ей  ООН,
гуманитарная помощь, неопределенные обещания -- но только в том случае, вели
мы сумеем  перекрыть ноток наркотиков, которые идут  в Европу, а оттуда  и в
Америку. Нас сминают. Я боюсь, в этой стране прольется большая кровь.
     Худайбердыева громко позвали из какой-то оживленной группы людей.
     -- Извини, Алексей, надо помогать  хозяину вечеринки. Заглядывай ко мне
безо  всякого стеснения. Я  теперь  понимаю,  отчего  ты  сторонился меня  в
последнее  время: ты подумал, что я заодно с этими убийцами. А я просто не в
силах отдать их под трибунал.
     Алексей  вылез из бассейна и присел на шезлонг. Кожа мгновенно высохла,
и стало горячо. "Не суетись, старик, -- говорил он себе. -- Ты же понимаешь,
что  отсюда  надо  убираться. А  потому надо  думать,  кто  сможет  серьезно
отнестись  к  твоему  предложению.  Разве   ты  предполагал,  что  торговать
государственными  секретами   так   же  просто,  как   пирожками?   Налетай,
торопись..."
     Глава третья. Обмен ударами
     Тревожный звонок раздался, как и положено, на рассвете:
     -- Слушаю, Пастухов.
     В  телефонной  мембране, не вмещаясь в диапазон, рокотал  низкий  голос
Боцмана:
     -- Здравствуй, Пастух! Сережа? Не разбудил?
     -- А, Боцман. Не беспокойся, в деревне утро раннее. Что случилось?
     Было понятно,  что  без  серьезных причин Боцман не  станет тревожить в
такой час.
     -- Есть  дело, Сергей, --  подтвердил голос.  --  Пересеклись мы тут  с
одними "братками"... Последовал быстрый вопрос:
     -- Ты ранен? Муха?
     -- Господь  с  тобой,  Пастух.  Чтобы  такая  шантрапа  меня  или  Муху
завалили. Но офис мне подпортили. "Хлопушек" накидали.
     -- Еду.
     -- Не  торопись так.  Тут служивые пишут  пока свои  протоколы, осколки
собирают, соседей опрашивают. Захвати с собой и Артиста, если по дороге.
     -- А Док?
     -- Док пока  не отвечает. Поискать надо в этом его обществе  ветеранов.
Ты сам-то как?
     --  В  порядке.  Еду,  --  коротко ответил Пастух.  Из кухни  выглянула
встревоженная Ольга, жена:
     -- Куда ты? Опять?
     Пастухов вздохнул и укоризненно покачал головой:
     -- Что "опять", Оля? -- Всего лишь с®езжу в Москву и навещу Боцмана.
     Он видел:  Ольга не верит.  Ох  уж  это  женское сердце-вещун. Пастухов
всегда  терялся  под взглядом  ее глаз -- и когда,  еще в погонах, убывал  в
Чечню, и потом, когда, выкинутый из армии, пропадал вдруг на неделю, а  то и
на целый месяц. Но ведь возвращался же, всегда возвращался... Пока.
     -- Оленька, кто-то пробует  угрожать  Боцману, его с ребятами "Набату".
Надо с®ездить и задействовать мои связи.
     По  тому, как  глаза жены  налились  слезным блеском,  Пастухов  понял,
почуял, что предстоящее дело будет не  таким простым,  как  ему показалось с
ходу.  Предчувствиям  Ольги  можно  было  верить  едва  ли  не  больше,  чем
аналитическим сводкам родного управления.
     -- Обещай, что позвонишь, как только сможешь, -- только и  сказала она,
не  слушая уверений  в том, что все  это пустяки, которые выеденного яйца от
наших хохлаток не стоят.
     Выруливая на  своем заслуженном "ниссане-террано" по проселочной дороге
на московское шоссе, бывший капитан спецназа, а ныне частный предприниматель
Пастухов выбросил  из головы  заботы о  лесопилке и столярном цехе, немецких
многофункциональных  станках "вайсмахер"  и  заказах  "новых  русских",  что
кормили  сейчас  все  его родное село  Затопино.  Будто  четыре  капитанских
звездочки  проступали на  его плечах -- он снова  ехал, чтобы собрать  своих
людей в полноценную боевую единицу. А их -- вместе с ним самим -- оставалось
совсем немного.  Пятеро. И еще две  свечи,  которые  он  всякий раз ставит в
маленькой церквушке за упокой  душ двух погибших товарищей.  И никому нельзя
позволить изменить этот счет...
