Делайте то же, что и я, - молчите.
   - Ужасно! Ужасно!
   - Сейчас по всем дорогам бродят турки. Куда они повернули?  На  восток,
на запад? Все это окончилось бы только стычкой, и наши люди погибли бы.
   - Уж лучше б и дети  погибли!  -  сказал  священник,  горестно  покачав
головой.
   - Бог знает куда их успели завезти, когда мы пустились на розыски.
   Удрученный священник долго стоял на террасе.  Уже  и  небо  заалело  на
востоке, занималась заря.
   - Люди! Люди! Приехали!
   Священник прислушался. Что это?
   Он сразу признал голос ночного сторожа и услышал топот его ног.
   - Приехали? Кто приехал?
   Топот приближался. Забарабанили в ворота.
   - Впустите! Откройте! Ребята приехали!
   Священник кинулся в дом.
   - Петер, бог есть! Вставай, потому что бог есть!
   Мальчик и девочка ждали у ворот. Сонные и бледные, сидели они на  сером
коне.



7

   Вся деревня собралась во дворе.  Некоторые  женщины  накинули  на  себя
только юбки; мужчины сбежались на  крик,  не  успев  надеть  шапки.  Герге
передавали из рук в руки, Вицушку совсем зацеловали.
   - А откуда взялся этот красивый турецкий конь?
   - Это я привел его, - ответил Герге, вздернув плечами.
   - С нынешнего дня Герге -  мой  сын!  -  торжественно  произнес  Цецеи,
положив руку на голову мальчика.
   Мать Герге, босая, в одной нижней юбке, упала в ноги Цецеи.
   Добо удивленными глазами смотрел  на  крестьянского  парнишку,  который
увел от турок коня.
   - Отец, - обратился он к Цецеи, - отдайте мальчика мне. Я увезу  его  к
нам, в Верхнюю Венгрию, и воспитаю из него витязя. -  Он  поднял  на  руки
Герге. - Сынок, хочешь стать витязем?
   - Хочу! - Мальчик улыбнулся, глаза его засверкали.
   - Конь у тебя уже есть, от турок мы еще и саблю раздобудем.
   - А разве эта лошадь моя?
   Солдаты Добо гоняли коня по двору и расхваливали его на все лады.
   - Конечно, твоя! Ты же с бою взял ее.
   - Твоя! - подтвердил и Цецеи. - Седло и уздечка тоже твои.
   - Тогда и деньги наши! - похвалился мальчик.
   - Какие деньги?
   - А которые в седле.
   С коня сняли  красивое  седло  с  высокой  лукой,  обтянутой  бархатом.
Потрясли его - звенит. Нашли тайничок в луке, и оттуда  посыпался  золотой
дождь.
   - Ах, собаки его ешь! - с удивлением восклицал  Цецеи.  -  Где  уж  мне
теперь брать тебя в сыновья,  лучше  ты  меня  возьми  в  отцы...  Мамаша,
собирай деньги! - крикнул он матери мальчика.
   От падающих на  землю  монет  у  крестьян  даже  в  глазах  помутилось.
Бедняжке казалось, что ей снится сон.
   - Это мое? - спросила она, запинаясь и глядя то на Цецеи, то  на  Добо,
то на священника. - Это мое?
   - Твое! - кивнул священник. - Господь дал твоему сыну.
   Женщина хотела схватиться за фартук, да его не оказалось на ней. Кто-то
дал ей свою шапку, и крестьянка дрожащими руками принялась собирать в  нее
золото.
   Сын посмотрел на мать и вдруг сказал:
   - Вы, матушка, хорошенько спрячьте, а то завтра они придут.
   - Кто придет?
   - Турки.
   - Турки?
   Мальчик кивнул в ответ.
   - Я слышал, как турок сказал палачу.
   - Палачу?
   - Да цыганскому палачу.
   - Сказал, что они придут сюда?
   - Да. И отберут сокровища нашего барина. - И он указал на Цецеи.
   - Мои сокровища? - Цецеи даже опешил.
