но много
стал работать с хорошими текстами. И он крепок, мне кажется, на сцене, как
мужчина. Слышал в фильме, как работает Градский. Мне кажется, что он
музыкален и у него есть прессинг. Очень хорошо я отношусь к
Муслиму
Магомаеву, считаю, что он прекрасный певец и очень хороший
человек. Алла
Пугачева, на мой взгляд, очень интересная актриса на сцене и
интересная певица.


Я очень не люблю, когда мои песни поют эстрадные певцы...
    
Я очень не люблю, когда мои песни поют эстрадные певцы. Они, наверное,
споют лучше меня, но - не так. Не так, как я написал. Я сам написал и
текст, и музыку, и сам спел песню под гитару - как захотел. А у этих ребят
прекрасные голоса, они работают с оркестром, но делают это все по-другому.
Когда песня выходит на пластинке, я ничего поделать не могу: они все равно
берут. Ну а когда есть возможность запретить, я им своих песен не даю. И
если вы где-нибудь услышите, что кто-то поет мои песни "не с пластинок",
можете смело подойти и спросить: "А почему вы поете Высоцкого? Он же вам не
разрешил!".
И мало того, что берут без разрешения, - поют с искажениями и даже
переделывают слова. Они почему-то считают, что только то, что "написано
пером - не вырубишь топором", - вот это верно! А что написано на
магнитофоне, то можно вырубать топором. И даже бывают случаи, когда я свою
песню не узнаю, услышав ее в чужом исполнении.
Хороший эстрадный певец поет достойно, но не живо. И песня потихоньку
жухнет. Так мне кажется, хотя у эстрадной песни есть масса своих
достоинств.
Но когда меня просят свои люди - драматические актеры, я с удовольствием
пытаюсь писать для них песни в зависимости от того, что они за люди. Пишу с
учетом их индивидуальности, чтобы они могли их петь как свои, как будто они
их сами сочинили.

Часто спрашивают, где я беру темы для своих песен?..
    
Часто спрашивают, где я беру темы для своих песен? Темы - повсюду, те новые
впечатления, которые я получаю, являются основой, а вообще это все
придумано, обрастает материалом. Я же имею право на авторскую фантазию, на
какие-то допуски. Песни мои - сюрреальные, в них иногда происходят такие
вещи, которых мы в нормальной жизни, может быть, никогда и не видим. 10
процентов я беру из чьих-нибудь рассказов, а на 90 процентов все придумано.
Иначе нет тайны, ее даже песней не назовешь, какая же это поэзия?!
Очень часто из тех мест, где я бываю в поездках или на гастролях, я привожу
различные зарисовки и свои впечатления. Потом делаю из них либо песню, либо
так и оставляю это просто зарисовкой, то есть тем, на что упал взгляд в
данный момент. Эти вещи не тянут на песню, в них нет второго дна. В
некоторые песни я совсем не стараюсь вложить точный смысл и эдакую
целенаправленность. Песни против пьянства и пьяниц - это тоже типа
зарисовок.
Я знаком со многими ребятами-геологами, они мне рассказывали всякие
истории, поэтому я в свое время тоже отдал дань туристской и геологической
песне. Ну а теперь я стараюсь писать на общечеловеческие темы.
Как-то в Грузии в одном из тостов мой товарищ мне сказал, что он
присутствовал при многих разговорах, когда я с интересом слушал, как
делаются швеллерные балки, как делается мост из опор. И я, говорит, всегда
удивлялся, почему ему это интересно, какой ему смысл это слушать? И вдруг
вижу, что некоторые из этих сведений через несколько лет каким-то боком
появляются у него в песнях.
У меня много друзей среди моряков, это одна из самых уважаемых профессий. Я
часто встречаю своих друзей в портах, "с приходом", и пока танкер или
сухогруз разгружается, мы где-нибудь у друзей в каюте сидим несколько дней
напролет; я внесен в судовую роль. А потом они снова уходят, снова без
берега несколько месяцев. И неудивительно, что некоторые песни написаны в
их честь, для них, про них. И даже - на борту кораблей.
Героев я не ищу - в каждом из нас похоронено по крайней мере тысяча
персонажей. Вот вы выбрали эту профессию, а могли бы выбрать другую и иметь
другой характер. А потом, наверное, есть глаз, есть ухо, слышишь и видишь
все вокруг, если можешь. Я не знаю, это трудно объяснить, где я беру героев
для песен - вот они здесь, вы все здесь передо мной сидите.

