мягко коснулся плеча Вишены и чуть заметно указал на его меч. И
тут  Вишену  прошибло:  будь  это  нечисть  в  личинах  друзей,   изумруды
непременно зажглись бы, возвещая об опасности, но они мирно поблескивали в
полутьме малинника и не было в них огня.
     - Боромир! - окликнул Тарус и поднялся.
     Люди на тропе вдруг замерли, разом обернулись к нему и обнажили мечи.
Все это они проделали быстро и без слов.
     Вишена встал рядом с Тарусом и вопросительно уставился на Боромира.
     - Вы чего? - вырвалось невольно.
     Боромир, взглянув на гарду своего меча, смягчился, а Боград обменялся
с Тарусом быстрыми взглядами и облегченно сказал:
     - Это они, Боромир. Чисто.
     Мечи вернулись в ножны, а встретившиеся побратимы крепко обнялись.
     - Почему вы здесь? - спросил  Тарус.  -  Сговорились  же  в  Иштомаре
сойтись.
     - Не дошли мы до Иштомара, чародей, - ответил невесело Боромир,  -  в
первую же ночь без коней остались.
     Славута, Вишена и Тарус быстро переглянулись, настороженные.
     - Мы тоже, - протянул чародей. - Как это было?
     Боромир горько усмехнулся. Как? Расскажи кому - не поверят,  засмеют.
Он и сам до сих пор не мог поверить. Кабы  не  четыре  сотни  его  воинов,
видевших то же самое, Боромир решил бы, что умом тронулся.
     Едва стемнело и стали на ночлег, едва  развели  костры  и  расседлали
коней, едва уселись у огня и потянулись к походным сумам...
     Дикое громовое ржание вспороло ночную  тишь.  Кони  всполошились,  их
никак не удавалось успокоить. А потом люди взглянули на небо и попадали на
колени, взывая к Перуну и моля о защите.
     Вверху, над ними, разметав меж  звезд  буйную  гриву,  мчал  огромный
светящийся конь. И гремел  над  миром  его  крик,  и  вторили  ему  земные
сородичи. А когда вихрем пронесся он над головами, весь табун  сорвался  с
места и поскакал следом. На полпути к горизонту земля ушла у коней  из-под
копыт и повел их огненный жеребец небесной тропой, и  растворились  они  в
угольном бархате неба, затерялись среди звезд, и затихли  вдали  топот  да
ржание.
     А люди долго еще не вставали с колен, обратив лица к небесам.
     Дружину Боромир отправил в Иштомар, как и договаривались.  Позвизд  и
Заворич увели ратников, а сам Непоседа, взяв Бограда, Роксалана,  Тикшу  и
еще некоторых, двинулся искать Таруса, потому что почуял неладное,  а  без
чародея, без его знаний и мудрых советов не решился что-либо  предпринять,
ибо именно Тарус  затеял  этот  поход  за  Книгами  и  кому,  как  не  ему
подсказать в трудную минуту?
     Боромира никто не перебивал; Вишена  и  Славута  слушали  с  заметным
интересом, Тарус - мрачно. Им тоже было  что  поведать,  и  когда  Боромир
иссяк, заговорил чародей. Рассказал он все - и  о  сгоревшем  овине,  и  о
чертенке в Рыдогах, и о чужаках, и об Омуте, и о рубиновом мече.
     События вязались тугой замысловатый узел со множеством завитков и  им
предстояло его разгадать-распутать.
     Разговор продолжили на ходу, шагая в сторону Иштомара.
     -  Пошто  за  оружие  хватались,  нас  увидевши?  -   спросил   вдруг
Омут-Молчун, приспосабливая поудобнее свою исполинскую  булаву  на  поясе.
