а.  Проснулась, когда окна уже голубели
вечерними  сумерками.  На  маленькой  скамеечке  сидела красная от плясавших
языков   пламени   бабушка   и   помешивала   кочергой   в   печке.   Рядом,
пригорюнившись, стояла Зинка.
     Проглотив  слюну и прислушавшись, я не почувствовала такой острой боли,
как раньше.
     - Бабушка, не болит! Прошло уже, - радостно закричала я.
     - Вот  и  хорошо,  только  молчи.  Нельзя  тебе  пока  разговаривать, -
сказала бабушка.
     Зинкины   глаза   засияли   надеждой.  Из-за  перегородки  вышла  мама,
укладывавшая Лилю спать.
     "Поедем?" - спрашивала я глазами.
     - Не знаю, что и делать, - нерешительно сказала мама.
     - Я сбегаю за Верой Петровной! - метнулась к двери Зинка.
     Тетка Поля, узнав, что мне полегчало, уверенно сказала:
     - К утру все пройдет. Еще теплой золы наложим...
     Ехать  надо  было  рано утром, и мама боялась, как бы я не простудилась
еще больше.
     Пришла  Вера  Петровна  и,  узнав,  что температуры у меня нет, а горло
почти не болит, решительно заявила, что нужно ехать.
     - Так красиво у них получается... - сказала тетка Поля.
     - Закутаем потеплее, - вставила слово бабушка.
     Все  были  за то, что нам обязательно следует выступать, и мама пошла в
правление сказать, чтобы завтра заехали за нами пораньше.
     Прибежала Устенька и, узнав, что мы все же едем, радостно сказала:
     - Вы там еще премию получите, вот увидите. Только не теряйтесь.
     Ее  оживление  передалось  и  нам  с  Зинкой,  и  мы сидели радостные и
счастливые.
     На  ночь мне еще раз сменили золу в чулке, и я перед сном не удержалась
и попробовала запеть. Голос был еще очень слабый и неуверенный.
     - Окрепнет,  - утешила меня мама. - Олимпиада несколько дней продлится,
так что, может, вам не сразу придется выступать...
     Утром,  чуть  свет,  у  нас  в  доме  началась веселая суета. Зинка уже
сидела  в  санях,  закутанная  до самого носа, в огромных своих валенках. На
коленях  она  бережно держала ощерившуюся волчью пасть и узелок с ботинками.
Громик фыркал и нетерпеливо перебирал ногами.
     Меня   собирали  все.  Бабушка  суетилась,  отыскивая  шерстяной  шарф,
который, как назло, куда-то пропал.
     Лиля,  про  которую совсем забыли, обрадовалась свободе и, забравшись в
угол,  сыпала  себе  на  голову  из чулка золу, которой меня лечили. Ленька,
натянув  на босу ногу валенки, топтался вокруг. Улучив минуту, он подошел ко
мне и смущенно сказал:
     - Если  вам  дадут премию, ну... если коня на колесиках... так ты бери,
не отказывайся - мне привезешь...
     Когда  мы  уже  уселись  в  сани  и  отец  взялся  за вожжи, на крыльцо
выскочила тетка Поля.
     - Вот, полушубок еще... Пашкин. Ноги потеплее укройте...
     Сани  тронулись, и я смотрела, как пятился назад наш взбудораженный дом
со светящимися в предрассветных сумерках окнами.


В ГОРОДЕ

     В  сизой  дымке  зимнего  утра дремал притихший лес. Громик, выбрасывая
из-под  копыт  комья  снега,  бежал  быстрой  рысью.  Потом  лес  кончился и
потянулось  скучное,  покрытое  снегом  поле. Мы с Зинкой, прижавшись друг к
дружке,  клевали  носами. Когда навстречу нам из-за поворота выбежали первые
городские  дома,  я,  очнувшись  от  дремоты,  толкнула  Зинку. Она высунула
из-под  платка  нос  и  стала  водить  им  из  стороны  в  сторону. Ее глаза
разочарованно  скользили  по деревянным домикам со ставнями, по запорошенным
снегом  палисадникам.  Все  было почти такое же, как и в деревне, и только в
самом  центре  быстро  промелькнули  каменные  дома со стеклянными витринами
магазинов.  Отец  высадил  нас  возле дома старой маминой хозяйки, у которой
она  жила,  когда  работала  в  городе,  а сам умчался по своим делам. Топая
онемевшими ногами, мы, порядком измятые и неуклюжие, вошли в дом.
