силой бил луч  прожектора мощностью  в двенадцать
миллиардов  свечей.   Световой   тоннель   был   здесь  как  будто  наполнен
расплавленным  ослепительной  белизны  металлом.  Ни одно живое  существо не
могло  выдержать  яркости  этого  света  на  расстоянии  до  ста  метров  от
прожектора.  Те  же,  которые  случайно  попадали  в  его  луч,  моментально
ослеплялись и, надолго парализованные, беспомощно падали на дно.
     Обменявшись  по радиотелефону несколькими словами с центральным  постом
подлодки, зоолог  и  Скворешня  медленно  подплыли под  самый  прожектор. От
гофрированного борта  подводного корабля отвалилась  и  горизонтально легла,
держась  на  петлях,  ровная  металлическая  площадка,  открытая  спереди  и
отгороженная перилами с боков. Одновременно позади площадки раздвинулся борт
и открылась кубическая камера, наполненная зеленоватой водой и желтым светом
нескольких  электрических ламп. Остановив  и  убрав  винт,  Скворешня первый
ступил на площадку и, держа на руках Павлика, вошел в водяную камеру. Следом
за ним вошел зоолог  и  нажал четырехугольную, сиявшую красным светом кнопку
справа от  выходного отверстия. Площадка поднялась  и  закрыла вход. Толстые
металлические  двери сдвинулись и прижались  друг к  другу  краями  с  такой
силой, что с  трудом можно было  различить линию их схождения.  Вода  начала
быстро убывать. Обнажились металлические стены. У  незаметного теперь выхода
на наружной стене виднелся ряд кнопок с головками, сверкавшими разноцветными
огнями.  На противоположной  стене  было  видно  несколько  вделанных в  нее
приборов с циферблатами, стрелками, градуированными стеклянными трубками.
     Через десять --  пятнадцать секунд на полу камеры не было и капли воды.
Зоолог и Скворешня продолжали неподвижно стоять.
     -- Какое давление, Лорд? -- нетерпеливо спросил Скворешня.
     Зоолог подошел к приборам и посмотрел на одну из стрелок.
     -- Уже восемнадцать атмосфер,-- ответил он. --  Сейчас давление воздуха
сделается нормальным, и можно будет раздеться.
     Переминаясь  с ноги на ногу, он смотрел  не отрываясь на приборы, потом
открыл  патронташ на поясе  и  нажал  одну  из  кнопок.  Тотчас  же присосы,
державшие  шлем  на  воротнике  скафандра, втянули в себя  воздух, и  зоолог
быстро снял шлем с головы.
     Вслед за тем он вынул из патронташа медную иглу на длинном тонком шнуре
и,  нажав крохотную кнопку на  рукоятке  иглы, провел  ее  острым концом  по
ложбинке на средней линии скафандра -- сверху вниз, затем  по обеим ногам до
ступни и, наконец, кругом  талии. Скафандр раскрылся по всем  этим линиям, и
зоолог   начал   постепенно   освобождаться   от  отдельных   частей   своей
металлической одежды. Ту же операцию проделал Скворешня над Павликом.
     В это время во  внутренней стене раздвинулись  двери, и в камеру вбежал
молодой  сухощавый  и  смуглый  моряк  в белой  форменке  и  черных  брюках.
Смоляно-черные волосы  на его  голове были гладко расчесаны, с ровным  белым
пробором на боку, но на темени вызывающе торчала непокорная жесткая прядь.
     -- Что с Павликом? -- крикнул он, бросаясь к Скворешне.
     -- Ничего, Марат Моисеевич, ничего! -- весело отвечал Павлик, вырываясь
из рук Скворешни и подбегая к молодому краснофлотцу.
     -- Ну-ну, ничего... -- возразил зоолог. --  Раздевай его скорей, Марат,
и неси в госпитальный отсек, я сейчас же осмотрю его.
     В камеру  торопливо вошел молодой человек в белом кителе -- коренастый,
черноволосый,  с  темно-желтым  монгольского  типа  лицом. Его  узкие,  косо
поставленные глаза с тревогой осматривали раздевавшихся водолазов.
     -- Цой! Цой! --  радостно встретил его Павлик, не  давая  ему вымолвить
слова. -- Я принес тебе интересного моллюска! Я здоров, и ничего особенного!
Арсен Давидович говорит, что это  новый моллюск. Только он больной какой-то.
Арсен Давидович хочет, чтобы ты его исследовал.
