а ты  недоволен.  Нам
надо колонну сопровождать, у нас люди и груз, а ты...
     Омоновец с  недоверием на лице понюхал одно и  второе дуло  -- гарью не
пахло. Сверив номера  на пистолетах и в удостоверениях, он отошел к машине и
начал связываться по рации с управлением.
     Боцман и  Муха,  не  обращая внимания на его  суету,  подошли  к группе
водителей,  которые  совместными усилиями  меняли  простреленное  колесо  на
головном трейлере. Руслан по-узбекски гортанно отдавал какие-то распоряжения
-- и расплылся  в  широкой  улыбке,  когда  Боцман  похлопал  его  по спине.
Водители  тут же  окружили  двоих  охранников,  наперебой  поздравляя  их  с
победой.
     -- Скоро  поедем?  -- с беспокойством  спросил Руслан,  оглядываясь  на
дорогу.
     --  Занимайте  места в  машинах,  скоро двинемся, --  уверенно пообещал
Боцман, зная отношение упомянутого им омоновского начальства к "Набату".
     И действительно, через минуту его позвал капитан:
     -- Вас к рации! Полковник...
     Боцман с усмешкой взял трубку, второй рукой при этом указав капитану на
свое оружие, которое и было незамедлительно возвращено частному детективу.
     -- Хохлов на связи, товарищ полковник... Так точно, прихватили каких-то
четверых --  крутые,  аж заворачивались. Но  недолго... У  меня  колонна  из
пятнадцати  машин,  узбеки, арбузы везут... разрешите продолжать следование.
Есть, буду завтра утром как штык... Вместе с  напарником... Спасибо, мы-то в
полном порядке...
     Капитан,  торопясь, записывал  с  их слов  короткое  изложение событий,
Руслан  с готовностью  подтвердил  все  факты. Обозленные водители,  толпясь
вокруг, подавали по-узбекски реплики,  перемежая  их русской бранью  в адрес
обезвреженных бандитов.
     -- Все, вопросов пока нет, -- захлопнул блокнот капитан. -- Он протянул
руку  Боцману. --  Спасибо,  вы  их  красиво  сделали.  Мои аплодисменты. Не
сердитесь за подозрительность: в частных агентствах сейчас, сами  знаете кто
в основном работает. Такие же "братки", как эти...
     Арбузно-дынный "караван" тяжело, как ртуть, потек под уклон по дороге в
сторону Москвы.
     Глава вторая. 666 тысяч долларов
     Человек  в  военной  рубашке,  чей полковничий китель  висел на  спинке
стула, оторвался от монитора персоналки и  устало закрыл  глаза. На  экране,
защищенном   поляризованным  стеклом,   панелька  информировала,  что  файлы
сархивированы и копируются с диска "D" на диск  "А". Тридцать секунд отдыха.
Все.  Полковник быстро  поднял  веки,  протянул  руку  и,  вынув  дискету из
дисковода, положил ее во внутренний карман кителя.
     -- Хватит, -- сказал себе человек. -- Это становится бессмысленным.
     Он закурил и, покачиваясь, продолжал  рассуждать сам с собою о том, что
давно уже было решено. Оставалось только выполнить.
     -- Пора, --  убеждал он себя. -- Иначе окажется, что ты способен только
играть в игрушки, а на самом деле ничего не стоишь в этой жизни.
     По давней привычке он  прикурил вторую сигарету  от первой,  поднялся и
начал ходить из угла в угол по диагонали комнаты.
     -- Бери  ручку и пиши, -- понукал  он себя. --  Другого такого удачного
случая не  будет.  Именно  сегодня. И ты ни у  кого  не вызовешь ни малейших
подозрений. Вперед.
     Он  подошел  к зарешеченному  окну  и выглянул  наружу. Солнце  щедро и
весело  заливало светом автостоянку, где сытые личные водители прохлаждались
возле иномарок, переговаривались и, казалось ему, самими фигурами выказывали
довольство собой и своими хозяевами. Лицо полковника побледнело.
     -- Ты  же презираешь эту сволочь --  до  физической  тошноты, до язвы в
желудке, -- сказал он, почти ненавидя и самого себя, и тупую гастритную боль
под ложечкой.  --  Сдохнешь,  а они  так  и  будут продолжать жиреть, только
спишут тебя на мыло, как потерявшую нюх служебную собаку.