     - Ой,  да  кто  это  к  нам  пожаловал?  - запела навстречу нам пожилая
худощавая женщина, обшаривая темными глазами мамину корзинку и наши узелки.
     - Артисток  на  олимпиаду  привезла, - немного смущенно сказала мама. -
Если разрешите, мы у вас остановимся...
     Лицо  у  хозяйки  на  секунду  вытянулось, но мама, берясь за корзинку,
поспешно сказала:
     - Вот, гостинцев вам привезли деревенских...
     Когда  мама  выложила  на  стол большой кусок отжатого сыра и поставила
бидон  с молоком, хозяйка стала еще любезней. Она засуетилась, предлагая нам
погреться  с  дороги чайком. Мама сначала отказывалась, но, взглянув на наши
посиневшие  носы,  и,  вероятно,  вспомнив  о  моем  горле,  согласилась. Мы
уселись  за  стол,  и  я  с  недружелюбным  интересом наблюдала, как хозяйка
расставляла  чашки.  Возле  каждой  чашечки,  на  блюдце,  она  положила  по
маленькой  серебряной  ложечке  с изящной выгнутой ручкой. Посреди стола, на
цветастом блюде, красовался наш сыр.
     - Вашими  гостинцами вас угощаю. А хлеба нет, вы уж извините... - слабо
улыбнулась хозяйка.
     - У  нас  лепешки  есть,  -  сказала  мама  и  положила  на стол свежую
лепешку, испеченную бабушкой.
     Налив  чаю,  хозяйка  достала  из буфета маленькую стеклянную вазочку с
цветными  конфетами  "горошек"  и  выудила ложечкой каждому по две конфетки.
Остальные  она  снова  спрятала  в  буфет.  Проводив взглядом вазочку, я без
долгих  раздумий  отправила в рот первую конфету. Не успела я сделать и двух
глотков,  как конфета растаяла. Я заложила за щеку вторую. Чай остался почти
нетронутым,  а  конфеты  исчезли.  Я  тихонько  потянула  маму за рукав. Она
бросила  на  меня  быстрый  взгляд и тут же отвернулась, продолжая болтать с
хозяйкой. Несладкий чай стыл в позолоченной чашке. И вдруг я решилась.
     - Тетя, у меня конфеты кончились, - сказала я, обращаясь к хозяйке.
     Ее  глаза  метнулись  куда-то в сторону, она даже не взглянула на меня,
как будто и не слышала, что я сказала.
     - Я не люблю чай несладкий, - сказала я более настойчиво.
     Мамина  ложечка  тревожно  звякнула  о  блюдце,  и  в  ту  же секунду я
почувствовала  толчок  под  столом.  Я  в недоумении уставилась на маму. Она
смотрела  на  меня  строго,  с упреком. Я вздохнула и от нечего делать стала
помешивать  ложечкой  свой  пустой  чай. "Интересно, зачем эта ложечка, если
нечего мешать?" - подумала я.
     Облизав  ложку, я сунула ее за щеку и посмотрела на Зинку. Держа блюдце
на  растопыренных  пальцах,  она чинно хлебала чай. Я никак не могла понять,
есть  у  нее  во  рту  конфета  или нет. Зинка уже кончала чашку, а я все не
хотела  верить,  чтобы  двух  крошечных конфеток хватило на весь чай. Но она
пила  с таким видом, как будто ей и в самом деле было вкусно. Я взглянула на
маму  -  она так же спокойно прихлебывала свой чай, а возле ее блюдечка даже
лежала  одна  нетронутая  конфета.  "Да  что  они,  притворяются, что ли?" -
удивленно подумала я.