Мне пишут в письмах, был ли я тем, от имени кого пишу?..
    
Мне пишут в письмах, был ли я тем, от имени кого пишу: не был ли шофером,
не воевал ли, не трудился ли на Севере, не был ли шахтером и так далее. Это
все происходит оттого, что почти все мои песни написаны от первого лица: я
всегда говорю "я", и это вводит некоторых людей в заблуждение. Они думают,
что если я пою от имени шофера, то я им был; если это лагерная песня, то я
обязательно сидел, и так далее. Просто некоторые привыкли отождествлять
актера на сцене или экране с тем, кого он изображает. Нет, конечно,
понадобилось бы очень много жизней для этого. Кое-что на своей шкуре я
все-таки испытал и знаю, о чем пишу, но в основном, конечно, в моих песнях
процентов 80-90 домысла и авторской фантазии. Я никогда не гнался за
точностью в песне. Она получается как-то сама собой, не знаю отчего.
Я думаю, что вовсе не обязательно подолгу бывать в тех местах, о которых
пишешь, или заниматься той профессией, о которой идет речь в песне. Просто
нужно почувствовать дух, плюс немножечко фантазии, плюс хоть немножечко
иметь какие-то способности, плюс чуть-чуть желания, чтобы зрителю было
интересно. Поэтому я рискую говорить "я" вовсе не в надежде, что вы
подумаете, что я через все это прошел.
Почему я это делаю? Не от "ячества" - это известный поэтический прием.
Например, у Вознесенского одно стихотворение начинается словами: "Я
-
Гойя…" - и дальше он уже шпарит от имени Гойи. Однажды был такой случай.
Один маститый, известный писатель и наш артист
Золотухинбыли на поэтории.
Происходило это в консерватории, было очень шикарно: два хора, два
оркестра, в общем, интересное зрелище. Но они опоздали (задержались в
верхнем буфете), а когда вошли… Зыкина поет, два хора сопровождают. А
Вознесенскийговорит: "Я - Гойя!..". Писатель спрашивает: "Кто он?" - "Он
говорит, что он - Гойя", - отвечает Золотухин. "Ну, нахал!" - и писатель
ушел.
Так чтобы вы не обижались за тех людей, от имени которых я пою, хочу вам
сказать, что это просто очень удобная форма, писать "от себя", - тогда
получается лирика. Под лирикой не надо понимать только любовную лирику, -
есть и другая: это все, что - из себя. И еще: в отличие от моих
друзей-поэтов, которые занимаются только поэзией и чистым стихосложением, я
- актер, я играл много ролей и в театре, и в кино, и очень часто бывал в
шкуре других людей. И мне, возможно, проще так работать - писать "из
другого человека". Я даже, когда пишу, уже предполагаю и проигрываю будущую
песню от имени этого человека, героя песни, - еще и потому почти все мои
песни написаны от первого лица. Сначала прикидываешь, что за характер у
персонажа, и идешь от характера. Если вы обратили внимание, исполняя эти
вещи, я, в общем-то, даже стараюсь показать вам персонаж, от имени которого
поется песня. Поэтому и получаю я, наверное, письма: "Я помню, как по
Чуйскому тракту мы с вами гоняли "МАЗы"", - этого не было ничего. Повторяю,
я не пишу чистую правду - я почти все придумываю, иначе это не было бы
искусством. Но, я думаю, это настолько придумано, что становится правдой
для этих людей.
Есть, конечно, и исключения. Так, одна из моих альпинистских песен - "Здесь
вам не равнина…" - наверное, единственная, которая написана о конкретном
случае. Случай этот меня поразил, и то - это в большой мере придумано. Если
человек действительно пишет, он, конечно, должен очень много выдумывать,
придумывать по ассоциации, обобщать… И если даже по песне кажется, что это
действительно натуральная история, которая случилась со мной, либо с
кем-нибудь, - нет, почти все это вымысел.
А иначе этим песням не было бы никакой цены. Какая ценность зарифмовать то,
что знаешь, или что тебе рассказали? Это рифмованные фельетоны, ерунда!
Песню надо придумать, да еще так, чтобы каждый увидел в ней то, что ему
хочется и что ему важно. Вот в этом, мне кажется, есть заслуга автора, а
рифмовка - нет.
Потом, если пишешь от чьего-то имени, вовсе не обязательно, что все, о чем
идет речь, могло случиться только с человеком этой профессии. Просто я взял
и выбрал такого героя, а в общем-то, все равно речь идет о проблемах
общечеловеческих, которые могут волновать, я думаю, всех людей - это
проблемы зла, предательства, честности, надежности, дружбы.
Правда, бывают моменты, когда я очень быстро откликаюсь на то, что сейчас
носится в воздухе, о чем говорят в печати и по радио. Мне вдруг хочется
сразу же об этом написать: например, когда у нас особенно сильно
проводилась борьба с пьянством, я тоже написал несколько песен на эту
животрепещущую тему.
Я пишу песню, никогда не рассчитывая, буду я ее петь со сцены или не буду.
Пишу только тогда, когда вот так уж необходимо! Сажусь и делаю. Иногда я
выношу песню на зрителей, иногда оставляю у себя в столе. И всегда
особенно, когда я вижу, что мои серьезные вещи зрители сразу понимают, -
это мне, знаете, как медом на душу.
Некоторые мои песни доходят до обобщений, некоторые - нет, но я всегда, в
общем, прочерчиваю твердый сюжет, как будто сам являюсь участником событий.
Из-за того, что почти все мои песни написаны от первого лица, их кто-то
назвал "песни-монологи", я не стал возражать, хотя это и не совсем точно: у
меня есть песни-диалоги и песни других жанров. Но так как я часто говорю
"я", меня упрекают в нескромности. Это не от нескромности и не из-за того,
что я все прошел и все испытал на собственной шкуре, - самое главное! - там
есть мое отношение, мое рассуждение, мое мнение о том предмете, о котором я
говорю с людьми. Это я не где-то вычитал, а сам так об этом думаю. Вот
поэтому, мне кажется, я имею право говорить "я".
Меня часто отождествляют с героями моих песен, но никто и никогда не
догадался еще спросить, не был ли я волком, лошадью или истребителем, от
имени которых я тоже пою: ведь можно писать от имени любых предметов, в них
во все можно вложить душу - и все! Например, у меня есть песня, которую я
пою от имени микрофона, обыкновенного микрофона, как и вот этот, что стоит
передо мной. Он много видел, это микрофон, о многом может рассказать.