     Им уже  приходилось несколько  раз  проводить раз®яснительные беседы  с
бритоголовыми  "братками",  когда  те из®являли  желание  взять  предприятие
Пастухова "под крышу".  Прихватив  Боцмана,  Муху,  Артиста  и  Дока, Сергей
приезжал на "забитые стрелки"  и убеждал мелких  зарайских авторитетов,  что
ему не нужна их опека и "защита".  Авторитеты, залечив в больнице переломы и
ушибы,   соглашались,   что  погорячились,  и  признавали  в  конце   концов
суверенность территории, на которой действовало  предприятие Пастухова.  Все
это было не слишком серьезной, но докучливой возней.
     Знай авторитеты,  с кем  они пытаются помериться силами, их  до  костей
пробрал  бы запоздалый  страх, потому  что  группа Пастуха  не раз выполняла
задания, какие  и  голливудским  сценаристам не  снились.  Но  знать  мелкой
уголовной  сошке  конечно же  ничего не  полагалось,  с  них хватало и  того
простого  знания,  что эти  бывшие офицеры  -- слишком  хлопотная и  опасная
добыча, которую лучше оставить в покое. На их век хватит беззащитных "лохов"
и "бобров", готовых платить при первом же окрике.
     Однако  на  этот   раз,   как  понимал   Пастухов,  дело  оборачивалось
значительно серьезнее.  "Набат",  видимо,  затронул интересы  одной  из  тех
крупных   московских   группировок,  которые   представляли   собой   хорошо
организованные и, по их же терминологии, "отмороженные" структуры. Опасность
была  в  многочисленности  такой  братвы,  хорошей  экипировке  и  традициях
"кровной мести", на которой держался их авторитет...
     * * *
     Захватив из обшарпанного клуба в  Черемушках  Артиста,  где  он, как бы
стараясь  отвечать своей кличке,  репетировал  что-то с очередной молодежной
студией, Пастух довольно быстро добрался до офиса "Набата". Во дворе дома на
Шаболовке  пацанва  крутилась  вокруг  великолепного,  как китайский дракон,
мотоцикла Мухи. Артист погрозил им пальцем:
     -- Руками не трогать!
     -- Нас дядя  Муха  попросил охранять! --  раздались в ответ возмущенные
голоса  одних мальчишек,  а другие  тут  же поторопились  сообщить: -- У них
взрыв был. Во-он, окна все выбиты.
     Да,  последствия взрыва хорошо были  видны с улицы. Пастухов с Артистом
вошли в под®езд, а потом -- сквозь вынесенные воздушной волной двери --  и в
двухкомнатную квартиру, которая служила Боцману и Мухе офисом. Штаб "Набата"
представлял собой плачевное зрелище: груды мусора и клочков бумаги, осколков
стекла, посеченные стены, расщепленные взрывом косяки.
     Людмила, жена Боцмана, увидев гостей, поставила веник к стенке:
     --  Здравствуй, Сережа. А, и  ты,  Семен, тут. Проходите в хату. -- Она
развела руками. -- Извиняйте за беспорядок. Митя с Мухой на кухне, хоть туда
гранату не кинули.
     Казалось, ничто на свете не может выбить из колеи эту  цветущую женщину
из провинциального городка, которую судьба  некогда свела  с боевым офицером
Дмитрием Хохловым. Пастухов улыбнулся ей и в который раз удивился ее  умению
спокойно  держаться в  любой ситуации. Так же хлопотливо,  но без нервов она
провожала  Боцмана  в  Чечню,  потом  отправляла  в  несколько  таинственных
"командировок" с друзьями мужа, так же буднично  она выметала теперь осколки
боевых гранат  из офиса охранного агентства "Набат". Столь непоколебима была
ее  вера  в  надежность и силу мужа. "Нет,  -- думал Пастухов,  заглядывая в
разгромленные комнаты, -- не только. Это ее собственная жизненная стойкость,
умение не  думать о  беде, пока она  не придет, умение  думать о жизни, пока
продолжается жизнь. Повезло Боцману: счастливый у бабы характер..."
     А Боцман уже и сам выглядывал из кухни:
     -- Здорово, хлопцы! Люся, давай еще кофе.
     Обменявшись  твердыми рукопожатиями,  они  расселись  на  табуретах. Из
выбитых окон задувал летний ветер, пуча уцелевшие занавески.
     -- С кем это вы так схлестнулись? -- с ходу спросил Артист о главном.
     Боцман почесал затылок:
     -- Да,  понимаешь,  прихватили вчера четырех дурней на  дороге,  а  они
оказались из какой-то  крутой группировки. Машина их дружков  пасла  нас  от
самого шоссе...