     - Сыр кушайте, - любезно предложила хозяйка.
     Сыр  лежал  на  блюде целиком, и я подумала, что угоститься им довольно
трудно  -  не  есть же по очереди прямо от целого куска. Лепешка тоже лежала
целехонькая,  издавая  приятный  ржаной  аромат, и я представила, как сейчас
хозяйка отправит все это в буфет, где притаилась вазочка с конфетами.
     Я  решительно вытащила из-за щеки ложку, отломила себе кусок лепешки и,
положив  сверху  такой  же кусок творога, принялась есть. Мама наступила мне
на  ногу,  но  я  не  обращала  внимания - запихивала в рот свой бутерброд и
запивала  его  остывшим  чаем.  Взглянув  исподтишка на маму, я увидела, что
глаза  у нее растерянные и несчастные. Мне стало стыдно, и я едва проглотила
последний  кусок.  Встретившись  взглядом  с  хозяйкой,  я заметила, что она
сверлит  меня  своими быстрыми колючими глазками. И тут в меня как будто бес
вселился.  Под всеобщее молчание я протянула руку и торжественно положила на
язык  ту  самую  мамину  конфету. Зинка вытаращила на меня глаза и от испуга
громко  икнула.  Когда мы вылезли из-за стола, мама, оттащив меня в сторону,
больно дернула за ухо и сердито сказала:
     - Ну подожди же, я с тобой еще поговорю! Вести себя не умеешь...
     Она  ушла  узнавать,  когда  будет  наше  выступление,  а  мы  с Зинкой
остались дома.
     Притихшая,  сидела я возле окна и размышляла: "Ну что я такого сделала?
Разве  есть  за столом неприлично? И почему я должна была хлебать пустой чай
и  делать  вид,  что  мне  вкусно?  Мама сама говорила, что терпеть не может
людей,  которые  врут  или притворяются... Я тоже терпеть не могу эту тетку,
нашу  хозяйку.  Она притворяется доброй, а на самом деле - ведьма... И Зинка
тоже хороша - сидит, как барыня в гостях, чаевничает..."
     - Ты  почему  лепешку  не  ела?  -  набросилась я на нее, когда хозяйка
вышла.
     - Да  как  есть,  когда она так и сверлит глазищами, - сказала Зинка, с
опаской  поглядывая  на  дверь. - Я чаем весь язык обожгла... - Она высунула
красный ошпаренный язык.
     - Да-а,  -  сказала я сочувственно, - тебе тоже, оказывается, не сладко
пришлось.
     Мы взглянули друг на дружку и расхохотались.
     - Знаешь,  - предложила я вдруг, - чего нам дома сидеть? Пойдем лучше в
город, а?
     - Пойдем! - обрадовалась Зинка. - Только как?
     - Удерем,  - сказала я, злорадно представив себе, как перепугается наша
хозяйка,  когда  мы  вдруг  исчезнем.  Кое-как  одевшись, мы выскользнули за
дверь.
     - Ох и попадет же нам! - тревожно сказала Зинка.
     Я  беспечно  махнула  рукой,  и  мы  бодро  зашагали  к центру. Миновав
деревянные  дома  с крашеными заборами, мы вышли на центральную улицу. Здесь
стояли  каменные  одноэтажные  дома,  и  почти  не было снега. Посреди улицы
бойко разъезжали извозчики. В пролетках с кожаным верхом сидели пассажиры.
     Один даже раз, тарахтя и фыркая, проехал грузовой автомобиль.
     - Вот видишь, здесь даже автомобили ездят, - сказала я с гордостью.
