Александр Мень. Сын Человеческий


---------------------------------------------------------------
     Сокращенный журнальный вариант ("Смена", 1990, NoNo6-- 12)
     Все подстраничные примечания внесены  в  текст  в  квадратных  скобках.
Цифры в квадратных скобках относятся к примечаниям в конце глав.
---------------------------------------------------------------


     Протоиерей АЛЕКСАНДР МЕНЬ
     СЫН ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ

                                     Светлой памяти моей матери


        ОТ АВТОРА

     Для  чего  написаны  эти  страницы?  Нужны  ли  они, если об Основателе
христианства было уже столько сказано?
     Любая новая книга на евангельскую тему может вызвать подобные  вопросы.
Кроме  того,  очевидно,  что никакой труд, посвященный жизни и учению Иисуса
Христа, не в состоянии заменить своего первоисточника. "Есть книга, -- писал
незадолго до смерти Пушкин, -- коей  каждое  слово  истолковано,  об®яснено,
проповедано  во всех концах земли, применено ко всевозможным обстоятельствам
жизни... Сия  книга  называется  Евангелием,  --  и  такова  ее  вечно-новая
прелесть,  что  если  мы, пресыщенные миром или удрученные унынием, случайно
откроем ее, то уже  не  в  силах  противиться  ее  сладостному  увлечению  и
погружаемся  духом  в  ее  божественное красноречие" [1]. В самом деле, кто,
кроме  евангелистов,  сумел  справиться  с  этой  грандиозной   задачей   --
запечатлеть  образ  Иисуса  Назарянина, причем пользуясь удивительно скупыми
средствами?
     Итак, если мы хотим знать правду о Христе, то должны искать  ее  прежде
всего в Евангелии.
     Но  тот,  кто  впервые берет его в руки, может столкнуться с известными
трудностями. Ведь авторов Нового Завета отделяют от  нас  почти  две  тысячи
лет.  Современному  человеку бывает нелегко понять многие их намеки, обороты
речи, а подчас даже  самый  ход  их  мысли,  что  вызывает  необходимость  в
комментариях, которые давали бы ключ к Евангелию.
     Изучение  новозаветной письменности давно уже стало целой наукой. Сотни
толкователей --  богословов,  историков,  филологов  --  проделали  огромную
работу  по  разбору  и  сопоставлению  текстов,  по уточнению их смысла. Они
кропотливо исследовали каждую главу и каждый стих Евангелия.
     Ценность этих  аналитических  трудов  бесспорна.  Они  помогли  уяснить
немало  важных  подробностей.  Однако  авторы  их  следовали методу, который
нередко оставлял на втором плане главное. Обширные  критические  экскурсы  о
Матфее,  Марке,  Луке  и  Иоанне  почти  заслонили  самого  Христа.  А  ведь
евангелисты стремились донести до нас  именно  весть  о  Сыне  Человеческом,
который  есть  альфа  и  омега  христианства;  без  Него  оно лишается души,
попросту говоря, не существует.
     Вот почему за  последние  полтора  века  в  евангельской  историографии
наряду  с  богословским  и  литературным анализом стали использовать также и
метод обобщения,  синтеза.  Авторы,  которые  пошли  по  этому  пути,
хотели,  опираясь  на  данные  текстуальной  критики,  воссоздать  целостную
картину земной жизни Христа.
     Одним из первых этот  подход  применил  известный  русский  проповедник
архиепископ  Иннокентий  Херсонский  (Борисов). Его очерки вышли в 1828 году
под названием "Последние дни земной жизни Иисуса Христа". Книга  с  тех  пор
выдержала  много  изданий  и  продолжает пользоваться широкой популярностью.
Однако она охватывает события только Страстной недели.
     Остается сожалеть, что опыт полной  "биографии"  Христа,  написанной  в
форме связного повествования, был предпринят впервые автором нехристианским.
Речь  идет  об  Эрнесте  Ренане,  французском  историке  и публицисте, книга
которого "Жизнь Иисуса" появилась в 1811 году.
     В ней автору удалось нарисовать яркую и правдивую панораму евангельской
эпохи и необычайно живо изобразить  Самого  Основателя  христианства,  хотя,
будучи  по  мировоззрению  скептиком-позитивистом, Ренан в значительной мере
исказил Его облик.