Ответил Боград:
     - А мы вас уже встречали! Нечисть какую-то в вашей личине. Если бы не
Боромиров меч, кто знает, как все обернулось бы. Воистину волшебной  силой
наделили мы тот клинок в Чикмасе! Разогнали поганых. Да что там, мы и себя
вчера встретили! Вот Боромир осерчал, себя узрев! Сами разбежались, видать
почуяли, на кого  нарвались...  С  Непоседой  и  его  мечом  шутки  теперь
плохи...
     - Бесится погань... Задержать хотят, извести, не иначе,  -  задумчиво
протянул Тарус. - Ой, други, крепко делается,  туго  вяжется.  Трудно  нам
будет, пока до Книг доберемся,  ох  трудно!  Меч  еще  рубиновый  на  нашу
голову...
     Тарус замолчал и Вишена радостно воскликнул:
     - Так значит и Боромиров меч силу  имеет,  раз  нечисть  его  боится?
Выходит, молод ли меч, стар ли - все одно: сила!
     - Не спеши,  Пожарский.  Увидим,  все  увидим,  только  не  спеши,  -
предостерег чародей, покачивая головой.
     Вереница путников растянулась  по  тропе,  ведущей  в  сердце  Кухты,
где-то впереди шумела река Шогда и в устье ее, в селении Иштомар, ждала их
верная дружина, а события  продолжали  нанизываться  на  бесконечную  нить
реальности.


     В Иштомаре провели всего два дня. Коней в селении на всю  дружину  не
хватило бы, решили идти пехом. Либо на Запад, к реке Шеманихе,  шустрой  и
мелкой, и уже по ней спускаться на плотах. По ней, по Тетереву,  по  Бугу,
прямо к землям дулебов. Либо сразу повернуть к югу и  идти  так  до  самых
озер. На плотах быстрее и легче, конечно, чем пешком, но дальше. Шумели  и
спорили недолго.
     Хмурым ненастным утром дружина выступила за стены селения и  скрылась
среди отливающих медью  стволов  кухтинского  бора.  Боромир  проводил  их
пристальным долгим взглядом и обернулся к своему отряду.
     Вчера  Непоседа   заполночь   совещался   с   Тарусом,   Боградом   и
побратимами-полководцами. Теперь почти вся дружина, во главе с Заворичем и
Позвиздом, ушла к Шеманихе, чтобы достичь цели по воде.  Сам  Боромир  вел
небольшой отряд прямым путем. Кроме Таруса, Вишены и Славуты  с  Непоседой
отправились  Боград   с   братом   и   еще   четырьмя   венедами,   Тикша,
сестры-сорвиголовы Купава и Соломея, Омут, Яр и Роксалан с пятеркой  своих
ратников. Всего двадцать один человек.
     Скоро  их  поглотил  лес,  огромный  и  тихий;  лишь  хоженная  тропа
напоминала о людях среди этой дикой чащи.
     Вишена шагал третьим, после Боромира и Таруса.  Он  не  знал,  почему
чародей с Непоседой решили пойти врозь с дружиной, и сейчас размышлял  над
этим. Скорее всего, Тарус желает  кого-то  обмануть,  сбить  с  толку.  Но
почему тогда разделились на такие неравные части - четыре сотни и двадцать
один?
     Вишена думал и не находил ответа.
     Путники гуськом топали по извилистой тропе  и  те,  кто  шел  позади,
часто теряли из виду передних.  День  выдался  пасмурный,  в  густом  лесу
казалось, что уже  наступили  сумерки.  Когда  тропа  немого  расширилась,
Вишена поравнялся с Тарусом и зашагал рядом с ним. Тот искоса взглянул  на
витязя, но смолчал.
     Нарушил тишину Вишена. Говорил он негромко, чтобы кроме чародея никто
не мог услыхать вопрос.
     - Скажи, Тарус, почему мы опять откололись от дружины?  Зачем  вообще
Боромир ее брал, коли все старается сделать сам?
