ралась
в твоем городе, великий шах, а ты не платишь ей жалования. Купцы закрыли
свои лавки, они не дают нам хлеба.
  Старый шах вышел на балкон. Старческими подслеповатыми глазами он оглядел
солдат, собравшихся у его дворца.
  - Нет у меня золота для вас! - слабым голосом крикнул шах. - Глядите, как
я беден, сипаи! - Он выхватил маленький коврик из-под ног и затряс им над
головой. - Вот вс„ мое имущество, нет у меня ничего для вас, солдаты!..
  Шах заплакал. Министры увели его под руки с балкона.
  Лазутчики из британского лагеря проникали в крепость и приносили своим
офицерам утешительные вести: в городе нет порядка, все врозь, повстанцы не
могут ни о чем договориться с шахом, а у шаха несогласия внутри самого
дворца.
  В сипайском таборе до ночи не утихал шум. Файзабадские сипаи хвалились
своими заслугами, порочили сипаев других полков.
  - Мы храбрее всех! - шумели файзабадцы. - У нас самые меткие стрелки!.. Мы
больше чем все другие убили в бою офицеров-саибов!
  - И мы сражались наравне с вами!.. Разве наши пули летят мимо голов
ферингов? Кто из нас дрогнул перед штыком англичанина? - говорили другие.
  - Да, да! Стрелки, гренадеры, саперы, конные, пешие, - все мы братья
одного дыхания! - раздавались голоса. - Всякий, кто обнажил меч в войне
против чужеземцев, достоин равной славы.
  - Мирутские, файзабадские, бэрелийские сипаи - все братья! Бхай-банд!..
  Но файзабадцы ничего не хотели слушать. Перессорившись со всеми, они
ранним утром протрубили подъем, снялись с места и, громко крича, стреляя в
воздух, двинулись прочь из крепости по плавучему мосту через Джамну.
  Английские офицеры смотрели на уходящих в бинокли со своей вышки на Хребте
и поздравляли друг друга, поднимая руки в белых перчатках.
  - Веселый сегодня день у саибов, - с грустью сказал в тот вечер Инсуру
Чандра-Синг.
  - Войско без начальника, что тело без головы! - сокрушался старый Рунджит,
товарищ Инсура по батарее. - Саибы уже роют траншеи в трех местах по
равнине, готовятся ударить по стенам Дели, а мы вс„ еще не знаем, кто
будет руководить защитой крепости.
  Пальба по ночам становилась вс„ сильнее, свежие силы подходили к
британцам. Беспокойнее стало в покоях шаха, на дурбарах слышались уже не
пение и музыка, а резкие голоса, крик, свара. Бахадур сердился на своих
министров: зачем допустили сипаев в город? Зачем связали судьбу его трона
с судьбой восставшего войска?..
  Вс„ реже звали музыкантов, плясуний во дворец, вс„ меньше объедков
высылали им к фонтану. Уныние настало во дворце, слитный гул до полуночи
стоял в городе.
  А по Курнаульской дороге, подняв длинные стволы к небу, уже ползли,
влекомые слонами, мощные гаубицы, большие осадные мортиры, ящики со
снарядами, с ядрами, с боевым снаряжением.
  Джон Лоуренс наконец решился. Он снимал пушки с афганской границы и
посылал их на помощь британцам, осадившим Дели. Своей Летучей пенджабской
колонне сэр Джон велел готовиться к походу.
  Лазутчики из Курнаула принесли о том первые вести. Боевой жар, волнение
охватило собравшиеся в крепости полки. Стрелки, гренадеры, конники,
артиллеристы вышли на Большую площадь.
  - Чего мы здесь сидим, как мыши, которые ждут, чтобы их заперли в
мышеловку? - зашумели сипаи Девятого аллигурского полка. - Выйдем из
крепости, ударим по врагу! Пробьемся на юг, на восток, вся страна за нас,
соединимся с повстанцами Агры, с войсками Нана-саиба, они бьются за то же,
за что бьемся и мы!..
  - Да, да, братья!.. - кричали конники. - Индия велика. Пробьемся на юг,
соединимся с повстанцами Ауда, Рохильканда, - тогда скоро ни одного
англичанина не останется на индийской земле!..
  - Не обороняться надо, а первыми бить по врагу! - поддержали конников
опытные старые пехотинцы, помнившие волнения в Бенгале в 1842 году. -
Оборона погубит восстание.
  - Шах еще не отдал приказа о выходе из крепости, - возражали солдаты
Восемьдесят второго. - Шах совещается со своими министрами.
  - Слишком долго совещается великий шах! - кричали конники. - Пускай пойдут
наши посланцы во дворец, поговорят с самим Бахт-ханом.