     Но  эту  Зинку  ничем  было не пронять. Она шла, спокойно поглядывая по
сторонам,  как  будто  все  это  ее  нисколько  не интересовало. И вдруг она
остановилась  как  вкопанная.  Перед нами была витрина книжного магазина. За
стеклом  красовались  пестрые  книжки,  тетради, карандаши и резинки. Зинка,
чуть не уткнувшись носом в стекло, рассматривала выставленные сокровища.
     - Давай зайдем, - предложила я.
     - Попрут  нас  оттуда.  Чего  без  денег ходить? - нерешительно сказала
Зинка.
     - Не попрут, - уверенно заявила я и первой шагнула на крыльцо.
     В  магазине  было  мало  народу,  и нам сразу показалось, что все так и
уставились  на  нас. Мы долго и старательно шаркали возле двери ногами, пока
наконец решились пройти к прилавку.
     - Смотри!  - восторженно прошептала Зинка, показывая на раскрытую пачку
цветных карандашей.
     Я  ахнула.  Никогда  мне  не приходилось видеть такого чуда. В школе, у
некоторых  ребят,  были  цветные  карандаши  (у  меня  у самой был карандаш,
который  с  одной  стороны писал красным, а с другой синим), но все это были
обыкновенные  тоненькие пачки по шесть штук. А эта коробка была широкая, как
лопата, и в ней было целых двенадцать разноцветных карандашей.
     - Интересно, сколько они стоят, - взволнованно сказала Зинка.
     Мы  долго  топтались возле прилавка, пока я, наконец, решилась спросить
про  цену.  Карандаши  стоили  рубль.  Мы  с  Зинкой  вспомнили свой "святой
родничок", занесенный сейчас снегом, вздохнули и поплелись вон.
     Домой  мы  возвращались  уже  в сумерках, когда волшебная витрина сияла
электрическим  светом.  В  окнах  тоже  зажигались  огни. Искоса взглянув на
меня, Зинка мрачно сказала:
     - Что-то нам сейчас будет...
     Но  на  этот раз наши тревожные предчувствия не оправдались. Еще издали
мы  увидели  возле дома Громика. Заметив нас, он повел ушами и приветственно
фыркнул.
     - Папка здесь! - обрадовалась я.
     Отец  сидел  на  низенькой  скамеечке  и,  улыбаясь,  смотрел  на  двух
крошечных  девчушек,  повязанных  крест-накрест  платками. Мы с Зинкой молча
уставились на них.
     - Внучки  мои,  сиротки.  В  садик  ходят,  -  заметив наше недоумение,
пояснила хозяйка.
     Девочки   держали   в  руках  по  куску  нашей  лепешки  с  сыром  и  с
наслаждением ели. Вспомнив утреннее чаепитие, я покраснела до ушей.
     - Что, набегались? - спросил отец.
     - Удрали, - сказала мама.
     - А  что  ж  им  одним  тут  сидеть.  В городе интересней, - неожиданно
заступилась за нас хозяйка.
     Мы  с  Зинкой  только  переглянулись.  Отец  собрался уезжать, пообещав
прислать за нами через пару дней лошадь.
     - Выступать послезавтра, - сообщила мама.
     Это  известие  меня даже нисколько не взволновало. В голове засела одна
мысль - как раздобыть рубль, чтобы купить карандаши.


КАРАНДАШИ И ГРУШИ

     Утром,  едва проснувшись, я первым делом вспомнила про карандаши и ни о
чем  другом  уже  не  могла  думать, тем более, что выступать нам предстояло
только на следующий день.
     Всю  дорогу,  пока  мы шли в Дом культуры, я оглядывалась по сторонам в
надежде,  что  вдруг найду рубль. Бывают ведь такие чудеса на свете! Наконец
я решилась спросить у мамы.
     - Нет  у  меня, Оленька, денег, - печально сказала она. - Придется тебе
подождать...
     - Я же не на игрушку прошу, а на карандаши.
     - Ты  уже  не  маленькая  и  должна,  понимать,  что нет у нас денег, -
сказала  мама и тут же, пожалев меня, добавила: - Подожди немного, мне здесь
одна  женщина  должна  рубль.  Если  она  отдаст,  так и быть, я его тебе на
карандаши пожертвую...