     --  Батюшки!  --  рассмеялся Цой, показывая два ряда великолепных белых
зубов.  -- Сразу с  три короба наговорил! Значит, здоров! Ну, идем сначала в
ремонт, герой!
     Все пятеро  вышли из камеры  и очутились  в мире  сверкающего  металла,
необычных, молчаливо работающих машин и механизмов, тишины и безлюдья.



        Глава IV. ГИБЕЛЬ"ДИОГЕНА"




     Несмотря на чудовищной силы  ураган, который несся из холодных областей
Баффинова моря и  Гренландии,  на помощь "Диогену", первоклассному пароходу,
совершавшему срочные  рейсы  между Шербургом  и  Нью-Йорком, по  первому его
сигналу о  бедствии в течение  двух-трех часов  собрались десятки пароходов.
Гигантские   волны,  достигавшие  высоты  тринадцати   метров,  сглаживались
потоками нефти  и  разбивались подводными воздушными  волноломами.  Паровые,
дизельные,  электрические катера и глиссеры сновали взад и  вперед, перевозя
людей   с   гибнущего    судна.   Первые   жертвы   были    доставлены    на
"Марию-Антуанетту", раньше  всех  появившуюся и приступившую к  спасательным
работам.  Среди  этих  пострадавших   находился   советский  гражданин  Иван
Федорович Буняк, тяжело раненный глыбой льда, сорвавшейся с  айсберга. Буняк
возвращался из Канады на родину после шестилетней работы на посту советского
консула в Квебеке. В момент столкновения "Диогена" с  айсбергом он стоял  со
своим сыном у борта верхней, пятнадцатой, палубы и с ее двадцатипятиметровой
высоты,   под   мерное  покачивание  гиганта-парохода,  спокойно   любовался
бессильным  бешенством  стихии.  Айсберг  вынырнул  из  предрассветной  мглы
совершенно  неожиданно.  В  таких  низких широтах  ледяные горы  никогда  не
наблюдались, и  только семидневным постоянством урагана можно было об®яснить
появление айсберга на пути "Диогена".
     В эту ночь как раз испортился инфракрасный фотоаппарат  с левого борта,
и  он не смог своевременно  предупредить о приближении ледяной горы.  Ураган
был  так силен, а масса айсберга  столь  велика, что удар по борту "Диогена"
получился  необычайно  мощный.  Весь левый  борт  парохода  был  исковеркан,
продавлен, водонепроницаемые переборки  смяты, а  верхние палубы  засыпаны и
проломлены огромными глыбами льда.
     Лежавшего   без  сознания   Буняка   команда  передала   на   катер   с
"Марии-Антуанетты",  и  никто  не  заметил  отсутствия мальчика,  его  сына.
Айсберг,  наделавший столько бед, величественно удалялся, слегка покачиваясь
на  бесновавшихся  вокруг  него  громадных  волнах,  и  никто  не  догадался
посмотреть, что делается в  его многочисленных впадинах, провалах, пещерах и
гротах...
     Когда работы по спасению  пассажиров и  команды закончились, раненые, в
том числе и находившиеся без сознания, были опознаны. Перекличка, устроенная
по радио между всеми спасенными, установила,  что  не хватает  трех человек,
среди них --  Павла Буняка, четырнадцати  лет,  сына  советского  подданного
Ивана Буняка. Решили, что все трое  при столкновении упали в море и погибли.
Все же несколько быстроходных катеров обследовали в течение пятнадцати минут
ближайшее пространство вокруг уходившего под воду "Диогена" и вернулись ни с
чем.
     Под  грустный  прощальный  рев  гудков своих  многочисленных  собратьев
"Диоген"  с потухшими котлами медленно  погружался в  темные глубины океана.
Пароходы разошлись, развозя спасенных в разные порты европейского побережья.

        x x x
     Океан  утихал. Длинные  пологие  валы  вздымались и  медленно  катились
вдаль.  После жестокого  урагана  спрятавшаяся было  в глубинах жизнь  вновь
закипала на поверхности. Все чаще и чаще из ультрамариновых волн выпархивали
стайки  летучих рыб.  Расправив свои  плавники,  длинные  и  острые,  словно
ласточкины крылья, они  проносились  с сухим  шуршаньем над  валами  и вновь
скрывались в чистейшей лазури океанских вод.
     Вслед за ними, как  орудийные снаряды, взлетали в воздух зелено-красные
бониты, великолепные золотые макрели, то эмалево-синие, то пурпурные, но все
с золотисто-желтыми хвостами.
