жно  и,  сжав  кулаки,  сквозь  зубы  с  шипеньем
втягивает воздух. Потом, дернув ногой, пробует, не сломана  ли  она.  Нет,
нога не сломана, а лишь кровоточит. Как только боль  стихает,  Добо  снова
берется за саблю и тигром бросается на турок,  которые  пытаются  пролезть
сквозь брешь. Горе тому, кто сейчас попадется ему под руку!
   В то время как сражающиеся чуть ли не рвут друг друга зубами, у  другой
бреши, в десяти саженях от первой, турок собирается все больше и больше.
   Бревна, которыми заложен пролом, не выдерживают напора сотен  людей,  и
турки с торжествующими криками врываются в крепость, радуясь,  что  им  не
пришлось даже лезть на стену.
   Они толкают, теснят друг друга. Передние, в правой руке держа оружие, в
левой - бунчук, лезут на башню. Задние нападают на укрывшихся под помостом
раненых и женщин.
   Закованный в латы турок подгребает ногой раскаленные  угли  и  пылающие
поленья к самым подпоркам помоста. Длинные языки пламени  начинают  лизать
деревянные столбы.
   С  ранеными  солдатами  турки  управляются  легко.  Не  так-то   просто
справиться с женщинами. Яростно вопя, они хватают с огня котлы  и  чаны  и
наступают на турок.
   Толстая жена Гашпара Кочиша плеснула кипятком  на  длиннобородого  агу.
Ага хватается за ошпаренное лицо, и драгоценная холеная борода остается  у
него в руках.
   Другая женщина выдернула из костра горящее  полено  и  так  ударила  им
турка по голове, что искры рассыпались звездами. Остальные женщины идут на
басурман с оружием в руках.
   - Бейте! Бейте их! - орет фелнеметский кузнец  и  с  молотом  бежит  на
помощь женщинам.
   Там, стоя бок о бок, отбиваются три басурмана. Кузнец обрушивает одному
свой молот на голову, и у турка мозги брызгают в стороны.
   Другой падает на колени от удара. Но в руке его сверкает ятаган,  и  по
самую рукоятку турок вонзает его кузнецу в живот.
   - Вместе пойдем на тот свет!  -  ревет  кузнец  и  еще  раз  взмахивает
стофунтовым молотом. Удар превращает шлем турка в лепешку,  и  только  тут
кузнец, прижимая руку к животу, опускается на землю, увидев, что противник
мертвым упал рядом с мертвецами.
   Женщины хватают валяющееся на  земле  оружие  и  с  неистовыми  воплями
бросаются на турок. Платки падают у них  с  головы.  Волосы  распускаются,
юбки развеваются во время схватки. Забывая о женской своей природе, с воем
бьются они с турками. Отражать удары саблями  они  не  умеют,  поэтому  от
турок им достается, но и они не остаются в долгу.
   - Да здравствуют женщины! - раздался позади них крик Пете.
   Увидев, что пламя лижет подпорки  помоста,  он  хватает  ведро  воды  и
выливает на огонь.
   Пете привел отдохнувший отряд. Сам он тоже обнажает саблю, бросается на
акынджи, кошкой вспрыгивает на стену и укладывает его на месте.
   Под ударами солдат  ряды  турок  рассыпаются,  как  мякина,  а  венгры,
расхрабрившись, выскакивают даже за пролом.
   Добо в изнеможении опускается на колени. Грудь его бурно вздымается. Он
смотрит вниз остановившимся взглядом. С его бороды и сабли каплет кровь.
   А разъяренные эгерчане все чаще выскакивают  в  брешь  и,  перепрыгивая
через мертвецов, бьют турок у подножия башни.
   - Назад! - кричит Добо во всю глотку. - Назад!
   Но в урагане схватки даже те, кто бьется рядом, не слышат друг друга.