     Чародей снова покосился на Вишену,  но  ответил  нескоро.  И  так  же
негромко:
     - Поймешь ли, храбр? Поверишь ли? - Тарус словно размышлял  вслух,  а
не  рассказывал.  -  Запутанное  это  дело.   Нечисть   нами   уж   больно
интересуется. Что? Уже заметил? Ну да, трудно не заметить.  Вот  потому-то
дружина и идет врозь с  нами,  чтоб  добралась  целиком  туда,  где  будет
нужнее. Хватит и того, что коней увели. Думаешь, все едино  будут  мешать?
Нет, не будут.  Почему?  Да  потому,  что  нечисть,  вернее  тот,  кто  ее
науськивает, следит  за  двумя  вещами.  Во-первых,  за  твоим  мечом.  И,
пожалуй, теперь еще за Боромировым. Как следит? Да очень просто. Твой  меч
чувствует нечисть, так ведь? Ну, вот. А теперь подумай  головой  -  всегда
ведь есть обратная сила любому  свойству.  Нечисть  тоже  чует  твой  меч.
Просто? Да, несложно. Ну, и во-вторых следят  за  семерыми  из  нас  -  за
Боромиром, Боградом,  Славутой,  Тикшей,  Соломеей,  да  за  ними  двоими.
Почему? Да потому, что отмечены  мы  боромировым  мечом,  семь  лет  назад
отмечены, в Чикмасе. Мы для нечисти как  огонь  в  ночи,  видны  всегда  и
везде. Что? Да-да, именно отвлекать все козни от дружины на  себя.  Почему
же не выдюжим? Выдюжим, думаю. Тарус-чародей - не мешок с соломой. Да и вы
богами не обижены. Да. Понятно? Ха-ха! Да не болтай об  этом,  молчанье  -
золото!
     Вишена невольно отстал, обдумывая услышанное. Действительно, если меч
чует близость нечисти, то и нечисть должна чуять волшебную силу изумрудов.
Мысль была такой очевидной, что Вишена долго удивлялся, как  не  додумался
до этого сам. Впрочем, он-то знал, что нечистые боятся  меча,  но  связать
это впрямую с силой изумрудов пока не догадывался.
     Тучи весь день клубились над  лесом,  предвещая  дождь,  но  Даждьбог
милостиво отослал его  на  крестьянские  поля.  Хороший  подарок  людям  к
Семику! Прошли много - кухтинский бор  остался  далеко  позади;  последние
часы путники продирались сквозь плотный ольховник.
     Старца первым заметил Яр.
     - Эй, Боромир! Гляди!
     В стороне от тропы на огромном, как  столешница,  пне  сидел,  свесив
ноги, седой старик, здесь же  рядом  виднелась  крохотная,  подслеповатая,
сильно покосившаяся избушка.
     Все остановились. Ветер едва заметно шевелил длинную  бороду  старца.
Боромир взглянул на Таруса, испрашивая совета, но тот лишь пожал  плечами.
Вишена украдкой опустил глаза на гарду меча  -  изумруды  не  горели  -  и
толкнул тихонько Таруса, показывая это. Чародей кивнул и,  наклонившись  к
уху Боромира, прошептал несколько слов. Боромир мельком взглянул  на  свой
меч и обернулся к Тарусу.
     Старец вдруг медленно поднял  руку,  поманил  скрюченным  морщинистым
пальцем Таруса, Боромира и Вишену.
     - Подойдем, - сказал чародей.
     Они приблизились и стали в трех шагах от старца, остальные  наблюдали
с тропы, переминаясь с ноги на ногу.
     - Поклон тебе, старче, - негромко поздоровался  Боромир  и  все  трое
склонились перед седым человеком.
     - Здоров будь, Боромир-Непоседа, защита родного края, -  надтреснутым
голосом ответил старик, - здравствуйте и вы, верные сыны земли нашей.
     Боромир не удивился, что старец его узнал. Его  знали  все.  ВСЕ.  По
крайней мере, после Северного Похода.