     --  Догнала  она ветер  в поле, --  вставил  Муха, хлопая обеими руками
Артиста по спине. -- Посмотрите на мой "космический корабль"! -- Он выглянул
за штору, чтобы кинуть взгляд на свой бесценный "харлей".
     Боцман неторопливо продолжал:
     -- Догнать не догнали, однако вычислили они нас быстро. Не думал я, что
они такие скорые. Ночью  накидали  "хлопушек"  -- по одной в каждую комнату.
Пропал евроремонт, одним словом. -- Боцман сокрушенно покачал головой.
     Муха  зло  усмехнулся, но  не  сказал  ни  слова. Не  в его натуре было
обсуждать  потери, пока он  был  на ногах, пока  "бил копытом"  во дворе его
мотоцикл и не кончились патроны в обойме.
     --  Не  газуй, Олег,  -- зыркнул на него Пастух, прекрасно почувствовав
его состояние. -- Что за группировка?
     Боцман секунду помолчал, глядя на жену, готовившую кофе.
     --  Вот  что, Люся,  -- обратился  он к жене. -- У тебя, похоже, отпуск
намечается.
     -- Оплачиваемый? -- улыбнулась Людмила.
     --  А  как же.  --  Боцман  полез  в карман  и достал  небольшую  пачку
долларов, отделил от нее немного, остальное протянул жене.  -- Плата вперед.
Ты давай-ка собери сына, и прямо сейчас поезжайте к  маме в Калугу, посидите
там.
     Людмила вздохнул", положила доллары в сумочку и спросила:
     -- Кофе наливать?
     Как  только  выяснилось, что  Мухе прекрасно известно  новое место, где
можно найти Дока, вся компания снялась с места.
     * * *
     По дороге,  едва командирский  "ниссан" тронулся, занялись арифметикой.
Считал  главным образом  Муха,  и  получалось по  его  бухгалтерии,  что для
полного счастья ему, как герою Ильфа и Петрова, не хватает пятидесяти тысяч.
После небольшой паузы уточнялось, что не хватает пятидесяти тысяч не ему  --
им всем: не следовало забывать о восстановлении офиса.
     -- Что, на  "работу" потянуло? -- сочувственно спросил Муху  Артист. --
Гляди, накличешь.
     Боцман неопределенно хмыкнул, и все с затаенным интересом посмотрели на
командира.  Пастух  вел  машину  все  так  же  молча.  Минутная  пауза  ясно
растолковала команде, что ни о каких "работах" командир говорить не намерен:
нет никаких "работ" и не предвидится.
     Пастухову же, если честно, о "работе" сейчас думать не хотелось. Придет
время -- она сама их найдет, и не откажешься. И не об оплате думать будешь.
     Муха  показал дорогу  к маленьким мастерским бывшего знаменитого на всю
страну НИИ, где теперь обосновался Док.
     На  проходной  к ним  отнеслись равнодушно.  Лет  десять  назад,  чтобы
попасть в священные недра филиала отечественной  космической науки, пришлось
бы неделю  оформлять разнообразные  допуски,  но в  наши времена институт  и
опытное  производство,  растеряв  все стоящие кадры,  не представляли больше
интереса для  международного шпионажа. В холле на стене красовались  десятка
полтора табличек разных фирм, подтверждающих тот нехитрый факт, что институт
живет в основном за счет арендной платы, собираемой с коммерческих структур.
     Боцман,    отыскав    табличку    "Центр    социальной     реабилитации
воинов-инвалидов, офис 34", повел компанию наверх.
     --  Вот,  значит,  где  обосновался Док, --  сказал  Артист.  -- Святое
дело...
     Все посерьезнели. Сколько они видели мальчишек за эти  годы, призванных
в восемнадцать в родном военкомате, брошенных в мясорубку войны, вернувшихся
искалеченными, чтобы  до конца дней  проклинать страну и "отцов-командиров",
которым больше нет до них дела.
     Наверху послышался  шум: громыхание  дверей, возня и сдавленные хриплые
крики:
     -- Да вы что?.. Что делаете... Гад! Помогите!..
     Компания   ускорила   шаг   --  и  вовремя:  по  лестничному   пролету,
сопровождаемый   звуком  звонкой  затрещины,  на   них  свалился  мужчина  в
растрепанном  костюме, с  остатками тонированных очков  на  ухе  и  разбитой
физиономией. Пастухов подхватил его за лацканы дорогого пиджака,  спасая  от
неминуемой стыковки со стеной, в которую они тем не менее врезались вместе.
