Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
И слова его потонули в хрипе. Он откачнулся к стене. За спиной его,
треща, посыпалась штукатурка.
С верхнего этажа дворца раздался крик:
- Всади в него еще раз!
Гергей по самую рукоятку всадил саблю в грудь янычара.
Он с изумлением вытаращил глаза, увидев, что великан мешком упал у
стены и выронил из рук саблю.
Гергей оглянулся, ища Фюрьеша. Но тот бежал, бежал без оглядки к
королевскому дворцу.
Вместо Фюрьеша с противоположной стороны улицы неслись на помощь
товарищу три янычара в высоких колпаках.
- Вай башина ибн элкелб! [Горе тебе, собачье племя! (тур.)]
Юноша увидел, что времени терять нельзя. Он подскочил к воротам, открыл
их и мигом задвинул изнутри засов.
Взволнованный стычкой, он сделал дрожащими ногами еще несколько шагов,
потом, услышав, что кто-то, громыхая, спускается по деревянной лестнице,
сел на скамью под воротами.
Это шел Золтаи с саблей в руке, а вслед за ним Мекчеи, тоже с
обнаженной саблей. Они увидели Гергея. Горевший под воротами фонарь
осветил их изумленные лица.
- Так ты уже здесь? - спросил Золтаи, широко раскрыв глаза. - Не ранен?
Гергей покачал головой: не ранен.
- Ты заколол турка?
Гергей кивнул головой.
- Дай я прижму тебя к груди, ты ведь маленький герой! - воскликнул
Золтаи с воодушевлением. - Ты превосходно отразил его удар! - И он обнял
Гергея.
Снаружи забарабанили в ворота.
- Откройте, собаки, не то мы спалим вас дотла!
- Надо бежать, - сказал Мекчеи. - Собрались янычары! Но прежде,
дружище, дай мне руку. И не сердись, что я тебя обидел.
Гергей протянул руку. Он был ошеломлен, не знал даже, что с ним
творится. Молча позволил он протащить себя по двору, потом вверх по
лестнице, в какую-то темную комнату. И очнулся только тогда, когда юноши
сплели из ремней и простынь веревку. Мекчеи предложил ему спуститься
первому.
Там, внизу, в залитой лунным светом глубине, он увидел королевский
огород.
21
На другой день утром Али-ага снова явился к королеве и сказал:
- Милостивый падишах счел за благо взять Будайскую крепость под защиту
турецких войск, пока не подрастет твой сын. Ведь ребенок не в силах
защитить Буду от немцев. А милостивый падишах не может каждый раз являться
сюда и два-три месяца проводить в пути. А ты, всемилостивейшая госпожа,
удались пока в Эрдей. Доходы с серебряных, золотых рудников и соляных
копей Эрдея по-прежнему будут принадлежать тебе.
Королева уже приготовилась ко всему дурному.
С надменным спокойствием выслушала она посла.
Али-ага продолжал:
- Итак, милостивый падишах берет под свое покровительство Будайскую
крепость и Венгрию. Через несколько дней он в письменном виде даст
обещание защищать и тебя, и твоего сына от всех недругов. Когда же ребенок
достигнет совершеннолетия, милостивый падишах вернет ему и Буду, и всю
страну.
При этом присутствовали все вельможи, недоставало только Балинта Терека
и Подманицки. Монах был бледнее обычного. Лицо его почти сливалось с белым
капюшоном сутаны.
Посол продолжал:
- Буда вместе с придунайским и притисенским краями встанет под защиту
милостивого падишаха, а ты, государыня, переедешь в Липпу и будешь оттуда
управлять Эрдеем и затисенскими краями. Управление Будой возьмут на себя
турецкий и венгерский правители. На почетную должность венгерского
правителя его величество султан назначил его милость господина Иштвана
Вербеци. Он будет судьей и правителем венгерского населения.
Вельможи печально поникли головой, точно стояли они не у королевского
трона, а у гроба.
Когда посол ушел, в зале воцарилась скорбная тишина.
Королева подняла голову и взглянула на вельмож.
Вербеци расплакался.
По лицу королевы тоже скатилась слезинка, но она вытерла ее.
- Где Подманицки? - спросила королева устало.
- Ушел, - ответил Петрович будто во сне.
- Не попрощавшись?
- Он бежал, ваше величество. Переоделся крестьянином и ушел на
рассвете.
- А Балинт Терек все еще не вернулся домой?