   Солдат Ласло Тот замечает бея с красным бархатным знаменем в руках.  Он
наскакивает на него, в упор стреляет ему в грудь из пищали, затем  хватает
знамя и, швырнув  разряженную  пищаль  другому  турку  в  глаза,  бежит  с
захваченным знаменем в крепость. Но с пятью его  товарищами,  выскочившими
вместе с ним, расправляются янычары.
   Добо видит только, что Вели-бей падает с коня,  а  победный  стяг  паши
захвачен венгром. Он знаком указывает отдохнувшим солдатам, в каком  месте
им сражаться, и, затянув окровавленные тряпки на левой руке, мчится  вниз,
к пролому. Туда уже подоспел Пете. Он спешился и поднес горящую головню  к
мортире, поставленной у пролома.
   Янычары, кинувшиеся спасать знамя, отброшены выстрелом.
   - Заряжай! - кричит Добо пушкарю Файриху. - Четверо оставайтесь  здесь.
Тащите камни и бревна.
   И огненный вихрь с новой силой бушует на башнях.



20

   Эва осталась с мертвецом одна.
   Сперва она в раздумье смотрела на него, потом поднялась с места, надела
шлем, нагрудник и поручи.
   Погибший юноша был почти одного с нею роста.  Она  надела  его  платье.
Сабля Балажа показалась ей короткой. Она вошла в комнату Добо и  сняла  со
стены длинную, прямую итальянскую  шпагу.  Ремень,  привязанный  к  эфесу,
надела на запястье, ножны оставила в комнате.
   С обнаженной шпагой выбежала Эва из дверей,  сама  не  зная  куда.  Она
помнила только одно: муж ее вместе с Золтаи защищает наружные  укрепления.
А в какую сторону надо идти от дворца, она не знала.
   Солнце уже  заходило  и  сквозь  клубящийся  дым  казалось  раскаленным
пушечным ядром, повисшим в воздухе.
   По чертежу крепости  Эва  запомнила,  что  наружные  укрепления  серпом
охватывают "черепаху" с востока.
   Солнце закатывалось справа - стало быть, ей надо идти налево.
   Навстречу ей, бряцая оружием, бегом бежали десять  грязных,  измазанных
копотью солдат, держа копье на плече. Впереди бежал младший  сержант.  Они
мчались к Казематной башне. Затем, пошатываясь, прошел еще один солдат. По
лицу его струилась кровь. Должно быть, он хотел добрести  до  цирюльников,
но, сделав несколько неровных шагов, упал и вытянулся на земле.
   Эва подошла, намереваясь поднять его. Но тут же рядом лежали и  второй,
и третий солдаты. Нельзя было разобрать, мертвы ли они или просто впали  в
беспамятство. Один из них был старшим сыном эгерского старосты. Эва не раз
видела его из окна. В груди юноши торчала стрела.
   Со стороны  погребов,  запыхавшись,  бежали  женщины,  неся  на  голове
деревянные кувшины, а в руках - подойники или ушаты. Они тоже  спешили  на
восточную сторону. Эва направилась вслед за ними.
   Пробежав мимо конюшен, женщины исчезли в маленьком, спускавшемся  книзу
подземелье, где горели два фонаря.
   Это были Темные ворота. Они связывали наружные укрепления с  внутренней
крепостной стеной.
   Эва бросилась вдогонку за женщинами.
   Пыль и зловонный дым  становились  все  гуще.  Все  неистовее  орали  и
метались турки и венгры. На валу, на лестницах и помостах - повсюду лежали
трупы, по большей части лицом к земле. В одном  из  мертвецов  Эва  узнала
отца Балинта. Он упал навзничь. Шлема на голове у него  не  было.  Длинная
белая борода покраснела от крови. Но рука все еще сжимала саблю.
   Эва споткнулась о булаву с длинной рукояткой, схватила  ее  и  ринулась
вверх по лестнице. Бой уже переходил в рукопашную схватку.  Солдаты,  стоя
на стенах, сталкивали вниз турок. Какая-то женщина кинула  сверху  бревно,
горящее с одного конца. Другая, размахнувшись, швырнула в  турка  пылающую
крестовину.
