гда становилось жутко  в этих черных, мрачных
теснинах. Дно  ущелья, в общем,  шло довольно круто под уклон,  местами  оно
было  покрыто огромными обломками скал,  и через них приходилось перелезать,
цепляясь  за выступы. Скалы перемежались  глубокими  оврагами  или  широкими
ложбинами,  в которые Павлик  спускался со  стесненным от невольного  страха
сердцем. Живые  разноцветные огоньки  мелькали  все реже, ущелье становилось
все более мрачным и пустынным.
     Люди шли  молча, разговаривали мало. Порой доносились отрывистые фразы,
которыми обменивались зоолог с Матвеевым и Скворешня с Маратом. Лишь изредка
слышались  слова  Шелавина,  быстро  шедшего   спереди:  "Осторожно!  Спуск.
Поворот.   Порог".   Через   каждые   двести  --   триста   метров   Шелавин
останавливался,  запускал  вертушку для обнаружения течений, потом двигались
дальше.  Шли  гуськом  --  впереди  Шелавин,  за ним Павлик; Горелов замыкал
шествие. Перебираясь через один из невысоких порогов, Павлик вскарабкался на
большой обломок скалы, лежавший  на пути, и, оттолкнувшись, прыгнул вниз, за
Шелавиным. Обломок покачнулся, и сейчас же позади послышался сдавленный крик
Горелова:
     -- Ах, черт возьми!
     Павлик обернулся. Со дна ущелья поднялась легкая муть.
     -- Что вы сказали, Федор Михайлович? -- спросил он. В ответ он  услышал
пыхтение, неразборчивое бормотание.
     --  Что  с  вами,  Федор  Михайлович?  --  с  тревогой спросил  Павлик,
поднимаясь обратно на бугор.
     -- Павлик! -- послышался наконец задыхающийся голос  Горелова.  -- Поди
сюда. Помоги!
     Павлик испугался.  Цепляясь  за неровную  поверхность  бугра, он быстро
взобрался на  его  вершину. Большого  камня, через  который  он  только  что
перелез, не  было.  Внизу смутно  виднелась  его громада,  под ним  синевато
отсвечивал металл.
     -- Что у вас случилось? Я вам не нужен? -- послышался голос Шелавина.
     --  Ничего  особенного,--  ответил,  задыхаясь,  Горелов.--  Меня  сшиб
скатившийся камень. Сейчас мне Павлик поможет. Павлик, скорее ко мне!
     Павлик  быстро сбежал с бугра  и изо всех сил налег на  камень, который
придавил  Горелова  к стене.  Соединенными  усилиями  они  сдвинули  тяжелый
обломок, и Горелой, охая и кряхтя, поднялся со дна.
     -- Да! -- проговорил Горелов, поправляя  на  себе снаряжение. --  Хорош
камешек!.. На суше  осталось  бы  под ним от меня  лишь  мокрое место.  Да и
здесь,  под водой,  было бы  мне  плохо, если бы  не  скафандр.  Ну спасибо,
Павлик! Идем догонять Ивана Степановича.
     Шелавин,  очевидно, забрался уже далеко,  так  как огонек его долго  не
показывался.   Горелов,   должно   быть,  при  падении  ушиб  ногу   о  свою
металлическую оболочку  и, прихрамывая, шел медленно. Однако он не жаловался
на боль.
     Время от времени по  сторонам открывались боковые проходы,  то широкие,
то узкие,  как  щели. Неожиданно из  одного из них выскочил огромный красный
краб  на высоких сильных ногах, с поднятой кверху могучей клешней.  Большое,
покрытое  панцирным  щитком тело краба  покачивалось на  ломаных  коленчатых
ногах,  как  подвесная  люлька.  Черные,  выступающие  далеко  вперед  глаза
смотрели  пристально,  как будто  раз®яренные  появлением непрошеных гостей.
Павлик  от  испуга застыл на месте, и в одно  мгновение его нога ниже колена
была зажата, словно стальными клещами, широкой и толстой клешней. Послышался
резкий  металлический  скрежет  и хруст. Казалось, скафандр  затрещал.  Краб
уперся всеми своими  восемью  ногами  и резко дернул  ногу  Павлика.  Павлик
вскрикнул и, потеряв равновесие, упал.
