а
воровском жаргоне, "фомка".
   - Э, - пренебрежительно махнул рукой Проценко, - стоит  ли  из-за  такого
дела шум поднимать. Тоже мне преступник - паршивую книжонку стащил!
   - Дело не в книге, - живо отозвался капитан, -  с  книгой  мне  пока  что
ничего не  ясно.  Слушай,  дай-ка  мне  три  хороших  мягких  кисти.  Только
совершенно новых. И еще  у  тебя,  конечно,  найдется  бронзовый  порошок  и
порошок голландской сажи или другой какой-нибудь темной краски.
   - Вот Алла даст тебе все, что нужно. А я  тем  временем  Рублева  получше
рассмотрю.
   - Добро, - согласился Решетняк. - Но тебе придется перейти в ту  комнату.
Здесь мы устроим затемнение.
   - А я, пожалуй, пойду наведу пока порядок на кухне да буду третий раз  за
сегодняшний день подогревать завтрак, - заявила Ольга, - может, мы рано  или
поздно все же позавтракаем.
   - Не больше как  через  полчаса  садимся  за  стол!  -  весело  отозвался
Решетняк.
   С Решетняком осталась одна Алла.
   Подполковник выбрал три мягких колонковых кисти. Порошок бронзовой краски
его удовлетворил. Черную же он нашел грубой и долго растирал ее в  маленькой
фарфоровой ступочке. Кроме того он попросил разыскать свечу.
   Алла пошла в кладовку и  принесла  два  цветных  огарка  елочных  свечей.
Огарки были маленькие и тоненькие, но капитан сказал, что они подойдут.
   Закрыв  ставни,  подполковник  зажег  свечной  огарок.  После  этого   он
внимательно осмотрел замок и окурок. Сначала он вглядывался  в  них,  смотря
прямо, отставляя свечу в сторону, а  потом  наоборот  -  смотрел  под  косым
углом, а свечу ставил прямо напротив осматриваемого предмета.
   - Кто это так захватал замок? - спросил он. - Весь в  следах  пальцев,  и
самых различных.
   - Это мы! Шура, Васька и я, - пояснила Алка, - смотрели,  как  это  можно
было такой хороший, крепкий замок взять и вырвать одним махом.
   - Да, - вздохнул подполковник, - от замка, видно, проку будет мало. Давай
сначала займемся окурком.
   Лезвием безопасной бритвы  Решетняк  разрезал  окурок,  превратив  его  в
развернутую бумажку, и расстелил на столе.  Он  опустил  кисточку  в  черный
порошок. Постукивая  пальцем  по  ручке  кисти,  покрыл  разрезанный  окурок
тонким, ровным слоем краски.
   Взяв другую, чистую кисть, Решетняк легко смел с окурка краску. На бумаге
остались два хорошо видных пятна.
   - Как зебра, - проговорила  Алка,  рассматривая  эти  пятна  из-за  плеча
Решетняка.
   - Открывай окна, - распорядился он и спросил: - Догадываешься, что это за
"зебра"?
   - Нет, -  призналась  Алка,  зажмуриваясь  от  яркого  солнечного  света,
ворвавшегося в комнату.
   - Это отпечатки пальцев того человека, который  курил  папиросу.  Они  не
были видны. Я опылил  их  легкой  черной  пылью,  потом  стряхнул  ее.  Пыль
прилипла к бумаге лишь там, где пальцы выделили микроскопическое  количество
пота и жира. Бумага белая - я опылял ее сажей. Замок темный,  и  я  стал  бы
опылять его бронзой. Но это не понадобилось: мы  имеем  прекрасный  след  на
окурке. Теперь мы сличим их с другими  отпечатками  и  таким  образом  точно
установим, кто украл у тебя книгу. - А разве это можно? - усомнилась Алла.
   - Да. Существует целая наука - дактилоскопия. Это наука о строении кожных
узоров пальцев. Дело в том, что во всем мире нет  двух  человек,  у  которых
были бы одинаковые узоры на пальцах.
