накинув на себя  одежду,  он
весело крикнул в сторону амбара:
   - Юлишка, голубушка, иди скорей сюда, мой месяц ясный!
   Жена его кормила птицу. Она бросила  курам  последнюю  горсть  зерна  и
повернулась.
   - Что еще вам нужно?
   - Флягу, жемчужина моя! -  Тулипан  посмеивался,  то  и  дело  поднимая
брови. - Фляжечку, смарагд мой бесценный!
   - А может, молнию в глотку? До сих пор хоть с обеда только  напивались,
а теперь уж ни свет ни заря начинаете?
   - Ну, ну, ягненочек мой, моя стамбульская конфетка, это не для меня,  а
для барича.
   - Барич не пьет вина.
   - Верно, не пью, - замотал головой Гергей, улыбаясь, -  но  нам  сейчас
надо уходить, и, может быть, мы задержимся до вечера, так мне не  хочется,
чтобы Тулипан томился от жажды.
   - Уходите? А куда же вы пойдете, барич?
   - Хотим, тетушка Юли, на турецкую рать поглядеть. Она  пройдет  сегодня
по мечекской дороге.
   Жена Тулипана была ошеломлена.
   - На турецкую рать?.. Барич, дорогой, да не ходите вы туда!
   - Нет, пойдем. Я должен ее увидеть.
   - Ой, дорогой мой барич, на какую же опасность вы идете!  Ишь  надумали
что!
   - Нечего тут долго рассуждать! - сказал  Гергей  с  нетерпением.  -  Мы
просим вина, а советы оставь при себе.
   Он топнул ногой, и тетушка Тулипан мигом побежала  в  дом.  Вскоре  она
вернулась с надутым лицом.
   - Мне все одно, идите, барич, куда вздумается, я  вам  не  указчица.  А
Тулипан останется дома, его я не пущу.
   - Нет, так дело не пойдет, - сказал Тулипан.
   - Вы останетесь дома, поняли?
   - Тулипан  должен  пойти  со  мной,  -  сказал  Гергей.  В  голосе  его
послышалось нетерпение.
   - Провизию ваш слуга донесет. Для чего ж и слуга, как не служить?
   Янош и сам был в раздумье. Он уже перекинул через плечо  мешки  и  поил
коней.
   Тулипан, заметив беспокойство жены, гордо выпрямился.
   - Я, душенька моя, пойду. Провалиться мне на этом месте, коли не пойду!
Вино ты и так даешь раз в год по обещанию, да еще и упрашивать приходится.
Нехорошая ты женщина!
   Тетушка Тулипан даже в лице переменилась.
   - Ведь турки угонят вас, коли увидят!
   - Ну и что ж?
   - И вы покинете меня и своих малых детишек, красавцев этаких.  О,  боже
милостивый!
   - Так ты же не даешь мне вина. А в прошлый четверг еще и побила.
   - Дам, муженек, вина, дам сколько захотите, только не  покидайте  меня,
душа моя!
   И она расплакалась.
   - Ладно, но помни свое обещание. Барич - свидетель.  Я  только  провожу
его и вернусь. Но чтоб потом вино мне было!
   - Всегда теперь будет!
   - А дашь вина вволю, я и пьяным не буду никогда.  Потому  и  напиваюсь,
что думаю: вот завтра она не даст...
   Тетушка Тулипан понемногу успокоилась. Собрала еду. Проводила  мужа  до
ворот со слезами на глазах и  смотрела  на  него  с  такой  тревогой,  что
Тулипан растаял от радости.


   Янош проводил их до лесной чащи. Там они спешились. Слуга  повел  коней
обратно в деревню, а Тулипан с Гергеем дальше пошли пешком.
   Скала, на которую они взобрались, и по сей день  благополучно  стоит  у
дороги. Она раз в пять выше человеческого роста. С вершины  ее  виден  был
весь большак до той дикой груши, где спрятался отец Габор.