     Огромные, двух- и трехметровые,  тунцы  в охотничьем азарте  показывали
время от времени над  поверхностью вод свои жадно раскрытые круглые рты  или
мощные  черно-синие  спины.  Охота  разгоралась. Стаи летучих рыб непрерывно
взлетали и  падали. И ни охотников,  ни дичь не смущали плававшие то тут, то
там  среди  волн  совсем  необычные  и  странные  для  этих  мест  предметы:
деревянные  скамьи, легкие плетеные  кресла, решетчатые  ящики с капустой, с
апельсинами,   обломки   досок,   японская  лакированная  этажерка,   белая,
наполовину застекленная  дверь, тюфяки с морской травой, спасательный  круг,
обрывки  соломы   --  тревожные  признаки  бедствия,  грустные,  осиротевшие
спутники человека.
     Вот одна из дорад, больше метра в  длину, после неудачного прыжка через
клетку с  мертвыми курами  с  громким плеском  упала  обратно  в воду, но  с
быстротой  молнии вновь  устремилась  за своей  жертвой.  Она  все сильней и
сильней  разгонялась,  скользя  по  поверхности,  словно глиссер,  и,  когда
летучка,  теряя силы, спускалась по стометровой  дуге  своего полета, дорада
одним ударом хвоста вдруг оторвалась от волны,  взлетела на несколько метров
вверх, наперерез летучке, и  в одно  мгновение намеченная  жертва исчезла  в
огромной круглой пасти.
     Солнце бросало уже свои последние лучи на круглые гребни валов, когда к
дорадам, бонитам, тунцам присоединилось стадо острорылых дельфинов. Жестокая
игра жизни и смерти возобновилась с новой силой.
     Эта полная  движения  и  красок  картина  совсем не привлекала, однако,
внимания трех человек, пытливо осматривавших все пространство вокруг, вплоть
до далекого  горизонта. Они стояли  на овальной ровной площадке, огороженной
легкими перилами,  на вершине небольшого  холма  из  гофрированного металла,
окрашенного в сине-зеленый цвет. У переднего конца площадки, почти  у  самых
перил,  холм  круто  уходил  вниз,  в  воду.  Позади площадки на  протяжении
двух-трех десятков  метров холм полого спускался к воде, как спина огромного
кита, и сразу терялся  в ее чистой, прозрачной синеве. На этой спине, словно
отодвинутая на  затылок шапка, помещался закругленный сверху горб из того же
гофрированного  металла. Сбегавшая волна порой  обнажала  еще  на  несколько
метров пологую спину холма, показывая, что она тянется и дальше, под водой.
     Холм  покачивался на  затихавшей мерной зыби, то показываясь на гребнях
волн, то скрываясь в провалах между ними. Люди стояли на площадке, как будто
не ощущая качки.
     Двое  из  этих людей, одетые в ослепительно белые с золотыми пуговицами
кители, с  золотыми  шевронами  на  рукавах  и "крабами" на  фуражках, молча
осматривали горизонт и гребни  далеких валов, глядя в странные  инструменты,
похожие одновременно на бинокли и подзорные трубы.
     Третий,  широкоплечий  гигант,  ссутулившись,  стоял  у  перил,  позади
начальства,   в   позе   медведя,   старающегося   соблюдать   дисциплину  и
почтительность.  На  нем  были  белоснежная форменка  и  фуражка-бескозырка.
Длинные усы, обкуренные  над  губами, светлыми, белокурыми  витками  свисали
ниже  подбородка; маленькие глаза на широком,  гладко выбритом курносом лице
смотрели  немного насмешливо, с  добродушной  хитрецой.  И он не  отрываясь,
внимательно  и зорко  оглядывал  поверхность океана, не обращая  внимания на
игру хищников со своими жертвами.
     Солнце скрылось. Быстро, на глазах, сгущались сумерки, как будто снизу,
из  океана,  поднимался гигантский, все  более плотный,  все  гуще  синеющий
занавес.
     Дорады,  бониты,   дельфины  прекратили   свои  прыжки.  Однако  охота,
вероятно, еще продолжалась под поверхностью. Станки летучих рыб по-прежнему,
с легким  потрескиванием расправляя  плавники, взлетали, опускались и,  чуть
прикоснувшись к  гребню волны,  вновь  поднимались  над  водой. То одна,  то
другая из них  в  быстро  опускающейся  темноте с громким  хлопающим  ударом
падала на это странное судно, на его площадку, ударялась о его гофрированные
бока  и, оставляя на них кровь и  серебристую чешую, падала в воду.  Высокий
человек в белом кителе опустил наконец свой странный бинокль и махнул рукой.