  - Панди пошлем!.. Нашего Панди! - подхватили артиллеристы Тридцать
восьмого. - Он сумеет поговорить с дворцовыми начальниками.
  - Да-да!.. Пускай Инсур-Панди, наш лучший бомбардир, пойдет во дворец к
шаху! - зашумел весь Пятьдесят четвертый полк.
  Инсур пришел во дворец Бахадур-шаха.
  Бахт-хан, назначенный начальником над всеми конными и пешими войсками,
разрешил Инсуру войти в стланный коврами нижний зал дворца.
  Бахт-хан был невелик ростом, худ лицом и шеей. Глаза с темными
болезненными подглазьями глядели мимо Инсура.
  Движением руки он пригласил сипая сесть у стены на подушки, устилавшие
ковер.
  Инсур не сел на шитые шелком подушки, не взял в руки длинной трубки
кальяна и не начал речи с обычных приветствий. Лицо у Бахт-хана сразу
помрачнело.
  - У тебя двадцать пять тысяч солдат в крепости, начальник! - сказал Инсур.
- Мирутские конники, молодцы-аллигурцы, гренадеры Тридцать восьмого рвутся
в бой. Есть и легкие и тяжелые орудия в нашем Тридцать восьмом, есть и
бомбардиры к ним... Мои артиллеристы послали меня к тебе, Бахт-хан...
Зачем ты ждешь, когда феринги накопят силы за своими холмами и пойдут
штурмом на крепость? Отдай приказ, вели своим солдатам ударить по войску
противника и отогнать его далеко от стен Дели... Вся страна, все города
Индии поддержат войско повстанцев.
  Бахт-хан недовольно глядел на Инсура.
  - Зачем полкам, присягнувшим шаху, выходить за стены Дели и ослаблять
город? - ответил Бахт-хан. - Великий шах говорит: оборона трона - превыше
всего. Если трон делийский качнется, кто поддержит его в других городах
Индии?
  На том и кончил Бахт-хан разговор с Инсуром.
  - Не жди добра от Бахадур-шаха, - сказал в тот вечер Инсур своему другу и
помощнику Лалл-Сингу. - Слишком много думает шах о своем троне и слишком
мало - об Индии.
  Сам шах, узнав о приходе посланца сипаев, смертельно испугался. Он
приказал никого больше не впускать во дворец, ни от горожан, ни от
повстанческого войска.
  Шах укрылся в своих покоях, велел плотно занавесить все окна, а у дверей
поставить охрану из черных африканских слуг. С полудня до полуночи по всем
внутренним залам жгли свечи розового воска и сладко пахнущие травы. Черной
тушью по голубой персидской бумаге шах чертил стихи о любви соловья к
розе, тысячу раз воспетой поэтами старого Ирана.
  Шах не дописал своих стихов. Какой-то старик в одежде мусульманского
нищего, оттолкнув сторожа, прорвался во внутренние покои и лег у самих ног
шаха.



  - Спаси нас, великий падишах, сияние неба! - кричал старик. - Спаси город
правоверных и святую мечеть!.. Летучая колонна ферингов идет на Дели с
севера, две тысячи конных сикхов, свирепых, как шайтан...
  Сам Никкуль-Сейн, полковник ферингов; бородатый демон, ведет их на тебя,
повелитель!..
  - Смилуйся над нами, всемогущий аллах! - простонал Бахадур-шах.
  - Это еще не вс„, великий шах, надежда правоверных!.. Большие пушки
Пенджаба идут на помощь к ферингам.
  - Пушки Лоуренс-саиба? - побелевшими губами спросил бедный шах.
  - Да, падишах, сияние неба!.. Могучие слоны тащат эти пушки, пыль
поднимается до самого неба, от гула и топота дрожит земля... И это еще не
вс„, великий падишах!.. Маленькие дьяволы идут на Дели с гор, косматые
дикие гурки безобразного вида. Они мчатся на легких телегах, и, когда
спускаются с гор в равнину, ты станешь от восхода солнца и до захода
считать их и не сочтешь... Не надейся больше на сипаев, повелитель, подай
руку Вильсон-саибу, если хочешь спасти себя, своих сыновей и внуков,
надежду трона!..
  В тот же день Бахадур-шах созвал своих министров на совещание. Шах сорвал
с себя чалму в знак отчаяния и выдрал клочья волос из своей серебряной
бороды.
  - О я, несчастный! - сокрушался шах. - Погиб мой трон, сыновья и внуки,
надежда трона! Будь проклят день и час, когда сипаи вступили в мой город!