   Из кожаной сумки Решетняк достал кусок прозрачной пленки, приложил  ее  к
отпечаткам на окурке и пригладил ладонью. Пленка оказалась с  одной  стороны
липкой, и бумага пристала к ней.  Подполковник  отделил  окурок  от  пленки.
Следы пальцев с бумаги  были  перенесены  на  нее.  Теперь  их  было  удобно
рассматривать. Окурок же Решетняк с двух сторон  обклеил  другими  кусочками
пленки, чтобы предохранить следы от повреждения. Затем  Решетняк  подошел  к
телефону и позвонил в управление.
   Он приказал своему помощнику взять дело ј 214  и  на  машине  заехать  на
квартиру Проценко.
   Вслед за этим подполковник набрал другой номер.
   -  Прокурор  у  себя?  -  опросил  он,  очевидно,  секретаря  и,  получив
утвердительный ответ, попросил соединить его с ним.
   Несколько минут он молча ждал.
   - Товарищ советник юстиции, Решетняк говорит. Хочу доложить о  ходе  дела
двести четырнадцать. Дом опечатан и охраняется нашими  работниками.  Хозяйка
пока живет у соседей... Нет. Нет. Установлено ее полное алиби. День накануне
и в ночь убийства она была  задержана  милицией  станицы  Усть-Лабинской  за
мелкую спекуляцию. Необходим повторный  обыск.  Вскрылись  совершенно  новые
обстоятельства дела. Мы привлекаем в качестве эксперта художника Проценко.
   Григорий Анисимович, до  этого  мало  обращавший  внимания  на  разговор,
удивленно поднял голову.  Очевидно,  и  прокурор  был  удивлен,  потому  что
Решетняк стал пояснять;
   - Во время обыска мы изъяли одну картину и одну икону. Почему изъяли?  Да
потому, что нашли их в хорошо замаскированном тайнике.  Мне  это  показалось
подозрительным, и я решил показать  их  сведущим  людям.  Художник  Проценко
опознал и то и другое.  Картину  писал  он  сам,  а  икона,  по  определению
Проценко, стоит сотни тысяч. Написана она еще в четырнадцатом веке Рублевым.
   Прокурор знал, кто такой Рублев, но, очевидно, усомнился в сообщенных ему
фактах.
   - Уверяю вас, - доказывал Решетняк, - икона Рублева. И картина и икона из
числа пропавших во время войны.  В  Насыпном  переулке  есть  еще  несколько
картин. Вот я и хочу, чтобы их посмотрел Проценко. Да и новые тайники  могут
быть обнаружены. Проценко находится рядом  со  мной...  Хорошо.  -  Решетняк
протянул трубку Проценко.
   - Григорий Анисимович, - к своему  удивлению,  художник  услышал  звонкий
женский голос, - не удивляйтесь, что я знаю ваше имя-отчество.  Очень  люблю
ваши картины. Ни одной выставки не пропускаю.
   - Ну что же, приятно, - пробормотал смутившийся Проценко.
   - Неужели Рублев? Вы не ошибаетесь? Она спрашивала  таким  взволнованным,
восторженным голосом, что сразу же расположила к себе Проценко,
   - Вне всякого сомнения. Я  десятки  раз  по  нескольку  часов  простаивал
именно перед этой иконой. Да и вообще, можно ли спутать Рублева с кем-нибудь
еще? Он неповторим, а это один из его величайших шедевров.
   - Скажите, какие еще картины пропали в войну?
   - Много, - ответил Проценко, - всего  около  пятидесяти.  Из  них  картин
девять-десять принадлежат кисти великих мастеров,
   - Я очень рада, Григорий Анисимович, что вы  согласились  помочь  нам,  -
проговорила прокурор уже деловым тоном, -  может  быть,  удастся  найти  еще
что-нибудь ценное. Передайте, пожалуйста, трубку подполковнику Решетняку.