   С башни выстрелили две пушки подряд.
   Эва посмотрела в ту сторону  и  увидела  мужа.  Гергей  держал  в  руке
дымящийся фитиль и глядел вниз, стараясь установить, куда попало ядро.
   На гребне стены осталось пять или шесть турок.  Их  сшибли  оттуда.  На
мгновение наступило затишье. Солдаты обернулись и крикнули что есть силы:
   - Воды! Воды!
   Рядом с Эвой громко требовал воды старый  воин  в  шлеме,  стоявший  на
выступе полуразрушенной стены. По лицу его струился  кровавый  пот,  кровь
слепила ему глаза.
   Эва узнала отца.
   Она выхватила кувшин у  прибежавшей  женщины,  протянула  ему,  помогла
держать. Старик жадно припал к кувшину: в нем было старое эгерское вино, а
не вода.
   Он пил не отрываясь, и вино текло у него  по  усам.  Наконец  он  отнял
кувшин ото рта и глубоко вздохнул.
   Эва увидела, что рука у него тлеет и дымится. Да  и  не  удивительно  -
ведь кисть руки по самое запястье была деревянная. Вероятно, зажглась  она
от горящей просмоленной соломы, а старик и не заметил этого.


   Эва швырнула на землю кубок, булаву и схватила отца за руку. Она знала,
где прикреплялась деревяшка. Ловкими пальцами  расстегнула  она  пряжку  и
бросила деревянную руку на головы туркам.
   А старик схватил саблю левой рукой и, высунувшись из башни, стукнул  по
тростниковому щиту, украшенному медным полумесяцем.
   Эва помчалась дальше, к  мужу,  перескакивая  через  мертвые  тела.  То
горящий сноп соломы пролетал перед  ее  глазами,  то  за  спиной  ее  пули
ударялись о стену. А солдаты все пили и пили.  Они  просили  только  воды.
Даже вода была для них нектаром. Что же говорить о вине! С каждым  глотком
в них точно вливалась божественная сила.
   Среди шума и воплей турок, копошившихся внизу, раздался  громкий  голос
Золтаи:
   - Идите, собаки! Идите! В раю Мохамеду привет передавайте!
   А в следующий миг он крикнул:
   - Спокойной ночи!
   Но турок, к которому были обращены эти слова, верно, забыл ответить.
   - Илери! Илери! - надрывались ясаулы. - Мы победили! Мы победили!
   Новые толпы, новые лестницы, новые вереницы живых взбирались по  грудам
мертвецов.
   - Аллах! Аллах!
   Эва  нашла  наконец  Гергея.  Он  поджег  фитиль  бочонка,  начиненного
порохом, и сбросил бочонок с высоты. Затем швырнул наземь шлем,  подскочил
к какой-то женщине, выхватил  у  нее  кувшин  и  стал  пить  так  жадно  и
торопливо, что красное вино стекало по уголкам его губ.
   Эва протянула свой жбан какому-то солдату и повернулась, чтобы  поднять
шлем Гергея. Но только она нагнулась, как вдруг глаза у  нее  защипало  от
дыма горящей смолы. Она выпрямилась, протерла глаза,  но  уже  не  увидела
Гергея.
   Оглянулась  направо,  налево  -  все  солдаты  внезапно  опустились  на
корточки.
   Снизу, саженях в десяти от стены, раздался залп. Пуля  ударила  в  шлем
Эвы, и он треснул.
   Эва пошатнулась и не сразу пришла в себя.
   Внизу гремела адская музыка, слышался барабанный бой, треск,  завыванье
труб.
   Под стеной какой-то долговязый ясаул пронзительно вопил:
   - Я аюха! [Сюда!]
   Внизу стояли смешанные войска. Вместо янычар пригнали асабов в  кожаных
шапках и акынджи в красных колпаках.