   Турок  наломал  с  деревьев  охапку  густолиственных  веток  и  устроил
заграждение. Им было видно все, а снизу никто даже заподозрить не мог, что
на скале прячутся люди.
   - Давай и тут понатыкаем  веток,  -  предложил  Гергей.  -  С  северной
стороны.
   - Зачем?
   - А если султан проедет, мы повернемся в ту сторону  и  будем  смотреть
ему вслед.
   Всходило солнце. Роса алмазами осыпала лес. Заиграли на своих  свирелях
дрозды, заворковали горлицы. Вдруг вдали, со стороны Печа, в  клубах  пыли
появились первые всадники.
   Длинное облако пыли растянулось по всей дороге до самого города. Но вот
в нем замелькало наконец знамя  цвета  красного  перца.  За  ним  еще  два
знамени, потом пять и  еще  много  знамен  и  флагов.  Позади  знаменщиков
скакали на арабских конях солдаты в высоких  тюрбанах.  Кони  низкорослые,
так что ноги иных всадников почти касались земли.
   - Гуребы, - объяснял  Тулипан,  -  они  всегда  едут  впереди.  Это  не
настоящие турки.
   - А кто же?
   - Арабы, персы, египтяне - всякий сброд.
   Оно и заметно. Даже одежда у них была разношерстная. На голове у одного
сверкал шлем с огромным медным гребнем. Нос у гуреба был  отрезан.  Видно,
что этот вояка уже побывал в Венгрии!
   Второй полк - загорелые люди в синих шароварах -  выступал  под  белыми
стягами с зеленой полосой. Судя по лицам, ночью все они вдоволь наелись  и
напились.
   - Это улуфеджи, - сказал Тулипан, -  наемники.  Войсковая  охрана.  Они
сопровождают и воинскую казну. Видите пузатого дядьку с разбитым лбом,  на
груди у него большие медные пуговицы?
   - Вижу.
   - Его зовут Турна - по-венгерски "журавль". Да только  вернее  было  бы
прозвать его свиньей.
   - А почему?
   - Я видел однажды, как он ежа съел, - сказал Тулипан и сплюнул.
   Затем  проскакал  новый  полк,  под  желтым  стягом.  Оружие  всадников
сверкало еще ярче, чем у остальных. У коня одного аги грудь была  защищена
серебряной кольчугой.
   - Это силяхтары [название одного из корпусов турецкой армии], -  сказал
Тулипан, - тоже наемники. Эх, мерзавцы, висельники! Прослужил я у вас  два
года! - И он засмеялся.
   Затем под красным флагом проследовали сипахи [всадники; название одного
из корпусов турецкой армии], вооруженные луками и  колчанами.  Офицеры  их
были в панцирях, на поясах у них висели широкие  кривые  сабли.  Вслед  за
сипахами проскакали татары в островерхих колпаках.  Жирные  лица,  кожаные
доломаны, деревянные седла.
   - Тысяча... две  тысячи...  пять  тысяч...  десять  тысяч...  -  считал
Гергей.
   - Да будет вам считать-то! - махнул рукой Тулипан. - Их двадцать  тысяч
наберется.
   - До чего же некрасивый, скуластый народ!
   - Турки их тоже терпеть не могут. Они ведь конскими головами питаются.
   - Конскими головами?
   - Голов, может, на всех и  не  хватит,  но  одна  непременно  лежит  на
середине стола.
   - Вареная или жареная?
   - Будь она вареной или жареной, еще куда ни шло, а то ведь  сырая.  Эти
псы даже новорожденных не щадят. Они вырезают у людей желчный пузырь.
   - Не рассказывайте такие ужасы!
   - А если это на самом деле так?  Они,  видите  ли,  считают,  что  если
утомленному коню  намазать  десны  человеческой  желчью,  то  у  него  всю
усталость как рукой снимет и он сразу наберется сил.
   Гергей, смотревший сквозь ветки, с ужасом отпрянул.
   - Видеть их не хочу! - сказал он. - Разве это люди?