     Этому   лысоватому   человеку   с   широким  затылком   и   недостатком
решительности,  по-видимому, все  же удалось себя убедить. Он резко  оборвал
надоевший  внутренний диалог,  отвернулся  от окна,  подошел  к  письменному
столу, взял лист бумаги из пачки с  надписью "DATA COPY. Бумага для лазерных
принтеров" и уверенно вывел аккуратным, почти каллиграфическим почерком:
     Начальнику отдела
     стратегического планирования
     Главного штаба
     Ракетных войск стратегического назначения
     генерал-лейтенанту Рябцеву Д.Ф.
     полковника Дудчика Виталия Петровича
     РАПОРТ
     Прошу предоставить  мне неоплачиваемый отпуск на пять дней в  связи  со
смертью жены моего родного брата, майора Дудчика А.П., проходящего  службу в
206-й мотострелковой дивизии на территории Таджикистана.
     Приложение:
     1. Телеграмма о смерти, заверенная печатью.
     Более не  медля, покуда решимость  не оставила  его,  полковник  Дудчик
надел китель  и  вышел. С  листиком  рапорта он вошел в приемную генерала  и
поздоровался с секретаршей Галочкой, которая ответила ему довольно сухо.
     -- Мне надо срочно попасть к Дмитрию Федоровичу, Галина.
     -- Зачем? -- бесцеремонно спросила она.
     Полковника снова окатило холодной яростью,  однако ссылаться на военную
тайну и  приструнивать эту вольнонаемную  девчонку было  бы неосмотрительно.
Обидится и мало ли что наплетет про тебя, закрывшись в генеральском кабинете
на ключ.
     -- Рапорт об отпуске, -- мягко ответил Дудчик.
     -- Давайте его сюда, я подам на подпись. -- И Галочка открыла папку.
     -- Это связано со смертью близкого родственника. Вечером надо вылетать,
-- просяще пояснил полковник.
     -- А, хорошо.  -- Галочка  нажала  на селектор. -- Дмитрий Федорович, к
вам полковник Дудчик, у него семейное горе, рапорт подписать.
     "Да, пусть войдет", -- ответил селектор.
     -- Пожалуйста.
     Пройдя  двойной   тамбур,  Дудчик  оказался  в  просторном  кабинете  с
ковровыми дорожками,  столом  заседаний,  стоящим в  стороне  от рабочего, и
мягким кожаным диваном.
     -- Что случилось, Виталий Петрович?
     -- У брата в Душанбе умерла жена,  Дмитрий Федорович. Разрушена печень,
желтуха. -- Он  положил на стол-аэродром  свой рапорт. -- Надо похоронить. И
ребенка забрать у него, привезти в Москву. Ему теперь будет трудно за дочкой
досматривать. Еще если бы сын был, то...
     -- Понимаю, понимаю, -- перебил его, проявляя  сочувствие, генерал.  --
Желтуха  теперь стала страшная, отправляет  на юге на  тот  свет  за здорово
живешь.  Там почти все с этим  гепатитом...  --  Он  постучал карандашом  по
столу. -- Таджикистан. Сложности есть, Виталий Петрович.
     -- Я понимаю, -- согласился Дудчик.
     Сложности, которые имелись в виду, были связаны с разрешением выезда за
границу лицам с его допуском секретности.
     -- Ладно, Дудчик, -- решил генерал. -- Части наши там  стоят, и вообще,
никакая это не заграница, пока  ее охраняют  наши  пограничники. В общем,  в
исключительных  случаях  выезд  разрешен.   Хотя  к  исключительным  случаям
относится только смерть близкого родственника, но, тем не менее, слава богу,
что не брат у тебя умер. Поезжай.
     --  Спасибо,  -- поблагодарил  Дудчик,  получая  визу  и  ретируясь  из
кабинета.
     -- Смотри, сам не заразись там. Водкой получше дезинфицируйся.
     -- Есть, -- позволил себе ответить на мрачноватую шутку полковник.
     Вот и все, надо ехать. Назад дороги нет.
     Полковник  заказал  по телефону  билет на самолет и оформил  документы,
передав текущие дела майору Семенцову.
     * * *
     Свою карьеру Дудчик начал лейтенантом в отделе криптографии в  Западной
группе войск, а затем --  в отделе технического обеспечения  и  застал самую
зарю  современной  компьютеризации, когда, посмотрев с недоверием на систему
управления ракетными силами НАТО,  генералы наконец принялись за электронное
дело и в родной армии.
