетелей.
   Во время  десятиминутного  выступления  Белка  Босх  чувствовал  себя
неловко перед присяжными, но Белк заверил его,  что  беспокоиться  не  о
чем. Войдя через черный  ход,  Босх  задним  коридором  прошел  прямо  в
помещение, где  сидели  детективы.  К  четырем  часам  здесь  обычно  не
оставалось ни одной живой души. Так  было  и  сейчас,  если  не  считать
Джерри Эдгара, который пристроился за  пишущей  машинкой  IBM  и  что-то
печатал на бланке. Босх определил,  что  это  форма  51  -  еженедельный
рапорт офицера, проводящего то или иное расследование.
   - Как делишки, Гарри?
   - Как видишь.
   - Вижу, пораньше закончили. Не рассказывай мне,  дай  я  сам  угадаю:
оправдательный вердикт. Судья посадил Денежку Чэндлер в лужу. Точно?
   - Хорошо бы.
   - Да уж конечно.
   - Какие новости?
   Эдгар  сообщил,  что  никаких  новостей   нет.   Личность   пока   не
установлена.  Усевшись  за  свой  письменный  стол,  Босх  ослабил  узел
галстука. В кабинете Паундса свет не горел, так что можно было  спокойно
закурить. В мозгу Босха  вновь  начали  крутиться  мысли  о  процессе  и
Денежке  Чэндлер.  Похоже,  почти  все  ее  аргументы  подействовали  на
присяжных. Она по сути назвала  Босха  убийцей,  сделав  свое  обвинение
эмоциональным до слез. Белк ответил на это диссертацией на тему: закон и
права полицейского использовать в случае опасности огнестрельное оружие.
Пусть даже  впоследствии  выяснилось,  что  опасности  не  было,  а  под
подушкой находился не пистолет, заявил Белк,  но  само  поведение  Черча
породило атмосферу опасности, позволившую Босху действовать так, как  он
действовал.
   В  конце,  парируя  цитату  из  Ницше,  приведенную   Чэндлер,   Белк
процитировал "Искусство войны" Сунь Цзы. Белк сказал,  что  после  того,
как Босх выбил дверь квартиры Черча, он вошел в Долину смерти. Он должен
был сражаться или погибнуть, стрелять или быть застреленным.  Переоценка
его действий задним числом является не правомерной.
   Теперь, сидя  напротив  Эдгара,  Босх  признался  себе,  что  это  не
сработало. Белк был скучен, тогда как Чэндлер - интересна и убедительна.
Игра началась с поражения. Гарри увидел, что Эдгар замолчал, а он так  и
не услышал ни слова.
   - Что с отпечатками? - спросил он.
   - Гарри, ты меня слушаешь? Я же только что сказал, что мы закончили с
упругим силиконом примерно час назад. Донован снял отпечатки с руки.  Он
говорит, что они в  отличном  состоянии  и  хорошо  перешли  на  резину.
Сегодня же вечером начнет проверять по картотеке и, возможно, утром  уже
что-нибудь выяснится. Чтобы все закончить, ему, наверное, понадобится  и
утро. По крайней мере, затягивать с этим они не  будут.  Паундс  сказал,
что это дело - первоочередное.
   - Хорошо. Сообщи мне, когда что-то прояснится. Я, видимо, всю  неделю
так и буду болтаться - то туда, то сюда.
   - Не волнуйся, Гарри, когда у нас что-нибудь будет,  я  тебе  сообщу.
Главное, оставайся спокоен. Ты хлопнул того,  кого  надо,  понимаешь?  У
тебя у самого есть хоть какие-то сомнения на этот счет?
   - До сегодняшнего дня не было.
   - Ну и не переживай.  Сильный  всегда  прав.  Пусть  Денежка  Чэндлер
сколько угодно вертит жопой перед судьей и присяжными - от этого  ничего
не изменится.
   - Сильный всегда прав.
   - Чего?
   - Ничего.
   Босх думал о том, что сказал Эдгар о Чэндлер.  Занятно,  до  чего  же
часто угроза, исходящая от  женщины,  даже  от  профессионала,  сводится
копами к сексуальным ухищрениям. Он размышлял над тем,  что  большинство
копов, наверное, такие же, как Эдгар,  полагающий,  будто  сексуальность
Чэндлер может дать ей какие-то преимущества. Они ни за что не  признают,
что она - чертовски хороший адвокат, в то  время  как  жирный  городской
прокурор, защищающий Босха, - нет.