Что вы имели в виду в той или иной песне?..
    
Мне часто присылают письма, в которых спрашивают: "Что вы имели в виду в
той или иной песне?". Ну, кстати говоря, что я имел в виду, то и написал. А
как меня люди поняли, зависит, конечно, от многих вещей: от меры
образованности, от опыта жизненного и так далее. Некоторые иногда попадают
в точку, иногда - рядом, и я как раз больше всего люблю, когда рядом:
значит, в песне было что-то, на что даже я не обратил особого внимания.
Может, не имел этого в виду точно и конкретно, но что-то подобное где-то
там в подсознании было.
И ведь было бы ужасно, если б мы все имели в виду, когда пишем, - тогда мы
бы просто ничего вообще не написали. Вы представляете?!

А что уж говорить про Достоевского, ( *, **
)у которого одновременно идут
десять или пятнадцать планов? Он что, их все время высчитывал, записывал, а
потом соединял? Нет, это просто от того выходило, что он был такой
одаренности человек, что об этом не думал. Гений!
И мы, актеры, когда начинаем репетировать, вдруг задыхаемся от восторга,
когда обнаруживаем в пьесе что-то еще и еще, чего не заметили на первых
репетициях. Вот почему, когда люди, стоящие рядом, видят в моих песнях
что-то другое, но близкое той проблеме, которую я трогаю, я очень счастлив.
Это необъяснимые вещи, и они получаются сами собой. Это есть признак
какой-то тайны в поэзии, когда каждый человек видит в песне что-то для
себя. Я даже пытался на все подобные письма ответить одной всеобъемлющей
песней, в которой был припев с такими строчками: "Спасибо вам,
корреспонденты, что вы наверно поняли меня". Но потом я бросил эту затею.


Как я пишу песни, что идет впереди?..
    