- Нет.
На другой день турки выкинули колокола из храма Богородицы, сорвали
образа, свалили статую короля Иштвана Святого. Позолоченные алтари с
резьбой и образами выбросили на церковную площадь, туда же вышвырнули
деревянные и мраморные статуи ангелов и церковные книги. Разбили и орган;
оловянные его трубы отвезли на двух телегах к литейщикам пуль. Серебряные
трубы, золотые и серебряные подсвечники тончайшей ручной работы, алтарные
коврики, напрестольную пелену и церковные облачения погрузили на три
другие повозки и увезли султанскому казначею. Чудесную стенную роспись
храма закрасили белилами. Крест с колокольни сшибли и вместо него
водрузили большой позолоченный медный полумесяц.
Второго сентября в сопровождении пашей султан верхом въехал в Буду. При
нем были его сыновья.
У Сомбатских ворот его поджидали аги в парадной одежде и под звуки труб
проводили в церковь.
Султан пал ниц посреди храма.
- Слава тебе, аллах, что ты простер свою могучую длань над страною
неверных!
22
Четвертого сентября обоз в сорок телег, запряженных волами, выехал из
королевского замка и свернул на дунайский судовый мост.
Это перебиралась в Липпу королева.
Во дворе замка стояли наготове экипажи, а вокруг них толпились
вельможи. Они тоже собрались в путь. В Буде оставался только Вербеци и с
ним его любимый офицер Мекчеи.
Гергей заметил за спиной вельмож Фюрьеша.
- Гергей, - снисходительно улыбаясь, спросил Фюрьеш, - ты что же, не
поедешь с нами?
Гергей окинул его презрительным взглядом с ног до головы:
- Никаких "ты"! Заяц-трусишка - нам не братишка.
Белобрысый парень готов был вспыхнуть, но, встретившись с колючим
взглядом Мекчеи, только пожал плечами.
Позади вельмож, съежившись, сидел на коне старик Цецеи.
Гергей, положив руку на луку его седла, обратился к нему:
- Батюшка...
- Добрый день, сын мой.
- Твоя милость тоже едет?
- Только до Хатвана.
- А как же Эва?
- Королева берет ее с собой. Ступай сегодня в обед к жене, утешь ее.
- Зачем вы отпускаете Эву?
- Вербеци уговорил отпустить. На будущий год нас вернется не одна
тысяча.
Разговор прекратился. Появление телохранителей означало, что сейчас
выйдет королева.
Она вышла в траурном одеянии. В числе придворных дам была и Эва.
Плечи ее окутывал легкий дорожный плащ с шелковым капюшоном орехового
цвета. Но капюшон не был поднят. Она оглядывалась, точно искала кого-то.
Гергей протиснулся между вельможами и очутился рядом с нею.
- Эва!
- Ты не поедешь с нами?
- Поехал бы, да мой господин еще не вернулся.
- А потом вы поедете вслед за нами?
- Не знаю.
- А если не поедете, когда же я увижу тебя?
Глаза юноши наполнились слезами.
Королева села в просторную карету с кожаным верхом и с окошечками.
Ребенок и няня уже сидели в карете. Ждали только, пока служанка засунет
под сиденье маленькую четырехугольную корзинку.
Вица протянула Гергею руку.
- Ты не забудешь меня, правда?
Гергей хотел сказать: "Нет, Вица, нет, даже на том свете не забуду!" -
но он не в силах был вымолвить ни слова и только покачал головой.
23
Десять дней спустя пустился в путь и султан. Балинта Терека он увел с
собой в оковах раба.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЛЕВ-УЗНИК
1
На заболоченном лугу у речки Беретьо стоял конный ратник в синем плаще
и красной шапке. Это был солдат королевских войск. Он помахал шапкой и,
крикнув через кусты вербы: "Ого-го-го! Вода!" - съехал по нагретому
солнцем топкому берегу к воде, заросшей пышно желтеющей калужницей.
Конь зашел по колено в траву, под которой воды было почти не видно, и
вытянул шею, чтобы напиться.
Но пить не стал.
Поднял морду, и вода полилась обратно через рот и через ноздри. Конь
фыркнул и замотал головой.
- Да что с тобой? - проворчал солдат. - Ты что, чертушка, не пьешь?
Конь снова опустил морду. И опять выпустил воду ртом и носом.
