Галина Георгиевна Васюкова
   Золотые росы

--------------------
Галина Георгиевна Васюкова
Золотые росы
----------------------------------------------------------------------
Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года
----------------------------------------------------------------------
--------------------


                                  Повесть


     -----------------------------------------------------------------------
     Г.Васюкова. Золотые росы: Повесть. - Мн.: Мастацкая лiтаратура, 1977
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 13 октября 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Для детей младшего школьного возраста.


СОДЕРЖАНИЕ

                        Часть первая. Друзья и недруги
                        Часть вторая. Грачи колхозные


 * ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *

ДРУЗЬЯ И НЕДРУГИ


ПЕРЕЕЗД

     В  тот  день  я  проснулась  рано.  Мой  братишка Ленька услышал, что я
встала,  и  тоже  вскочил,  испуганно  протирая круглые заспанные глаза. Он,
видно,  как  и  я,  боялся  прозевать  самое  интересное.  Шутка ли, ведь мы
переезжали. И не куда-нибудь, а в деревню.
     Наш  папа еще с весны уехал туда на работу. Его послали председателем в
отстающий,  недавно организованный колхоз. Все лето ему было не до нас, и мы
жили  в  городе с мамой и бабушкой. Приезжая по делам, он на минутку забегал
домой,  и  мы  с Ленькой засыпали его вопросами. Что такое колхоз? Почему он
отстающий?  И  что  папа  там  делает?  Леньке  казалось,  что  колхоз - это
какая-то машина, вроде паровоза.
     - Все  колхозы  идут быстро, а папин отстает. Наверно, в нем что-нибудь
испортилось и папу послали исправить, - говорил он.
     Я,  конечно,  не  верила. Если бы только исправить, то папа уже приехал
бы  обратно,  а  он  там  живет  целое  лето,  и мы тоже туда поедем. Все. И
бабушка,  и  мама,  и  мы  с  Ленькой, и Рыска. И даже наш зеркальный шкаф и
бабушкина швейная машина.
     Когда  я  все  Ленькины  рассуждения  передала  маме, она рассмеялась и
сказала:
     - Колхоз  -  это  не  как паровоз, а скорее как город, только поменьше.
Там есть поле, лес, луг, речка... и дома.
     - А  почему он отстающий? Как он может отставать, если стоит на месте и
никуда не идет? - допытывались мы.
     Мама подумала и сказала:
     - Он  называется отстающим потому, что у людей, которые там живут, мало
хлеба,  мало  коров и молока. А нужно сделать так, чтобы всего было вдоволь.
Вот нашего папу и послали помочь этим людям.
     - Видишь,  -  сказала  я  Леньке.  -  Наш  папа  не только машину может
исправить, он все может.
     Ленька  был  согласен  со мной. Он тоже гордился нашим отцом. Только он
никак  не  хотел  согласиться, что в деревне все такое же, как и в городе: и
небо, и земля, и солнце.
     - Знаешь,  Оля,  -  говорил  он  мне,  - я думаю, что небо в деревне...
фиолетовое.  Домики  маленькие,  белые  с  разноцветными  крышами, а трава и
деревья синие...
     Я не соглашалась.
     - Зажмурь глаза. Крепко-крепко, сама увидишь, - посоветовал он.
     Я  зажмурила  глаза,  но,  кроме  красных  прыгающих  кругов, ничего не
увидела.
     - Ну что?
     - Ничего.
     - Совсем ничего не видела?
     - Круги красные.
     - Это коровы, - заявил Ленька. - В деревне коровы красные.
     Я рассердилась:
     - Не  выдумывай!  Коровы  красные не бывают, и трава синяя не бывает, и
фиолетовое небо!
     - Не  бывает?!  А  помнишь,  мы  видели  с тобой розовое небо и красное
солнце? Оно висело совсем низко, над лесом.
     Я вздохнула, не зная, что ответить.
     И  вот сегодня мы увидим деревню собственными глазами. Накануне приехал
папа  и  сказал,  что  будем  переезжать.  Еще  с  вечера все было уложено в
чемоданы,  посуда  -  в большой ящик, а швейная машина стояла полосатая, как
зебра.  Это  бабушка обшила ее половиком. Только шкаф громоздился на прежнем
месте  и,  казалось, никуда не собирался. В его зеркале я увидела девчонку в
коротеньком  синем  платье,  в  сандалиях  и  с черной челкой на лбу. Из-под
челки выглядывали серые глаза.
     Это была я.
     Одеваясь на ходу и пыхтя от усердия, из спальни вышел Ленька.
     - Вкусно пахнет, - заметил он, потянув носом.
     Из   кухни  доносилось  шипение  примуса.  Заглянув  туда,  мы  увидели
бабушку.  Она  жарила  наши  любимые картофельные оладьи. В другой раз мы бы
захлопали  в  ладоши  от  радости, но сегодня оладьи показались чем-то таким
