, и каждый из них всю жизнь был волком...
     Оборотень оскалился, из горла вырвался хриплый утробный рык. Переярки
поджали хвосты и Вишена почувствовал уверенность.
     - Пошли прочь! - гаркнул он и все трое опрометью  бросились  к  реке,
прямо на лошадей. Вишена притих и обратился в слух, куда более чуткий, чем
человечий.
     Послышалось надрывное ржание и  дружные  проклятия  на  чужом  языке,
звучавшие на удивление понятно.
     - Ай да я! - пробормотал Вишена и, разогнувшись  как  тугая  пружина,
устремился к кострам.
     Воины переполошились  и  рассыпались,  обнажив  свои  короткие  мечи.
Теперь стало видно - у  огня,  привязанный  к  столбу,  испуганно  стрелял
глазами пленник, мальчишка-подросток,  оборванный  и  грязный.  Перед  ним
осталось всего трое  вооруженных  чужаков,  остальные  резво  подались  на
крики. Тарус уже спешил сюда  -  хвост  поленом,  глаза  горят.  Он  несся
крупными прыжками со стороны леса. Стражи обернулись  к  нему  все  разом,
оголив  спины;  двое  из  них  вдруг  рухнули,  словно   подкошенные,   от
молодецкого удара булавой. Один в костер, другой рядом.  Третий  в  панике
обернулся и получил кулаком прямо в лоб; вряд ли он много выиграл -  кулак
булаве ни в чем не уступал. Резко запахло паленой плотью.
     Омут, а это постарался именно  он,  крякнул,  подобрал  у  ближайшего
воина меч и с  размаху  рубанул  по  ремням,  освобождая  пленника.  Столб
брызнул щепами и едва не раскололся надвое.
     Тем временем десяток чужаков поспешили к кострам, размахивая мечами и
изрыгая проклятия. Омут схватил  мальчишку  и  потащил  к  лесу.  Тарус  с
Вишеной  прикрывали  их  сзади,  но  Омут  волков   словно   не   замечал,
сосредоточив все  внимание  на  преследователях.  Те  охватывали  беглецов
полукольцом, явно нагоняя; Омут на бегу уворачивался  от  сучьев  и  скоро
остановился, взявшись за булаву.  Крохотная  полянка  давала  простор  для
замаха и  Омуту  это  понравилось.  Где-то  невдалеке  продиралась  сквозь
колючий подлесок вторая волна догоняющих, грозно завывая и крича.
     Омута окружили, не обращая никакого внимания  ни  на  Таруса,  ни  на
Вишену, и волки, переглянувшись, прыгнули. Мощные  челюсти  сомкнулись  на
глотках двоих чужих воинов, пасти наполнились пьянящей солоноватой  кровью
и жертвы упали на траву. Вишена вскочил,  увернулся  от  меча,  глянул  на
Таруса. Тот, рыча, наседал  на  очередного  врага.  Воин,  поправляя  свою
нелепую остроконечную шапку, отмахивался как мог и пятился.
     Увидев, что подмога беглецам - всего лишь пара  волков,  чужаки  было
воспрянули, но тут  вдруг  сверкнул  во  тьме  знакомый  лунный  полукруг,
знаменитая секира повергла наземь сначала одного,  потом  второго;  ухнула
тяжелая шипастая булава, проламывая череп еще одному;  Вишена  вцепился  в
руку и повалил ближнего воина, а невесть откуда вынырнувший мальчишка вмиг
добил его длинным кинжалом.
     Славута и Омут уложили еще по чужаку, когда подоспела вражья подмога.
Десятка три воинов высыпали из леса.
     Тучи разошлись и луна залила поляну зыбким ночным  серебром,  зловеще
мерцали в полумраке обнаженные мечи.
     Они застыли друг против друга - воины-пришельцы и  странная  пятерка:
Омут с  булавой,  Славута  с  секирой,  два  матерых  волка  и  мальчишка,
подобравший короткий вражий меч.