     -- Ого! -- подал голос Муха. -- Тут, оказывается, не только лечат, но и
производят инвалидов!
     Пастухов, не выпуская человека из рук, поднял голову. Он увидел наверху
раз®яренного  Дока.  Поза капитана медицинской службы  Ивана  Перегудова  не
оставляла  сомнений  в  том,  что  именно  он  является  автором  затрещины,
запустившей в полет модно одетого мужчину.
     --  Док,  -- окликнул  друга Пастухов. -- Может, забросить его обратно?
Может, ты ему добавить хочешь?
     Командир не допускал вероятности, что  Док не  прав  в своих действиях:
столь высока была его репутация.
     -- Познакомься,  Сергей,  --  отозвался сверху  Иван Перегудов.  -- Эта
стерва -- мой начальник, только что из Германии. Купил нам хрен с редькой, а
себе -- новый "фолькс".
     --  А  может,  у  него  что-нибудь  осталось?  --  предположил  Боцман,
перехватывая   у  Пастухова   "начальника"  за   штаны  и  мощным  движением
переворачивая  его вверх  ногами. Без особого труда  держа довольно плотного
мужчину на весу, он хорошенько его потряс.  Из карманов  посыпались  ключи и
бумаги,  зажигалка "зиппо" в чехле,  документы, деньги...  Мужчина, багровея
лицом, издавал неясные хрипы и стоны. Боцман швырнул его на пол:
     -- Не много же  я из  него натрусил. Все больше мусор...  -- сказал он,
разглядывая "добычу".
     -- Хорошо, что дерьмо не посыпалось, -- философски заметил Артист.
     --  Прихватите  у  него, ребята,  ключи  от  машины  и  документы.  Они
действительно пригодятся, -- взял себя в руки Док. -- Надо созывать собрание
и выкидывать этого гада из общества. А машину мы у него изымем прямо сейчас.
     Человек рвал на себе душивший его галстук и, хватаясь за перила, тяжело
поднимался  с   пола.   Увидев,  что  Пастухов   снял  с  брелока  ключ   от
"фольксвагена" и присовокупил к нему документы на машину, оставив все прочее
на площадке,  он кинулся сгребать оставшееся барахло, с бешенством, срываясь
на визг, бормоча:
     -- Грабеж... Я тебя самого выкину... Я тебя посажу...
     А через мгновение  "начальник"  отправился в очередной полет --  этажом
ниже, сопровождаемый звуком новой затрещины.
     * * *
     В офисе  их встречала пожилая  женщина, охавшая, обхватив щеки  руками,
будто у нее разболелись все зубы разом.
     -- Иван Степанович, что ж это делается? -- причитала  она. -- Как же вы
это? Нельзя же так.
     --  Успокойтесь,  Марья  Ивановна.  Проходите,  ребята. Марья Ивановна,
поставите нам чайку? -- Чувствовалось, что Док сам взволнован этой историей.
     -- Будет, будет, Иван,  -- успокоил его Пастухов.  --  Расскажи толком,
что  за начальство  с  лестницы летело и  чем ты  здесь  занимаешься,  кроме
мордобоя.
     -- Из сорока тысяч тридцать две на  себя просадил,  подлец, --  уточнил
Док,  зажигая  сигарету  (только он один из всей команды курил, периодически
бросая),
     -- Это же надо  -- тридцать с  лишним  тысяч на баловство перевести!  А
деньги чьи? Твои, Док?
     .-- Нет, Дима. -- Док никогда  не называл друзей до кличкам,  -- Деньги
дал Фонд  Сороса. Моей мастерской  материалов  на эту  сумму хватило  "бы на
полгода  работы,  а теперь через месяц стану  на прикол. Видишь, присосались
тут ребятки.  Гуманитарную  помощь, понятно, воруют, как везде, а теперь вот
решили и мастерскую оставить без сырья.
     -- Покажи, что ты производишь-то?
     --  Сравнивайте. -- Док  поставил на стол  две  искусственные ноги.  --
Угадайте с трех раз, которую ставит ребятам государство, а что производим мы
на немецком оборудовании.
     -- Да-а-а, -- протянул Артист. -- Чудеса. Ты, наверное, робокопа можешь
тут сделать.
     -- Пожалуй, -- невесело усмехнулся Док  и показал еще образец. -- Вот с
такой рукой со спинным креплением и управлением при известной сноровке можно
писать,  работать  на  клавиатуре,  селедку чистить,  в  конце  концов.  Эх,
ребятки,  у  нас  же   только  до  Москве  двенадцати   тысяч  заявлений  на
протезирование!  А я в месяц от силы сотню могу сделать  -- на  моих-то трех
станках.