     Горелов,  успевший  отойти  на  несколько  шагов  вперед, обернулся  и,
выхватив топорик, бросился на краба. Не выпуская ноги Павлика, краб поднялся
еще выше  на своих вытянутых ногах и угрожающе  выставил  навстречу Горелову
вторую клешню. Топор с силой опустился и одним ударом начисто отсек ее. Лишь
после  этого  краб выпустил Павлика и с неуловимой быстротой  исчез в том же
проходе, откуда только что так неожиданно появился. Вся эта сцена длилась не
больше минуты,  и, если  бы не отсеченная  клешня, валявшаяся на  каменистом
дне, она могла бы показаться Павлику лишь кошмарным сном.
     -- Какое  чудовище! -- пробормотал он  побелевшими  губами. --  Он меня
повалил... повалил...
     -- Пустяки, Павлик,-- успокаивал  его Горелов.  -- Я думаю, что ты упал
скорее от неожиданности, чем от рывка краба. Ну, как ты себя чувствуешь? Нам
надо спешить.
     -- Смотрите, смотрите, Федор Михайлович! -- испуганно  закричал Павлик,
прижимаясь  к Горелову  и показывая на проход, в который только что  скрылся
краб.
     Среди  обломков скал,  нагроможденных у  входа  в узкое ущелье, Горелов
увидел несколько  пар сверкающих  глаз  и множество  шевелившихся  над  ними
клешней.
     -- Уйдем отсюда поскорее, Павлик,-- сказал Горелов. -- Их здесь, должно
быть, немало, этих тварей. Лучше с ними не связываться.
     -- Ну, что вы там  плететесь, позвольте вас спросить? -- ворвался вдруг
в их разговор возбужденный голос Шелавина. --  Какие там крабы? Не видели вы
их,  что  ли,  позвольте  вас  спросить?  Идите скорее  сюда!  Я сделал  тут
замечательное  открытие!  Редкие  по  богатству  золотые  россыпи! Огромные,
великолепные самородки. Я сообщу капитану и попрошу сюда людей с подлодки. Я
на минутку  выключу  вас  и соединюсь с центральным постом управления.  А вы
бегите ко мне...
     -- Но позвольте,  позвольте!  --  закричал Горелов. -- Иван Степанович!
Далеко ли вы ушли от нас?
     Ответа не  было. Очевидно,  Шелавин уже отключился  и перешел  на волну
подлодки.
     -- Ну как же можно так! -- негодовал Горелов. -- А что, если он свернул
куда-нибудь в боковой проход? Где его теперь искать?
     -- Подождите  минуту,-- послышался голос  зоолога.  -- Он  поговорит  с
подлодкой и опять соединится с вами.
     -- Ну ладно,-- сказал Горелов. -- Пойдем потихоньку вперед, Павлик.
     Они двинулись дальше.  Павлик теперь едва  поспевал  за  прихрамывавшим
перед ним Гореловым. Он уже начал уставать.
     Внезапно  где-то впереди и  справа  послышался  глухой короткий грохот,
потом прокатился гул и быстро затих.
     Горелов и Павлик в недоумении остановились.
     -- Что  это может быть? -- тихо  произнес  Горелов. Встревоженные,  они
двинулись дальше.  Шли молча, невольно замедляя шаги, с  опаской оглядываясь
на  черные каменные  стены, на груды скал, казавшиеся обманчиво прочными, на
нависавшие порой со стен утесы. Дно было  каменистое, чистое от ила, но вода
вокруг необ®яснимым образом становилась  заметно мутней.  Золотистые  облака
ила  волнами  шли  по  ущелью навстречу  Горелову  и  Павлику, гуще  и  гуще
заволакивая  все  вокруг. Идти становилось  труднее, на расстоянии двух-трех
метров уже ничего нельзя было разглядеть...
     Горелов остановился. Павлик в страхе прижался к нему.
     -- Почему молчит Иван  Степанович? -- тихо спросил Горелов. --  Неужели
он еще не кончил свой разговор с подлодкой? Я вызову его. Это безобразие  --
так затягивать!
     Он нажал кнопку  на щитке управления в своем патронташе и  прислушался.
Ответа  не  было. Горелов позвал к  телефону  зоолога и рассказал  ему,  что
случилось.
     --  Что бы это могло  значить?  -- задумчиво ответил  зоолог.  --  Надо
снестить  с  подлодкой.  Может   быть,   они  еще  разговаривают   с  Иваном
Степановичем.
     На вызов зоолога ответил вахтенный начальник, старший лейтенант Богров.
Он  сообщил, что разговаривал  с Шелавиным минут  десять назад и  собирается
послать к нему, по его требованию, пять человек из команды.