   - Есть. Есть. Понятно! - весело  отозвался  Решетняк,  выслушав  какие-то
указания прокурора. - Спасибо, товарищ советник юстиции!
   Не успел  Решетняк  положить  трубку,  как  на  него  коршуном  накинулся
Проценко.  Он  был  рассержен  не  менее,  чем  утром,  когда  увидел,   как
бесцеремонно обращался подполковник с подлинником Рублева.
   - Слушай, Филипп, я тебя, видно,  в  детстве  мало  колотил!  Но  я  могу
отлупить тебя и сейчас, не посмотрю на твои чины и ранги. Чего ты тут развел
мышиную  возню  с  окурками,  когда  там,  может,  лежат  картины  Репина  и
Айвазовского! Кому нужны твои окурки? Поехали.
   - А ты ж говорил, не поедешь на  обыск,  -  съязвил  Решетняк,  -  толку,
дескать, от тебя мало. А поедем мы после того, как поедим.
   - То есть как это "поедим"? - возмутился Проценко. - Ты  можешь  в  такой
момент думать о еде?
   - Ну, знаешь, - совершенно безмятежно отозвался Решетняк, подсаживаясь  к
столу, - если бы у меня по поводу каждой операции  пропадал  аппетит,  я  бы
давно умер от истощения. И ты ешь. Нам дела на много часов хватит.  Пока  не
поешь, не поедем. Кстати, и ехать не на чем.  Да  еще  Рублева  в  картинную
галерею завезти надо. Такие  ценности  дома  опасно  хранить.  Это  не  "Три
мушкетера".
   Последнее замечание,  видно,  примирило  художника  с  Решетняком,  и  он
покорно подсел к столу.
   Но с завтраком в этот день им положительно не везло.
   Приехал Потапов. Решетняк отослал лейтенанта в прокуратуру, а  сам  начал
просматривать привезенные им документы.
   - Зачем же им понадобились "Три мушкетера"? - в раздумье проговорил он. -
Алла, ты говоришь, этот человек просматривал  книгу  с  конца?  Он  не  этим
интересовался?
   На последнем  истрепанном  белом  листке  были  следы  какой-то  надписи.
Видимо, ее сделали очень давно чернильным карандашом. Книга явно побывала  в
воде. Буквы настолько расплылись, что их совершенно  нельзя  было  прочесть.
Беспорядочно  и  бессмысленно  выглядели  и  разбросанные  по  всему  листку
черточки. Только в самом центре листа можно было разобрать несколько слов.
   Решетняк прочел их вслух:
   - "Клад, ищите решетку, партизаны, коридоре. Берегу Б..."
   - Вы что, Филипп Васильевич, - спросила Ольга, - верите, что в  наши  дни
могут существовать клады?
   - Верю я или не верю, это не так уж важно, - ответил Решетняк, -  но  вот
человек, так упорно охотившийся за этой книгой, очевидно, верил
   Через плечо Решетняка Проценко взглянул на полустершуюся надпись и  вдруг
заволновался. Он бросился к письменному  столу.  Достал  из  ящика  какую-то
бумагу. Потом снова опустился на стул и наконец строго сказал Алке:
   - Пойди минут на десять - пятнадцать погуляй. Алка обиженно поджала  губы
и отрицательно замотала головой.
   - Алла! - чуть повысил голос Проценко. - Ты будешь меня слушаться?
   - Я и слушаюсь - ответила она, не двигаясь с места.
   - Вот тогда и уходи.
   - Нет, - опять замотала головой Алка, - ты что-то  интересное  дяде  Филе
расскажешь,
   Решетняк улыбнулся и заступился за девочку.
   - Ну что ты ее гонишь? Говори. Не маленькая.  Знает,  что  лишнего  нигде
болтать не следует.