     Успеху "Жизни Иисуса" немало способствовало и то, что центральная тайна
Евангелия --  тайна  Богочеловечества  --  отступила  в  христианском
сознании  на  второй  план.  Это  естественно привело к реакции, выразителем
которой стал Ренан. Вскоре после выхода в  свет  его  книги  соотечественник
Ренана  --  пастор  Эдмон  Прессансе писал: "Человечество Христа очень часто
приносилось в жертву Его Божеству, забывали, что последнее неотделимо в  нем
от  первого  и что Христос... не Бог, скрывшийся пор видом человека, но Бог,
сделавшийся человеком, Сын Божий,  униженный  и  поруганный,  говоря  смелым
языком  ап.  Павла,  Христос, действительно подчинивший Себя условиям земной
жизни... Христа очень часто  представляли  нам  как  отвлеченный  догмат,  и
потому бросились в противоположную крайность" [2].
     И  поклонников,  и  противников  Ренана  сначала  больше  занимали  его
философские взгляды; когда же интерес к ним остыл, а страсти,  разгоревшиеся
вокруг  "Жизни  Иисуса",  стали  утихать, отчетливо обнаружились достоинства
примененного в книге метода.
     Характерен случаи, который рассказывали о Владимире Соловьеве. Однажды,
беседуя с обер-прокурором Синода К. П. Победоносцевым  --  человеком  крайне
консервативным,  философ  попросил у него позволения издать по-русски "Жизнь
Иисуса", снабдив ее, разумеется, критическими примечаниями.
     -- От вас ли я это слышу? -- возмутился обер-прокурор. -- Что это вам в
голову пришло?
     -- Но ведь надо же наконец народу  о  Христе  рассказать,  --  ответил,
улыбаясь, Соловьев.
     Сам  он относился к Ренану отрицательно, но котел подчеркнуть, что, как
правило, многословные труды критиков и толкователей мало приближали людей  к
евангельскому Христу. В этом смысле на их фоне мог выигрывать даже Ренан.
     Неудивительно,  что  вслед  за книгами архиеп. Иннокентия Херсонского и
Ренана стали выходить другие, написанные в том же жанре, и число их с каждым
десятилетием увеличивалось. Нередко, правда, результаты получались  спорными
и  противоречивыми.  Одни  хотели  видеть  в  Назарянине  только реформатора
иудейства, другие -- последнего из пророков; сторонники  насилия  изображали
Его  революционером,  толстовцы  --  учителем  непротивления, оккультисты --
"посвященным"  эзотерического  ордена,  а  враги  традиционных  общественных
устоев  --  борцом  против  рутины.  "Есть  нечто  трогательное, -- замечает
известный историк Адольф Гарнак, -- в этом стремлении всех и каждого подойти
к этому Иисусу Христу со стороны своей личности и своих интересов и найти  в
Нем  самого  себя  или  получить хотя бы некоторую долю в Нем" [3]. С другой
стороны, в таких попытках  обнаруживалась  узость  людей,  которые  силились
разгадать   "загадку   Иисуса",   исходя  только  из  своих,  подчас  весьма
односторонних воззрений.
     Между тем личность Христа неисчерпаема,  она  превосходит  все  обычные
мерки; вот почему каждая эпоха и каждый человек могут находить в Нем новое и
близкое  им. 06 этом, в частности, свидетельствует и история искусства. Если
мы сравним фреску в катакомбах Рима или древнерусскую икону  с  изображением
Христа  у Эль Греко или модерниста Шагала, то легко убедимся, как по-разному
преломлялся Его образ на протяжении веков.
     Чем же можно проверять и корректировать эти  трактовки  в  живописи,  в
науке и литературе?
     Единственным критерием здесь является само Евангелие, на котором
основаны все попытки изобразить Сына Человеческого.
     Правда, некоторые историки утверждают, что Евангелия слишком лаконичны,
чтобы  дать  материал  для  "биографии" Иисуса. Действительно, в них опущены
многие факты, ряд конкретных деталей остается неясным,  но  непредубежденный
исследователь найдет в них все важнейшие черты жизни и учения Христа. К тому
же  скудость  источников  обычно  не  мешает создавать жизнеописания великих
людей, о которых сохранилось куда меньше достоверных данных.