  Министры почтительно вздыхали, скребли головы под чалмами и не знали, что
сказать.
  - Не так слаб Дели, как думают трусы! - пытался успокоить шаха
Мукунд-Лалл, хранитель печати. - Снарядов и пушек много в крепости. Хоть и
разбрелись файзабадцы, но войска еще у нас немало, и сипаи сражаются
храбро.
  - Снарядов и пушек много, пороха мало, - вмешался Ассан-Улла, придворный
лекарь. - Без пороха молчат и пушки и ружья.
  - Нет, не спасти Дели! - сказали министры. - Лучше уйти нам отсюда,
повелитель, уйти из южных ворот, пока Вильсон-саиб не обложил крепость со
всех сторон.
  - Уйти уже трудно, конные разъезды ферингов перерезают и южную дорогу, -
сказал Ассан-Улла.
  - Гибнет великий трон!.. Всемогущий аллах разгневался на нас!
  - Можно еще спасти трон, - неторопливо сказал принц Мирза-Могул.
  Все министры повернулись к нему.
  - Феринги копят силы, - сказал Мирза. - Жирный Лоуренс посылает им из
Пешавара пушки. Большой бой будет под стенами Дели, и мы еще не знаем, кто
одержит победу.
  - Ты прав, Мирза-Могул, - печально сказали министры.
  - Если мы поможем ферингам взять крепость, шах Дели останется шахом Дели.
  - Научи же меня, Мирза, мой верный сын, - научи как быть, - слабым голосом
попросил шах.
  - Надо тайно открыть ферингам вход во дворец со стороны Речного бастиона.
Когда начнется штурм, надо впустить ферингов в город. Генерал Вильсон не
забудет нашей услуги.
  Все молча смотрели на шаха. Шах кивнул головой.
  - Ты прав, Мирза! - сказал шах.
  - Ты мудр, великий Мирза, сын великого отца! - повеселев, сказали министры.
  Движением руки шах повелел им всем уйти. Министры удалились.
  Остались только: принц Мирза-Могул, придворный лекарь Ассан и Мукунд-Лалл,
хранитель печати.
  Мукунд-Лалл поставил на низкий столик лакированный ящичек с перьями,
серебряный сосуд с тушью. Он вопросительно смотрел на лекаря.
  - Прикажи, великий падишах, написать письмо Вильсон-саибу, - низко
поклонившись шаху, сказал Ассан-Улла. - Я найду способ, как передать твое
письмо в лагерь ферингов.

  Глава тридцать пятая
ВО ВРАЖЕСКОМ ЛАГЕРЕ

  Поздно вечером из Кабульских ворот крепости вышли двое: молодой рабочий
оружейной мастерской - Застра - и мальчик-конюх, в белой безрукавке, в
желтой чалме и широком поясе, небрежно повязанном вокруг тонкой талии.
Инсур проводил их, до самых ворот. На прощанье он положил руку маленькому
конюху на плечо.
  - Ты смела, Лела, - сказал Инсур. - И ты хорошо знаешь язык саибов.
  Он нарисовал на песке извилистую линию холмов, старое русло канала и
уходящую на северо-запад узкую черту Курнаульского шоссе.
  - Вот! - сказал Инсур, ткнув палочкой в левое крыло лагеря. - Здесь идут
какие-то большие работы. Надо узнать, что замыслили саибы.
  До старого русла канала, замыкавшего британский лагерь слева, добраться
было легко, постройки загородного Птичьего Рынка, хоть и наполовину
разрушенные стодневной артиллерийской стрельбой, служили достаточным
прикрытием. Но дальше, за Птичьим Рынком, начиналось открытое поле. Конные
пикеты противника постоянно разъезжали здесь.
  Лела с Застрой пробрались вдоль выбоин в земле, вдоль побитых пулями
кустов, и сползли потихоньку в русло высохшего канала, обегавшего лагерь с
левой стороны.
  Вс„ было тихо. Они осторожно поползли дальше по высохшему руслу. Сухой
бурьян зашуршал у Лелы под рукой.
  - Кто идет? - тотчас крикнули где-то близко, на английском языке с
туземным акцентом.
  На другой стороне канала стоял кавалерийский пикет.
  Лела замерла.
  Возглас не повторился.
  Они ждали долго, потом осторожно поползли дальше.
  По правому берегу канала длинным рядом стояли крытые обозные повозки. Лела
с Застрой выползли на берег и спрятались между колес.
  Проскакал разъезд конных, в красных и синих тюрбанах. Длинные волосы
всадников трепались по ветру. Лела узнала резкую раскатистую речь сикхов.