   Ребенок заморгал глазами.
   - Еще они говорили про кованые сундуки - сказали, что их шесть штук.
   - Тут дело не шуточное! - молвил Добо. - Пойдемте в дом.
   Он взял парнишку за руку и повел с собой.
   Мальчика расспрашивали, старались узнать  все,  что  удержалось  в  его
ребячьей головке.
   - Говоришь, у него шрам на лице? И он смуглый? А какой шрам?
   - Красная борозда от губ до самого уха.
   Добо вскочил со стула.
   - Морэ!
   - Кому же быть другому! Мерзавец хочет удрать, потому и наводит на меня
турка.
   - А разве он знает сюда дорогу?
   - Лет шесть назад нагрянул как-то сюда. Все у меня переворошили, унесли
пятьдесят четыре форинта, золотой крестик моей жены и семь коров угнали.
   Добо сердито зашагал по комнате.
   - Отец, сколько у вас людей годятся к бою?
   - Человек сорок, если всех принять в расчет.
   - Мало. Отсюда до какого города ближе всего? До Печа? Да, но  ведь  там
правит Янош Серечен, а он приверженец короля Яноша и наш враг.
   - Бежать надо, бежать! - сказал Цецеи, замотав головой. - Бежать в лес,
куда глаза глядят.
   - Так ведь вся деревня не побежит! Неужто мы кинем деревню на  произвол
судьбы  из-за  стаи  каких-то  турок?  Чтоб  им  пусто  было!  Когда  надо
защищаться от турок, то все мы - венгры, чьими бы сторонниками ни были.
   Он вышел во двор и гаркнул:
   - По коням! - И,  уже  вскочив  в  седло,  договорил:  -  Отец,  еду  к
Серечену. А вы тут поработайте до нашего возвращения.  Полейте  хорошенько
все крыши. Пусть крестьяне сгонят сюда свой скот и сами соберутся у вас во
дворе. Натаскайте к воротам камни и бочки, устройте  заграждения.  Женщины
тоже пусть вооружаются косами, кирками, вилами. Я вернусь через два часа.
   Добо кинул взгляд  на  светлеющее  небо  и  умчался  вместе  со  своими
витязями.



8

   Небольшая усадьба Цецеи была обнесена каменной  стеной  в  человеческий
рост, но стена, увы, сильно обветшала.
   Еще до обеда вся деревня перебралась во  двор  барской  усадьбы.  Между
узлами и грудами домашнего скарба сновали козы и  свиньи,  ковыляли  утки,
бегали куры и гоготали гуси. Возле сарая кто-то точил сабли, ножи и  косы.
Священник привязал себе  к  поясу  широкую  ржавую  саблю,  посреди  двора
выхватил ее из ножен, помахал ею и, довольный, сунул обратно в ножны.
   Перед кухней несколько женщин варили еду в горшках и котлах.
   На чердаке у Цецеи валялось штук  шесть  изгрызенных  мышами  луков  со
стрелами. Он роздал их старикам, которые сражались вместе с ним в  войсках
Дожи.
   Добо  вернулся  к  полудню.  Он  привел   с   собой   только   тридцать
солдат-наемников, но и их крестьяне встретили с ликованием.
   Добо обошел двор.  Кое-где  приказал  поставить  помосты,  приступки  и
навалить камней. Одну половину ворот велел заложить. Затем призвал к  себе
весь вооруженный народ - пятьдесят один человек  -  и  распределил  их  по
разным участкам стены. Сам же вместе с  десятью  лучшими  стрелками  занял
место возле ворот на помостах, составленных из бочек.
   К обеим околицам деревни Добо отрядил двух трубачей.  Они  должны  были
возвестить о приближении неприятеля.
   Ждать до вечера не пришлось.
   В три часа дня у восточной  околицы  деревни  раздался  звук  трубы,  и
несколько минут спустя послышался топот скакавших к усадьбе трубачей.
   Цецеи оглянулся.
   - Все на месте?