Через луг рысью подъехали еще восемнадцать всадников в венгерской
одежде различного покроя. Среди них был худощавый высокий человек с
орлиным пером на шапке. На плечах у него вместо плаща накинут был суконный
ментик вишневого цвета.
- Господин лейтенант, - обернулся к нему солдат, заехавший в речку на
коне, - верно, вода грязная, конь не хочет пить.
Всадник с орлиным пером на шапке погнал коня в реку и посмотрел на
воду.
- В воде кровь! - сказал он с удивлением.
Берег зарос ивняком, желтевшим барашками. Земля голубела от фиалок. Над
весенними цветами жужжали пчелы.
Лейтенант хлестнул коня и проехал несколько шагов вверх по течению.
Среди кустов вербы он увидел молодого человека в одной рубахе, который
стоял по колено в воде и мыл окровавленную голову. Голова у него была
большая, бугристая, точно у быка. Глаза черные, взгляд решительный, усики
торчали, как колючки. Возле него на траве валялись желтые сапоги, доломан,
вишневого цвета бархатная шапка и сабля в черных кожаных ножнах.
Так вот отчего в реке кровь!
- Кто ты такой, братец? - спросил изумленный лейтенант.
Юноша ответил небрежно:
- Иштван Мекчеи.
- А я Иштван Добо. Что с тобой?
- Турок меня поранил, черт бы его побрал! - И Мекчеи прижал руку к
голове.
Добо оглянулся. В поле он увидел только вербы, осины и какие-то кусты.
- Турок? Ах, басурманская душа!.. Да ведь он не мог еще далеко
отъехать. Сколько их?.. Эй, ребята!
И Добо выехал на берег.
- Не трудитесь понапрасну, - сказал Мекчеи, мотнув головой, - я уже
уложил его. Вот он валяется позади.
- Где?
- Да где-то здесь неподалеку.
Добо приказал своему слуге спешиться.
- Давай сюда корпию, полотно.
- И там, повыше, тоже есть, - молвил Мекчеи, снова прижав ладонь к
голове.
- Турки?
- Нет! Старик-дворянин с женой.
У раненого с макушки головы сочилась кровь и алой струйкой стекала по
лбу к носу. Он снова склонился к воде.
- Там, в ивняке, - доложил один солдат.
Добо поскакал на своем жеребце вверх по течению и вскоре увидел старика
и женщину. Старик сидел в одной рубахе у самой воды, наклонив голову, а
женщина - дородная старушка - смывала с нее что-то красное.
- Ой, горе! Пришлось тебе на старости лет попасть в такую беду. Да еще
такому калеке! - причитала она.
- Не вой! - рявкнул старик.
- Бог в помощь! - крикнул Добо. - Рана-то велика?
Вскинув голову, старик отмахнулся.
- Турецкий удар...
Только тогда заметил Добо, что старик однорукий.
- Что-то знаком больно, - пробормотал он, слезая с коня, и, соскочив,
представился: - Иштван Добо!
Старик взглянул на него.
- Добо? Ба! Да это ты, братец Пишта? Как же тебе не знать меня? Ведь ты
бывал у меня, заезжал к старику Цецеи.
- Цецеи?..
- Ну да, да, Цецеи! Не помнишь разве? Когда ты за Морэ гнался!
- Теперь припоминаю. Так что же здесь, отец, случилось? Как вы попали
сюда из Мечекской долины?
- Да все эти собаки басурмане... - И старик подставил голову жене,
снова принявшейся смывать кровь. - Эти псы басурмане напали на нас в
дороге. Счастье наше, что как раз в это время нас нагнал тот юноша. Ох и
парень! Крошил их, словно тыкву. Но и я не давал спуску, бил по ним прямо
из повозки. Возница тоже показал себя молодцом...
- Сколько же их было?
- Десяток, пес их дери! Провались они в преисподнюю! Счастье, что не
сладили с нами. Я ведь везу с собой штук четыреста золотых, если не
больше. - И он хлопнул рукой по болтавшейся на боку суме.
Женщина выжала из платка красную от крови воду.
- А юноша этот не помер? - спросила она, подняв голову.
- Ничуть не бывало, - ответил Добо. - Он тоже умывается в реке - вон
там, немного пониже.
Добо взглянул на лежавший поблизости окровавленный труп турка.
- Поеду посмотрю, с каким народом пришлось вам биться, - сказал он и
пустился по берегу в объезд к дороге.