   - Надписи в книге сделаны рукой ее отца. Алка ахнула и метнулась к столу.
   - Николая Гудкова? - спросил изумленный Решетняк. - Мне тоже  показалось,
что я этот почерк знаю, но...
   -  Смотри,  -  перебил  его  Проценко,  протягивая  бумагу,  вынутую   из
письменного стола. - Это последнее письмо Николая ко мне.
   Четыре головы низко склонились над положенными рядом книгой и письмом.
   - Пожалуй, ты прав, - первым заговорил Решетняк, - но так, на глаз, точно
не определишь. Передадим все на экспертизу. Так или  иначе,  нам  необходимо
прочесть, что написано в книге.
   - А разве это возможно? - спросила Ракитина;
   - Прочтем, - уверенно сказал Решетняк. - Для этого есть  ультрафиолетовые
и инфракрасные лучи. Да много есть возможностей тайное сделать явным.
   - Ой, дядя  Филя!  -  прильнула  к  нему  Алка.  Девочку  трясло,  как  в
лихорадке, и она никак не могла унять дрожь.
   - Я с вами хочу читать папины записи, - с мольбой произнесла она.
   - Ладно, - пообещал Решетняк, - утром зайду за тобой, и пойдем  вместе  в
наш научно-технический отдел.
   Он потрепал Алку по щеке и поднялся. Под окном призывно гудела машина.
   - Нам пора. Так и не удалось позавтракать. Теперь ждите к ужину.
   Решетняк поманил Ольгу в другую комнату.
   - Побудьте с Аллой, - попросил он, -  растревожили  девчонку.  Несуразные
именины получились.
   Когда внизу у подъезда они уселись в машину, Проценко спросил:
   - Филипп, а этот, что крал "Трех мушкетеров",  как  ты  думаешь,  опасный
преступник?
   - Иван Нижник? В преступном мире его звали Ванька Каин. Да, он был  очень
опасным и коварным бандитом.
   - Почему был? Вы что, арестовали его?
   - Нет. Два дня назад в том доме, куда мы сейчас  едем,  Ванька  Каин  был
убит.
   ...Прежде чем  направиться  в  Насыпной  переулок,  Решетняк  и  Проценко
заехали в картинную галерею,
   Выходя из машины, Решетняк предупредил:
   - Вот что, Грицько, пока что никаких подробностей о том, где и  как  были
найдены эта икона и твоя картина, сообщать нельзя. Это может помешать нам  в
поисках убийцы.
   - Конечно,  буду  молчать.  А  как  ты  думаешь,  удастся  нам  разыскать
остальные картины?
   - Будем искать,
   В картинной галерее они не задерживались,  так  как  обоим  не  терпелось
поскорее оказаться в маленьком домике на берегу Карасуна.
   Но, как они ни торопились, а по настоянию Решетняка пришлось заехать  еще
в научно-технический отдел краевого управления милиции.
   Филипп  Васильевич  передала  дактилоскопическую  лабораторию   отпечаток
пальцев, снятый им с окурка, брошенного  в  квартире  Проценко.  Собственно,
делал он это для очистки совести. Описание внешности неизвестного покупателя
"Трех мушкетеров" не оставляло сомнений: это был Ванька Каин.
   Через десять  минут  работники  лаборатории  подтвердили,  что  отпечаток
пальцев на мундштуке папиросы принадлежит Ивану Нижнику.
   В свой дом Валентина так и не входила. Она  воспользовалась  приглашением
Волощук и прямо из милиции приехала к ней.
   Она не высказала ни удивления, ни неудовольствия тем, что в ее доме хотят
снова произвести обыск. Ей было безразлично. Она  чувствовала,  что  никогда
уже. не сможет в нем жить. Надо было строить новую жизнь, и она предпочитала
делать это на новом месте. Волощук, когда Валентина поделилась с  ней  этими
мыслями, одобрила их, предложила жить пока у нее и обещала помочь устроиться
на работу.