   Недоставало только матери Герге. Бедная женщина пришла  в  смятение  от
доставшегося ей обилия золота и теперь  где-то  прятала,  закапывала  его.
Оставить у Цецеи свое сокровище она  не  решалась  -  боялась,  что  турок
отберет. Быть может, она  ушла  даже  в  лес,  чтобы  там  схоронить  свое
богатство.
   - Закрывай ворота! - распорядился Добо. - Притащите еще мешков,  камней
и бревен. Оставьте только такую щель, чтоб всадник мог проскочить.
   Трубачи вернулись.
   - Идут! - закричал один еще издали.
   - А много их? - спросил Добо.
   - Мы видели только передних.
   - Тогда скачи обратно, - гаркнул Добо, - и посмотри, сколько их. Удрать
успеешь, когда погонятся за тобой.
   Печский наемник покраснел и, повернув коня, понесся обратно.
   Добо обернулся к наемникам, которых привез из Печа, и сказал:
   - Так вот вы какие солдаты!
   - Нет, - ответил один из них, устыдившись, - этот малый только на  днях
к нам пристал. Он был прежде портным и пороха еще не нюхал.
   Несколько минут спустя портной прискакал снова. Позади него  в  облаках
пыли мчались человек пятнадцать акынджи в красных шапках.
   Теперь уж за ним и вправду гнались.
   - Впустите его! - приказал Добо и подал знак своим стрелкам: - Огонь!
   Десять стрелков прицелились. Затрещали выстрелы. Один турок свалился  с
коня и упал в канаву. Остальные шарахнулись, повернули коней  и  понеслись
обратно на рысях.
   Портной проскочил в открытые ворота.
   - Так сколько же их? - спросил с улыбкой Добо.
   - Тысяча, - ответил портной, запыхавшись, - а может, и больше.
   Добо махнул рукой.
   - Если их не больше сотни, мы еще нынче попляшем.
   - Да я же сказал, ваша милость, что тысяча.
   - Я понял тебя, - ответил Добо. - Раз ты увидел тысячу, стало быть,  их
сотня, а может, и того меньше.
   На краю деревни взвились клубы дыма. Акынджи уже поджигали дома.
   Добо покачал головой.
   - Так вы что же, не полили крыши?
   - Это сено и солома горят, - отмахнулся Цецеи и ударил  кончиком  сабли
по верхушке ворот.
   На дорогу выскочил закованный в панцирь кривой янычар. За поясом у него
торчали кинжалы и пистолеты. Рядом с  ним  скакал  венгр,  которого  Герге
прозвал цыганским палачом. Позади них - отряд акынджи, а по обеим сторонам
улицы бежали несколько пеших асабов, с горящими факелами в руках.
   - Ласло Морэ! - крикнул Добо и  даже  топнул  ногой.  -  Позор  отчизны
нашей! Исчадие ада!
   Ошеломленный янычар взглянул на скакавшего рядом с ним человека.
   - Не верь ему, - воскликнул Морэ, побледнев, - он обманывает тебя!
   Янычар остановил коня, поджидая ехавших позади.
   - Тебя я тоже знаю, Юмурджак! - крикнул опять  Добо.  -  Так  вот  она,
турецкая честь! Грабишь тех, с кем вчера еще вместе  сражался?  Разбойник!
Такой же отпетый негодяй, как и твой сообщник!
   Янычар взглянул на Добо, но ничего не ответил.
   - Иди, иди сюда, - кричал Добо, - раз уж ты  заделался  шутом  у  Ласло
Морэ! Принимай приветствие от меня!
   Он прицелился - хлопнул выстрел.
   Юмурджак покачнулся на коне и свалился в дорожную пыль.
   Тут пошли палить и остальные ружья.  Турки  ответили  на  "приветствие"
пистолетными выстрелами.
   Морэ как будто хотел поддержать падающего янычара, но только выхватил у
него кинжал из-за пояса. Мгновение спустя он плашмя ударил кинжалом своего
жеребца. Жеребец взвился на дабы и понесся. А Морэ изо  всех  сил  погонял
его.