   Босх поднялся и подошел к ящикам с делами. Отперев один  из  них,  он
стал рыться в его содержимом, пытаясь добраться до двух  папок,  которые
называли "книгами мертвых". Обе были тяжелыми и  сантиметров  по  восемь
толщиной. На корешке  одной  было  помечено  "БИОГРАФИИ",  на  другой  -
"ДОКУМЕНТЫ". Обе относились к делу Кукольника.
   - Кто будет давать показания завтра?  -  спросил  через  всю  комнату
Эдгар.
   - Я не знаю, кто в каком порядке выступает. Она не сказала  судье  об
этом. Но она прислала  повестки  мне,  Ллойду  и  Ирвингу.  Кроме  того,
вызвала Амадо - медэксперта - и даже  Бреммера.  Все  должны  прийти,  и
только тогда она скажет, кого будет опрашивать завтра, а кого - позже.
   - "Таймс" не разрешит  Бреммеру  давать  показания.  Они  никогда  не
связываются с этим дерьмом.
   - Да, но он вызван повесткой не как корреспондент "Таймс". Он написал
об этом деле книгу. Так что  Чэндлер  сварганила  ему  вызов  на  суд  в
качестве автора книги. Судья Кейс уже заявил, что на Бреммера  не  будет
распространяться закон, защищающий журналистов. Может,  конечно,  юристы
"Таймс" и явятся, чтобы поспорить,  но  судья  свое  слово  уже  сказал.
Бреммер будет давать показания.
   - Понимаешь, я думаю, она уже переговорила  с  этим  парнем  в  своем
кабинете. Но как бы то ни было, Бреммер тебе не страшен. В  этой  книжке
ты выглядишь героем-спасителем.
   - Надеюсь.
   - Гарри, поди-ка сюда, взгляни.
   Встав из-за пишущей машинки, Эдгар подошел к  шкафам  с  документами.
Затем осторожно снял с одного из них картонную коробку и водрузил ее  на
письменный стол. Коробка была размером примерно с шляпную.
   - Осторожнее. Донован говорит, что за ночь просохнет.
   Он  поднял  крышку  коробки,  в  которой  оказалось   женское   лицо,
вылепленное из гипса. Оно было немного повернуто. Большая  часть  нижней
левой стороны - в области челюсти - отсутствовала. Глаза  были  закрыты,
рот - слегка открыт и перекошен. Линия волос была практически незаметна.
В районе правого глаза  лицо  казалось  распухшим.  Все  это  напоминало
классический фриз, которые Босху доводилось  видеть  на  кладбищах  и  в
музеях. Но он не был прекрасным. Это была посмертная маска.
   - Похоже, этот скот врезал ей в глаз. Видишь, как опух?
   Босх молча кивнул. Вид лица в коробке нервировал его даже больше, чем
настоящий труп. Он сам не знал почему. Наконец  Эдгар  закрыл  крышку  и
осторожно вернул ее на прежнее место.
   - Что вы собираетесь с этим делать?
   - Пока сами не знаем. Если ничего не выясним по  отпечаткам  пальцев,
лицо окажется единственной возможностью опознать ее.  В  Нортридже  есть
один антрополог, который работает по контракту с коронером,  если  нужно
восстановить лицо. Обычно он  использует  скелеты.  То  есть  черепа.  Я
отвезу ему эту штуку и погляжу,  возможно,  он  сумеет  закончить  лицо,
наденет на него светлый парик... Он и гипс раскрасит под цвет  кожи.  Не
знаю, может, это все  равно  что  писать  против  ветра,  но,  по-моему,
попробовать стоит.
   Эдгар снова вернулся  за  пишущую  машинку,  а  Босх  сел  за  "книги
мертвых". Он открыл  папку  с  биографиями,  но  затем  поднял  глаза  и
некоторое время  смотрел  на  Эдгара.  Босх  не  знал,  следует  ли  ему
восхищаться напором, который проявляет в этом деле Эдгар, или  наоборот.
Раньше они были  напарниками,  и  Босх  целый  год  усердно  обучал  его
искусству расследования убийств. Но до сих пор он так и  не  разобрался,
много ли из его науки усвоил Эдгар.  Тот  постоянно  уезжал  осматривать
всякую недвижимость, и каждый день его обеденный перерыв длился не менее
двух часов, на  протяжении  которых  он  толкался  на  распродажах.  Он,
похоже, никак не мог  понять,  что  работа  в  отделе  по  расследованию
убийств не просто работа. Это - призвание. Точно так  же,  как  убийство
является искусством для того, кто  его  совершает,  расследование  этого
убийства - искусство для тех, у кого есть такое призвание.  И  в  данном
случае не ты выбираешь его, а оно - тебя.