     --  Ничего  не видно,  Лорд,--  сказал  он на чистейшем  русском языке,
вгоняя колена  подзорной  трубы в пространство  между трубками  бинокля.  --
Очевидно, мальчик в самом деле погиб. Мы напрасно лишь теряем время.
     Несмотря  на  сгущавшиеся сумерки, было  хорошо еще  видно  его лицо  с
золотым загаром,  светлая острая бородка  н  начисто выбритая  верхняя губа.
Слегка изогнутый, с горбинкой нос из-за отсутствия усов казался крючковатым,
как  клюв  хищной  птицы.  Глаза  серые,  немигающие,  всегда  полуприкрытые
тонкими, с синевой веками, еще более усиливали это сходство.
     Маленький  плотный  человек  с  большой  головой  и великолепной черной
бородой, которой позавидовал бы  любой  древнеассирийский царь, посмотрел на
говорившего.
     -- Все-таки нам следует убедиться в этом, капитан,-- произнес он, также
складывая  свой зрительный  прибор. -- Тем более,  что потерянное  время наш
"Пионер" легко наверстает. Ведь мы видели только два погружавшихся в глубины
трупа. Где же третий?
     -- Не знаю. Лорд, не  знаю. Может  быть, он  остался на "Диогене" и тот
увлек его с собой. Мне очень жаль мальчика, но мы не можем больше оставаться
здесь.  Пойдемте,--  предложил  капитан  и, повернувшись,  медленно,  словно
нехотя, направился к открытому люку, видневшемуся у заднего конца площадки.
     В этот момент гигант вздрогнул, выпрямился и, чуть наклонившись вперед,
поднял предостерегающе руку.
     Капитан и Лорд  остановились. Гигант, как будто превратившись в статую,
напряженно прислушивался.
     Тихий плеск воды  у гофрированных бортов  судна лишь подчеркивал тишину
над почти уснувшей поверхностью океана.
     -- В чем дело, Скворешня? -- нетерпеливо прервал молчание капитан.
     -- Разве вы не слышали? -- взволнованно прогудел гигант. -- Там человек
кричит...
     -- Что? -- Капитан оглянулся и обвел взором темные засыпавшие волны. --
Вам послышалось, Скворешня!
     -- Я вполне  уверен, товарищ командир,-- вытянулся во  весь  свой  рост
Скворешня.  -- Я слышал крик... Стоп!  -- прервал  он самого себя и выбросил
руку  в том  направлении, что  и раньше,  напряженно  вглядываясь куда-то  в
темноту поверх головы капитана.
     Издалека донесся долгий и слабый, как пение комара, звук.
     -- Крик! -- прошептал Лорд. -- Я слышу крик, капитан!
     -- Да-да! Но не там, где указывает Скворешня, а с правого борта.
     --  Нет,  товарищ  командир,  я   не   ошибся,--  почтительно  возразил
Скворешня. -- Крик был прямо по носу.
     -- Прожектор бы зажечь... -- нерешительно сказал Лорд.
     -- Ни в коем случае! -- категорически возразил капитан и быстро подошел
к перилам на переднем конце площадки.
     Их верхние  прутья  здесь  утолщались  и расширялись  в виде  овального
щитка,  усаженного кнопками, крохотными рычажками,  небольшими штурвалами --
все с разноцветно фосфоресцирующими в темноте цифрами и значками.
     Капитан  нажал  одну  из  кнопок.  Из  правого,  покатого  борта  судна
вырвалось  что-то темное, широкое и  продолговатое,  закругленное  сверху  и
снизу. С  тихим свистом и жужжанием оно  взлетело, как торпеда, кверху и тут
же скрылось  в темноте. Одновременно посередине щитка на  перилах засветился
тусклым серебристым светом небольшой круглый экран.
     -- Инфракрасный разведчик! -- радостно  произнес Лорд и смолк, устремив
глаза на экран.
     Капитан  также пристально  смотрел на  этот маленький серебристый круг,
медленно поворачивая штурвал в четверть оборота направо и налево. На светлом
фоне  экрана мелькали какие-то  расплывчатые  тени: что-то похожее  на ящик,
потом  что-то плоское,  с  четырехугольными  пятнами,  нечто  вроде  кресла,
скамьи... Не было сомнения: все, что видели здесь люди на поверхности океана
при свете заходящего солнца, все плававшие вокруг судна  остатки  и  обломки
кораблекрушения -- все  теперь,  в  темноте, вновь появлялось одно за другим
знакомыми, хотя и расплывчатыми тенями на этом матово-серебристом экране.