   - Эй, держи, золото удирает! - крикнул Добо туркам.
   Турки опешили на миг, потом с  яростными  воплями  помчались  вслед  за
Морэ, а Добо считал скакавших мимо дома всадников:
   - ...десять... двадцать... сорок... пятьдесят...
   Он подождал с минуту, затем соскочил с помоста:
   - Ребята, по коням! Их и шестидесяти не наберется!
   Солдаты вскочили на коней, а Добо, уже выезжая из ворот, крикнул Цецеи:
   - Если турок в панцире жив, заприте его! А поджигателей пусть прикончат
крестьяне!
   Проскочив в ворота, они умчались.
   В  деревне  уже  местах  в  пяти  змейкой  поднимался  дым.  Крестьяне,
размахивая косами и топорами, кинулись из ворот.
   Цецеи и священник вместе с двумя крепостными поспешно вышли на  дорогу.
Юмурджак уже сидел на земле, хотя не  совсем  еще  пришел  в  себя.  Пуля,
которую послал Добо, вдавила его панцирь как раз над самым сердцем.
   - Перевяжите его, - приказал Цецеи, - и отведите во двор.
   Турок молча протянул руку.
   - В шахматы играть умеешь? - гаркнул на него Цецеи.
   Янычар утвердительно кивнул головой, но ответил:
   - Нет.
   Когда ему перевязали руку, из канавы поднял голову другой турок.
   - Ты этого перевязывай, - сказал один из парней, - а  я  покамест  убью
вон того.
   - Стой! - проговорил Цецеи.
   Он заковылял к окровавленному янычару и, приставив саблю к  его  груди,
спросил:
   - В шахматы играть умеешь?
   - Помираю, - ответил турок, совсем теряя силы.
   - Шах?
   - Шах, гардэ, мат? - спросил турок со стоном.
   - Да, да, Мохамед тебя забодай. Несите его во двор, это мой невольник!



9

   Добо с солдатами вернулся только к заходу солнца. Они привезли с  собой
уйму плащей, кольчуг, всякого оружия и даже пленника - Ласло Морэ.
   - А этого волка посадите в хорошую яму! - сказал Добо, соскочив с коня.
   Цецеи чуть не запрыгал от радости.
   - Как же вы его поймали?
   - Сами акынджи выловили его для нас. У них  хватило  ума  не  дать  ему
молоденькой лошадки. Так  что  они  догнали  его  легко  и  только  начали
связывать, как и мы подоспели и разделались с акынджи.
   - Всех зарубили?
   - Всех, кого удалось.
   - Живей тащите лучшую телку! - весело крикнул Цецеи слугам. -  И  прямо
на вертел. Но сперва подайте вина. Выкатывайте из погреба  ту  бочку,  что
стоит у самой стены.
   - Нет, погодите еще, - сказал Добо,  провожая  глазами  Морэ,  которого
вели в чулан. - А где же Герге?
   - Зачем он тебе? Вон играет на террасе  с  моей  дочкой.  Говорят,  что
убили его мать.
   - Убили?
   - Да. Кто-то из мерзавцев поджигателей напал на нее и заколол.  Ребенок
еще не знает.
   - А золото?
   - Бедняга лежит в углу своей хаты, уткнувшись лицом в пол. Там,  верно,
и закопала она свое золото.
   Добо досадливо кашлянул, затем обернулся к мальчику:
   - Герге! Герге Борнемисса!  Пойди  сюда,  маленький  витязь.  Садись-ка
скорей на свою лошадку, сынок.
   - Куда вы еще поедете?
   - За теми невольниками, о которых рассказывал мальчик.
   - Так испейте хоть глоток! Скорей вина! - крикнул Цецеи слугам. - Турок
твой жив, он в чулане.
   - Юмурджак?
   - А бес его знает, как его зовут! Тот, в которого ты выстрелил.
   - Он, он! Стало быть, не умер?