   Понятые были те  же,  что  и  при  первом  обыске,  -  Волощук  и  Кузьма
Алексеевич. Решетняк взял в помощь одного из оперативников, сидящих в засаде
около дома.
   Пока  Валентина  возилась  с  замком,  подполковник  распорядился,  чтобы
Потапов произвел контрольный осмотр чердака и кладовки. Это  нужно  было  на
тот случай, если сам Решетняк в прошлый раз что-либо просмотрел.  Взятый  из
засады лейтенант Голубцов получил задание тщательно исследовать двор.
   - Ну, вот тебе, Грицько, картины, - произнес  Решетняк,  первым  входя  в
комнату  и  обводя  широким  жестом  стены,  на  которых  висело   несколько
запыленных картин в рамах.
   Проценко  быстро  оглядел   их.   Все   это   была   обыкновенная   мазня
художников-самоучек,  какую  можно  найти  на   любом   базаре.   Исключение
составляла лишь одна картина, изображающая группу  мальчишек,  купающихся  в
маленькой речке.
   - Это тоже моя картина, - указав на нее, проговорил Проценко, - и тоже из
тех, пропавших. На обороте должна быть моя подпись. Я всегда подписываю не с
лицевой стороны, а на обороте.
   Решетняк снял картину со стены и повернул ее тыльной стороной. 1
   - Вот, - ткнул Проценко пальцем в сделанную масляной  краской  подпись  и
дату.
   Подпись была замысловатая, но все же Решетняк и  понятые  разобрали,  что
действительно написано "Проценко".
   Зоркий же глаз художника рассмотрел на парусине еще какие-то едва видимые
следы. Проценко поднес картину к самому окну, долго вглядывался в ее тыльную
сторону, то снимая, то надевая очки, и наконец заявил:
   - Здесь что-то еще написано, но прочесть невозможно, стерлось.
   Вооружившись лупой Решетняк убедился, что Проценко прав. Парусина хранила
следы какой-то надписи, сделанной не то краской, не то чернилами. Можно было
разобрать лишь одну большую букву  "Т",  написанную  очень  толстой  кистью.
Ширина линий достигала полутора сантиметров.
   - Откуда у вас эта картина? - обратился Решетняк к Валентине.
   - Откуда-то мать принесла.
   - Мы заберем ее, - сказал Решетняк, делая отметку в протоколе  обыска.  -
Завтра прочтем стершуюся надпись.
   Спустившийся с чердака Потапов доложил, что ничего нового он не нашел.
   Никакого результата не дал и осмотр двора.
 
   ЗАВЕЩАНИЕ ПАРТИЗАНА
   Как только захлопнулась дверь за Проценко и Решетняком,  Алла  вызвала  к
себе Шуру Бабенко. Ей не терпелось рассказать  закадычному  другу  обо  всех
новостях сегодняшнего дня.
   Она высунулась в окно и оглушительно свистнула. В этом способе связи было
одно неудобство: Алке хотелось пооткровенничать лишь с  одним  Шурой,  а  на
свист, даже еще раньше его, выкатился во двор Лелюх.
   Что-то дожевывая на ходу, Васька приветственно  замахал  рукой  и  резвым
галопом направился через двор к Алкиному подъезду. Шура догнал  его  уже  на
площадке второго этажа.
   - Ты чего так торопишься? - иронически спросил Шура, открывая дверь.
   - Звали, - буркнул Лелюх и, ловко нырнул в  приоткрытую  Шурой  дверь.  -
Добрый вечер! Добрый вечер!  -  очень  радостно  прокричал  он,  теперь  уже
уверенный, что в гости он все-таки попал. - Вот мы и приш...
   Обеспокоенный его неожиданным и  стремительным  появлением,  Сокол  издал
глухое, угрожающее рычание. Проглотив конец фразы, Лелюх  оторопело  смотрел
на собаку.