     - А какая женщина? - спросила я с надеждой.
     - Тетя Аня, жена пожарника. Помнишь, что напротив нас жили?
     Радость  моя  сразу  померкла.  Я  прекрасно  помнила эту тетю Аню, про
которую бабушка говорила, что у них зимой снегу не допросишься.
     В  Доме  культуры  уже  шел смотр. На сцене ребята танцевали матросский
танец.  В зале тоже сидели ребята, съехавшиеся на олимпиаду со всего района.
Перед  сценой  стоял  стол,  покрытый  красной  скатертью, за которым сидела
комиссия.  Маму  куда-то  позвали.  Она велела нам сидеть на месте и без нее
никуда не уходить, а сама пошла за сцену.
     В  зале  все время хлопали стулья: одни люди уходили, другие приходили.
Нам с Зинкой тоже надоело сидеть, мы пошли ближе к сцене.
     - Смотри-ка! - потянула меня за рукав Зинка.
     Я  глянула,  куда  она  показывала,  и  увидела маму, которая сидела за
красным  столом  и  что-то  записывала.  Понимая, что ей сейчас не до нас, я
потянула Зинку за рукав:
     - Пошли!
     - Куда? - удивилась Зинка.
     - Дело есть, - сказала я таинственно.
     Мы  вышли на улицу. Легкий снежок плавно кружился в воздухе. Возле Дома
культуры,  мерно  жуя  сено,  стояли  лошади. Прямо под ногами у них шныряли
бойкие городские воробьи.
     - Ишь, народу понаехало! - удивленно сказала Зинка. - Как на ярмарку.
     Я  не  знала, что такое ярмарка, но спросить постеснялась, да и некогда
было.
     - Знаешь  что,  -  сказала я, - пойдем к пожарничихе, может, она отдаст
рубль...
     - А чего там, пусть отдает и все! - загорелась вдруг Зинка.
     Мы  зашагали вдоль по улице. Возле церковной ограды стояла закутанная в
платок  бабка  и  продавала  груши.  Маленькие  коричневые  дички  гремели о
жестяную мерку.
     - Почем? - осведомилась Зинка.
     - Рубль, деточки, рубль мерочка, - сказала бабка. - Сладкие...
     Я проглотила слюну, а Зинка пренебрежительно бросила:
     - Рубль  за  такое  барахло?  Да  их летом у нас в лесу сколько хочешь,
даром бери!
     - Вот  и  бери...  летом,  - сердито сказала бабка, потеряв вдруг к нам
всякий интерес.
     - Неужто покупают? - недоумевала Зинка.
     - Конечно.  Видишь,  уже  полкорзины  осталось,  - сказала я, вытягивая
шею.
     И  как  бы  в  подтверждение  моих  слов из-за угла выбежал мальчишка и
направился  прямо  к  бабке.  Протянув  ей  новенький  хрустящий  рубль,  он
подставил карман.
     - Есть  же  люди,  которым  деньги  девать некуда! - сердито проворчала
Зинка.
     Мы пошли дальше.
     Новый  дом  пожарника с белыми ставнями был обнесен высоким забором. Во
дворе  на  цепи металась огромная собака. Мы остановились в нерешительности.
Я  осторожно  тронула  калитку. К моему удивлению, она оказалась незапертой.
Собака, гремя цепью, бросилась на нас.
     - Не  бойся,  Зина, она не достанет, - сказала я, прижимаясь к забору и
совсем  позабыв  в  это  время,  что  не Зинка, а сама я когда-то удирала от
собаки.
     На крыльцо вышла хозяйка.
     - Чего надо? - крикнула она.
     - Здравствуйте,  тетя  Аня, - сказала я вежливо, не обращая внимания на
нелюбезный прием.
     - Здравствуй,  здравствуй,  коли  не  шутишь,  -  сказала  пожарничиха,
всматриваясь в нас с Зинкой.