     Сегодня Дудчик был одним из самых молодых полковников в Главном штабе и
отвечал за электронные  архивы и обработку сведений, поступающих от ракетных
частей.
     Систематизация и всякое  упорядочивание было основой его натуры. Тот же
порядок царил в его доме,  на рабочем столе, в голове, в конце концов. И это
вовсе не значило, что Дудчик был лишен человеческих  чувств. Напротив, такие
живые  чувства стали появляться  в  чрезвычайном  избытке  со  времен вывода
частей  из Германии,  Чехословакии,  ликвидации стратегических баз в ближнем
зарубежье.
     Все началось тогда с маленького, но вызвавшего жгучую обиду случая -- с
искреннего горя и  растерянности  жены, когда они разбирали  контейнер с  их
личными  вещами, два  месяца  добиравшийся из  Германии  в  Москву.  Исчезло
практически все, на  что  экономились  эти  несчастные  марки  из небогатого
офицерского жалованья. Исчезли тяжелые бордовые шторы в спальню, музыкальный
центр,  телевизор. Даже старая,  но еще крепкая  немецкая обувь приглянулась
каким-то  мерзавцам.  Вместо  вещей, которые так  любовно приобретала жена в
маленьких  немецких  магазинчиках,  из-за  которых он  частенько питался  из
солдатского  котла,  чтобы  сэкономить на  обеде,  --  вместо  всех  дорогих
пустяков,  которые  составляют  домашний уют,  в  контейнер  были  натолканы
грязные мешки, ящики, всякая дрянь.
     То, что происходило во  время  выхода из Германии, он не мог определить
для  себя иначе как  вакханалия воровства. Крали  все,  начиная  с постоянно
пьяных  сержантов,  сопровождавших  грузы и  догола "раздевающих" по  дороге
новенькие автомобили. И сержанты эти не несли наказания. Не  несли наказания
и командиры  частей, бросая половину имущества в  военных городках, а вторую
половину разбазаривая среди вороватых российских просторов. Да кого и за что
было наказывать,  если весь развал был санкционирован  с самого верха. После
строгого  порядка, традиционно насаждавшегося  в военных  городках  Западной
группы войск,  Дудчик  с  брезгливостью  глядел  в тот год на  длинные  ряды
техники  и  вооружения,  которые обречены были гнить под открытым  небом  на
территории каких-нибудь заштатных военных складов.
     В  то  же  время  кипела   работа  по  бешеной  распродаже  всего,  что
представляло   хоть   какой-то   интерес   для    немцев:    обмундирование,
стройматериалы, техника менялись на грошовый ширпотреб,  который отправлялся
на  родину  в  контейнерах  или прятался среди  военных  грузов.  Но  и  это
ворованное  добро потрошилось на каждой станции,  отнималось таможенниками и
пропадало неведомо куда.
     Дудчику  не  приходила тогда в  голову мысль покинуть страну, на глазах
превращавшуюся в  уголовный  барак.  Он  был еще только  истовым  служакой с
особой систематичностью  и  четкостью  понятий. Тогда  в  нем  родилась лишь
стойкая ненависть к тем, кто потерял голову, офицерское  честолюбие -- пусть
не  честь -- и всячески  способствовал увеличению неразберихи лишь для того,
чтобы прикрыть собственные грязные делишки.  Свою ненависть Дудчик методично
копил год за годом, пока разрушалась армия.
     Он не сумел вовремя отказаться от  военной карьеры,  тем  более что она
складывалась  вполне  благополучно:  закончив  по возвращении  академию,  он
остался  в   родной  Москве.   Исполнительность  и  аккуратность  открывали,
казалось,  все перспективы для работы в штабе, своевременно падали звездочки
на погоны.
     Трудно  сказать,  что  больше  воздействовало  на   решение  полковника
Дудчика:  бездарный  крах  военных   авантюр  в  Чечне,  подорвавший  всякий
авторитет офицерства,  или тот простой  факт, что сам Дудчик  обнаружил себя
стоящим очень  далеко от кормушки. Тихо уходил  в отставку генерал-лейтенант
Сытин,  полгода  "крутивший"  в  коммерческом  банке  зарплаты  оренбургских
ракетчиков. Уголовное дело то открывалось,  то закрывалось,  а внуки его уже
учились в английском колледже, а сын под®езжал время от времени на пятисотом
"мерседесе",  чтобы  обсудить  что-то  с  генералами  тылового  обеспечения.