   Думая так, Босх с трудом мог поверить, что Эдгар корячится  над  этим
делом, руководствуясь одним лишь альтруизмом.
   - Ты чего уставился? - спросил Эдгар, не отрывая глаз  от  машинки  и
продолжая печатать.
   - Да ничего. Просто думаю обо всем этом.
   - Не переживай, Гарри, все образуется.
   Босх погасил окурок в глиняной кружке с остывшим кофе и закурил новую
сигарету.
   - А  что,  первоочередность  этого  дела,  провозглашенная  Паундсом,
требует сверхурочной работы?
   - Абсолютно точно, - улыбнувшись, ответил Эдгар. -  Ты  видишь  перед
собой человека, в голове у которого только  и  вертится  мысль:  как  бы
побольше поработать.
   "Что ж, по крайней мере, на этот счет он  честен",  -  подумал  Босх,
возвращаясь к "книгам  мертвых"  и  проводя  пальцем  по  толстой  пачке
документов,  прошитых  тремя   большими   кольцами.   Здесь   находилось
одиннадцать разделительных табличек, и на каждой - имя  одной  из  жертв
Кукольника. Босх стал  просматривать  раздел  за  разделом,  разглядывая
фотографии,   сделанные   на   местах   преступлений,   и    перечитывая
биографические данные каждой убитой.
   У  всех  них  была  одинаковая  подноготная:   уличные   проститутки,
высококлассные  "девочки  сопровождения",  стриптизерки,   порноактрисы,
подрабатывающие   на   вызовах   по   телефону.   Кукольник    прекрасно
ориентировался в ночном мире города. Он отыскивал своих жертв с такой же
легкостью, с какой они следовали за ним в темноту. Одна и та  же  схема,
вспомнил Босх слова полицейского психолога.
   Но, глядя на застывшие гримасы смерти, запечатленные  фотообъективом,
Босх подумал, что следственная группа никогда не обнаруживала каких-либо
физических данных, которые объединяли бы  все  жертвы.  Среди  них  были
блондинки и брюнетки, женщины плотного телосложения и чахлые наркоманки.
Среди них было шесть белых женщин, две родом из Латинской Америки и  еще
две  -  азиатки.  В  этом   смысле   Кукольник   не   допускал   никакой
дискриминации. Этих женщин объединяло только то, что  Кукольник  находил
их на дне - там, где выбор ограничен и "ночные  бабочки"  легко  порхают
вслед за незнакомцем. Психолог сказал, что каждая из них была похожа  на
раненую рыбу, посылающую невидимый сигнал, который неизбежно доходит  до
акулы.
   - Она была белой, верно? - спросил он Эдгара.
   Тот перестал печатать.
   - Да, так сказал коронер.
   - Вскрытие уже сделали? Кто его проводил?
   - Нет, аутопсия назначена на завтра  или  послезавтра,  но  когда  мы
привезли тело, Корасон осмотрела его. Она считает, что труп был белым. А
зачем тебе?
   - Ни за чем. Блондинка?
   - Ага, по крайней мере, была на момент смерти. Обесцвеченная. Если ты
собираешься меня спросить, не проверил ли я заявления о пропавших  белых
пергидролевых цыпочках, которые исчезли четыре года назад, то  пошел  ты
на хер. Я сколько угодно могу работать сверхурочно, но с таким описанием
круг поисков сузится самое малое до трех-четырех сотен человек. На черта
мне мучиться, если завтра я,  возможно,  получу  ее  имя  по  отпечаткам
пальцев! Только время терять.
   - Да, знаю. Просто я хотел...
   - Просто ты хотел, чтобы у меня были ответы на кое-какие вопросы.  Мы
все этого хотели бы. Но иногда на это требуется время, дорогой мой.
   Эдгар снова принялся печатать, а  Гарри  углубился  в  папку.  Однако
мысли его невольно продолжали вертеться вокруг лица в коробке. Ни имени,
ни занятий. Они не знали о ней буквально ничего. Но  что-то  в  гипсовом
отпечатке говорило ему, что она подходила под требования  Кукольника.  В
этом лице была какая-то жесткость, не имевшая ничего  общего  с  гипсом.
Она также была со дна.
   - Что-нибудь еще нашли в цементе после того, как я уехал?
   Эдгар прекратил печатать, шумно затянулся и спросил:
   - Ты имеешь в виду что-то вроде сигаретной пачки?