     - Тарус, Вишена, сюда! - крикнул Славута, прыгнув в сторону  и  падая
на колени  у  гладкого,  еще  не  успевшего  сгнить  пня.  Рука  дреговича
взметнулась, в пень, коротко  тюкнув,  вонзился  тарусов  колдовской  нож.
Чародей все понял без слов. Забежав с севера, он прыгнул и кувыркнулся над
ножом, снова обращаясь в человека. Вишена последовал его примеру, на  этот
раз не колеблясь. Опять заволокло красным мир, заныл позвоночник и пальцы,
и Вишена-человек затряс головой, все еще стоя на четвереньках.
     Мечи Славута принес в заплечной сумке и сейчас  метнул  их  хозяевам.
Омут  хлопал  глазами,  не  выпуская,  впрочем,  булаву.  А  чужаки   враз
отступили.
     - Влки! Обратие влкодлаки!
     Вишена сжал верный меч, изготовившись к битве, но пришельцы  внезапно
дружно развернулись и исчезли во тьме меж деревьев. Лунный свет  лился  на
опустевшую поляну, небо вновь затягивало низкими тучами.
     Тарус опустил меч и  отер  взмокшее  чело.  После  напряжения  пришла
обволакивающая расслабленность. Омут пристегнул свою двухпудовую булаву  к
поясу и басом прогудел:
     - Здорово, други! Не чаял помощи, дак поди ж ты...
     Для Молчуна это была длинная фраза. Славута довольно хлопнул  его  по
плечу:
     - Жив, Омут! Мы уж решили - нечисть тебя извела.
     С Омутом крепко обнялись. Чародей спрятал за  пазуху  свой  волшебный
нож, Вишена с завистью провел его взглядом. А  мальчишка  вдруг  длинно  и
затейливо выругался, как умеют жители Лежи. Омут  немедленно  отвесил  ему
крепкую оплеуху.
     - Не сквернословь!
     Вишена засмеялся и отбросил в сторону тяжелую руку витязя.
     - Будет, Омут. Небось, натерпелся малец...
     - Да какой он малец? - пробурчал Омут. - Восемнадцатый год.
     Вишена обернулся.
     - Как тебя зовут-то, хлопче?
     Тот смерил Вишену настороженным колючим взглядом.
     - Яр! Ярослав.
     Тарус, забрасывая за плечо суму, вмешался:
     - Уходим, Вишена!
     Яр встрепенулся.
     - Так ты - Вишена Пожарский? Мне про тебя Омут рассказывал!
     Вишена усмехнулся: неужели Молчун что-то рассказал? Слова,  наверное,
клещами из него добывали.
     - А ты, - Яр ткнул пальцем, - ты, выходит, Славута!
     Большая секира в руке дреговича красноречиво это подтверждала.
     - Ну, а ты, наверное, Боромир-Непоседа! - указал Яр на Таруса.
     - Совсем наоборот, - усмехнулся Славута, - это Тарус-чародей. Однако,
пошли. Время.
     Вишена двинулся за уходящими  побратимами,  споткнувшись  о  мертвого
чужака.
     На гарде торчащего из  груди  кинжала  темнели  драгоценные  камни  и
Вишена задержался. Нагнулся, вытащил кинжал из раны и вздрогнул.
     Пальцы ощутили холод пары знакомых рубинов.
     Спутники споро шагали прочь от реки, минуя лагерь  пришельцев.  Утлый
челнок не выдержал бы пятерых, поэтому уходить решили пехом.
     Вишена полез в суму, нашел сверток из  волчьей  шкуры,  развернул,  и
долго разглядывал два одинаковых длинных клинка - тот, что принес с собой,
и тот, что подобрал здесь.
     - Вишена! Догоняй!
     Он завернул оба кинжала  разом,  сунул  их  в  сумку  и  поспешил  за
товарищами.
     Они шли старым бором по гладкой, истоптанной зверьем, тропе. Что вело
их в ночной темноте, что помогало преодолевать препятствия никто толком не
понимал, но все пятеро упрямо и уверенно шагали на юг, к устью Шогды.