Командно-штабные учения другой армии задерживались после этих переговоров на
два месяца из-за  нехватки горючего, но лица ответственных за это безобразие
генералов не становились менее "сытыми", чем у самого Сытина.
     Набивая  на клавиатуре коды допуска и  просматривая базы  данных разной
степени секретности, полковник Виталий Дудчик все так же методично обдумывал
простую вещь: сколько вся эта информация стоит? Было совершенно понятно, что
информация эта стоит добрый миллиард долларов, ибо многие миллиарды тратятся
ежегодно,  чтобы  эту информацию  добыть.  Для этого летают спутники-шпионы,
работает  ЦРУ  и МИ-6,  сотни  аналитиков  ежедневно  занимают свои места  в
секретных службах всего света, -- и все  это делается для того, чтобы добыть
как можно более полную, точную и свежую информацию о размещении, управлении,
стратегии  и тактике  использования ядерных  сил России  --  непредсказуемой
сверхдержавы, разваливающейся на глазах, но все еще способной  одномоментным
ударом разрушить полмира.
     И  вот именно  эта информация,  рассортированная и систематизированная,
находится в руках полковника Дудчика, ежедневно  пополняется и  обновляется,
но не приносит ему ничего,  кроме скудной зарплаты, которой хватает  лишь на
скромную совковую жизнь.
     Почему  же так небрежно здороваются  или вовсе  не  замечают его  бойцы
"невидимого тылового  подполья",  безмозглые секретарши  и  сами  "спасители
отечества"  в  своих  отделанных  полированным   дубом  кабинетах?   Неужели
американский  полковник,  сидящий  на  таком же  кресле  в  таком же  штабе,
чувствует себя столь же униженным и обманутым, как он, полковник Дудчик?
     А что будет, если полковник Дудчик однажды взбунтуется и разом лишит их
всех сытных  мест у  армейской кормушки? Каково им  будет сознавать, что сам
Дудчик при этом останется не просто безнаказанным, а пожизненно обеспеченным
и хорошо охраняемым человеком?  Ведь загудит осиное  гнездо! Полетят  головы
сытых Сытиных!  Вся Россия, в конце  концов,  встряхнется, почуяв  настоящую
опасность.  Пусть   ненавидят  и  проклинают  его  на  все  лады,  лишившись
успокоительной  ядерной  "дубинки",  но  ведь  и  он  не станет  молчать,  у
полковника  Дудчика хватит  голоса  сказать  на  весь  мир  --  через тысячи
разноязыких  газет  --  о  главных  негодяях  и  главных  врагах,  сделавших
бессмысленной его жизнь и жизнь миллионов  таких же честных и добросовестных
людей.
     Однажды появившись,  эта мысль была так  же методично проанализирована,
оценена и отточена в тишине рабочего кабинета,  как и вся  проходящая  через
его голову информация.
     * * *
     Последняя  капля  терпения, упав, разбилась полтора  года назад,  когда
полковник  обнаружил  в том  же  Оренбуржье, где  он  был в  командировке  с
плановой  проверкой,   что  практически   ничего  из   нового  компьютерного
оборудования,  которое  -- он точно  знал -- направлялось туда в технические
центры, не было установлено. Дудчик пришел в негодование, подозревая сначала
леность местных специалистов. Те юлили и ссылались на  полное свое неведение
о  новом оборудовании, кроме  того,  что уже установлено. Дудчик  потребовал
об®яснений у зампотылу, начиная догадываться, что мощные компьютеры пошли на
игры  генеральским  деткам.  Но  в ответ он  получил  полуявные-полутуманные
намеки  на то,  что  копать в  этом  направлении  --  это рыть  могилу своей
собственной  карьере  и...  триста  долларов,  дружески  засунутых  в карман
кителя. "Передавай привет  Петру  Иосифовичу", --  похлопали  его  по плечу,
прощаясь.  Петр  Иосифович  был  тем  самым  генералом, который  отвечал  за
поставку компьютеров в Оренбургский округ.
     К чертовой матери летела работа  по унификации и налаживанию системного
контроля  ресурсов, над  которой  он  бился  последний год.  Дудчик  свернул
командировку  и вернулся домой. Осторожно наведя некоторые справки  в других
ракетных  частях,  он  понял, что  держит  в  руках  нити  масштабной  кражи
оборудования,  прокрученной конечно  же  здесь  --  в Главштабе.  У  Дудчика
появился выбор. Можно было инициировать скандал  и  попытаться вытащить  эту
историю на свет божий.  В этом  случае, нет сомнений, он рисковал похоронить
не только  карьеру; но  и жизнь. Вариант второй -- потребовать у того самого
Петра  Иосифовича  свою  долю  и  пробраться  поближе  к всеобщей  армейской
кормушке.