   Но Тулипан продолжал смотреть.
   - Едет нишанджи-бей! - произнес он минут пятнадцать спустя.  -  Это  он
проставляет на грамотах с печатью вензель падишаха.
   Гергей  глянул  вниз  и  увидел  длинноусого  важного  турка  с  щучьей
физиономией. Он ехал между  солдатами,  кичливо  восседая  на  низкорослой
лошадке.
   Затем  проследовал  дефтердар  -  седой,  сгорбленный  араб,   казначей
султана. За ними, окруженный воинами,  скакал  всадник  в  длинном  желтом
кунтуше и высоком белом колпаке. Это был казаскер - главный военный судья.
Позади них ехали чазнегиры - главные стольники - и  отряд  телохранителей.
Все они блестели золотом.
   Послышались звуки турецких оркестров. Прошли различные полки. Под звуки
рогов и щелканье чинч проскакали придворные охотники. У каждого грива коня
выкрашена в красный цвет, на  руке  сидит  сокол.  За  охотниками  конюшие
прогнали  султанский  табун  горячих,  гарцующих  коней.  Иные  были  даже
оседланы Вели их солаки [одно из подразделений турецкой армии] и янычары.
   Вслед за конюшими на  дороге  показались  всадники,  державшие  высокие
древки с конскими хвостами. Это проезжали триста капыджи, все в одинаковых
белых шапках, расшитых золотом. На родине капыджи охраняли дворец султана.
   Сквозь завесу пыли забелели длинные ряды янычар.  Их  белые  колпаки  с
длинными,  свисающими  назад  верхушками  смешались  вскоре   с   красными
колпаками и синими  суконными  одеяниями  офицеров.  Колпаки  янычар  были
украшены спереди ложками.
   - А султан еще далеко? - спросил Гергей.
   - Должно быть, далеко - ведь янычар десять тысяч, - рассуждал  Тулипан.
- За ними следуют чауши [стражи] и разная придворная знать.
   - Что ж, тогда отодвинемся назад и закусим.
   С юга их закрывал от глаз выступ скалы, а с севера им было  видно,  как
по отлогому склону спускается в долину несметное войско.
   - Мы еще и выспаться успеем, - сказал Тулипан и развязал суму.
   Из нее, звеня, выпали цепи.
   - Это еще что? - удивился Гергей.
   Тулипан зашевелил бровями и рассмеялся.
   - Мои добрые друзья. Без них я никогда и шагу не делаю из деревни.
   И, заметив недоумение на лице Гергея, он пояснил:
   - Это мои кандалы. Как выхожу из села, сразу надеваю их на  одну  ногу.
Тогда мне и турок нипочем. Вместо того чтобы схватить, он еще и  освободит
меня. А ночью я сам освобожусь от него. Теперь как раз время их  нацепить.
Вот и ключи. Суньте их себе в карман. Если с нами что-нибудь  стрясется  -
скажем, что мы из челяди Балинта Терека.  Я  невольник,  а  вы  -  школяр.
Балинт Терек - сторонник турок, так что строго  с  нами  не  обойдутся.  А
ночью я вас освобожу, и мы улизнем домой.
   - У вас, как я посмотрю, башка на плечах догадливая.
   - Еще бы! Я когда трезвый, даже  жену  свою  перехитрю.  А  у  нее  ума
палата. Только уж языкаста больно.
   Они вытащили из сумы свежий каравай  темного  хлеба,  ветчину,  сало  и
несколько стручков зеленого перца. Гергей налег на ветчину.  Тулипан  взял
себе сало, густо посыпал его солью и паприкой.
   - Вот если б это турки увидели! - сказал он, кивнув головой  с  сторону
войска.
   - Тогда что?
   - Вино турок любит, - сказал Тулипан, улыбнувшись, - но сало  ненавидит
так же, как венгры - крысятину.
   Гергей засмеялся.