     - Почему вы оставили хутор? - не оборачиваясь спросил чародей.
     Омут долго собирался с духом, прежде чем ответить.
     - Нечисть довела. Из избы стало не выйти - то камни летят, то  палки.
На тропах ям понарывали, ноги переломаешь. Скотину почти всю извели. Ночью
мы и спать-то боялись: завывают, ровно совы. Собрались, кто уцелел, да и в
Паги ушли, к Заворичу.
     - А Боромирову весточку получил? - спросил Славута.
     Омут покачал головой, скорее для себя,  чем  для  дреговича,  шедшего
позади.
     - Нет. Как все в Паги подались, я решил в Андогу пойти, зачем - и сам
не знаю. Не дошел, снова нечисть попутала. Блудил  дня  три,  хотя  Рыдоги
сотни раз прошагал-промерил и никогда с пути доселе не сбивался. В  болоте
крепко завяз, а вышел прямехонько к Леже. А там эти, в шапках. Налетели  с
запада, почти всех перебили, мало кто в лесу  схоронился.  После,  -  Омут
качнул головой, - на Яра наткнулся. С тех пор вместе и бродим.  А  намедни
он пришлым попался у реки. Думал - не отобью...
     Омут улыбнулся - отбили!
     - К Боромиру в твоей личине упырь какой-то  явился,  -  мрачно  изрек
Тарус, - пару дней покрутился меж всех, а потом на ярмарочный столб влез -
и башкой о полено. Мы решили - все, конец Омуту. Да  на  счастье  еще  раз
взглянуть на мертвеца додумались. Глядь, а он личину-то и сбросил. Ох мы и
побегали...
     Тарус смолк, некоторое время слышался  лишь  тихий  шорох  осторожных
шагов.
     - До сих пор не пойму, к чему все это? Упырь ведь за два дня никого и
пальцем не тронул, ни единую душу. Нож еще этот странный с рубинами...
     Вишена напрягся. Очень захотелось проверить сверток, но он сдержался.
Решил - позже.
     К утру они ушли достаточно далеко от места стычки с  чужаками.  Перед
самым рассветом, в  густом  вязком  тумане,  разнесся  совсем  рядом  стук
множества копыт - может, это проскакали те самые люди.  Звуки  затихли  на
северо-западе; больше их никто не тревожил.
     После бессонной ночи решили  отдохнуть,  и  когда  пригрело  вставшее
солнце устроились в светлом березняке. Яр натаскал кучу веток и  сразу  же
уснул, Славута и  Вишена  последовали  его  примеру,  Тарус  же  с  Омутом
некоторое время посидели на замшелой колодине.
     Перед сном Вишена заглянул в сумку. Как  он  и  ожидал,  вместо  пары
длинных кинжалов там нашелся тонкий короткий меч;  на  его  гарде  каплями
крови застыли крупные чистые рубины. Меч был ровно вчетверо больше первого
из ножей.
     Над головой в чистоте березовых стволов и нежной зелени веток  дружно
пели-щебетали  голосистые  лесные  птахи,   Вишена,   поддавшись   сладкой
дремотной силе, провалился в крепкий молодой сон,  гадая,  что  за  судьба
уготована чужому рубиновому мечу.



        7. РУБИНОВЫЙ КЛАД

     Проснулся Вишена после полудня. Донимали глазастые слепни; жужжа  они
носились около людей и немилосердно грызли спящих -  Яра  и  Омута.  Тарус
сидел на корточках, протянув  руки  к  едва  тлеющему  костру  и  устремив
неподвижный взгляд в землю перед собой. "Когда же он спит?"  -  недоуменно
подумал Вишена. Он вдруг сообразил: знает чародей уже  много  лет,  но  не
может вспомнить его спящим.
     Славуты нигде не было.
     Вишена встал, с хрустом потянулся, потряс  головой,  отгоняя  остатки
сна. Тарус даже не пошевелился, лишь скосил немного глаза.