     Марья Ивановна  додала чай. На фарфоровых чашках сытые детки в коротких
штанишках и пышных платьицах тискали толстых собачек.
     -- Подарок  от немецкой  фирмы, -- хмыкнул Док, заметив неодобрительный
интерес, с которым друзья разглядывали сюжеты этой росписи.
     Боцман, молча пивший чай, широко улыбнулся и простодушно заявил:
     -- А молодец ты, Док, хорошим делом занят. Вернулся, значит, к основной
специальности.
     Однако Пастух уже раскланивался с хозяйкой, сказав в сторону Дока:
     -- Поехали поговорим. Есть тут одна забота...
     * * *
     Военный совет  группа капитана  Пастухова открыла в  парке недалеко  от
"Горбушки" -- известной на весь бывший  Союз музыкальной  "толкучки".  Здесь
любил  бывать  их погибший товарищ старший лейтенант  Коля Ухов, игравший на
баритоновом саксофоне,  влюбленный в  музыку,  за  что и прозванный друзьями
Трубачом.
     В  этот час на "Горбушке" было немноголюдна, торговля еще почти не шла,
а потому они уютно устроились на  бревнах, оставшихся после прочистки парка.
Со  стороны --  обычное  зрелище:  собралась  компания  праздных  московских
мужиков раздавить бутылочку-другую да потрепаться про политику.
     Ни взрывной  Муха, ни шутник Артист, ни тем более уравновешенный Боцман
или интеллигентный  Док не  пытались начать  разговор:  право  открыть совет
принадлежало только командиру.
     -- Рассказывайте, ребята, -- распорядился Пастух, обращаясь к Боцману и
Мухе.
     -- Гранаты в офис "Набата", по-видимому, кидали ребята Спицына, кличка,
понятно, Спица, -- начал Боцман четко, излагая дело.
     --   Вы   считаете,   что   это   факт?   Спицынские,  как   говорится,
"подписываются" под этим? Вам были звонки, угрозы, требования? Других врагов
у  "Набата"  нет?  --  Голос  Пастуха был  суров,  он  требовал  достоверных
сведений, и это было справедливо.
     Боцман закряхтел, почесывая затылок, и тут вмешался пылкий Муха:
     -- Вообще-то другие враги у нас есть. Но похоже все-таки на спицынских.
Другие начинают издалека, предупреждают, угрожают,  но все же  к немедленным
действиям с гранатами не переходят.
     --  Кто они такие, эти спицынские?  -- спокойно спросил  Док, попыхивая
сигаретой. -- Я бандитскую геополитику не очень хорошо знаю.
     --  В  том-то и дело,  --  охотно  об®яснил Боцман, -- что почерк очень
похож  на этих парней. В столице они  все недавно,  год-два, крыло  новое и,
казалось  бы,  неоперившееся.  Типичные  провинциалы  с   Урала,  приехавшие
покорять Москву.  Их пытались сразу  поставить  на место,  а  они с  ходу за
стволы. Они даже  среди братвы считаются "отморозками" и "беспредельщиками".
Старые авторитеты не признают, законы воровские уважают  слабо, то и дело на
чужие территории лезут. Вот такой вот портрет.
     Муха добавил:
     -- Они как-то погрызлись с чурками, ну с азерами, и в течение двух дней
устроили им  взрыв на рынке и еще  двоих  прошили из "Калашникова". Те сразу
отступились. Спицынские  работают грязно: облагают банкиров,  выбивают чужие
долги,  нанимаются на толковища.  В  общем, после одной  большой разборки  с
солнцевскими даже  крупные бригады предпочитают  со  Спицей не  связываться.
Себе дороже.
     -- Кто их "кроет"?
     Вопрос оказался непростым даже для Боцмана.
     -- Да, понимаешь,  Пастух, непонятно получается.  Уж больно быстро  они
стали на ноги в столице. Ходил слух,  что благоволил им  сам Сильвестр... Но
Сильвестра давно как  не стало, а ребятки эти чувствуют себя ничуть не хуже.
Многие бригады хотели бы им перья пообрывать, а не могут. То ли они, сучата,
хорошо  маскируются,  то  ли  их  специально  стараются  не  очень  трогать.
Единственное, что мне смогли толком сказать, что помимо Спицына известны два
его близких сподвижника.  Дима Шрам  занимается его  автомобильными  делами:
автосервисы -- один из них под их полным контролем, затем рэкет на дорогах и
угон  машин.  И  еще  некто  Гапон