     - Ведаю обо всех ваших напастях, воины-храбры. И знаю, как  уберечься
от них.
     Старик полез за  пазуху,  достал  свернутую  трубкой  грамоту.  Через
мгновение глаза его встретились с глазами Вишены;  тот  медленно,  как  во
сне, извлек из сумы сверток с  рубиновым  мечом  и  подал  старику.  Тарус
удивленно созерцал все это; Боромир, казалось, оставался спокойным.
     Покряхтывая, старец сполз на землю, развернул волчью шкуру,  отбросил
ее в сторону. Вишена глянул на Таруса и проследил за его глазами - чародей
неотрывно смотрел на левую руку  старика,  где  на  среднем  пальце  сидел
перстень с кровавым рубином.
     Вишена вздрогнул, а старик тем временем коснулся  перстнем  камня  на
гарде меча. И меч распался - послышался сухой треск, к ногам упали  четыре
знакомых кинжала.
     - Помогите мне! - властно сказал старик.  Боромир  подобрал  кинжалы.
Старик уже развернул грамоту и стелил ее на пне, не позволяя скручиваться.
Лист был девственно чистым, только по углам его виднелись  неясные  темные
пятна. Скупым расчетливым движением старец взял один из  кинжалов  из  рук
Боромира и коротко, без замаха, всадил его в  грамоту,  в  правый  верхний
угол, прямо в пятно.
     - Теперь вы! - скомандовал он.
     Тарус протянул руку и второй кинжал, сочно тюкнув, проткнул  пятно  в
левом верхнем углу листа. Боромир отдал один из оставшихся кинжалов Вишене
и они разом опустили руки. Грамота, приколотая по углам, отчетливо  белела
на темной поверхности старого пня.
     Спустя несколько мгновений сквозь нетронутую  белизну  чистого  листа
стал прорываться неясный еще рисунок; он постепенно всплывал откуда-то  из
глубины грамоты, с каждой секундой становился все четче и четче.
     - Карта! - воскликнул  Боромир,  -  глядите,  вот  устье  Шогды,  вот
Иштомар! А вот Шеманиха!
     Старец указал на крохотный рисунок в центре, походивший на  небольшой
ларчик.
     - Рубиновый клад? - догадался вдруг Тарус. - Но у нас ведь нет ключа!
     Старик усмехнулся и снял с пальца левой руки массивный свой перстень.
Тарус тотчас протянул ладонь, но старец отрицательно покачал головой.
     - В тебе живет сила изумрудов. Никто из вас семерых не сможет  носить
этот перстень.
     Неспешно оглядев всех оставшихся на тропе, старик поманил к себе  Яра
и тот, словно завороженный, приблизился. Некоторое  время  он  разглядывал
юношу, и вдруг стремительным ладным движением надел перстень ему на  руку,
только не на левую, а на  правую.  Яр  дернулся,  беспомощно  взглянул  на
Таруса, но тот улыбался, и Яр успокоился.
     - Запоминайте, где спрятан клад. Карту вы не увидите боле.
     Тарус, Боромир и Вишена молча глядели на грамоту, навеки впечатывая в
память скупой, но понятный рисунок-план окрестных лесов.  А  потом  старик
поочередно выдернул кинжалы и  карта  рассыпалась,  обратилась  в  горстку
невзрачной сероватой пыли.
     - Удачи вам! - пожелал старец и исчез. Только-только стоял  напротив,
и вдруг пропал, растворился, как и не было. И избушка  подевалась  невесть
куда, сгинула, оставив  после  себя  слабо  примятую  траву.  Лишь  ветер,
дыхание Стрибога, подхватил и разнес остатки показанной стариком грамоты.
     Вишена подобрал кинжалы, секунду  поколебался  и  отдал  Яру.  Тарус,
видевший это, согласно кивнул.
     В подкравшихся сумерках призрачной тенью разрезала небо надвое первая
летучая мышь.