Однажды меня спросили, как я пишу песни, что идет впереди: музыка, слова,
мелодия? Не слова и не мелодия - я сначала просто подбираю ритм для стихов,
ритм на гитаре. И когда есть точный ритм, как-то появляются слова. Очень
трудно сказать, как они получаются.

Иногда получается, что серьезная строчка, которая у тебя появилась, ложится
на фривольную, шуточную мелодию и ты вдруг пишешь, как выясняется, шуточную
песню, хоть она и не совсем шуточная, но получается в шутливой форме. Одним
словом, музыка помогает тексту, текст - музыке. Песня рождается странно,
пишется трудно, и чем дальше, тем труднее, потому что трудно постоянно
держаться, так сказать, на этом уровне. Это очень сложно, времена меняются:
если раньше песни писались довольно быстро, они вдруг начинали "выливаться"
из тебя из-за того, что никогда раньше ты об этом не писал, то чем больше
пишешь, тем сложнее.
У каждого человека бывает болдинская осень - приливы и отливы, как в любви,
так и в поэзии. Иногда вдруг пишется, а иногда по нескольку месяцев -
просто невозможно - ни одной строчки, ни одной мелодии интересной не
приходит.
Иногда ходишь и просто болеешь песней, неделю, две, а потом сел и записал
ее минут за десять. Зарифмовал - и все. А некоторые песни очень подолгу
пишутся, вынашиваются внутри, а иногда появляется какая-то удачная строка и
ты понимаешь, что она годится к тому, про что ты думал.
А так как это песня, а не стихи, то совершенно естественно, что нужно
делать ее с гитарой, с ритмом, потому что в песне музыка не должна мешать
словам, должна только помогать. И несмотря на кажущуюся простоту и легкость
этих мелодий, для каждого текста должна быть какая-то своя, своеобразная
мелодия. И в моих песнях вы не найдете похожих мелодий.
Я слышу много упреком от композиторов-профессионалов, что это, мол,
несерьезно - эти три-четыре-пять аккордов. Я-то знаю и больше аккордов, но
я пытаюсь писать простые мелодии.
Кстати, другие композиторы, например , Слонимский, с которым я работал в
картине "Интервенция", считают, что эти простые мелодии имеют право
бытовать на сцене и на экране.


На чей суд я выношу свои песни?..
    