обычным,  будто  мы  ели  их  каждый день. Хотелось скорее выбежать во двор,
взглянуть,  не пришли ли за нами подводы. Однако бабушка усадила нас на ящик
с посудой и заставила поесть.
     - Ешьте, ешьте, - сказала она, - обедать, может, сегодня не придется.
     И  верно,  обедать  нам  не  довелось.  В полдень из колхоза пришли три
подводы.  Это  были  не  обыкновенные  телеги,  какие  мы видели в городе, а
высокие, решетчатые. В таких, как мы после узнали, возят снопы и сено.
     Взглянув  на  подводы,  запряженные тощими лошаденками, бабушка сердито
фыркнула:
     - Председатель называется! Лошадей для себя не мог выбрать?
     А  нам с Ленькой и лошади, и телеги очень понравились. Только бы скорее
ехать. Но нас посадили в последнюю очередь.
     Сначала  уложили  шкаф.  Он долго упирался и никак не хотел грузиться -
ни  боком,  ни стоя. Когда его наконец уложили, оказалось, что он занял чуть
ли  не  всю телегу. На вторую подводу погрузили стол, кровати, стулья и ящик
с  посудой.  А  на  последнюю уселись мы с мамой. Под нами лежали чемоданы и
узлы  с  подушками  и  одеялами.  Сидеть  было  удобно.  Наша телега выехала
вперед,  и  мы  видели,  как  на самой последней, рядом со шкафом, восседала
бабушка,  придерживая  руками  фикус. Фикус вежливо кланялся во все стороны,
прощаясь с городом.
     И вдруг Ленька закричал:
     - Рыска! Рыска! Бабушка, Рыску забыли!
     Я  тоже  было  открыла  рот,  но  не успела зареветь, как где-то совсем
рядом послышалось "мяу".
     - Здесь ваша Рыска, - сказала мама.
     Оказалось,  что  Рыска  едет  на  одной  телеге  с нами, - в бабушкиной
большой корзине из-под белья.
     Мы  сразу  успокоились  и  стали смотреть по сторонам. Вдаль, к темному
лесу  убегали  сжатые  поля.  Белые  и  ершистые, они были похожи на недавно
постриженную  Ленькину  голову.  По  жнивью  паслись  коровы. Были среди них
черные,  рябые  и  коричневые,  но  красных  не  было.  И небо над нами было
обыкновенное,  голубовато-серого  цвета.  Мы  так  и не дождались, чтобы оно
стало  фиолетовым.  Потом из-за леса навстречу нам выползла огромная туча, и
небо  сразу  стало  темным.  Лошади  зашагали быстрее. Мы сидели притихшие и
смотрели,  как  первые  капли  дождя  скатываются  с пыльных листьев фикуса.
Прижавшись к маме, мы укрылись плащом.
     Ехать стало неинтересно.
     Дорога  быстро  размокла,  и  лошади  устало тащились по хлюпкой грязи.
Телеги  скрипели,  как  будто  вот-вот развалятся. Под их монотонный скрип я
уснула.  Проснулась  оттого,  что  мы остановились. Вокруг была непроглядная
темнота, и только позади мелькал крошечный огонек.
     "Может,  волки?"  -  подумала  я,  но  огонек  вспыхнул  сильнее,  и  я
догадалась,  что  это  кто-то  курит.  Из  темноты донесся сердитый бабушкин
голос:
     - Вот тут где-то она упала и как сквозь землю провалилась.
     - Кто провалился? - спросила я оторопело.
     - Крышку   от  кастрюли  потеряли,  -  сказала  мама,  и  я  по  голосу
почувствовала, что она улыбается.
     Отец  чиркал  спичками,  стараясь посветить на дорогу. Желтый крошечный
огонек  на  секунду  выхватил  из  темноты  бабушку,  закутанную в клетчатый
платок. Согнувшись, она шарила палкой вокруг телеги.
     - Да  бросьте  вы, Михайловна, - сказал отец. - Стоит ли из-за какой-то
крышки мокнуть? Поехали.
     - Много   ты  понимаешь!  -  рассердилась  бабушка.  -  Ты  и  кастрюлю
потеряешь - не пожалеешь. Все нипочем...
     - Я же не виноват. Грязь кругом, - примирительно сказал отец.
     Усаживаясь на телегу, бабушка ворчала:
     - Жил  бы себе, как люди... А то сам не сидит на месте и семью за собой
таскает. Один убыток от такой жизни, а пользы...
     - Подождите,  Михайловна,  будет  польза, - весело сказал отец, помогая
ей устроиться поудобнее.
     - Да уж будет! Весь свет на свой лад все равно не переделаешь...
     - Переделаем со временем, - не сдавался отец.
     Подойдя к нам, он спросил:
     - Ну, как бы тут, команда?
     - Мы  за  тебя, - улыбаясь, сказала мама, - хотя, конечно, крышки жаль.
Кастрюля новая...
     - Па-апка,  -  сонно протянул Ленька, - я тебе помогу переделать. Я все
люблю переделывать.
     - Ну,  тогда  вперед,  - рассмеялся отец. - Трогай, - скомандовал он и,
обернувшись к нам, ласково сказал: - Скоро приедем, потерпите немножко.
     Уютно  прижавшись к маминому теплому плечу и снова засыпая, я подумала,
что  наш  папа  когда-нибудь  непременно  все  переделает на земле. Он такой
смелый и сильный - ему даже грязь и дождь нипочем.


