омнате без окон,  выходящей  в
гостиную. Лечь на пол в темноте, забаррикадировать черный ход,  чтобы  в
него никто не мог войти, и  дождаться,  когда  в  проеме  входной  двери
покажется силуэт Лукаса.
   Помедлить одну-две секунды, пока он прошагает по гостиной, в  которой
нет ничего, кроме маленького стола, за которым не спрячешься, а стена за
его спиной остановит пули и заглушит выстрелы. Потом уйти, оставив  труп
крысам.
   Дверь явочного дома была чуть приоткрыта. За окнами без  стекол  было
темно. Подавив желание  нащупать  пистолет  за  поясом,  я  поднялся  на
полусгнившее крыльцо и вошел внутрь.
   Дельгадо смотрел на меня со своего обычного места за столом. Он сидел
верхом на стуле, подпирая подбородок  тыльной  стороной  правой  ладони,
лежащей на спинке стула. Я знал, что он левша.  Его  левая  рука  висела
вдоль тела, и ее не было  видно.  Вместо  обычного  белого  парусинового
костюма он надел свежую свободную рубашку. Его кожа казалась  темнее,  а
волосы - светлее, чем прежде.
   Я положил на стол конверт и остался стоять, глядя  в  холодные  серые
глаза Дельгадо. В тусклом свете показалась его левая рука.  Как  всегда,
он вскрыл запечатанный конверт и прочел донесение.
   - Издеваешься? - произнес он наконец.
   Я стоял в свободной позе, расставив ноги, сунув левую руку в карман и
свесив правую вдоль бедра.
   - Дурацкая пещера для туристов, детишки с пивными бутылками,  свинья,
погибшая на затопленном песчаном островке? И это все?
   - Нас послала туда военно-морская разведка, - ответил я.
   Дельгадо фыркнул.
   - Морская разведка. - Он швырнул две странички  на  стол.  Его  левая
рука  опустилась  под  стол,  он  продолжал  смотреть  на  меня  ледяным
взглядом. - И за все это время вы ни разу не видели "Южный крест"?
   - Нет, - сказал я. - Он вернулся в порт Гаваны. Теперь  он  стоит  на
якоре неподалеку от Касабланки.
   - И вы не перехватили ни одной его передачи?
   Я покачал головой, внимательно следя за ним. В  случае  необходимости
Дельгадо действовал молниеносно.  Если  он  выхватит  пистолет,  я  буду
вынужден стрелять в корпус.., целиться в голову слишком рискованно. Если
бы я знал, где находится его оружие - вполне возможно, он держал его под
столом, и в этот самый миг я был у  него  на  мушке,  иными  словами,  в
безнадежном положении, - то  исход  решала  бы  не  столько  моя  и  его
реакция, сколько наше  хладнокровие  во  время  перестрелки.  Я  зарядил
патроны с пустотелыми пулями и насек их  кончики  ножом,  поэтому,  если
хотя бы одна из них попадет в цель,  все  будет  кончено.  Но  Дельгадо,
разумеется, подготовился точно так же.
   Он быстро выдернул левую руку из-под стола. Я  не  испугался,  и  моя
правая рука не шелохнулась.
   Он бросил на стол черно-белую фотографию.
   - Ты знаешь этого человека, Лукас?
   - Да, - безразличным тоном отозвался я. - Я видел его  досье.  Иоганн
Зигфрид Бекер из СД. А что с ним?
   - Он уехал из Бразилии, - сообщил Дельгадо, глядя на меня.
   - Знаю, - сказал я. - В аналитическом  бюллетене  ОРС  за  май  месяц
указано, что он сейчас в Берлине.
   Дельгадо медленно покачал головой.
   - Бекер в Гаване. - Помолчав минуту, он добавил:
   - Не хочешь спросить, по какой причине?
   - Это имеет какое-либо отношение к моей нынешней работе? - спросил я.
   - Ни малейшего,  -  ответил  Дельгадо.  -  В  сущности,  ты  ведь  не
выполняешь здесь никакой работы, правда?
   По лужайке за окном пробежали два мальчика.  Я  смотрел  на  них,  не
отворачивая лица от Дельгадо. Входя в дом, я сместился влево, чтобы  моя
спина не была обращена к  открытой  двери.  Я  не  знал,  сколько  людей
работает на Дельгадо. Они вполне могли засесть в хижине напротив и ждать
моего ухода, целясь и точку, которую я должен миновать, шагая по улице.
   Я никак не мог помешать им, мне оставалось лишь сосредоточиться и  не
позволить волоскам на своей шее встать дыбом.
   - Бекер приехал сюда, потому что его бразильская  сеть  находится  на
грани провала, - сказал Дельгадо. - И, уж конечно,  наш  гауптштурмфюрер
не вернется в этот ад. Он  начал  переговоры  с..,  э-ээ..,  с  местными
представителями, предлагая себя  в  качестве  свидетеля  обвинения  либо
двойного агента.
   - Зачем вы мне это рассказываете? - спросил я.
   Дельгадо потер нижнюю губу. Капли пота  проступили  на  его  щеках  и
стекали по подбородку. В тесной комнате было очень жарко.
   - Я рассказываю тебе об этом, Лукас, потому что мы не хотим, чтобы ты
столкнулся с герром Бекером в каком-нибудь притоне и  снес  ему  голову,
либо сдал его здешней полиции, пока мы не завершим переговоры.
   - "Мы"? - переспросил я.
   - Я, - ответил Дельгадо.
   - Хорошо, - сказал я. - Что-нибудь еще?
   - По крайней мере, не от меня.
   Я отправился к выходу, стараясь не выпускать его из виду.
   - Лукас! - Его левая рука вновь исчезла под столом.
   В это мгновение я оказался в луче  солнечного  света  и  не  мог  как
следует рассмотреть Дельгадо, сидевшего в полумраке. - Мне  очень  жаль,
что так получилось с парнишкой.
   Я сунул руку за спину, сделав вид, что хочу почесаться.
   - Вы знаете, кто его убил?
   - Нет, конечно, - сказал Дельгадо. - Но я  прослышал  о  похоронах  и
сделал надлежащие выводы. Передай своему дружку писателю,  чтобы  он  не
использовал детей в своих шпионских играх.
   - Вы даже не догадываетесь, кто расправился с Сантьяго? - спросил  я,
глядя ему в глаза.
   Дельгадо скривил губы, изображая улыбку:
   - Его звали Сантьяго?