     Мы  молчали,  не  зная,  что  говорить дальше, и хозяйка, поеживаясь от
холода,  кивнула  нам,  чтобы  шли в дом. Я так и не поняла, узнала она меня
или нет.
     - Ну,  как  вам живется, в колхозе-то? - спросила она, когда мы, шмыгая
носами, замерли у порога. "Узнала, оказывается!" - обрадовалась я.
     - Хорошо  живется!  - сказала я и тут же получила сильный толчок в бок.
Я  оглянулась  на  Зинку,  но  та стояла с невозмутимым видом, и я было даже
подумала, что это не она толкнула меня.
     - У нас корова есть, Буренка, - хвасталась я, - и еще...
     - Корова-то есть, да что толку! - перебила меня вдруг Зинка.
     Я в недоумении уставилась на нее, а Зинка продолжала:
     - На одной корове далеко не уедешь...
     - И  правда,  что  с нее толку, когда денег нет! - смекнув, в чем дело,
подхватила  я.  - Мама у нас не работает, и отец ничего не получает, так что
у нас и рубля даже нет...
     - А без денег известно какая жизнь, - рассудительно заметила Зинка.
     Намек,  казалось, был достаточно ясным, но тетя Аня и бровью не повела.
Мы  с  Зинкой  еще  долго  расписывали  нашу "несчастную жизнь". Наша бывшая
соседка  слушала,  кивала  головой,  но даже не подумала отдать нам долг. Мы
так и ушли ни с чем.
     Сердито хлопнув калиткой, Зинка сказала:
     - Точно кулаки живут, потому и совести нет!
     Расстроенные, мы уныло потащились назад.
     Бабки  с  грушами  возле  церкви  уже  не  было,  и только там, где она
стояла,  валялась  на  грязном  снегу  одна  маленькая дичка. Оглянувшись по
сторонам,  я  торопливо  подняла  ее и, отогрев в кулаке, незаметно сунула в
рот.
     - Нет,  ну  ты  подумай, есть же на свете такие бессовестные люди! - не
унималась Зинка.
     Рот  у  меня был занят грушей, и я молчала. Бабка не обманула - дичка и
в самом деле оказалась очень сладкой.


МЫ ДЕЙСТВУЕМ РЕШИТЕЛЬНО

     Первая  попытка  достать  рубль  оказалась неудачной, но мы с Зинкой не
собирались  так  легко  сдаваться.  Назавтра  мы встали с твердым намерением
действовать смело и решительно.
     Смотр  затягивался, и наше выступление перенесли еще на один день. Мама
снова была занята в комиссии, и мы беспрепятственно улизнули из зала.
     Веселым  чириканьем, как старых знакомых, приветствовали нас воробьи. У
церковной  ограды,  на  том  же  месте,  стояла бабка с грушами, но мы шли с
видом  людей,  спешащих  по  важному  делу,  и  не оглядывались по сторонам.
Ткнувшись  в  запертую  калитку нужного нам дома, мы на секунду растерялись,
но  тут  же  начали  стучать.  На наш громкий, требовательный стук торопливо
вышла тетя Аня.
     - Это  вы? - удивленно подняла она брови и с кислой улыбкой добавила: -
Вот гости!..
     Мы поздоровались, и я, не отвечая на ее улыбку, твердо сказала:
     - Тетя, мама просила, чтобы вы отдали нам долг.
     Брови хозяйки поднялись еще выше.
     - А сколько же я ей должна? - удивилась она.
     - Вы ей должны... рубль, - уже менее уверенно сказала я.
     - О,  боже мой, вот долг-то! - закатив маленькие глазки, заколыхалась в
смехе пожарничиха. - Я и забыла, мелочь такую...
     - Кому мелочь, а кому и нет, - насупившись, проворчала Зинка.
     Я  толкнула  ее локтем, чтобы не вмешивалась, а то, чего доброго,