УТРОМ

     Проснувшись,  я  увидела прямо над собой незнакомый дощатый потолок, на
котором  весело  прыгали  солнечные  зайчики.  Зайчики  были  знакомые.  Они
прыгали  у  нас  еще  в старой квартире, в городе. Наверно, мы их привезли с
собой.
     Я  плохо  помнила,  как  мы вчера приехали. Сонная, усталая, я упала на
подушку,  едва бабушка стащила с меня пальто и сандалии. Оказывается, мы все
спали  на  полу.  Мама  спала  возле Леньки, подложив под голову свою тонкую
руку,  и  была  похожа не на маму, а скорее на большую девочку. Папино место
уже  пустовало,  и  бабушки  тоже  не  было видно. Я растолкала Леньку, и мы
выбежали на крыльцо.
     Дома  с  позолоченными  солнцем окошками, голубое небо и зеленая трава.
Обыкновенная  трава,  как  и  на  нашем  городском дворе - еще зеленая возле
домов  и  заборов и вытоптанная посреди улицы. Из труб вьются сизые дымки, и
солнце  полощет  косички в лужах от вчерашнего дождя. Все самое обыкновенное
и  все-таки  необыкновенное. Солнца больше, неба больше и воздуха больше. Мы
с  Ленькой  соскочили  с  крыльца  и  помчались  по лужам. Золотистые брызги
разлетались во все стороны.
     - Стой! - вдруг крикнула я. - Смотри!
     Перед  нами прямо на земле лежит крыша. Обыкновенная крыша, как на всех
остальных  домах.  Только  эта лежит прямо на земле, и никакого дома под ней
нет.
     - Гм, почему это она здесь валяется? - спрашиваю я.
     Ленька молчит. Даже Ленька не может ничего сказать!
     - Может,  ее  вчера  ветром снесло, когда был дождь? - говорю я, и мы с
Ленькой оглядываемся по сторонам, ожидая увидеть дом без крыши.
     Но все дома с крышами и даже с трубами.
     - Это, наверно, еще только строят дом, - говорит Ленька.
     - Почему же его начали строить с крыши? - допытываюсь я.
     Ленька  задумывается.  Он  не  успевает  ничего  сочинить, потому что я
говорю:
     - Дома  так  не  строят.  Сначала  делают  стены,  а потом уже крышу. Я
видела в городе...
     - Ага, - говорит Ленька, - так то - в городе, а это - в деревне...
     Присмотревшись  как  следует, мы заметили, что у крыши есть еще дверь и
что  она  замкнута  на  огромный  висячий замок. Это открытие нам не удалось
обсудить как следует. На крыльцо вышла бабушка и позвала нас домой.
     Обернувшись,  я  вдруг  увидела, что дом, в котором мы остановились, не
похож  на  другие  дома.  Он  большой,  с зеленой железной крышей и высокими
окнами.
     Не  успели  мы взбежать на крыльцо, как бабушка подала мне стеклянный в
цветочках кувшин и сказала:
     - Иди,  Оля,  с  отцом  на  ферму  за молоком. Только дорогу запоминай,
назад одна пойдешь. Отец на минутку домой забежал. Ему будет некогда.
     - И я хочу, - заныл Ленька.
     - У  нас  с  тобой  другая  работа,  -  сказала  бабушка. - Тыкву будем
чистить. А в ней семечки есть, белые, крупные. Хочешь?
     Ленька  наклонился  к  круглой  желтой  тыкве  и потянул ее за жесткий,
закрученный,  как  у поросенка, хвостик. Мне стало завидно. "Конечно, Леньке
всегда  все  самое  лучшее.  Ему  тыкву  чистить, а мне - тащись на какую-то
ферму. Что я, молока не видела, что ли?" - с обидой подумала я.