     --  Какое  гениальное изобретение! -- восторженно  проговорил Лорд,  не
сводя глаз с экрана.  --  Я все  никак не могу привыкнуть к этому  чудесному
разведчику. А вот и айсберг!
     -- Да,-- произнес капитан,--  но море вокруг него пустынно,  и  никаких
обломков уже не видно на экране. Откуда же донесся к нам этот крик?
     --  Может  быть,  мы плохо  рассмотрели  обломки  под  разведчиком?  --
предположил Лорд.
     --  Вполне  возможно,-- согласился  капитан.  -- Придется  более  густо
прочесать этот сектор и держать снаряд поближе к воде.
     Через  десять  минут  инфракрасный  разведчик,   описывая  густую  сеть
суживающихся  зигзагов  почти у самой  поверхности воды, вернулся к площадке
судна  и,  опять удаляясь, тем же путем  пронесся  над  айсбергом.  Все было
напрасно. Нигде не удалось заметить и признака человека.
     -- Что же это значит? -- в недоумении спросил Лорд.  -- Неужели мальчик
послал нам свой последний призыв, а потом  сорвался  и пошел ко дну? Как это
ужасно!
     Внезапно из ночной тьмы опять донесся далекий и тонкий крик.  Теперь он
звучал с какой-то новой, полной отчаяния силой. Три человека на площадке  на
мгновение окаменели. Потом Скворешня воскликнул:
     -- Он на льдине! Он на льдине, товарищ командир!
     --  Но до айсберга,  судя  по  ходу разведчика, больше трех километров,
Скворешня. Мы не услышали бы крика на таком расстоянии,-- возражал капитан.
     -- Не знаю. Я  не могу  об®яснить, но он там,  только  там! Больше  ему
негде быть! -- взволнованно говорил Скворешня.
     -- Хорошо,-- сказал капитан,-- я направляю снаряд к льдине.
     В  центре  экрана   опять  появился   айсберг.  Огромная  ледяная  гора
величественно  поднималась  из  воды,  тускло   поблескивая  многочисленными
гранями. Она была изрыта гротами и  провалами, украшена причудливыми пиками,
колоннами,  башенками.  Послушный  движению   штурвала  в  руках,  капитана,
гигантский айсберг  медленно  поворачивался на  экране  то одной, то  другой
стороной. Экран  отражал то грохот,  то  площадку, то темную впадину, тускло
отсвечивающую ребрами и  плоскостями.  Некоторые  из  них были густо  усеяны
темными  и серыми  пятнами,  которые,  как  только  к ним  приближался  глаз
человека,  начинали   шевелиться,  превращались  в  птиц,  порой  беспокойно
взлетали и тотчас же садились на прежнее место.
     --  Наш разведчик  разбудил этих чаек,  фрегатов и  глупышей,-- заметил
Лорд.  -- Может быть, его заметит мальчик, и это ободрит его... Вот  он, вот
он! -- закричал он вдруг, склоняясь над экраном.
     Капитан резко повернул маленький штурвал в  обратную сторону, и айсберг
вдруг метнулся на  экране,  наклонился,  исчез,  вновь появился и  устойчиво
встал.  На  одной из его площадок, почти над обрывом, перед  широким, словно
оркестровая  раковина, входом в  грот видно было небольшое темное и  длинное
пятно. Пятно это быстро, на глазах, росло,  увеличивалось и  через несколько
секунд превратилось в небольшую фигуру человека, распростертого на площадке.
     -- Это он, товарищи, он! -- взволнованно говорил Лорд.
     --  Даю  одну  десятую  вперед,--  послышался  твердый  и четкий  голос
капитана. -- Вызвать глиссер! Приготовиться к спуску!
     -- Есть вызвать глиссер, приготовиться к спуску!
     Скворешня повернулся к ближайшей толстой стойке перил и нажал кнопку на
ней.  На  верхнем конце  стойки  откинулась крышка,  и  Скворешня достал  из
отверстия  небольшой  микрофон, за  которым  тянулся  провод.  Вполголоса он
передал кому-то распоряжение, вставил микрофон на место и закрыл крышку.
     Между тем  капитан  прикоснулся к одной из кнопок  на переднем  щитке и
перевел по дужке на несколько делений вправо крайний рычажок.
     Металлический холм вздрогнул и двинулся вперед все быстрей  и  бы