   - А ведь если б они знали, до чего вкусное кушанье сало с  паприкой!  -
Тулипан то и дело  шевелил  бровями.  -  Правда,  Мохамед,  кажется,  сала
никогда не пробовал.
   - Значит, лучше быть венгром, чем турком?
   - Да уж куда лучше. Это только дуракам не ясно.
   Он разгладил шелковистые черные усы и, отхлебнув из фляги, протянул  ее
Гергею.
   Гергей замотал головой.
   - Быть может, попозже выпью. - Он вынул из кармана мешочек.  -  Знакомо
ли вам, Тулипан, это кольцо?
   - Нет. Но стоит оно, как погляжу, не  меньше  мраморных  хором.  А  эти
мелкие камешки - алмазы?
   - Да.
   - Стало быть, на них полезно смотреть.  Я  слышал,  что  алмаз  очищает
глаза.
   - А вот это вы можете прочесть?
   - Конечно. Я был янычаром, но только меня выгнали, потому что однажды в
Нише я сала наелся. В янычарской школе нас учили  читать,  да  все  только
Коран.
   И он прочел:
   - "Ила массалах ла хакк вела куввет ил а биллах  эл  али  эл  азим".  А
значит это вот что: "Да свершится воля аллаха,  ибо  нет  правды  и  силы,
кроме высочайшего и могущественнейшего аллаха". - Он  одобрительно  кивнул
головой: - Так и есть. Не будь на то воля господня,  я  тоже  не  стал  бы
венгром.
   Оба умолкли и задумались. Первым заговорил Тулипан:
   - Вот увидите султана - он славный человек. Народ его  одет  пестро,  а
сам он надевает пышные одежды только на праздник или для приема гостей. За
султаном проследует целый лес флагов да бунчуков на золотых древках. Потом
прошествует вся  придворная  знать:  чухадар  -  иначе  говоря,  спальник,
дюльбендар - хранитель верхней  одежды  султана,  рикябдар  -  стремянный.
Потом  двадцать  старших  придворных:  чамашир-баши,  -  хранитель  белья,
бербер-баши - главный брадобрей,  ибрыктар-баши  -  держатель  тазика  для
умывания, пешкирджи-баши - держатель полотенца,  шербеджи-баши  -  главный
виночерпий, софраджи-баши - накрыватель стола...
   - Да бросьте, Тулипан!
   -   Дайте   досказать!   Еще   есть   тирмукджи-баши   -   он   стрижет
всемилостивейшие ногти султана.
   - Не ногти, а когти, и, видно, плохо их стрижет. А что еще за отряд там
едет?
   - Сотня трубачей. Трубы у них висят на золотых цепях.  А  за  трубачами
двести литавристов, двести барабанщиков, сотня чинчистов и дударей...
   - Должно быть, султан туговат на ухо, если с утра до вечера выдерживает
такой грохот.
   - Да, грохот адский, и стихает он только во время  привала.  Но  туркам
это нужно, особенно в бою. Нет музыки - турок в бой не пойдет.
   - А правда, что янычар воспитывают из христианских мальчиков?
   - Не всех, меньше половины. Впрочем,  не  знаю.  Одно  несомненно:  что
лучшими янычарами становятся  похищенные  мальчики.  У  них  ни  отца,  ни
матери, и они почитают за честь пасть в бою.
   - А кто же идет за музыкантами?
   - Так, всякое отребье: канатные плясуны, фокусники,  знахари,  торговцы
разной мелочью, подстерегающие военную добычу.  Дальше  вы  увидите  целый
отряд водоносов. Позади них плетутся  пятьсот  верблюдов  с  бурдюками  на
спине. Но вода в бурдюках тепловатая.
   - И все?
   - Нет! В самом хвосте  тащится  еще  целый  караван  -  сотня  телег  с
ободранными цыганами, а за ними плетутся собаки. Они  питаются  отбросами.
Но эти подоспеют сюда только завтра или послезавтра.
   - А дальше?
   Тулипан пожал плечами.