  Снова вс„ стало тихо. Потом несколько человек подошли к повозке. Они
уселись на землю с другой ее стороны.
  - Завтра придется вс„ перетаскивать на другое место, - сказал один. -
Белуджи пришли.
  - Да, тесно стало в лагере. Их больше тысячи человек.
  - Послезавтра ждут новый батальон кавалерии.
  - Сикхи?
  - Нет, кашмирцы.
  - Вильсон набрал сюда людей со всей земли.
  - Он хочет запереть перед штурмом все выходы из города.
  Они замолчали.
  - Ползем дальше, Застра! - прошептала Лела.
  - Погоди, пусть отойдут, - тихонько сказал ласкар.
  Обозные отпрягли волов и увели их к водоему. Лела с Застрой выбрались из
путаницы телег. Осмелев, они шли дальше.
  Справа дымились костры. Какие-то люди сидели вокруг огня. Пахло дымом,
козлятина варилась в больших котлах.
  Лела видела туго завернутые чалмы людей, с узлом над правым ухом, их белые
халаты с резкой черной каймой, слышала незнакомую гортанную речь.
  - Это белуджи, - сказал Застра. - Белуджи-кочевники, я знаю их язык.
Ласкар стал слушать.
  - Запрем город, - говорил высокий человек в полосатом бурнусе, с кудрявой
черной бородой, - обложим его со всех сторон и всех проклятых пурбийцев1
перережем. Они поносили имя аллаха!..
  - Пурбийцы!.. Так они называют индусов Доаба! - взволнованно прошептал
Застра. - Их научили саибы!
  - Всех перережем! - повторил чернобородый. - Иначе они пойдут на нашу
землю, заберут наши пастбища, угонят наш скот...
  - Кто тебе говорил это! - вдруг, не стерпев, закричал из темноты Застра. -
Кто тебе говорил это, глупый человек?..
  Забыв об опасности, Застра вышел к костру. Он был бледен от злобы.
  "Что он делает!.. - Лела замерла в траве. - Он вс„ погубит, сумасшедший
ласкар!.."
- Феринги обманули вас! - задыхаясь, сказал оружейник. - Они хотят вашими
руками взять Дели, а потом задушить и наш народ, и ваше вольное племя.
  - Что он говорит? - громко спросил человек в полосатом бурнусе. - Что он
такое говорит?
  - Они так всегда делают, феринги, - сказал Застра. - Воюют чужими руками.
  Все головы повернулись к нему. Ласкара слушали.
  - В городе у вас нет врагов, - сказал ласкар, широким жестом указывая на
крепость. - Там живут мирные люди. Они как братья готовы дружить с вами и
не хотят вашей земли. Надо прогнать чужеземцев-ферингов, - говорят наши
индусы, - и тогда каждый сможет спокойно возделывать свое поле, пасти скот
на своей земле и веровать в своего бога. Феринги обманывают вас, чтобы
посеять рознь между братьями - земледельцами одной страны и пастухами
другой. Не верьте чужеземцам, сыны пустыни!
  Все молчали вокруг костра. Застра видел смущение на лицах.
  - Он говорит правду, - несмело сказал чей-то голос.
  Но высокий белудж в полосатом бурнусе, должно быть начальник отряда,
подбежал к огню.
  - Индус лжет! - крикнул высокий. - Он подослан оттуда!
  Оскалившись, белудж указал в сторону Дели.
  - Он подослан из города, - бессмысленно смеясь, сказал белудж. - Я знаю,
мне говорили офицеры ферингов... Проклятые пурбийцы, они ополчились на
нашу веру! Они хотят, чтобы мы поклонялись их поганым богам, двухголовым и
шестируким. Чтобы мы верили в бога, сидящего на цветке, немыслимого бога,
едущего на летучей мыши, на рыбе, на орле... Бога, который каждый год
умирает и каждый год рождается снова... Чтобы трупы наших воинов мы не
хоронили в земле, а сжигали на кострах, как тела презренных индусов.
Тьфу!..
  Белудж плюнул на землю.
  - Да, да! - послышались голоса. - Гаффар прав! Гаффар знает лучше, - он
дружен с большими начальниками ферингов. Сам Никкуль-Сейн подарил ему
серебряную шашку.
  - Да, да... Индус лжет!
  - Взять его! Поганого пурбийца!
  Застра стоял не шевелясь. Но едва белуджи подбежали к нему, одним прыжком,
почти без разбега, он перемахнул через костер. От неожиданности люди по ту
сторону костра расступились. Но тотчас бросились за ним вслед. Шагах в
двадцати плотным строем в несколько рядов стояли обозные фуры. Ласкар
нырнул под них.