     Дудчик, не  торопясь,  думал. Сомнения решила  встреча  с самим  Петром
Иосифовичем,   который  не  замедлил  появиться  с   совершенно  неожиданной
просьбой:
     --  Послушай,  Виталий  Петрович,  у тебя  нет  какой-нибудь  списанной
оперативной  памяти?  Племянник замучил:  принеси,  мол,  а  то  "комп"  еле
шевелится.
     Глядя  в ясные  глаза офицера,  только  что  укравшего сотни или тысячи
единиц оборудования, полковник Дудчик понимал,  что его просто  прощупывают:
как поведешь себя, дурилка картонная, получив долю малую?
     --  Поищем,  Петр Иосифович, -- ответил  Дудчик,  в то  самое мгновение
решив для себя вопрос.
     -- Вот  и спасибо.  Принесешь  ко мне  в кабинет,  как  будет.  Обрадую
племяша,  --  добродушно  продолжал генерал.  --  А  как  дела  идут?  Какие
трудности?
     Дудчик спокойно сообщил ему, что разваливается последний проект, потому
что не хватает оборудования на местах.
     --  Ну,  ты  и  сам  понимаешь, у всей страны сейчас такие проблемы. Не
переживай, спишем на  об®ективные трудности.  А  к лету  подумаем,  как тебе
помочь.
     Полковник Дудчик снял корпус с  процессора и вынул шестнадцать мегабайт
ъAM  --  чипов  оперативной памяти -- с собственной персоналки  и оставил  у
секретарши  генерала.  Через  некоторое  время   начальник   штаба   выразил
недовольство  неудовлетворительным  состоянием  дел  по проекту  "системного
контроля с обратной связью", но охотно принял отписки отдела об "об®ективных
трудностях", и  дело было  отложено в  долгий ящик. Петр Иосифович  время от
времени покровительственно похлопывал полковника, который то ли  купился  на
три сотни, то ли не осмелился "прыгнуть выше задницы", по плечу. Все вошло в
свое русло. Летом ему  действительно помогли,  но не  с оборудованием,  а  с
семейной путевкой в санаторий.
     Однако со  дня встречи с генералом -- она произошла полтора года назад,
-- с момента  принятия решения, полковник Дудчик начал подбирать, шифровать,
копировать и выносить из  штаба  секретные сведения. Он выбрал  тогда третий
путь: вместо  того чтобы разоблачать воров или примазываться  к их кормушке,
он решил испортить им весь остаток жизни.
     Полковник  Дудчик очертил  круг основных вопросов, который мог в первую
очередь заинтересовать иностранные разведки и, соответственно, стоить дороже
всего. Полковник  методично подбирал файлы  с наиболее секретными и наименее
"скоропортящимися"  сведениями и переносил их на трехдюймовые  дискеты.  Все
это следовало зашифровать, сархивировать и записать на заветную дискету.
     Использовав  сто  восемьдесят долларов  из "заветных"  трехсот,  Дудчик
приобрел для  домашнего  компьютера собственный "ZIP" и по  ночам  работал с
маленькой квадратной трехдюймовой дискетой толщиной полсантиметра, -- ее так
легко  спрятать  в карман  и выехать в  нормальные, уважающие  себя  страны,
обладая бесценной информацией. Выехать и там, на месте, оценить ее,  скажем,
в два миллиона долларов. Не бог весть какая  по западным меркам сумма, но не
просить же какие-то нереальные и ненужные ему десятки миллионов. В общем-то,
его  вполне устроила  бы работа консультанта  или  пенсия обычного западного
масштаба,   но...  Изучив  вопрос   о  перебежчиках,  о  незавидных  судьбах
гордиевских и пеньковских, Дудчик был настроен здраво: всегда лучше обладать
независимостью,  аккуратным  особнячком  и  гарантией  безбедной  жизни   до
старости.
     И вот  этот  диск полностью  готов. Сведения, которые  Виталий Петрович
копировал сегодня, на главной  дискете уже есть, но она спрятана в  надежном
месте -- зарыта  на  даче, а эти файлы он захватит с со