   - Дальше летят коршуны.
   - Ягнятники?
   - Разные летят: и орлы, и воронье. За  каждым  отрядом  по  небу  летит
черное полчище птиц. Порой их больше, чем людей.
   Полуденное солнце жарко припекало.  Гергей  скинул  камзол.  Они  снова
оперлись локтями о край скалы и, просунув головы между веток, смотрели  на
проходивших внизу янычар в белых колпаках.
   Тулипан многих называл по имени.
   - Вон тот черномазый учился вместе со мной в школе. Он в грудь ранен, и
от раны осталась такая большая яма, что детский кулак влезет.  А  тот  все
потом обливается - видите, и сейчас на минуту снял  тюрбан.  В  персидскую
войну он убил не меньше сотни людей. А на нем царапины одной  не  найдешь,
если, конечно, с тех пор не заработал. А вот этот худой  мозгляк  славится
тем, что ловко мечет кинжалы; за двадцать  пять  шагов  попадает  в  грудь
противнику. Зовут его Тяпкен. Таких, впрочем, как он, немало. В янычарской
школе есть заросший травой  вал.  Там  учатся  метать  кинжалы.  Некоторые
кидают кинжал по две тысячи раз на дню.
   - А кто этот сарацин?
   - Гляди-ка, да он еще жив, старик  Кешкин!..  Вот  пловец  так  пловец!
Сущий дьявол! Берет саблю в зубы и переплывает самую широкую реку.
   - Это и венгры переплывут.
   - Может быть. Да только Кешкин не устает. А деньги он достанет даже  со
дна морского. Как-то раз султан потешался на берегу Дуная - кидал  в  воду
золотые монеты, и многие ныряли за ними. Но Кешкин поднял  больше  всех...
Смотри, смотри-ка, старый Кален! Вон тот огромный детина, у  которого  нос
рожком. Видите, какой широкий палаш у него на боку! В  нем  двадцать  пять
фунтов весу. В Белградской битве Кален хватил этим палашом одного  венгра,
рассек надвое ему голову и башку его коня. А ведь и венгр и  конь  были  в
панцирях.
   - Ну, а венгр соскочил, конечно, с коня и подставил ему свою голову?
   - Да что ж, сам я, понятно, не видал, но люди рассказывали, -  виновато
сказал Тулипан.
   Вдруг он отшатнулся.
   - Уж не сон ли это? Юмурджак...
   И правда, по дороге на невысоком гнедом  коне  с  широким  крупом  ехал
кривой янычар. Выражение лица у него было напряженное,  одежда  роскошнее,
чем у других. На высоком белом  колпаке  развевалось  огромное  страусовое
перо.
   - Ей-богу, он! - Гергей тоже с изумлением вытаращил глаза.
   - Да ведь рассказывали, будто отец Габор повесил его.
   - И я так слыхал.
   - А сам священник не говорил о нем?
   - Нет.
   - Ну, тут ничего не поймешь! - Тулипан был озадачен.
   Ошеломленный, смотрел он вслед янычару. Затем повернулся  к  Гергею,  и
они с изумлением переглянулись, словно прося объяснения друг у друга. Оба,
однако, промолчали.
   Минут через пять школяр заговорил:
   - Тулипан, скажите по правде, вас не тянет больше к ним?
   Тулипан замотал головой.
   - Сидеть-то ведь лучше, чем ходить.
   - А все-таки...
   - Жена у меня хорошая, а детишек своих я  не  отдам  за  все  сокровища
Стамбула. Меньшой у нас красавец. А  у  старшенького  ума  больше,  чем  у
главного муфтия. Вот намедни он спросил меня, почему у лошади рогов нет...
   - А шут ее знает! - ответил Гергей, рассмеявшись.
   Больше они и  словом  не  перемолвились.  Юноша  становился  все  более
серьезным, глядя, как по горной дороге катится бесконечный поток янычар.