     Есть и богословы, отвергающие возможность изложить евангельскую историю
лишь на том основании, что Новый Завет не "об®ективный рассказ", а проповедь
о спасении и Спасителе мира. Но если даже Евангелия  и  возникли  как  книги
церковные,  богослужебные,  содержащие  прежде  всего  благовестие веры, это
вовсе не исключает их исторической ценности. Созданные не летописцами  и  не
историками,  они, однако, содержат свидетельство, пришедшее к нам из первого
века Церкви, когда еще были живы очевидцы земного служения Иисуса.
     Повествования евангелистов подтверждаются  и  дополняются  античными  и
иудейскими  авторами,  а  также  открытиями  современных археологов. Все это
позволяет считать задачу биографов Иисуса Христа вполне осуществимой.
     Разумеется, чисто исторический аспект не может являться главным  в  Его
"биографии".
     Сын  Человеческий  принадлежит  не только прошлому. Сегодня, как и в то
время, когда Он жил на земле, Его любят, в Него верят и с Ним борются.
     Однако  нельзя  забывать,  что  путь  Христов  проходил   среди   людей
определенного  времени,  что к ним в первую очередь было обращено Его слово.
Св.  Иоанн  Златоуст  рекомендовал,  читая  Евангелие,   представлять   себе
конкретную  обстановку,  служившую  фоном священных событий. Теперь мы можем
следовать этому совету успешнее, чем  во  дни  самого  Златоуста,  поскольку
располагаем более подробными сведениями об Иудее I века.
     Увидеть  Иисуса Назарянина таким, каким видели Его современники, -- вот
одна  из  главных  задач  книги  о  Нем,  если  она  строится  по   принципу
историко-литературного      синтеза.     Среди     христианских     авторов,
руководствовавшихся  этим  принципом,   наибольшую   известность   приобрели
Фредерик  Фаррар,  Коннингем  Гейки,  Альфред  Эдершейм, Анри Дидон, Франсуа
Мориак, Дмитрий Мережковский, Анри Даниель-Ропс, Артур Нисен, Чарлз Додд. Но
поскольку все они  писали  для  Запада,  появление  еще  одной  книги  этого
направления, ориентированной на русского читателя, может быть оправдано.
     В  ней автор не ставил себе исследовательских целей, а стремился лишь к
тому, о чем говорил Вл.  Соловьев  в  беседе  с  Победоносцевым,  --  просто
рассказать  о  Христе.  Рассказать  на  основании  Евангелий,  лучших
комментариев к ним, а также других источников. При работе  были  приняты  во
внимание  важнейшие результаты современной новозаветной критики, но с учетом
того, что и она сама нуждается в критическом подходе.
     Предназначена эта книга  в  основном  для  тек,  кто  прочел  Евангелие
впервые  или  даже  совсем  незнаком  с ним. Поэтому рассказ начинается с
внешних событий, лишь  постепенно  приближаясь  к  темам  более  глубоким  и
сложным.
     Впрочем,  искушенный  читатель,  быть может, тоже найдет здесь для себя
нечто новое, хотя прямо ему адресован только раздел, относящийся  к  "теории
мифа" и происхождению Евангелий.
     Автор  надеется,  что  книга окажется небезынтересной и для неверующих.
Любому человеку следует иметь представление об Основателе  религии,  которая
стала неот®емлемой частью мировой культуры.
     Цитируя Новый Завет, автору пришлось отказаться от общеупотребительного
синодального  перевода.  Достоинства  его  несомненны,  но,  сделанный более
полутора веков назад, он  устарел  как  в  научном,  так  и  в  литературном
отношении.  Поэтому  в  книге  использован  (с  некоторыми поправками) новый
перевод, осуществленный в Париже под редакцией архиепископа Кассиана (1970).
     Ссылки на литературу приведены  только  в  самых  необходимых  случаях.
Желающие  углубить  свои  знания  в  этой области могут обратиться к трудам,
указанным в библиографии.
     Если  предлагаемый  очерк  поможет  читателю  лучше  понять  Евангелие,
пробудит  к  нему  интерес или просто заставит задуматься, цель автора будет
достигнута.

     Примечания ("ОТ АВТОРА")
     [1] А.С. Пушкин. Полное собрание сочинений. М. -- Л., 1949, т. VII,  с.
443.
     [2]  Э. Прессансе. Иисус Христос и Его время. Пер. с франц. СПб., 1869,
с. 11.