     "Меч!" - вспомнил Вишена и потянулся к суме. Сверток лежал на  месте.
Волчья шкура пока еще скрывала меч  целиком,  от  острия  до  рукоятки.  А
вырасти он еще на кинжал-другой, и все, больше не завернешь. Да и в  суму,
пожалуй, тогда не влезет.
     Вишена присел у костра и молча положил меч  перед  чародеем.  Отсветы
пламени заплясали на гранях рубинов, и заискрились они, заиграли,  зажили,
впитывая неяркий рассеянный свет; и с®ежился вдруг Вишена, ощутив на  себе
чей-то чуждый тяжелый взгляд, что камнем свалился  на  все  его  естество;
вздрогнул  Тарус-чародей,  отдернув  руки  от  костра;  зажглись  зелеными
светляками  изумруды  на  мече  Вишены,  и  был  их  свет  на   этот   раз
приглушенный, неяркий, словно заволокло взор призрачной тусклой дымкой.
     А потом ЭТО отступило - прочь, вглубь рубинов, на самое дно, и пришло
облегчение, только изумруды долго еще тлели, никак не успокаиваясь.
     - Что это, Тарус-чародей? - тревожно спросил Вишена, смахнув  с  лица
холодный пот. Тарус поднял на его глаза - зрачки у него сделались как  два
провала.
     - Не знаю. Кто-то на нас взглянул.
     - Откуда?
     - Оттуда! - чародей указал на рубиновый меч.  -  Он  стал  больше,  я
вижу. Ты находил ножи?
     Вишена кивнул:
     - Да. Яр убил одного из чужаков двойным кинжалом;  я  положил  его  к
своему, в суму. Они снова срослись - теперь в мече четыре кинжала.
     Тарус долго и внимательно глядел на Вишену, после глухо изрек:
     - Оставь его, Вишена. Выбрось в лесу. Он страшен. Да  и  не  меч  это
вовсе.
     Вишена внимал,  распахнув  глаза.  Сегодня  он  впервые  ощутил  силу
рубинов, вернее часть силы, ибо кто знает, на что способна эта  непонятная
колдовская вещь?
     - Ты сможешь сдержать его мощь, Тарус?
     Чародей качнул головой:
     - Не знаю. Может быть, и нет. От него исходит что-то очень древнее  и
чужое. Боюсь я этого меча, Вишена, потому что он мне  неподвластен.  Лучше
от него избавиться.  Задумайся:  с  каждым  новым  кинжалом  сила  рубинов
растет.
     - Но у нас есть своя сила - изумрудные мечи! Целых два!
     Тарус усмехнулся:
     - Меч Боромира еще не проверен. Да и молод он  пока.  Успеет  истлеть
прах наших правнуков, а меч все еще будет молодым. Век железа несравним  с
веком людей.
     - Но мой-то не молод!
     Тарус рывком приблизился к Вишене.
     - В этом-то все и дело! Когда рубиновый меч сравняется с  изумрудным,
неизвестно какой получится сильнее. Думаешь, зря тебе на  пути  попадаются
кинжалы? Именно тебе? Их хотят столкнуть, твой меч и  этот,  понял?  И  не
говори, что жаждешь такого поединка, ибо солжешь.
     Вишена задумался.
     - Но почему кинжалы попадаются мне? Найди их враг  -  тогда  поединок
станет неизбежным. Но не могу же я биться сам с собой! Нет, чародей,  пока
рубиновый меч у меня в сумке, я  уверен,  что  его  не  имеют  недруги.  Я
оставлю его себе!
     Тарус пристально поглядел - и только. Согласился он, нет  ли,  Вишена
не понял.
     - Будь осторожен, - тихо сказал Тарус немного погодя. - И  держи  его
подальше от своего меча.
     Вишена заворачивал меч в шкуру, когда проснулся Яр.
     - Поди сюда, отрок, - поманил его Тарус; мальчишка  охотно  подбежал.