  - Он там, там! - закричали кочевники, несколько человек полезли под колеса
телег. Ласкар, быстро изменив в темноте направление, уходил уже другой
стороной. Он пробежал, прошелестев по траве босыми ногами, у самого плеча
Лелы. "Уходи скорее", - успел шепнуть ласкар. И действительно, белуджи уже
рассыпались по всем направлениям, шарили во всех кустах. Лела тихонько
приподнялась и побежала.
  В замешательстве она вдруг перестала понимать, где канал и куда ей нужно
повернуть. Кажется, она бежала в сторону, противоположную каналу. Длинный
поезд крытых парусиною пушек преградил ей дорогу. Лела побежала в обход,
завернула за какие-то деревянные будки и неожиданно для самой себя
очутилась среди офицерских палаток.
  Их было много. Спальные палатки, обеденные, гостиные, большая
четырехскатная палатка офицерского собрания, - целый город, белый,
шелестящий полотняный город. Куда же теперь идти?
  Лела стояла в узком проходе, не зная, куда повернуть.
  - Кого ищешь? - строго окликнул ее какой-то проходивший мимо солдат.
  - Полковника Гарриса, - быстро ответила Лела. - Меня послали к нему в
конюхи.
  - Разве полковник не в своей палатке?
  - Нет.
  - Да вот как раз он сам идет! Должно быть, на совет к генералу.
  Высокий офицер с коротко подстриженными светлыми усами шагал им навстречу.
  Просившийся к нему в конюхи молоденький индус неожиданно побледнел и
быстро шмыгнул куда-то вбок, за палатку. Полковник шагал туда же.
  Лела легла на землю и заползла под наружную полу какой-то большой палатки.
Внутри пахло дорогим табаком и цветочной эссенцией.
  Полотняные стены палатки были двойные, - так всегда делают в Индии для
защиты от солнца. Между одной полой и другой было около фута пространства.
В этом пространстве поместилась Лела.
  Сквозь второе полотно Лела видела тени, чьи-то головы склонились над
неярким светом. Здесь совещались саибы.
  У Лелы сильно забилось сердце.
  - Можно ли верить старой обезьяне? - говорил очень близко за полотном
чей-то насмешливый голос.
  - И вс„ же обратить внимание на последнее предложение шаха необходимо! -
возразил другой голос, скрипучий и бесстрастный. - Может быть, старый шут
не врет? Надо добиться ясности. Если старик не лжет и действительно готов
открыть нашим войскам ворота дворца со стороны реки, то такой план штурма
города, конечно, представит ряд выгод по сравнению с первым. Во-первых,
тогда наш левый фланг будет упираться в реку, и, значит, слева мы будем
неуязвимы. Во-вторых...
  Это говорил Чемберлен.
  "Если бы щука заговорила, у нее был бы точно такой голос", - подумала Лела.
  Невилль Чемберлен уже оправился от своего ранения и принимал участие в
военном совете. Обсуждался окончательный план штурма крепости Дели.
  -... во-вторых, - продолжал медленный голос, - если мы беспрепятственно
проникнем во дворец и овладеем столь важным участком на правом фланге
противника, наши войска смогут непосредственно через западные ворота
дворца войти внутрь города и по широкой улице Серебряного Базара начать
постепенный захват глубоких позиций неприятеля...
  - Я полагаю иначе! - сказал другой голос, отрывистый и энергичный.
  Это говорил Никольсон.
  - Я полагаю иначе. Лобовой штурм крепости, с Кашмирских ворот, будет, по
моему мнению, в данных условиях более правилен. Фланговый штурм, обход и
глубокое проникновение в тыл могут оказаться опасными в условиях, где
буквально каждый переулок, каждый дом будет оказывать сопротивление.
Правильнее будет, если шах откроет нам ход под Кашмирские ворота.
  - А есть такой?
  - Конечно, есть. Ответвление главного хода,
- Несколько добрых мин, и Кашмирские ворота летят в воздух... Брешь в
стене, и мы, начинаем штурм крепости прямо с лобового участка.
  - Великолепно! Браво, Никольсон.
  - Блестящая мысль!..
  - Предложим старику такой вариант. Пускай тешится тем, что мы сохраним за
ним престол Дели.
  - Кто же займется этим?
  - Ходсон, конечно, Ходсон!.. У него есть люди для таких поручений.
  - Бедный Ходсон!.. Весь день у него толкутся в палатке какие-то грязные
нищие факиры. Я не знаю, где Ходсон добудет достаточно лавандовой воды,
чтобы отмыться после таких посещений.
  -