     - Эй! - закричал вдруг Яр испуганно и восторженно. - А перстень-то не
снимается! Прирос к пальцу!
     Тарус мрачно вздохнул и похлопал его по плечу:
     - Крепись, хлопче! Это только начало...
     "Успокоил, нечего сказать, -  подумал  Боромир.  -  Что  ждет-то  нас
впереди?"
     Темнело.


     Костер весело пылал, раздвигая темень,  путники,  рассевшись  вокруг,
слушали Таруса-чародея.
     - Давным-давно были на свете семь волшебных рубинов. Тот, кто  владел
ими, получал огромную силу и власть. Далеко не всякий мог совладать с этой
силой, говорят, рубины извели-сгубили не одного хозяина. Сила их - темная,
сказывают - нечистью данная, но никто из  обладателей  никогда  открыто  с
нечистью не якшался. Сколько лет рубины служили Тьме  -  никому  неведомо.
Покуда кто-то не разделил их. Три схоронили в ларце, а  четыре  пустил  по
белу свету. По отдельности рубины большой силы не имели, и мало кто  знал,
что они на самом деле волшебные. Хитрость состояла в том, что сперва нужно
было собрать потерявшиеся в  разных  землях  четыре  рубина,  потом  с  их
помощью прочесть карту и, наконец,  добраться  до  ларчика  с  оставшимися
тремя каменьями. Да ларчик тоже непрост - отпирается ключом и доселе никто
ничего не знал о нем, - Тарус ненадолго умолк. - Я не знал ни где  он,  ни
что он, ключ этот тайный, пока старик  не  надел  Яру  на  палец  вон  тот
перстень.
     Все обернулись к юноше, непроизвольно поглаживающему перстень, старый
и темный. Первый испуг оттого, что он прирос к пальцу, у Яра  уже  прошел,
но смутное беспокойство все не покидало его.
     Костер сухо потрескивал, плевался искрами,  путники  жались  к  нему,
светлому и доброму, веря, что огонь защитит их, слабых,  от  любых  ночных
страхов.
     - Мы возьмем клад? - спросил Боромир глухо. Тарус ответил  не  сразу,
поразмыслил немного.
     - Да. Затем, чтобы силу рубинов не обернули против нас.
     Тарус-чародей надеялся на лучшее. Предание ни слова  не  говорило  не
только о ключе, но и о кинжалах, сливающихся в меч. Но ничем иным  кинжалы
быть не могли - Тарус внимательно осматривал клинки и убедился, что не два
рубина красовались  на  гарде  каждого,  а  лишь  один,  пронзивший  сталь
насквозь, так, что наружу выступали две стороны.
     Клад схоронили совсем недалеко от них, если завтра  с  утра  выйти  и
забрать немного на восток, до полудня можно поспеть к месту.
     Ночь прошла спокойно, если  не  считать  шумной  возни  в  кустах  да
частого злобного воя, слишком далекого, чтобы обращать на него внимание.
     Едва взошло солнце, пустились в  дорогу  и  к  полудню  действительно
вышли к  большому  глубокому  оврагу,  где  карта  обещала  клад.  На  дне
щетинились колючками буйные заросли чертополоха. Тарус криво усмехнулся  -
чертополох боле нигде не рос,  видать,  заговоренное  это  место,  нечисть
пугать.
     Глиняные склоны круто,  почти  отвесно  обрывались  вниз  и  пришлось
поискать место для спуска. Да и там ничего не  оставалось,  как  сигать  с
высоты в три человеческих роста.
     Первым прыгнул Боромир, с размаху врубился в плотные колючие заросли,
шипя и вполголоса ругаясь. Пока спутники присоединились к  нему,  Непоседа
схватился за меч и успел выкосить небольшую полянку.