Лицо его было помятым и заспанным.
     - Видел ли кинжал с рубинами? Отвечай!
     Яр встрепенулся:
     - Длинный такой? Видел! Я его ночью у чужого костра подобрал.
     Тарус  насупил  брови.  Вишена,  стоя  на  коленях  у   своей   сумы,
полуобернулся и тоже вслушался.
     - Я его давно приметил, еще как у столба стоял. Только Омут явился, я
его и схватил.
     - Где приметил? - перебил Тарус.
     - У огня, - пожал плечами Яр, - прямо у огня. - А что?
     Чародей промолчал,  а  Вишена  медленно  отвернулся  и  запихнул  меч
поглубже в суму.
     - Хороший кинжал, - вздохнул Яр,  -  жаль,  остался  на  той  поляне.
Знаете, - добавил он проникновенно, -  в  руке  как  влитой  сидел,  будто
коготь.
     Проснулся и Омут. Покряхтывая и покашливая, он устроился у костра, не
проронив ни слова. Не зря его прозвали  Молчуном.  Вчерашний  рассказ  был
редким случаем, когда слышался его густой неторопливый говор.
     Вишена вернулся к огню.
     - А Славута где?
     Тарус, вновь застывший с протянутыми  к  пламени  руками,  указал  на
чащу:
     - Охотится.
     Припасы у них и впрямь иссякли, никто ведь не рассчитывал  отрываться
от дружины надолго. Но утрата коней спутала все планы.  Они  потеряли  уже
два дня, а до Кухты  оставалось  еще  не  меньше  дня  ходу.  Боромир  уже
разволновался, поди...
     Вскоре вернулся Славута,  добывший  двух  тощих,  еще  не  от®евшихся
зайцев. С луком и стрелами дрегович  управлялся  не  хуже,  чем  со  своей
секирой.
     В путь двинулись часа через два.
     - Все у нас не по-людски, - ворчал Славута,  -  днем  спим,  на  ночь
глядя в дорогу пускаемся. Ровно нечисть какая...
     Тарус укоризненно глянул на него, но смолчал. Вишена цокнул языком.
     - Не поминал бы ты нечисть, друже... И так спасу от нее нет, - сума с
рубиновым  мечом  теперь  жгла  ему  спину.  Слова  чародея  не  на  шутку
встревожили.
     Славута в ответ только вздохнул.
     И  опять  потянулся  навстречу  лес;  неслышно  стелилась  под   ноги
неприметная звериная тропа; трещала вдали  вредная  белобокая  сорока.  Яр
пристроился рядом с дреговичем и вполголоса что-то у него выпытывал; Омут,
погруженный в свои извечные думы, ступал в трех шагах за ними. Вишена  шел
за  Тарусом  и  все  вспоминал  прошлую  ночь.  Волчьи  ощущения  накрепко
врезались в память. То, что можно обернуться волком, воткнув нож в гладкий
пень на поляне и перекувырнувшись через него, знал даже ребенок. Но - знал
как сказку, ибо каждый мальчишка с замиранием в сердце хоть  раз  пробовал
проделать это.  Вишена  тоже  пробовал.  С  замиранием  в  сердце.  Сказка
оставалась сказкой...
     - Тарус-чародей, - встрепенулся Вишена, -  это  трудно  -  обернуться
волком?
     Тот усмехнулся:
     - Нет.
     - Я думал, что нож, пень, поляна - это только сказки.
     - Почему же сказки? - ответил Тарус. - Вчера сказки были? То-то.
     - Я же пробовал раньше. Да и многие пробовали. Отчего же ни у кого не
выходит, только у тебя? - недоумевал Вишена.
     - Оттого что я - чародей, - опять усмехнулся Тарус. -  То,  что  всем
известно, это далеко не все. Люди повторяют только  то,  что  видят:  нож,
пень, поляна. А всякий ли нож сгодится?