     Узнав,  что Шелавин  не отвечает  на вызовы  и что именно  минут десять
назад  раздался  какой-то  грохот,  старший  лейтенант  приказал  немедленно
прекратить научные работы,  всем  участникам экспедиции  собраться  и начать
поиски океанографа. При этом старший лейтенант добавил, что он ускорит выход
из подлодки  назначенного отряда и просит выделить человека для пеленгования
ему с того места, где соберутся все участники экспедиции.
     Вскоре на высоте, над ущельем, среди облаков ила появились два туманных
оранжевых пятна. Они быстро опускались вниз, светлели, и через минуту на дне
ущелья рядом с Гореловым и Павликом стояли зоолог с Матвеевым.
     Как ни сильно был встревожен ученый, он несколько раз заставил Горелова
и Павлика описать наружность, величину, окраску и строение краба, жалея, что
ему не удалось лично видеть это чудовище.
     --  Ты  говоришь,  он  был  тебе  по  колено?  Значит,  примерно  сорок
сантиметров  в высоту... Крупно, крупно...  Правда, у берегов Японии водится
крупный  краб --  высотой  до  метра.  Но  сила!  Смелость!  Нет,  нет!  Это
совершенно  необычайный  случай! Ах,  как  жаль,  что мне  не  пришлось  его
увидеть! Между прочим, это очень умные животные. Но  самое интересное, что к
этому смельчаку быстро явились его товарищи. Вы твердо уверены в этом? Вы не
ошиблись? Может быть, вам это померещилось ?
     -- Нет, нет,  Арсен Давидович, мы оба  ясно видели! -- живо  подтвердил
Павлик.
     Ах, как интересно! Как жаль!
     В  вышине  показались  еще два оранжевых  пятна, и  на  дно  опустились
Скворешня с Маратом. Вскоре за ними показался  отряд, высланный подлодкой, с
комиссаром Семиным  во главе. Отряд имел при себе  кирки, лопаты, теренитные
патроны,  а  также  мощный  вращающийся прожектор,  могущий  служить сильным
маяком, и ящик с аккумуляторами к нему. Начальство над  об®единенным отрядом
принял на себя комиссар.
     Из сообщения  Горелова  можно  было заключить,  что  за  время, которое
прошло,  пока  Павлик освобождал  Горелова  из-под  обломка скалы, и которое
затем потребовалось на борьбу с крабом, Шелавин не мог очень далеко уйти  от
своих спутников. Несомненно, он находился где-то поблизости -- в главном или
одном из ближайших боковых ущелий, к западу от сборного места.
     Комиссар  быстро  организовал  поиски.   Десять  человек   должны  были
обследовать ближайшие  боковые  ущелья  --  пять с  правой стороны и пять  с
левой, в каждом  ущелье  по одному  человеку. На  себя комиссар  взял осмотр
главного ущелья  дальше на запад. На  месте  для работы с прожектором  и для
пеленгации со сборного пункта должен был остаться Павлик.
     Все быстро разошлись по указанным направлениям.



        Глава II. НЕОЖИДАННОЕ НАПАДЕНИЕ




     Прожектор,  на металлической  колонке  с широким основанием, равномерно
вращался вокруг своей  оси, и голубой  сноп его лучей медленно передвигался,
то скользя по черным стенам, то далеко проникая в пространство вдоль ущелья.
Муть  давно осела,  и  вода  была спокойна  и  прозрачна,  как  великолепный
чистейший кристалл.
     Все  кругом   было  тихо  и  пустынно.  Лишь  изредка   мелькала   тень
глубоководной  рыбы с рядами  разноцветных  огоньков или проносилась  стайка
светящихся рачков, и вновь воцарялось нерушимое спокойствие черных глубин.
     Павлик сидел  на одинокой скале, поднимавшейся почти посередине ущелья,
над обломками, кое-где разбросанными по дну.
     Настроение  у   него  было  неважное.  При  каждом  появлении  тени  он
вздрагивал и настораживался.
     Прошло уже минут десять, как все разошлись на поиски океанографа.
     Павлик  начал уставать от непрерывного нервного  напряжения  и ожидания
чего-то страшного  и угрожающего. Время от времени  под  его  шлем врывались
голоса  старшего   лейтенанта  Богрова   и  зоолога,  спрашивающих,  все  ли
благополучно вокруг скалы, не вернулся ли кто-нибудь из товарищей. Но голоса
раздавались   все  реже  и  реже:  возможно,  что  дорога,  трудности  пути,
беспокойство о Шелавине заставляли спрашивавших больше думать о поисках, чем
о самочувствии  мальчика, сидящего  в  безопасности  на  высоком  уединенном
утесе.