     Медленно двинулись вперед, расчищая дорогу. Солнце висело  прямо  над
головами и заливало овраг резким безжалостным светом. Скоро нашелся и вход
в пещеру - две гранитные глыбы, вросшие в одну  из  стен,  да  узкая  щель
между ними. Чертополох у входа разросся особенно буйно, выше людей.  Когда
его выкорчевали, взорам открылся темный лаз куда-то под землю; на камне  у
входа виднелся искусный барельеф: черт, полуприсев и чуть склонив  рогатую
голову набок, сжимал в руке длинный, несомненно рубиновый меч.  С  кем  он
дрался, можно было лишь догадываться.
     В кривой трещине у входа неровно торчал старый полуобуглившийся факел
и некоторое время потратили, зажигая его.
     Наконец огонек заплясал на смолистом дереве. Боромир кивком  подозвал
Яра, Вишену, обнажил меч и собрался первым войти в пещеру, но его задержал
Тарус, сжимающий в опущенной руке факел.
     - Стой, Боромир! Первым - огонь!
     Непоседа пропустил его и чародей медленно скрылся в расщелине. За ним
след в след ступал Боромир. Вишена подтолкнул Яра, чтобы не шел последним,
тоже обнажил меч, и ушел вглубь.
     Впереди пылал факел, но даже  в  его  свете  ясно  виднелись  горящие
зеленые точки волшебных изумрудов.
     Ход змеился в каменной толще, узкий и  длинный.  Наверху,  в  овраге,
камня никто не видел, только  глину,  здесь  же  они  попали  в  настоящее
гранитное царство.
     Наконец ход  втек  в  небольшую  овальную  пещеру.  На  стенах  Тарус
приметил несколько факелов и немедля зажег их; сразу стало светлее.
     В центре пещеры, на длинных тускло-серебристых  цепях  свешивалась  с
потолка массивная гранитная плита, отполированная до блеска; на ней  стоял
небольшой плоский ларчик, вырезанный  из  крупного  синеватого  самоцвета.
Маленький и неприметный, он терялся  на  гладкой  и  обширной  поверхности
плиты.
     А рядом, на полу, в драных полуистлевших одеждах,  скорчились  четыре
человеческих скелета и один чужой, жуткий, незнакомый.  Что  это  было  за
существо, не смог определить даже всезнайка-Тарус.
     Изумруды мечей продолжали беззвучную  песнь  зеленых  искр  и  горели
теперь еще ярче, чем у входа.
     Яр храбро потянулся  к  ларцу,  но  Тарус  мгновенно  поймал  его  за
шиворот.
     - Куда? К ним хочешь? - указал он на скелеты. Яра передернуло.
     Тарус долго рассматривал ларчик, потом щелкнул пальцами:
     - Кинжалы!
     Яр полез в сумку. Рубиновые клинки вновь соединились в короткий  меч,
но, послушные прикосновению магического перстня, тут же  распались.  Тарус
аккуратно, словно боялся  обжечься,  взял  один  кинжал  и  склонился  над
ларцом. Рубин на гарде тотчас вспыхнул  и,  вторя  ему,  усилили  свечение
изумруды на мечах. Чародей отшатнулся и попятился. Что-то ему  мешало.  Он
потряс головой, вытянув вперед руку без кинжала.
     - Яр! Ну-ка, ты! Видишь вон те углубления по углам ларца? Вложи в них
по кинжалу. Да потише, без спешки!
     Яр мягко, по-кошачьи, подобрался к плите.
     - Цепей и камня не касайся! -  предупредил  Тарус.  Тем  временем  Яр
изловчился, один из кинжалов скользнул, куда полагалось,  войдя  по  самую
гарду и рубин чуть заметно ожил. В глубине его заструилось что-то  похожее
на слабый свет. Цепь на этом же углу  плиты,  глухо  звякнув,  разорвалась
посредине, но плита даже не шелохнулась. Второй кинжал занял свое место  и
свечение рубинов стало более ярким. С тем же звуком лопнула  вторая  цепь.
Падая, она задела один из человеческих скелетов и он распался в м