   - К... к...акой песик! - пробормотал он, пятясь к двери. - Овчарка!
   Обойдя  стороной  Шуру,  Васька  скрылся  за  его   спиной,   а   оттуда,
ободрившись, попытался наладить с псом дипломатические отношения.
   - Фють! Фють! - начал он присвистывать.
   Подхалимаж успеха не имел. Соколу не нравилось ни то, что Васька отступал
к двери и пытался прятаться, ни то, что он начал свистеть. Так уж получается
у собак: они всегда  подозрительно  относятся  к  тем,  кто  их  боится  или
заигрывает с ними.
   Глухо урча, Сокол подошел к обомлевшему от страха Ваське, обнюхал  его  и
невозмутимо улегся у самой двери в комнату.
   Васька попытался пробраться мимо пса  к  выходу,  но  Сокол  выразительно
наморщил нос и оскалил зубы. Лелюху пришлось спешно ретироваться.
   - Ты чего, Сокол? Нельзя! - вмешалась Алла. - Это свой. Свой. Понимаешь?
   Сокол либо не понимал, либо  не  хотел  согласиться  с  тем,  что  Васька
"свой". Не признал он и Шуру Бабенко. Не могла убедить собаку и вызванная на
помощь из соседней комнаты Ольга.
   Сокол позволял беспрепятственно входить и выходить  из  комнаты  Ольге  и
Алле. Стоило же кому-либо из мальчиков двинуться к  двери  или  к  окну,  он
предостерегающе рычал и щелкал острыми клыками.
   Девушки ходили свободно при Решетняке и в понятии пса  были  "своими",  а
ребята были люди неведомые, и их без специального  разрешения  выпускать  не
полагалось. Тем более,  и  вели  они  себя,  с  точки  зрения  Сокола,  явно
подозрительно.
   -  Вот  здорово!  -  восхищался  Шура.  -  Вот  дрессировочка!  Это  того
подполковника милиции, что вчера был?
   - Нет, это теперь мой,  -  с  гордостью  ответила  Алла,  -  чистокровная
овчарка.
   - Конечно, - обрел наконец дар речи  Лелюх,  усаживаясь  на  диван  и  на
всякий случай подбирая под себя ноги, -  умненькая  собачка...  А...  а  как
же... Мне домой надо.
   - Сейчас мы его выманим в другую комнату и запрем, - решила Ольга.
   Она принесла из кухни кусок пирога  с  мясом  и  издали  позвала  собаку.
Тщетно. Сокол прекрасно знал, что никакой еды от посторонних  брать  нельзя,
тем более в тот момент, когда стережешь сразу двух подозрительных людей.
   Лелюх поскучнел еще больше.
   Зная, чем можно поправить его  испорченное  настроение,  Алла  пригласила
друзей к столу. Ольга принесла из кухни чайник.
   За чаем Алка рассказала ребятам о найденной иконе Рублева и  обнаруженной
на книге подписи, сделанной рукой ее отца.
   Увлеченные разговором, они забыли о Соколе  и  не  заметили,  как  прошло
время.
   Только Ольга украдкой поглядывала на часы.
   Наконец вернулись Проценко и Решетняк,
   Григорий   Анисимович   не   скрывал   своего   разочарования.   Он   был
хмуро-сосредоточен и неразговорчив. Ведь он ожидал, что будут обнаружены все
украденные  во  время  войны  шедевры  великих  художников,   принадлежавшие
Киевской картинной галерее.
   Совсем  иначе  был  настроен  подполковник  милиции.  Он  весело   шутил,
потребовал, чтобы ему наконец дали именинного пирога, а попив чаю, предложил
Алке и ее друзьям пойти в рощу, чтобы по-настоящему  передать  Сокола  новой
хозяйке. Оказалось, что для этого существует специальная  церемония.  Нечего
говорить, что ребята с радостью согласились.
   В давние годы какой-то безвестный любитель  природы  насадил  на  окраине
горо