ТЕТЯ МАША

     Ферма  оказалась  просто  длинным-предлинным  сараем,  в  котором живут
коровы. Коров дома не было. Они встают очень рано и уходят в поле.
     Зато  на  ферме была тетя Маша в белой косынке и в белом переднике. Она
повела меня в маленький домик с марлевыми занавесками на окнах.
     В  этом  домике  никто не жил. В нем было очень много больших блестящих
бидонов - с молоком и пустых.
     И  тетя Маша, и домик мне очень понравились. Взяв у меня из рук кувшин,
тетя Маша налила в него молока выше цветочков.
     Взглянув  на  меня, она почему-то вздохнула. Потом взяла белую кружку с
длинной,  торчащей  вверх,  как  палка,  ручкой,  зачерпнула  в нее молока и
подала мне:
     - На, пей.
     Я  опустила  губы  в  теплое  душистое  молоко  и  даже  зажмурилась от
удовольствия.
     - Вкусно?  -  улыбаясь, спросила тетя Маша. - В городе, наверно, такого
нет?
     Я кивнула головой, не отрываясь от кружки.
     Пока я пила, тетя Маша смотрела на меня добрыми, жалостливыми глазами.
     - Худая  какая  да бледная, - сказала она. - Плохо вам в городе жилось,
наверно?  Я  ведь  говорила отцу твоему: "Вези, Егорыч, ребят сюда поскорее,
отпоим  их  хоть молоком маленько". А он все твердит, что, мол, еще и молока
в  колхозе  не  заработал.  А  в городе они, говорит, паек получают и молока
могут  купить.  Я,  говорит,  не объедать колхоз приехал, а поставить его на
ноги...
     Мне  стало  смешно,  что  нашего  молодого  и  безусого папку тетя Маша
назвала  Егорычем,  как старика. И вроде она его ругает, а сама любит. Точно
как наша бабушка.
     - Ну,  так  как  же вы там жили, в своем городе-то? - допытывалась тетя
Маша.  -  И впрямь, что ли, паек какой получали? Ведь отец-то ваш из колхоза
крупинки еще не взял...
     Я  не знала, что сказать. Мне вспомнились бабушкины пестрые мешочки для
пайка,  которые  чаще всего бывали пустыми. Вспомнилось, как однажды бабушка
поднялась  чуть  свет  и,  собрав  их,  отправилась в очередь. Нас с Ленькой
оставила  дома  смотреть  за  примусом,  на  котором  стояла большая зеленая
кастрюля.   Вытряхивая   корзинку,  она  вдруг  обнаружила  между  очистками
небольшую  картофелину.  Бабушка поскребла ее ногтем и, ополоснув, бросила в
кастрюлю.
     - Пускай  варится, - сказала она. - А ты, Ольга, смотри. Тут в кастрюле
вода с молоком. Я вот пойду крупу получу, и тогда суп будет.
     Щелкнул  замок,  мы  с Ленькой остались одни. Несколько минут мы сидели
молча,  и  у  обоих  вертелась  в  голове одна и та же мысль: "Сварилась уже
картофелина или нет?"
     Ленька, вдруг вооружившись ложкой, направился к кастрюле.
     - Стой!  -  закричала  я.  -  Не  лезь!  Ты  слышал, бабушка велела мне
смотреть.
     Ленька только фыркнул и, приподняв крышку, понюхал варево.
     - Ах так! - сказала я и тоже схватила ложку.
     Наши  ложки  заработали  вовсю.  Мы  обшаривали дно и бока кастрюли, но
маленькая  картофелина была неуловимой. Драгоценная, засиненная молоком вода
расплескивалась,  и  примус угрожающе шипел. Мы едва успели отскочить, когда
он, разъяренный, прошипел в последний раз.
     Кастрюля  валялась  на  боку,  а  по  полу  расползалась  мутная  лужа.
Картофелина откатилась в сторону и лежала на сухом месте.
     Ленька завладел ею первый. Откусив половину, он протянул мне мою долю.
     - На. Сырая еще, - сказал он.
     - Не хочу, - ответила я, шмыгнув носом. - Достанется нам теперь...
     Ленька  задумчиво  повертел  вторую  половинку,  положил  в  рот и, как
кролик,  схрумкал  ее передними зубами. Одной рукой я вытирала лужу на полу,
а другой - глаза и нос. За этим занятием и застала меня бабушка.
     Взглянув на ее корзинку с пустыми мешочками, я заулыбалась:
     - Не  получила  паек?  Ну  и  хорошо.  Все равно у нас тут разлилось...
Вот... - развела я руками.


НЕОЖИДАННОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

     Солнце   поднялось  высоко.  Оно  пригрело  так,  что  белое  пятно  за
огородами,  про которое я подумала, что это река, начало расползаться во все
стороны. Это был туман.
     От  выпитого  молока  и  солнца,  которое  проворно  сушило  лужи и мои
сандалии,  мне  стало  так  радостно, что я даже запела свою любимую песенку
про Красную Шапочку:

                Красной Шапочкой Катюшу
                Мама называла.
                Раз она ее с гостинцем
                К бабушке послала...

     Красной  Шапочкой, разумеется, была я, а гостинец - у меня в кувшине. И
только  не  было  злого  серого  волка. Да и откуда ему взяться, когда здесь
деревня,  а  не  лес?  А  позади  ферма, на которой хозяйничает тетя Маша. Я
оглянулась,  чтобы посмотреть на ферму, и... замерла. Шагах в десяти от меня
стоял  волк.  Серый  и огромный! Левое ухо у него было разорвано. Он смотрел
на меня красноватыми глазами.
     Я хотела бежать, но ноги мои точно приросли к земле.
     Мы  стояли  оба,  не  шевелясь,  и  смотрели  друг  на друга. Наконец я
немножко  пришла в себя. "Почему он не бросается на меня? Может, он ручной?"
- подумала я и осторожно начала пятиться назад.
     Волк   не   двинулся  с  места.  Он  стоял,  вытянув  острую  морду,  и
принюхивался.  Я  осмелела,  потихонечку пошла. Волк стоял. Я пошла быстрее.
Волк  тоже  заковылял  за  мной.  Не  раздумывая больше, я пустилась бежать.
Оглядываясь  на  ходу,  видела,  что  волк  трусит следом. Придерживая рукой
кувшин,  чтобы  не расплескать молоко, я побежала быстрее. Я уже не смотрела
назад, чувствуя, что волк и не думает отставать.
     "Только  бы  не  упасть,  -  думала  я. - Он сразу тогда набросится". А
вокруг,  как  назло,  ни  души, и до деревни еще порядочно. Вдруг я увидела,
что из-за поворота на телеге выехал человек.
     - Дядя! - закричала я. - Дядя!..
     Но  вместо  дяди  на  телеге,  держа  в  руках вожжи, стояла белобрысая
девчонка.  Она глянула на меня, потом на зверя, остановившегося в нескольких
шагах, и, ничего не говоря, взялась за кнут.
     - Пошел вон! - крикнула она.
     Волк стоял и, вытянув морду, посматривал то на меня, то на нее.
     - Ах,  ты так! - обозлилась моя спасительница и, поставив босую ногу на
край телеги, подалась вперед. - Кому говорю, пошел вон!
     К моему удивлению, волк повернулся и потрусил обратно.
     - Спасибо вам, - сказала я вежливо.
     Не обернувшись, девчонка взмахнула вожжами:
     - Н-но! Пош-шел!
     И  не  успела  я  опомниться,  как  она покатила прочь. Я смотрела, как
ветер пузырит ее цветастое платье, и мне почему-то хотелось зареветь.
     Телега  была  уже  почти  возле  фермы,  и  все  же мне было видно, как
храбрая девчонка размахивала кнутом и ветер трепал ее светлые волосы.
     - Дура  лохматая! - бросила я ей вслед и тут же с испугом схватилась за
голову.
     Банта  не было. Мой новый голубой бант, который я утром завязала первый
раз,  потерялся.  Волосы  торчали во все стороны, и я, верно, похожа была на
взъерошенную ворону.
     Я вздохнула и поплелась домой.
     Навстречу мне выбежал сияющий Ленька.
     - Знаешь, я сделал открытие, - объявил он. - Хочешь, скажу?
     - Не  надо  мне  твоих  открытий,  можешь  не  говорить,  -  ответила я
сердито.
     Но  Ленькино  открытие  так и распирало его, и он, не дожидаясь, пока я
попрошу, выпалил:
     - Мы живем в школе!
     - Как - в школе?
     - В обыкновенной школе, в которой учатся. Там есть классы и парты!
     Я смотрела на Леньку, думая, что он опять сочиняет.
     - Не  веришь? Ну так смотри - вон уже первый ученик пришел. Скоро уроки
начнутся.
     Только  тут  я  увидела  возле  крыльца незнакомого мальчишку в длинных
холщовых штанах и с сумкой через плечо. Он молча таращ