   - Нет, только в обмороке был. Второго тоже вытащили из канавы. Да  тот,
боюсь, не выживет.
   - Боитесь? Повесить надо негодяя!
   - Хо-хо! Это мой невольник!
   - Тогда делайте с ним что хотите. А Юмурджака  приведите  и  дайте  ему
коня.
   Пока витязи потягивали вино из кубков, привели Юмурджака.
   - Скажи, Юмурджак, - спросил Добо, - нужно было тебе это?
   - Нынче мне, завтра тебе, - угрюмо ответил Юмурджак.
   Но увидев своего жеребца и сидящего на нем Герге, он от удивления  даже
рот раскрыл.
   Добо подозвал к себе мальчика  и  выехал  из  ворот.  Скакавшие  позади
витязи окружили турка.
   - Герге, ты знаешь, куда мы поедем? - спросил Добо.
   - Не знаю, - ответил мальчик.
   - Мы поедем саблю раздобывать.
   - У турок?
   - Да.
   - Для меня?
   - Для тебя. А ты не боишься?
   - Нет.
   - Самое главное, чтоб парень не боялся! А остальное приложится.
   Дальше ехали молча. На мечекской дороге  кони  поднимали  белые  облака
пыли; когда же въехали на каменистый склон  горы,  конские  копыта  звонко
зацокали.
   В ушах Герге, точно отзвук колокольного звона, отдавались  слова  Добо:
"Главное, чтоб парень не боялся!"



10

   Невольников нашли в лесу. Их сторожили шесть асабов.
   Когда  между  деревьями   появились   венгерские   витязи,   невольники
повскакали с мест и с криками радости начали разбивать и  срывать  с  себя
оковы.
   - Эх, собаки, негодяи! - завопил цыган, и все шестеро асабов  бросились
врассыпную.
   Венгерские витязи не стали гнаться за  ними.  Они  были  заняты  другим
делом: освобождали невольников от цепей.
   Добо прежде всего протянул руку священнику и назвал себя:
   - Иштван Добо.
   - А меня зовут Габор Шомоди, - ответил священник со слезами на  глазах.
- Благослови тебя господь, Иштван Добо!
   Невольники плакали от  радости.  Женщины  целовали  освободителю  руки,
ноги, одежду. А цыган тут же пошел колесом, издавая радостные вопли.
   - Не меня благодарите, - проговорил Добо. - Вот ваш спаситель! -  И  он
указал на Герге.
   Мальчика  на  радостях  чуть  не   задушили   в   объятиях,   целовали,
благословляли его. Увы, долго придется ему ждать от людей ласки!
   В добычу венграм досталось пятнадцать груженых  телег  и  уйма  всякого
оружия.
   Прежде чем приступить к дележу, Добо спросил невольников,  кто  из  них
первый попал в рабство.
   Выступил вперед молодой парень, крепостной крестьянин, и,  сняв  шапку,
сказал:
   - Я, сударь мой.
   - Как тебя зовут?
   - Гашпар Кочиш, ваш покорный слуга.
   - Откуда ты родом?
   - Из Эгера, сударь.
   - А где ты попал в рабство?
   - Под Фейерваром, сударь. Мы занимались извозом.
   - Знаешь ты, чьи вещи на телегах?
   - Останься мы там, где их турки награбили, вспомнил  бы.  Да  ведь  эти
разбойники грабили повсюду.
   Добо обернулся к турку.
   - Говори, Юмурджак.
   -  Мы  брали  везде,  где  нам  аллах  позволил.  Все  добро   неверных
принадлежит нам. Где находим, там и берем.
   - Что ж, тогда разложите все, и я поделю меж вами.
   В одной телеге оказалось много оружия. Оно было  тоже  взято  в  разных
местах, но большая часть - в замке Морэ.
   Вдруг  из  общей  кучи  словно  вынырнула  маленькая,  легкая  сабля  в
бархатных ножнах вишневого  цвета.  Должно  быть,  она  принадлежала  сыну
какого-нибудь вельможи.