   - Возле всех остальных Кукольник обычно оставлял их сумочки.  Ремешки
он отрезал, чтобы душить их, но возле тела мы всегда находили  одежду  и
сумочки. Единственное, чего не хватало,  была  косметика.  Он  неизменно
забирал ее с собой.
   - На сей раз  -  ничего.  По  крайней  мере,  в  цементе.  Когда  они
закончили раскопки, Паундс  выставил  там  часового.  Больше  ничего  не
нашли. А барахло он мог оставить в складской комнате и оно потом сгорело
или его слямзили. Гарри, ты думаешь, это подражатель?
   - Полагаю, что так.
   - Ага, я тоже.
   Босх кивнул и извинился за то, что все время отрывает его от  работы.
Он снова принялся изучать отчеты. Через несколько  минут  Эдгар  вытащил
бланк из машинки и пошел с ним к письменному  столу.  Он  вложил  его  в
новую папку с  тоненькой  пачкой  документов,  связанных  с  сегодняшней
находкой, а папку поставил в шкаф за своей  спиной.  Затем  он  совершил
ежедневный ритуал: позвонил своей жене и поговорил с  ней,  одновременно
поправляя на столе промокашку, стопку бумаги для записок и  иглу,  чтобы
их накалывать. Жене он сказал,  что  по  дороге  домой  должен  кое-куда
ненадолго завернуть. Слушая их разговор, Босх невольно подумал о Сильвии
Мур и некоторых домашних ритуалах, ставших для них традиционными.
   - Все, Гарри, я сваливаю, - сообщил Эдгар, повесив трубку.
   Босх кивнул.
   - А ты еще долго будешь здесь околачиваться?
   - Не знаю. Хочу перечитать эту писанину, чтобы знать,  что  говорить,
когда буду давать показания.
   Это  было  не  правдой.  Для  того,  чтобы  освежить  воспоминания  о
Кукольнике, ему не нужны были "книги мертвых".
   - Надеюсь, ты разорвешь Денежку Чэндлер на куски.
   - Скорее она меня прикончит. Она классно работает.
   - Ну ладно, мне надо бежать. Увидимся.
   - Эй, не забудь, если завтра узнаешь имя, позвони мне на пейджер  или
еще как-то сообщи.
   После ухода Эдгара Босх взглянул на часы -  было  пять  -  и  включил
телевизор, стоявший наверху шкафа с  досье,  соседствующего  с  тем,  на
котором лежала коробка с лицом. Дожидаясь репортажа о найденном теле, он
снял трубку телефона и набрал домашний номер Сильвии.
   - Я сегодня вечером не приеду.
   - Что случилось, Гарри? Как прошли вступительные речи?
   - Дело не в суде. Тут совсем другое. Сегодня нашли  труп.  Похоже  на
работу Кукольника. Мы в отделении  получили  записку.  В  общем,  в  ней
говорится, что я застрелил не того  парня.  Что  Кукольник  -  настоящий
Кукольник - все еще жив.
   - Это возможно?
   - Не знаю. До сегодняшнего дня никаких сомнений не возникало.
   - Как же тогда...
   - Подожди минутку, в новостях показывают репортаж. По второму каналу.
   - Сейчас переключу.
   Они  смотрели  разные  телевизоры,  но  были   соединены   телефонным
проводом, а на экране, в раннем выпуске  новостей,  в  этот  момент  шел
репортаж о находке. Комментатор  не  сказал  ни  слова  про  Кукольника.
Сначала показывали место преступления, снятое с воздуха, потом - кусочек
из интервью с Паундсом, сказавшим, что пока ничего  не  известно  и  что
полиция нашла  тело  по  анонимной  подсказке.  Гарри  и  Сильвия  хором
рассмеялись, увидев на экране перепачканную физиономию Паундса. От смеха
Босху стало легче. Когда репортаж окончился, Сильвия снова посерьезнела.
   - Так он же ничего не сказал журналистам.
   - Мы сначала хотим во всем убедиться. Сперва нам надо  разобраться  в
том, что происходит. Это - либо он, либо какой-то его  подражатель...  А
может, у него был напарник, о котором мы не знали.
   - Когда же ты узнаешь, в каком направлении двигаться?
   Это был тактично сформулированный вопрос - когда же Босх  узнает,  не
убил ли он невинного человека.
   - Не знаю. Возможно, завтра. Кое-что  выяснится  после  вскрытия.  Но
узнать, когда она умерла, мы сможем, только установив ее личность.
   - Гарри, это не Кукольник. Не переживай.
   - Спасибо, Сильвия.