     [3]  А.  Гарнак.  Сущность  христианства,  --  в  кн.:  Общая   история
европейской культуры. СПб., 1910, т. 5, с. 40.


        ПРОЛОГ

     Весной 63 года до н. э. на дорогах Палестины показались колонны римских
солдат. За ними со скрипом тянулись обозы, грохотали тяжелые осадные орудия,
в тучах пыли блестели панцири легионеров и колыхались боевые знамена.
     Командовал  армией  сорокатрехлетний  полководец  Гней  Помпей.  Втайне
мечтая о мировом господстве, он любил рядиться в тогу международного арбитра
и говорил, что явился в Сирию не для захвата чужих владений, а как  защитник
порядка  и  освободитель.  В  эти  годы он достиг зенита славы и был окружен
любовью военных. То,  что  Помпей  расправился  с  пиратами  --  этим  бичом
мореплавателей   --   и   победоносно  завершил  кампанию  против  Митридата
Понтийского и Тиграна Армянского, укрепило его позиции как в Риме, так и  за
его пределами.
     Ближний  Восток  Помпей  застал  в  состоянии войны, которую вели между
собой местные царьки и правители. Поэтому он  поспешил  водворить  там  мир,
раздавая  титулы  и  короны, и в то же время об®явил все сирийское побережье
провинцией Рима. Этот момент  совпал  с  упорной  борьбой  за  иерусалимский
престол  двух братьев-претендентов -- Аристобула и Гиркана. Они обратились к
Помпею с просьбой решить их спор. Но пока  в  Дамаске  тянулись  переговоры,
Аристобул  внезапно  передумал  и отказался от помощи римлян. Узнав об этом,
разгневанный Помпей быстрым маршем двинулся на Иерусалим...
     Палестина, или страна Израиля, по которой  шли  теперь  когорты  и  где
через сто лет должен был прозвучать голос Христа, расположена на перекрестке
Европы,  Азии  и  Африки,  что  постоянно  делало ее яблоком раздора. Многие
завоеватели на протяжении  веков  покушались  на  ее  территорию,  хотя  она
никогда  не  славилась особенным плодородием или природными богатствами. Эта
небольшая полоса земли, протянувшаяся по берегам Иордана  и  Мертвого  моря,
включает  всевозможные  оттенки климата и рельефа. Недаром ее называют краем
контрастов. Вечные снега лежат  на  вершинах  израильских  гор;  зимой  снег
нередко  выпадает  даже  на  юге,  а  кое-где  летом  жара  достигает  почти
тропической  силы.  Пальмы  и  гранатовые  деревья,  смоковницы  и  кипарисы
соседствуют  с  зарослями  орешника  и ивняком; зеленые равнины чередуются с
голыми скалистыми грядами.
     В древности наиболее цветущим был  северный  округ  --  Галилея,
расположенный на запад от озера Кинерет (Генисарет), которое иногда называли
Галилейским морем. Среди населения этой местности жило много иноплеменников,
из-за  чего ее именовали "Галилеей языческой". С юга к ней примыкает область
Самария.  Когда-то  вместе  с  Галилеей   она   составляла   Северное
Израильское   Царство,  уничтоженное  в  722  году  до  н.  э.  ассирийцами.
Завоеватели угнали в плен жителей городов, а на их место переселили людей из
Месопотамии и Сирии. Колонисты смешались с израильтянами и приняли их  веру,
сохранив,  однако,  свои  старые  обычаи. Иудеи отказывались признать в этих
самарянах собратьев, считая их полуязычниками, что вело к конфликтам,
о которых упоминают и Евангелия. Несколько сот самарян  и  сегодня  живут  в
Израиле.  Подобно  своим  предкам,  они почитают священной гору Гаризим, где
некогда стоял их храм.
     Южная часть страны, или собственно Иудея [Римляне называли  Иудеей  всю
Палестину],  представляет  полную  противоположность Северу. Неприветливая и
бесплодная, она похожа на  гористую  пустыню  с  оазисами.  Ее  суровый,  но
здоровый  климат  закалил  иудеев, сделав их выносливым, чуждым изнеженности
народом. Последним пунктом на  пути  римлян  в  Иерусалим,  еще  сохраняющим
прелесть благодатного Севера, был Иерихон; он славился целебными источниками
и  пальмовыми  рощами.  Именно там разбил свой лагерь Помпей и оттуда привел
солдат к стенам иудейской столицы.