   Окруженный десятью пожилыми янычарами  с  воплями  "Илери!  Илери!"  на
стену кинулся дервиш с флагом в руке. Он был в белой власянице. Голову его
вместо колпака из верблюжьей шерсти прикрывал шлем.
   Венгры обычно не стреляли в дервишей, но так  как  этот  дервиш  был  в
шлеме и с саблей в руке, по нему дали залп.  Эва  тоже  обратила  на  него
внимание.
   Ветер на миг развеял дым, и в руке дервиша заколыхался бунчук  с  тремя
хвостами. Когда дервиш обернулся к крепости, Эва увидела, что один глаз  у
него завязан.
   - Юмурджак! - крикнула она с яростью тигрицы и желтой молнией метнула с
высоты булаву.
   Булава перелетела через голову  дервиша  и  попала  в  грудь  какого-то
янычара. Услышав крик, дервиш взглянул наверх. Но в тот  же  миг  с  башни
выпалила пушка, и облако дыма и пламя скрыли от глаз  Эвы  дервиша  и  его
сотоварищей. А когда дым во рву рассеялся, дервиша уже не было и в помине,
но на стены взбирались другие солдаты.
   Они поднимались теперь не только по лестницам. Какой-то янычар в  белом
колпаке полез без лестницы -  прямо  по  разрушенной  стене  крепости.  Он
ступал с камня на камень. Ведь руки всегда найдут за что уцепиться,  да  и
ноги нащупают щель, куда бы поставить ступню. А по бревнам и  вовсе  легко
взбираться.
   За первым янычаром полез  второй,  третий.  И  наконец  стену  облепили
десять... двадцать... сотня предприимчивых людей, как облепляют  по  весне
божьи коровки солнечную сторону зданий. Турки,  запыхавшись,  карабкались,
лезли по стенам наружных укреплений. Глаза их сверкали. Некоторые тащили с
собой веревочную лестницу, зацепляли  ее  за  камень,  и  турки,  стоявшие
внизу, немедленно взбирались по ней.
   Гергей сбежал с башни и бросился к пролому. Шлема на голове у  него  не
было, лицо почернело от пороха, в руке он держал копье.
   - Шукан! - крикнул он старику, который сражался окровавленным копьем. -
Смола еще есть в погребе?
   Гергей охрип и поэтому говорил почти на ухо старику.
   - Нет! - ответил Шукан. - Там есть бочка древесной смолы.
   - Прикажите немедленно прикатить ее к пушке Перени.
   Рядом со стариком сражался дьяк Имре. Он положил копье и умчался.
   - Витязи! - крикнул Гергей. - Соберемся с силами!
   С другой стороны, точно эхо, зазвучал голос Золтаи:
   - Если мы отгоним их сейчас, они больше не пойдут на приступ.
   - Огонь! Огонь! - послышалось с другого конца.
   Продев шесты в ушки котлов,  женщины  таскали  на  стены  расплавленный
свинец, кипящее масло и кипяток.
   Тетушка Ваш взбежала на стену с большой  лопатой  раскаленных  углей  и
высыпала их на турок. Но лопата тут  же  выпала  у  нее  из  рук:  камень,
отбитый ядром, ударил ее по виску.  Она  привалилась  спиной  к  столбу  и
упала.
   К ней наклонилась другая, дородная и вся  измазанная  копотью  женщина.
Она сразу поняла, что тетушка  Ваш  испустила  дух,  и  приметила  камень,
который лежал у тела погибшей. Схватила  его,  кинулась  к  стене.  И  тут
попала ей в грудь пуля. Женщина упала.
   - Мама! - пронзительно крикнула девушка в красной юбке.
   Но не припала к материнской груди, а  сперва  подняла  камень,  который
уронила мать, и швырнула вниз, туда, куда убитая хотела бросить его.
   Камень сразил двух турок.  Увидев  это,  девушка  подбежала  к  матери,
обняла ее и с плачем потащила вниз по ступенькам помоста.