     Когда усталость начинала  особенно одолевать,  Павлик  схватывал  своей
металлической  перчаткой  колонку  прожектора,  и  тогда становилось  слышно
ровное  музыкальное  гудение  маленького мотора, вращавшего прожектор.  Этот
звук успокаивал и ободрял мальчика.
     Вдали, в темноте,  появилась небольшая, окруженная слабым фосфорическим
сиянием тень. Это была какая-то рыба, обитательница больших глубин, медленно
приближавшаяся по  ущелью к  скале  Павлика, Она не внушала Павлику  никакой
тревоги, он с любопытством смотрел на ее скользящее без видимых усилий тело.
Луч  прожектора  прошел  под  нею  и на  минуту поглотил  ее  слабое  сияние
рассеянным  вокруг его  конуса светом.  Потом она вновь появилась,  и  стало
видно мускулистое тело рыбы,  около полуметра длиной, ее большие серповидные
плавники  и  большой,  мощный  хвост.  Теперь она  оказалась  уже  в  густой
искристой туманности, состоявшей из массы каких-то глубоководных  светящихся
животных --  не  то рачков, не то моллюсков.  С неожиданным проворством рыба
бросилась  в  гущу  этой  стайки и  принялась десятками  заглатывать добычу,
широко раскрыв пасть.
     Внезапно,   слово   вынырнув   из  тьмы,  показалась   еще  одна   рыба
бархатисто-черного цвета.  Ее  тонкое,  сухое  туловище  с  сильным  широким
хвостом,  длинной,  плоской головой  и  пастью, усеянной мелкими,  загнутыми
назад  зубами, могло скорее соблазнить первую  рыбу  как  легкая добыча, чем
внушить ей какое-либо опасение. Однако, несмотря на то что вторая была в три
раза меньше первой, она смело приблизилась и начала вертеться вокруг большой
рыбы, извиваясь перед ней, описывая стремительные круги, появляясь то сзади,
то  сбоку,  но  чаще всего оказываясь перед ее  пастью, как будто  упорно  и
настойчиво  заглядывая в глаза своего  огромного противника. Большая рыба не
обращала на нее внимания, продолжая заглатывать свою, очевидно, более легкую
и вкусную добычу.
     Павлик  с  возрастающим  интересом  наблюдал  эту  странную  сцену,  не
понимая, чего хочет маленькая, юркая рыба.
     И  вдруг,  в  тот неуловимый  момент, когда  большая  рыба, набив пасть
добычей, замкнула ее, чтобы сделать глоток, маленькая вертунья очутилась как
раз  прямо против головы и  одним стремительным  движением  вцепилась широко
раскрытой пастью в переднюю часть морды своего противника.
     Пораженный Павлик  от  удивления даже вскрикнул и  вскочил на ноги.  За
всем,  что  последовало  за этим  неожиданным нападением,  Павлик следил  не
спуская  глаз,  с  раскрытым  ртом   и  судорожно  схватившись  за   колонку
прожектора.
     Большая  рыба,  оцепенев  в  первый момент  от  неожиданности, с  силой
тряхнула  головой,  словно  собака, сбрасывающая  с носа  осу.  Но маленький
нахал, крепко  вонзив свои кривые зубы в  морду врага,  не  сдвинулся  ни на
йоту. Наоборот, Павлику даже показалось, что от  встряски хищник  надвинулся
еще  дальше на голову противника, помогая себе хвостом. Тогда большая  рыба,
лишенная возможности  пользоваться своим единственным оружием -- зубами, как
будто немая, с висячим замком на пасти, завертелась в неистовстве, ударяя во
все  стороны  хвостом, свиваясь  в кольцо и  распрямляясь. Она  стремительно
бросалась вниз,  взмывала вверх, бешено мотала головой, силясь раскрыть свою
пасть, но маленький  бархатисто-черный хищник, как будто слившись с  головой
врага,  висел не отрываясь.  Мало того: на глазах у Павлика он все дальше  и
дальше налезал на эту голову, все шире разевая свою словно каучуковую пасть.
Вот уже скрылись в этой ужасной пасти глаза  большой рыбы, вот уже в глотку,
раздувшуюся,  как толстая кишка, прошла ее  широкая,  круглая  голова. Точно
упругая  резиновая  перчатка,  растягиваясь и  раздуваясь, маленький  хищник
надвигался на цилиндрическое тело добычи, и каждое яростное движение ее лишь
ускоряло  его продвижение вперед. И чем дальше пролезала  добыча в маленькую
утробу хищника,  тем  все  сильнее растягивалось его  брюшко  и,  нарастая в
об®еме, опускалось все ниже и ниже.