В ивняке Добо нашел еще семь трупов: двух венгров и пять турок, а на
дороге увидел свалившуюся в канаву повозку, запряженную тройкой лошадей.
Молодой возница собирал и складывал выпавшие из повозки сундуки.
- Не мучайся, дружок. Сейчас придет подмога... - сказал ему Добо и
поехал обратно к Мекчеи. - Здесь, братец, не один турок, а целых пять.
Рубился ты превосходно! Удары делают тебе честь.
- Где-то должен быть еще один, - ответил Мекчей. - Тот, наверно, в
реке. А моих солдат вы нашли, батенька?
- Нашел, Одному, бедняге, голову раскроили пополам.
- Нас было трое.
- А турок?
- Их, собак, было десять!
- Стало быть, четверо сбежали?
- Сбежали. Чего доброго, вздумают вернуться!
- Пусть возвращаются! Теперь и я помогу!
Добо слез с коня и стал осматривать рану юноши.
- Порез большой, но не глубокий, - сказал он и, сжав края раны, сам
положил на нее корпию и туго перевязал длинными кусками полотна. - Ты куда
ехал, братец?
- В Дебрецен.
- Уж не к Терекам ли?
- Да, к ним.
- Послушай, братец, есть у меня там дружок: Гергей Борнемисса. Он еще,
наверно, мальчик. Знаешь его?
- За ним я как раз и еду. Гергей прислал письмо, что хочет служить в
моих войсках.
- Он так уже вырос?
- Восемнадцать лет ему исполнилось.
- А с земель Балинта Терека народ разбежался, конечно?
- Да, с тех пор как хозяин попал в неволю, всех словно ветром
разметало.
- И Тиноди ушел?
- Тоже бродит где-то. Впрочем, сейчас, может быть, и он ютится в
Дебрецене.
- Что ж, передай привет и поцелуй ему и обоим сыновьям Терека.
Пока они беседовали, Добо взял тряпку и, засучив рукав, вымыл
окровавленное лицо Мекчеи. А один из солдат отчищал мокрой тряпкой
кровавые пятна с его одежды.
- Старик еще там? - спросил Мекчеи, указав в ту сторону, где был Цецеи.
- Там. Беды большой с ним не случилось. Он тоже в голову ранен. А ты не
голоден, братец?
- Нет, только пить хочу.
Добо велел солдату принести флягу, остальных же отрядил помочь вознице.
Потом они направились к Цецеи. Старики супруги сидели уже на траве
возле экипажа. Цецеи держал в руке индюшечью ножку и с волчьим аппетитом
обгладывал ее.
- Милости просим к нашему столу! - весело крикнул он. - Хорошо, братец,
что с тобой ничего не стряслось.
Мекчеи махнул рукой.
- Ничего!
Солдаты собрали добычу: пять турецких коней, столько же плащей и
различное оружие.
Мекчеи разглядывал коней, потом стал осматривать валявшееся на земле
оружие.
- Выбирайте, отец, - предложил он Цецеи, - добыча общая.
- Очень мне нужно! - отмахнулся старик. - У меня и коней, и своего
оружия хватит.
- Что ж, тогда разрешите вам, Добо, предложить какую-нибудь саблю.
- Благодарю, - улыбаясь, ответил Добо и замотал головой. - Зачем же
я-то возьму? Я ведь не бился с турками.
- Ничего, выбирайте.
Добо покачал головой.
- Добыча вся твоя, до последней пуговицы. С какой стати приму я у тебя
подарок!
- Я даром и не собираюсь отдавать.
- Вот это другой разговор. - Добо с интересом взглянул на турецкую
саблю превосходной работы. - Какая же ей цена?
- А вот какая: когда вы, ваша милость, будете комендантом какой-нибудь
крепости и вам придется туго, вы призовете меня на помощь.
Добо, улыбнувшись, замотал головой.
- За такую неверную плату мы не покупаем.
- Что ж, я назначу другую: поедемте со мной в Дебрецен.
- Сейчас это тоже невозможно. Я королевский комиссар, собираю десятину
в брошенных имениях. Разве что попозже выберусь в Дебрецен.
- Тогда подарите мне взамен сабли вашу дружбу.
- Она и без подарков твоя. Но в знак дружбы я, так и быть, возьму саблю
на память. На вас напали не простые турки, вижу по оружию. Один из них
был, наверно, беем. Знать бы только, откуда они.