   Внизу в клубах дыма приближался к стене отряд  с  черепаховыми  щитами.
Акынджи не были видны под щитами. Они шли, тесно прижавшись друг к Другу.
   - Витязи, берегитесь! - предостерегающе крикнул Гергей.
   - Воды! Огня! -  заорал  Золтаи.  -  Туда,  туда!  Они  и  без  лестниц
карабкаются по стене!
   Из шанцев поднялся покрытый железом навес. Четыре пиада побежали с  ним
к стене. Турки, стоявшие на лестницах, схватили  навес  и  прикрылись  им.
Затем последовали остальные навесы. Все они были  обиты  железом,  которое
защитники крепости не могли сдернуть кирками.
   - Кипятку давайте! - крикнул Гергей, обернувшись. - Да побольше!
   Эва подскочила и надела ему на голову шлем.
   - Спасибо, Балаж! - сказал Гергей. - Тебя Добо прислал?
   Эва не ответила. Помчалась вниз с башни за кипятком.
   - Кипятку! Женщины, кипятку! - кричал Гергей во все горло.
   Покрытые железом навесы выстроились в ряд. Под них прыгнули  стенолазы.
Иные из них были без шлемов и полуголые; пот так и катился с  них  градом.
Они выбросили все оружие, и  только  кривая  острая  сабля,  прикрепленная
ременной петлей к запястью, висела у каждого на руке.
   Выстроившиеся в ряд навесы образовали широкую железную крышу. Некоторые
аги спрятались под нее. Перескочил через ров и Дервиш-бей, неся  бунчук  с
полумесяцем.
   Когда Эва вернулась, чтобы встать рядом с Гергеем, она ничего не видела
сквозь пелену дыма, кроме длинных, извивающихся языков багрового пламени и
сверкающих сабель.
   - Аллах! Аллах!
   "Бум! Бум! Бум!" - грохотали крепостные пушки.
   Дым еще больше сгустился, но внезапно взлетел  вверх,  точно  собранный
волнами белый полог кровати. И  тогда  стало  ясно  видно,  как,  сверкая,
поднимаются кверху клинки турецких сабель и  поворачиваются  книзу  острия
венгерских пик.
   - Воды! Воды! - кричал Гергей.
   Снизу поднималась железная  крыша.  Со  стены  падали  огромные  камни.
Железная крыша расступилась, поглотила камни, потом соединилась вновь.
   - Кипятку! - заорал Золтаи, подбежав к краю стены.
   Увидев Золтаи, Гергей бросился вниз, к пушке.
   Древесная смола уже стояла там в открытой бочке.
   Гергей повалил бочку и обратился к пушкарям:
   - Заложите смолу поверх пороха! Припыживайте заряд полегче! Засовывайте
смолы сколько влезет! Заколачивайте посильнее, чтобы куски превратились  в
порошок!
   В тот же миг со стены полилась кипящая вода.
   Куда  не  попали  камни,  проникла  вода.  Навесы  вдруг  закачались  и
разъединились. Турки с воплями "Эй ва!", "Медед!" выскочили из-под них.
   Но на стене их все еще оставалось много. Гергей  выстрелил  по  ним  из
мортиры. И все-таки турок не убывало. Тогда он понесся на них с шестом.
   - Гергей! - послышался крик Пете.
   - Я здесь! - хрипло ответил Гергей.
   - Пятьдесят человек привел тебе. Хватит этого?
   - Веди сколько есть! Внизу вели  жечь  костры,  и  пусть  тащат  наверх
кипяток.
   Дым от нового залпа  турецких  ружей  смешался  с  дымом  мортир  и  на
мгновение окутал стену. Стенолазы воспользовались этим  и  вновь  облепили
лестницы.
   Гергей помчался обратно к пушке.
   - Заряжена? - спросил он.
   - Заряжена, - ответил старший Гашпар Кочиш.