     Вишена  не  знал.  Это  действительно  никогда  раньше  в  голову  не
приходило. Казалось, нож есть нож, чего там, бери и  вгоняй  в  подходящий
пень.
     Чародей полез за  пазуху  и  подал  ему  невзрачный,  потемневший  от
времени нож с липкой резной рукояткой. Вишена повертел его в руках  и,  не
разглядев ничего необычного, вернул.
     - Ну?
     - Запоминай, Вишена. Этим ножом четыре года назад  я  убил  волка.  В
ночь на Ярилу. Одним ударом, прямо в сердце. И вынул его из раны только на
рассвете.
     - В ночь на Ярилу... - пробормотал Вишена, - прямо в сердце...
     На Ярилу ночь была самой короткой в году. Редко кто спал в это время.
Это  ночь  гаданий,  ночь  чародейства  и  волшебства,   ночь   колдовских
заклинаний и нечисти.
     - Только в эту ночь? - спросил Вишена, заранее уверенный в ответе.
     - Только в эту, - подтвердил Тарус.
     - И все?
     - Нет, не все. Пень тоже не всякий сгодится. Только гладко спиленный.
     Вишена довольно сказал:
     - Это я знаю!
     - А почему - знаешь? - проворчал неодобрительно Тарус.
     Вишена смутился:
     - Нет...
     - То-то! - Тарус говорил негромко. - Макошь,  Мать-сыра  земля,  дает
тебе свою силу. По корням стекается она в пни и лишь на гладких пульсирует
ровно и спокойно. Изломы не годятся, долго на  них  живет  крик  умирающих
деревьев, и Макошь кричит вместе с ними.
     Тарус умолк и некоторое время безмолвно  шарил  взглядом  по  чащобе.
Вишена семенил рядом, нетерпеливо заглядывая ему в лицо.
     - А еще что?
     - Когда хочешь обернуться волком, -  возобновил  рассказ  чародей,  -
заходить к пню нужно с юга на север. Человеком - наоборот, с севера на юг.
Ну и, конечно, приговор...
     - Чудеса, - прошептал Вишена.
     - Это еще что, - усмехнулся Тарус, - настоящие чудеса начнутся,  если
станешь к пню спиной и перекувырнешься назад. Приговор здесь уже другой...
     Заклинания Тарус произнести не успел. Идущий впереди  Славута  поднял
руку и замер. Встал, будто на стену наткнулся,  Омут;  застыл  с  поднятой
ногой Вишена.
     Там, впереди, кто-то пробирался сквозь чащобу. Слышались мягкие шаги,
тихий хруст сухих веток и приглушенный говор, издали похожий на  невнятное
бормотание. Все пятеро путников мигом нырнули  в  густой  малинник.  Летом
здесь вполне мог сидеть жирующий медведь и лакомиться ягодами. Но весной в
малиннике делать нечего и они без помех схоронились в густом  переплетении
ветвей и сочных зеленых  листьев.  Вишена  и  Тарус  наблюдали  за  тропой
впереди себя, Славута посматривал в стороны.
     Сначала казалось, что никто не приближается - голоса раздавались  все
так же  в  отдалении,  после  говор  стих,  а  звук  шагов  стал  медленно
нарастать.
     Кто-то шел прямо на убежище-малинник. Тарус неслышно, одними  губами,
выругался и прошептал:
     - Не везет нам эти дни...
     Оставалось надеяться, что их не заметят в зарослях и пройдут мимо.
     Ждали, казалось,  вечность.  А  потом  впереди  на  тропе  показалась
знакомая кряжистая фигура Боромира; за ним шел еще кто-то.
     - Наши? - изумился Славута. - Как их сюда занесло-то?
     Вишена хотел встать и выйти из укрытия,  но  чародей  рукой  задержал
его, и тогда Вишена вспомнил того упыря, что  явился  в  Андогу  в  личине
Омута.
     Боромир - если это был Боромир - приближался.  Вишена  стал  узнавать
остальных - Бограда, Богуслава, Тикшу, Роксалана, Пристеня.
     Тарус