   Босх восхитился ее беззаветной преданностью. И  тут  же  почувствовал
себя виноватым, поскольку никогда не  был  с  ней  полностью  откровенен
относительно всего, что их волновало. Он был вещью в себе.
   - Ты так и не рассказал, как сегодня все прошло в суде и почему ты не
хочешь приехать, хотя и обещал.
   - Это из-за нового тела, которое нашли. Я завязан с этим... И я  хочу
об этом подумать.
   - Но ты же можешь думать где угодно, Гарри.
   - Ты понимаешь, что я имею в виду.
   - Да, понимаю. А что в суде?
   - Полагаю, все прошло хорошо. Сегодня были только вступительные речи.
Свидетельские показания начнутся завтра.  Но  этот  новый  случай...  Он
повис над всем.
   Разговаривая, он переключал программы, но репортажей о находке  трупа
ни на одном канале больше не нашел.
   - А что говорит об этом твой юрист?
   - Ничего. Он даже знать о том не хочет.
   - Вот дерьмо!
   - Он хочет закончить с судом поскорее, на тот случай,  чтобы  нам  не
пришлось подтверждать, что Кукольник или его напарник  все  еще  шастают
вокруг.
   - Но,  Гарри,  это  же  неэтично.  Даже  если  вновь  найденное  тело
свидетельствует в пользу истца, разве  он  не  обязан  обнародовать  эту
новость?
   - Да, но только в том случае, если  она  ему  известна.  В  том-то  и
штука. А он не хочет ничего знать. Это позволяет ему чувствовать себя  в
безопасности.
   - Когда твоя очередь давать показания? Я хочу присутствовать. Я  могу
взять отгул и приехать в суд.
   - Нет. Не беспокойся. Все это - формальность. Мне не  хочется,  чтобы
ты знала об этой истории больше, чем уже знаешь.
   - Почему? Это же твоя история.
   - Нет, не моя. А - его.
   Пообещав позвонить на следующий день, Босх  повесил  трубку  и  после
этого долго смотрел на стоящий перед ним телефон.  Вот  уже  год  они  с
Сильвией Мур проводили вместе три  или  четыре  ночи  в  неделю.  Именно
Сильвия говорила о том, что нужно как-то  поменять  сложившийся  порядок
вещей, и даже дала объявление о продаже дома. Что же касается Босха,  он
никогда не затрагивал этот вопрос, боясь, как  бы  не  нарушить  хрупкий
баланс и чувство комфорта, которое он испытывал рядом с ней.
   Ему подумалось, не нарушает ли  он  этот  баланс  именно  теперь.  Он
солгал ей. До некоторой степени новое дело касалось, конечно, и его,  но
сейчас его рабочий день уже закончился, и он собирался ехать  домой.  Он
солгал потому, что ему хотелось побыть  одному.  Со  своими  мыслями.  С
Кукольником.
   Босх заглянул в конец папки, где находились  пластиковые  пакеты  для
хранения вещественных доказательств.  В  них  лежали  предыдущие  письма
Кукольника. Всего их было три. Убийца начал посылать их после того,  как
в прессе поднялась буря и его окрестили Кукольником. Перед  одиннадцатым
- последним - убийством одно такое  пришло  к  Босху.  Еще  два  получил
Бреммер после седьмого и  одиннадцатого  убийств.  Теперь  Гарри  изучал
фотокопию конверта, на котором большими печатными  буквами  был  написан
его адрес. Затем посмотрел на стихи, нацарапанные на  сложенном  листке.
Они тоже были написаны печатными буквами и тем же почерком  со  странным
наклоном. Он прочитал слова, которые знал уже наизусть.
 
   Я чувствую тягу спасти и сказать:
   Сегодняшней ночью я чувствую голод,
   Мой грех снова душу стал одолевать.
   Еще одну куколку ставлю на полку,
   Где все остальные стоят.
   Мамаша с папашею - безутешны,
   Красавица под колокольней лежит.
   Я узел сжимаю на шее навечно,
   И шепот ее последний тих.
   Последний шепот вползает в мой мозг
   И похож на "Босх-х-х-х!".
 
   Босх закрыл папки и положил  их  в  свой  портфель,  затем,  выключив
телевизор, направился на стоянку. Выходя, он придержал  дверь  для  двух
полицейских в форме, которые боролись с пьянчугой в  наручниках.  Пьяный
попытался дать Босху пинка, но тот отступил, и удар не достиг цели.
   Он направил "каприс" на север, выехал  на  Аут-пост-роуд,  доехал  до
Малхолланда, где свернул на авеню Вудро Вильсона. За