- Думаю, что из Фейервара.
Добо поднял с земли саблю в бархатных ножнах, украшенных бирюзой, с
рукояткой в виде позолоченной змеиной головы. Глаза у змеи были алмазные.
- Ну, братец, это твоя. Такой сабли я не возьму. Она ведь стоит целое
состояние.
Тут же валялись еще две сабли из турецкой стали. Обе были попроще. Добо
поднял одну и согнул кольцом.
- Хороша сталь! - заметил он весело. - Подаришь мне эту саблю - спасибо
скажу.
- С удовольствием! - ответил Мекчеи.
- Но если ты подарил ее мне, сделай еще одно одолжение: возьми эту
саблю с собой в Дебрецен, и ежели Тиноди обретается там, попроси его
написать на клинке какое-нибудь изречение. Какое он сам захочет. В
Дебрецене есть золотых дел мастер, он вырежет эти слова на клинке.
- С удовольствием! - ответил Мекчеи. - Я тоже попрошу его написать
что-нибудь и на этой вот змеиной сабле.
Взмахнув кривой саблей, он привязал ее к поясу рядом с другой.
- Не нашлось ли денег у турецкого офицера? - спросил Добо своих солдат.
- Еще не обыскали его.
- Так обыщите.
Солдат вскоре приволок убитого турка, прямо за ноги протащив его по
траве, и тут же обыскал.
Карманов в красных бархатных шароварах не оказалось. Но в поясе нашли
мешочек с золотом и серебряные монеты.
- Как раз на расходы пригодятся! - обрадованно воскликнул Мекчеи. -
Солдат всегда найдет, на что потратить.
Обнаружили также рубиновое украшение на тюрбане и золотую цепочку на
груди. На цепочке висел талисман - накрученный на кокосовую щепку листик
пергамента.
Мекчеи положил драгоценности на ладонь и протянул Цецеи.
- Ну, из этого, отец, вы уж непременно должны что-нибудь выбрать себе.
- Спрячь, братец, - отмахнулся старик. - Куда старику цветок на шляпу,
с него и репейника хватит!
Но у его жены заблестели глаза.
- Цепочку-то возьми для дочки, - сказала она. - У нас есть дочка.
Красивая барышня. Она живет при дворе королевы.
- Приезжайте, братцы, на свадьбу! - весело заорал Цецеи. - Хочу перед
смертью душу потешить, потанцевать вволю.
Мекчеи опустил цепочку на ладонь его жены.
- За кого ж ваша дочка выходит замуж?
- За лейтенанта королевы Адама Фюрьеша. Вы, может, знакомы с ним?
Мекчеи, помрачнев, замотал головой.
- Славный малый, - хвасталась супруга Цецеи. - Дочку мою сама королева
выдает замуж.
- Дай бог им счастья! - буркнул Добо.
Одежду турок и все оружие без украшений Мекчеи подарил солдатам Добо.
Начали собираться в путь.
Мекчеи поднял с земли свою шапку и, раздосадованный, повертел ее в
руке. Шапка была разорвана почти пополам.
- А ты не досадуй! - утешал его Цецеи. - Не будь она надорвана, сейчас
не полезла бы тебе на перевязанную голову. К тому же за убыток ты получил
сполна.
Одежда на Мекчеи была еще мокрая. Ну, да не беда: солнце и ветер
высушат ее до вечера.
- Бери двух солдат, - сказал Добо, - и они проводят тебя. Дядюшке Цецеи
я тоже дам двоих.
- А может, мы вместе поедем? - сказал Мекчеи и, обернувшись к супругам
Цецеи, спросил: - Поедемте вместе?
- Куда? - спросил старик.
- В Дебрецен.
- Поедем.
- Тогда нам хватит и троих солдат.
- Бери, сколько твоей душе угодно, - любезно ответил Добо.
Пока старики супруги собирались, Добо и Мекчеи обошли мертвецов. Среди
них, раскинув руки и ноги в синих суконных шароварах, лежал на спине
огромный турок лет тридцати. Удар ему пришелся как раз в глаз.
- Я будто припоминаю его, - сказал Добо. - Не иначе как дрался с ним
когда-то.
- Он выл, как шакал, - улыбнулся Мекчеи. - Ну что, шакал, молчишь
небось?
Убитые венгерские воины были сильно покалечены; голову одного они
прикрыли платком.
Мертвым туркам солдаты прокололи живо