     Удивительная  борьба приближалась к  концу. Очевидно,  лишенная притока
свежей воды к жабрам, добыча задыхалась  в  брюхе врага и замирала. Из пасти
хищника торчала уже только задняя часть добычи с слабо шевелившимся хвостом.
Брюхо маленького разбойника раздувалось в огромный,  в несколько  раз больше
своего  владельца, мешок стойкими, просвечивающими стенками.  В широком луче
прожектора Павлик видел сквозь эту оболочку смутные очертания огромного тела
добычи,   свернувшегося   кольцом,  и   ее   большую  голову   с   мертвыми,
остекленевшими глазами. Через минуту в пасти хищника  исчез наконец и хвост.
Маленькая, тридцатисантиметровая рыба с непомерно огромным прозрачным брюхом
медленно поднялась вверх и исчезла в непроницаемой тьме.
     Прошло немало времени, прежде чем Павлик пришел в себя от изумления. Он
думал  об  этом  мире,  где  жестокий  закон  жизни так  обнаженно  и  тесно
переплетается со смертью.
     Голос зоолога заставил его очнуться:
     -- Что слышно, бичо? Ничего нового?
     -- Ничего, Арсен Давидович... А у вас?
     --  Тоже ничего, Павлик.  Мне показалась  подозрительной большая  груда
камней, и я ее долго разбрасывал. Теперь пойду дальше...
     Опять наступила тишина. Павлик осмотрелся. Вдали промелькнули несколько
зеленых и желтых огоньков и быстро исчезли из виду. Голубой конус прожектора
скользнул высоко над  дном,  смутно  осветил  своим  отраженным,  рассеянным
светом отдельные обломки и  медленно пополз дальше, по черным стенам ущелья.
Но в обычном  спокойствии дна Павлик теперь скорее почувствовал,  чем увидел
какое-то  неясное  движение  среди камней и обломков скал.  Павлик  подождал
возвращения  луча прожектора в эту сторону  и, наклонив его вниз, напряженно
всмотрелся. Тотчас же с подавленным криком он в ужасе и смятении отшатнулся.
     На  расстоянии двадцати -- двадцати  пяти метров  от скалы и дальше, до
пределов видимости,  все дно ущелья было покрыто кроваво-красным паркетом из
многочисленных   шестиугольных  панцирных   щитков,   ощетинившихся   густой
шевелящейся порослью огромных, массивных клешней.
     Полчища гигантских  крабов заполняли  все пространство между  камнями и
обломками скал, стояли на них, висели, вцепившись когтями в каждый их выступ
и  углубление. Далеко выдавшиеся  вперед выпуклые глаза  сверкали  под лучом
прожектора, словно крупные агатовые желуди. Крабы неподвижно стояли на своих
высоких  суставчатых ногах,  как  будто  ослепленные  ярким  голубым  светом
прожектора.

     

     Это  зрелище  длилось  всего  лишь  несколько секунд,  но  оцепеневшему
Павлику показалось,  что прошла вечность. Конус  света скользнул над  дном и
повернулся к стене ущелья.  Тьма  как  будто еще  более  сгустилась.  Павлик
стоял, не в силах пошевельнуться,  скованный страхом и  растерянностью. Чего
хотят  крабы? Куда они идут? Не взберутся  ли они сюда, к Павлику, на скалу?
Павлику представились высота скалы,  его убежища, ее почти  отвесные гладкие
бока, и  он  немного успокоился,  продолжая всматриваться в темноту.  Описав
круг, прожектор вернулся и опять ударил своими голубыми лучами в дно.
     За этот короткий промежуток времени крабы оказались уже  почти у  самой
скалы и вновь застыли, ослепленные ярким светом. Но их первые ряды в сумраке
не захваченного световым конусом пространства шевелились у подножия скалы, и
Павлик мог различить, как они пытаются вскарабкаться по ее  крутым скатам. У
Павлика замерло сердце. Значит, крабы хотят добраться до него! Они ищут его,
Павлика! Свет прожектора слепит их... Нужно остановить прожектор!
     Павлик нажал кнопку на колонке, и конус света застыл на месте, выхватив
у дна  из черной  тьмы  огромный круг, весь  покрытый красными  панцирями  с
шевелящимся лесом клешней,  но в рассеянном свете по бокам, поближе  к обеим
стенам ущелья, Павлик заметил продолжающееся смутное движение. Крабы пошли в
обход!  Их темная масса быстро катилась по дну, огибая скалу с обеих сторон.
Павлик резко повернулся и чуть не упал, зацепив ногой за провода, протянутые
от аккумуляторного ящика к прожектору.
     Ед