   Воздух превратился  в  море  пыли.  Голова  кружилась  от  непривычного
бряцанья оружия, конского  топота,  грохота  оркестров,  которые  один  за
другим исчезали в ущелье.
   Вдруг Гергей вскинул голову.
   - Тулипан, ведь такая уйма людей не зря идет!
   - Зря они никогда не ходят!
   - Они хотят завладеть Будой.
   - Может быть, - равнодушно ответил Тулипан.
   Школяр, побледнев, смотрел на него.
   - А что, если султан невзначай помрет в дороге?
   - Не помрет.
   - А если это случится все-таки?
   Тулипан, пожав плечами, ответил:
   - Он всегда возит с собой сыновей.
   - Стало быть, он семиглавый дракон?
   - Что вы сказали?
   - Как вы думаете, за сколько времени доберутся они до Буды?
   Тулипан опять пожал плечами.
   Гергей глядел на него с беспокойством.
   - А все-таки, как вы думаете?
   - Если дождь пойдет - сделают привал дня на два, на  три,  а  то  и  на
неделю.
   - А если дождя не будет?
   - Тогда из-за жары остановятся на отдых.
   Гергей взволнованно почесал в затылке и молвил:
   - Стало быть, я их опережу.
   - Что вы изволили сказать?
   - Если они идут на Буду, я должен поехать за семьей Цецеи и привезти их
сюда или же остаться вместе с ними.
   Слова его  заглушил  грохот  нового  оркестра.  Прошли  последние  ряды
длинной колонны янычар, и под желтым стягом проследовал еще один блестящий
отряд роскошно одетых воинов - тюрбаны у  них  были  украшены  страусовыми
перьями. Особенно выделялся среди них могучий седой великан с багровым  от
жары лицом; перед ним несли два красных бунчука, и древки  этих  хвостатых
стягов сверкали золотом.
   Гергей содрогнулся, будто ему бросили за ворот ледяшку.
   - Это султан!
   - Да нет, - махнул рукой Тулипан. - Это только  янычар-ага.  А  люди  в
пестрых одеждах вокруг него - яя-баши.
   - Что это еще за яя-баши, черт бы их драл?
   - Янычарские офицеры.
   Далее следовали сверкающими шеренгами воины с позолоченными алебардами.
Среди них веером на серых скакунах ехали два  молодых  человека.  Лица  их
выражали безмятежный покой.
   - Сыновья султана, - почтительно объяснил Тулипан, - Мохамед и Селим. -
Но тут же добавил: - Чтоб их джинны унесли.
   Сыновья султана оба были молоды  и  смуглы,  но  внешне  совершенно  не
похожи друг на друга. Однако по всему было видно, что они под  стать  друг
дружке.
   - Глядите-ка, вон едет Яхья Оглу Мохамед!
   - Знаменитый паша?
   - Да.
   Вслед за сыновьями султана мелкой  рысцой  трусил  седобородый  паша  с
величественным видом. На голове у него белел огромный  тюрбан.  Перед  ним
несли семь бунчуков.
   - Отец Юмурджака, - сказал Тулипан.
   - Не может быть!
   - Правда. Только что проехал и другой его сын - Арслан-бей.
   - А что за имя - Юмурджак?
   - Это прозвище.
   Тулипан улыбнулся, сорвал травинку и от скуки начал ее жевать.
   Подъехали  ратники  в  устрашающе  высоких  тюрбанах  и  с  золотыми  и
серебряными булавами в руках. Юношу охватил трепет. Он  почувствовал,  что
сейчас проедет султан.
   - Всемогущий боже, покровитель венгров, - взмолился он, - не покинь  ты
нас!
   Перед  ним  все  смешалось:  золотое,  серебряное  оружие,   сверкающие
кунтуши. Он даже руки прижал к глазам и закрыл их на минуту,  чтобы  потом
лучше видеть.
   Тулипан толкнул его в бок.
   - Смотрите, смотрите! - Голос его задрожал. - Вон он едет...
   - Который?
   - А тот, перед кем кружится д