     Иерусалим, переживший пятнадцать веков славы и падений, уже давно  стал
легендарным  городом.  Он  был расположен на горе и представлял собой мощную
крепость. Вид его стен смутил Помпея, который  знал  толк  в  осадном  деле.
Однако  ему  помогли  раздоры, бушевавшие внутри города. Аристобул сдался на
милость римлян, а партия его брата Гиркана открыла им ворота. Только те, кто
не желал мириться с присутствием чужеземцев, заперлись в храмовой  цитадели,
готовые стоять насмерть.
     Целых  три  месяца  шла  осада,  пока  римляне  с  величайшим трудом не
разрушили одну из башен. Когда они хлынули в ограду Храма, то  с  изумлением
увидели, что священники продолжают совершать богослужение. Все время, покуда
длилась отчаянная оборона, духовенство не покидало алтаря и погибло вместе с
защитниками святыни.
     Пользуясь  правом победителя, Помпей захотел осмотреть знаменитый Храм,
в том числе и Дебир, Святое Святых, место, куда мог входить, да и  то
раз  в  году,  только  первосвященник.  Переступить  запретный порог толкало
римлянина неудержимое  любопытство:  ведь  о  религии  иудеев  ходили  самые
фантастические  слухи.  Одни  рассказывали,  что  в Дебире находится золотое
изображение  ослиной  головы,  другие  уверяли,  что  там  прячут  человека,
обреченного на заклание. Что же скрывается в нем на самом деле? Каких только
сюрпризов не подносил загадочный Восток людям Запада!
     В  напряженной тишине отодвинута завеса... И что же? Удивлению Помпея и
его офицеров не было границ. Они ожидали увидеть  нечто  необыкновенное,  по
крайней  мере  какой-то  образ  -- прекрасный или отталкивающий. Но там было
пусто. Там обитало Незримое...
     Со странным чувством, к которому примешивался суеверный страх, покинули
римляне Храм, не прикоснувшись ни к чему. Но, наверное, они удивились бы еще
больше, если бы узнали, что судьба поставила их лицом  к  лицу  с  религией,
предназначенной  стать  колыбелью  учения,  которое  завоюет Восток и Запад,
беломраморную Элладу и их родной Рим.
     Чем же отличалась эта религия от прочих?
     Ответить на вопрос можно, лишь начав издалека.
     Уже тогда, когда свет разума впервые вспыхнул  в  человеке,  он  ощутил
реальность  некоей  высшей  Силы,  об®емлющей  мироздание.  Для  первобытных
охотников было естественно отождествить Ее с тем,  что  мы  теперь  называем
природой. Поэтому всюду -- в облаках и звездах, в реках и живых существах --
люди искали присутствия Божественного.
     Сначала,  как  правило,  это  приводило  к  грубому  идолопоклонству, к
обоготворению отдельных предметов и явлений. Позднее в Индии, Китае и Греции
культ природы породил веру в то, что видимый мир есть единственно  подлинная
действительность.  Но  такой  взгляд шел вразрез с общечеловеческим духовным
опытом и не получил широкого признания.
     Напротив,  с  приходом  религиозной  и  философской  зрелости   культур
укрепилось  убеждение,  что верховная Реальность в корне отличается от всего
частного и ограниченного. Последним словом дохристианской мысли стало учение
о Божестве, Чье сокровенное, неисповедимое бытие  находится  по  ту  сторону
зримого.  Как бы ни называть Его -- Небом, Отцом, Судьбой, -- глубина Его не
может быть познана никем  из  смертных.  Идея  эта  не  только  вытекала  из
переживаний  мистиков,  но  имела  и логическое основание. Поистине -- какой
разум в состоянии охватить саму Беспредельность?..
     Однако таинственный порыв ввысь не  погас  в  человеке.  Он  все  время
стремился преодолеть дистанцию, отделяющую его от Неба, связать свою жизнь с
иным  миром.  В  результате  продолжали существовать две тесно переплетенные
веры: вера в Непостижимого и -- в стихийные божества.  Последние,  казалось,
стояли  ближе  к  человеку,  и  с ними можно было вступить в прямой контакт.
Считалось, что есть секретные магические  приемы,  с  помощью  которых  люди
способны  влиять  на  демонов и духов. Подобный утилитарный взгляд остав