   - Огонь!
   Пушка выстрелила, выбросив сноп пламени.
   Древесная смола низверглась книзу двадцатисаженной огненной струей.  Со
стены соскочили даже те турки, которых только коснулась взрывная волна.
   Раздались гневные крики ясаулов и офицеров.
   С башни ясно было  видно,  как  турки  бегут  от  стен.  Асабы,  пиады,
мюсселлемы, дэли, сипахи, гуребы, акынджи - все вперемежку в ужасе  бежали
к шанцам. Кто тряс рукой, кто ногой.  Обагренные  кровью,  рассвирепевшие,
они были не похожи на людей. Ясаулам и агам удалось  их  задержать  только
громкими криками. Беглецов гнали обратно уже не плетьми, а саблями.
   - Герои, за мной! - завопил Дервиш-бей.
   Израненных турок снова охватило воодушевление. Окровавленные,  с  пеной
бешенства на губах, схватили они штурмовые лестницы и помчались  прямо  на
ту стену, где стояли венгерские пушки.
   Впереди несся Дервиш-бей. Белая его хламида покраснела от крови. Сжав в
зубах драгоценный бунчук, он взбирался наверх без щита.
   По соседней лестнице впереди всех поднимался  ага  -  огромный  детина,
сущий великан. Чалма на нем была величиной с гнездо аиста,  а  сабля  -  с
широкую секиру палача.
   Гергей оглянулся и вновь увидел рядом с собой оруженосца. Напрягая  все
силы, тот как раз поднимал огромный камень. Поднял его и швырнул вниз.
   - Балаж, - топнул Гергей ногой, - уходи отсюда!
   Последние два слова прозвучали уже не хрипло, а звонко.
   Балаж не ответил. В руке у него была длинная итальянская шпага, которую
он взял в комнате Добо. Юноша бросился к лестнице, по  которой  поднимался
Дервиш-бей.
   Гергей посмотрел вниз.
   - Хайван! - крикнул он гиганту, когда тот  появился  на  стене,  тяжело
дыша. - Ах ты, скотина! Буйвол! - И продолжал по-турецки: - Думаешь,  тебя
никакое оружие не возьмет?
   Турок удивленно уставился на Гергея; его широкая,  огромная  физиономия
окаменела.
   Воспользовавшись этим оцепенением, Гергей вонзил копье ему в грудь.
   Великан схватился одной рукой за  копье,  другой  замахнулся,  готовясь
нанести Гергею страшный удар.  Но  рука  его  рассекла  только  воздух,  и
огромное тело рухнуло на один из железных навесов.
   К этому времени взобрался на стену и Дервиш-бей.
   Эва отдернула  голову  и  только  этим  избежала  удара  его  копья.  В
следующий миг она нанесла удар шпагой и попала ему в левую  руку,  которой
он держался за стену. Шерстяная ткань рукава разорвалась,  но  из-под  нее
сверкнула блестящая кольчуга.
   Дервиш-бей одним прыжком очутился на стене. Взяв в руки саблю, висевшую
на ремешке, он, злобно пыхтя, понесся на Эву.
   Эва отскочила, вытянула шпагу и, широко раскрыв глаза, ждала нападения.
   Но турок не был новичком в школе смерти. Он видел,  что  перед  ним  не
сабля, а шпага, и знал, что на вытянутую длинную шпагу опасно  натыкаться.
Он сразу остановился и сделал выпад, рассчитывая отвести шпагу в  сторону,
а следующим ударом отправить молоденького оруженосца на тот свет.
   Но и Эве был знаком этот прием. Она  чиркнула  шпагой  снизу  вверх  и,
мгновенно описав круг, увернулась от  сабли  турка.  Когда  же  Дервиш-бей
захотел нанести второй удар, шпага Эвы проскочила ему под мышку.
   Турка  спасла  только  кольчуга:  стальные  кольца  зазвенели;   дервиш
взмахнул саблей и обруш