На чей суд я выношу свои песни? Это, конечно, происходит очень по-разному.
Иногда, если песня мне нравится, я не могу дотерпеть и ночью звоню
кому-нибудь из друзей или даже жене, говорю: "Ну-ка, послушай" - и пою в
трубку. А чаще всего я проверяю их на аудиториях.
Когда пишу, всегда это дело живое, - я даже не знаю, какая будет песня:
будет ли она смешная или просто ироничная, печальная или трагичная и
грустная. И даже мелодия часто еще не установлена до конца. Поэтому, когда
я сделаю песню, я начинаю проверять ее на аудитории: выхожу на сцену и
только ритм оставляю, и только через 15-20 раз получается,
выкристаллизовывается, так сказать, окончательная мелодия.
Когда я рассказал об этом композиторам, они были безумно удивлены: "Как же
так? Как это может быть?! У тебя есть очень странные ходы, которые
профессиональный музыкант никогда не сделает". Я говорю: "Вот, возможно, от
этого".
Работаю я по ночам с маленьким магнитофончиком. Если пришла какая-то
строка, я тут же моментально пытаюсь найти для нее музыкальную основу, а
вам на первый взгляд кажется, что это страшно просто. И так оно и есть: для
этого и работаешь, чтобы очищать, вылизывать каждую букву, чтобы это
входило в каждого, совсем не заставляя людей напрягаться, вслушиваться: "А
что он там? Что он сказал?!".
Чтобы этого не было, и делаются вот такие бесхитростные ритмы, которые, как
ни странно, многие профессиональные композиторы не могут повторить. Они
тоже хотят писать так, как пишутся авторские песни: чтобы песня
запоминалась моментально, чтобы музыка не мешала словам, а слова - музыке.
Я часто слышу от них упреки, что в моих песнях есть нарочная
примитивизация. В одном они правы: это нарочная, но только не
примитивизация, а упрощение. Написать сложную мелодию не так сложно,
особенно для профессионала, но у меня есть свои ритмы, которыми никто не
пользуется. Они очень простые, но, если я даю музыканту-профессионалу
гитару и говорю: "Сделай этот ритм", он его повторить не может. Дело в том,
что эти ритмы, как вам сказать, не расплывчаты, я, наоборот, могу их очень
спрессовать - в зависимости от той аудитории, в которой работаю.
Вот я сажусь за письменный стол с магнитофончиком и гитарой и ищу строчку.
Сидишь ночью, работаешь, подманиваешь вдохновение. Кто-то спускается…
пошепчет тебе чего-то такое на ухо или напрямую в мозги - записал строчку,
вымучиваешь дальше. Творчество - это такая таинственная вещь, что-то
вертится где-то там, в подсознании, может быть, это и вызывает разные
ассоциации. И если получается удачно, тогда песня попадает к вам сразу в
душу и западает в нее.
Потом песня все время живет с тобой, не дает тебе покоя, вымучивает тебя,
выжимает, как белье, - иногда она мучает тебя месяца по два. Когда я писал
"Охоту на волков", мне ночью снился этот припев. Я не знал еще, что я буду
писать, была только строчка "Идет охота на волков, идет охота…". Через два
месяца - это было в Сибири, в селе Выезжий Лог, мы снимали там картину
"Хозяин тайги" - я сидел в пустом доме под гигантской лампочкой, свечей на
пятьсот, у какого-то фотографа мы ее достали. Золотухин спал выпимши,
потому что был праздник. Я сел за белый лист и думаю: что я буду писать? В
это время встал Золотухини сказал мне: "Не сиди под светом, тебя
застрелют!". Я спрашиваю: "С чего ты взял, Валерий?" - "Мне Паустовский
сказал, что в Лермонтова ( *, **
) стрелял пьяный прапорщик", - и уснул.
Я все понял и потом, на следующий день, спрашиваю: "А почему это вдруг тебе
сказал Паустовский?". Он говорит: "Ну, я имел в виду, что "как нам говорил
Паустовский". На самом-то деле, я тебе честно признаюсь, мне ребятишки
вчера принесли из дворов медовухи, а я им за это разрешил залечь в кювете и
на тебя живого смотреть".
Вот так, значит, под дулами глаз я и написал эту песню, которая называется
"Охота на волков". Вот так проходит работа над песней, и авторской она
называется именно потому, что ты все делаешь сам - от "а" до "зет".
Раньше я пел без гитары, стуча ритм по столу. Правда, в детстве родители
силком заставляли меня играть на рояле, а потом, когда я учился в
театральном училище, Борис Ильич Вершилов, друг Станиславскогои учитель
очень многих людей, сказал мне: "Вам очень пригодится этот инструмент", - и
заставил меня овладеть гитарой. (Он прочил мне такую популярность, как у
Жарова, и поэтому, дескать, необходимо уметь играть на гитаре, но до
жаровской популярности мне далеко.) И когда я стал писать песни сам - это
все стало происходить только вот с этим бесхитростным инструментом, которым
очень многие могут довольно быстро овладеть. Виртуозно выучиться играть на
гитаре, конечно, сложно, но аккомпанировать себе несложно.
А ночью я пишу не только от того, что у меня не времени днем - это
естественно, потому что днем мы снимаемся, и репетируем, а еще и потому,
чтобы просто никто не мешал. Происходит какое-то таинство, что-то такое
оттуда спускается, получаются какие-то строчки. Иногда она выльется сразу,
моментально ляжет на лист, а иногда все время тебя гложет, не дает
возможности спокойно отдыхать, откинувшись, так сказать. Пока ты ее не
напишешь, она все время тебя гложет.
Меня иногда просят спеть любимую песню. Вы знаете, они все любимые,
особенно в тот момент, когда писались. Я не могу выделить ни одну песню, и
никогда не отдаю предпочтения моим комедийным песням или серьезным. Все они
потребовали от меня определенной работы, пота, крови, ночных бессонниц, и
так далее.

Монолог
...я никогда не принимал участия в движении так называемых бардов и
менестрелей...
    
Я вам должен сказать, что я никогда не принимал участия в и не понимаю, что
это вообще за "движение", да и какие это барды и менестрели?! Это просто
люди, которые плохо ли, хорошо ли, пишут стихи и, плохо ли, хорошо ли,
исполняют их, в основном под гитару, потому что э