   Добо поднял ее.
   - Гергей Борнемисса, подойди сюда. Возьми эту  саблю,  она  твоя.  Будь
верным витязем, защищай отчизну, служи  ревностно  богу!  Да  осенят  твое
оружие счастье и благодать!
   Он привязал саблю к поясу Герге и поцеловал маленького витязя в лоб.
   Мальчик  взволнованно  принял  оказанную  ему  честь,  даже   побледнел
немного. Быть может, в его душу пахнуло на миг ветром грядущих  времен,  и
ребенок почувствовал, что отныне быть ему неразлучным с саблей.
   Все, что не пригодилось  солдатам,  Добо  поделил  между  невольниками.
Каждый из них получил телегу, лошадь и оружие. Витязи не очень-то зарились
на запряженных в телеги тощих крестьянских кляч.
   Цыган с громкими криками скакал вокруг доставшейся ему лошади и телеги.
Но вскоре он поспешил к куче оружия и  напялил  на  себя  всякую  негодную
ржавую дрянь,  которой  пренебрегли  солдаты.  Он  по-турецки  подпоясался
платком и так утыкал себя разными ножами да кинжалами, что стал  похож  на
колючего ежа.
   Тут же валялся и сплетенный из морского тростника старый турецкий  щит.
Цыган нацепил его себе на руку. К босым  пяткам  прикрепил  две  большущие
ржавые шпоры, а на голову нахлобучил  шлем.  Однако  у  него  хватило  ума
оставить под шлемом и шляпу. Затем он схватил  с  земли  длинную  пику  и,
ступая осторожно, будто по сырым  яйцам,  торжественным  шагом  подошел  к
Юмурджаку.
   - Ну, Умрижаба, - обратился он к турку, размахивая  у  него  под  носом
пикой, - как живется тебе, бибас [глупый (цыг.)] турок?
   Все покатились со смеху, но Добо прикрикнул на цыгана:
   - Эй, ты! Перестань нос задирать! Ты из каких краев?
   Цыган вдруг заискивающе поклонился.
   - Целую ваши руки-ноги, я отовсюду, где только музыка слышна.
   - А ружья чинить умеешь?
   - Как же, ваша милость благородный витязь. Самое скверное ружье  починю
так, что лучше нового станет.
   - Так вот что: загляни на днях в Сигетвар, в  усадьбу  Балинта  Терека.
Там ты заживешь на славу.
   Худенькая цыганка пристала к Добо, чтобы он разрешил ей погадать.
   - Жена моя нагадает так, что ни в одном слове  не  ошибется,  -  сказал
цыган. - Она и нынче утром предсказала, что нас освободят.
   Женщины подтвердили, что правда - цыганка это предсказала.
   - Предсказала, - согласился и Гашпар, - да только не поверили ей.
   - В том-то и беда, что ей никогда не верят. - Цыган размахивал  руками.
- Вот видишь, бибас, теперь-то ты поверил!
   Цыганка подсела к костру, сгребла весь жар и бросила в  него  крохотные
черные зерна.
   - Datura Stramonium [дурман пахучий,  лекарственная  трава  (лат.)],  -
сказал поп с презрением.
   С тлеющих углей поднялся синий столб дыма. Цыганка присела на камень  и
подставила лицо клубам дыма.
   Витязи и бывшие невольники с любопытством обступили ее.
   - Руку... - сказала вдруг цыганка.
   Добо протянул ей руку.
   - Что ж, поглядим, как ты гадаешь.
   Цыганка подняла голову и, обратив к небу закатившиеся глаза, заговорила
дрожащими устами:
   - Вижу  красных  и  черных  птиц...  Летят  птицы  друг  за  дружкой...
Десять... пятнадцать... семнадцать... восемнадцать...
   - Это мои годы, - улыбнулся Добо.
   - Да! - обрадованно подтвердил цыган.
   - С восемнадцатой птицей дева-ангел летит. Спустится к тебе.  Останется
с тобой. Дева-ангел кладет тебе платок на