***

   Когда я вернулся, усадьба казалась вымершей. Потом  я  вспомнил,  что
сегодня у слуг выходной, а Уинстон Гест  и  Пэтчи  Ибарлусия  собирались
пригласить мальчиков на ужин в "Эль Пасифико".
   Я постучался в дверь хозяйского дома  и,  не  услышав  ответа,  вошел
внутрь.
   Хемингуэй сидел там, где я его оставил - в своем цветастом  кресле  в
центре комнаты, справа от подноса с выпивкой, но ни одной кошки здесь не
оказалось. Колени, на которых прежде лежала Бойсси Д'Англас,  стискивали
взятый с яхты "манлихер", дуло которого упиралось в шею под  подбородком
писателя. Приклад винтовки стоял на ковре. Хемингуэй разулся и  просунул
большой палец ноги в скобу, положив его на курок.
   - Ты вовремя, Джо, - сказал он. - Я ждал  тебя.  Хочу  показать  тебе
кое-что интересное.

Глава 21

   Я стоял в пяти метрах от Хемингуэя и  смотрел  на  дуло  "манлихера",
упиравшегося ему в подбородок. Я не знал, заряжена ли винтовка.  Мне  не
понравилось, что  писатель  назвал  меня  Джо.  Наедине  он  никогда  не
обращался ко мне по имени.
   - "Estamos copados", - сказал Хемингуэй. - И вот что мы делаем, когда
нас окружают. - Он взялся за ствол обеими руками и наклонил его  вперед,
при этом палец его ноги сдвинул с места спусковой крючок.  На  Хемингуэе
были только заляпанная синяя рубашка и грязные шорты-хаки.
   Я промолчал.
   - В рот, Джо, - произнес он. - Небо - самая мягкая часть черепа. - Он
вдвинул ствол в рот на несколько сантиметров и  нажал  спусковой  крючок
пальцем ноги. Курок сухо щелкнул. Хемингуэй поднял голову и улыбнулся. В
его улыбке мне почудился вызов.
   - Это было чертовски глупо, - сказал я.
   Хемингуэй  аккуратно  прислонил  винтовку  к  подлокотнику  кресла  и
поднялся на ноги. Он был сильно пьян, но без труда сохранял равновесие.
   - Что ты сказал, Джо? - спросил он, сжимая пальцы в кулаки.
   - Это было чертовски глупо, - повторил я. - А если и нет,  то  сунуть
ружейный ствол в рот может только "maricon".
   -  Будь  добр,  повтори,  Джо,  -   попросил   Хемингуэй,   отчетливо
выговаривая слова.
   - Вы слышали, что я сказал.
   Хемингуэй кивнул, шагнул к черному ходу  и  жестом  поманил  меня  за
собой. Вслед за ним я вышел из дома.
   Остановившись у бассейна, он снял грязную рубашку,  аккуратно  сложил
ее и повесил на спинку металлического кресла.
   - Тебе лучше раздеться, - по-испански сказал он. - Я намерен  пустить
тебе кровь, и как можно больше.
   Я покачал головой:
   - Мне не хочется этого делать.
   - Плевать мне, чего тебе хочется, - сказал Хемингуэй. - И на тебя мне
плевать. - Вновь перейдя на испанский, он с сильным  кубинским  акцентом
добавил:
   - Насрать мне на твою беспутную мать.
   - Мне не хочется этого делать, - повторил я.
   Хемингуэй встряхнул головой,  словно  прочищая  мозги,  потом  быстро
шагнул вперед и нанес удар слева мне в лицо.
   Я уклонился, поднял кулаки и начал смещаться вправо по дуге,  памятуя
о том, что он видит левым  глазом  хуже,  чем  правым.  Хемингуэй  вновь
ударил. Я отразил удар.
   Его первые удары, как  и  кубинское  ругательство,  были  всего  лишь
провокацией. Мне сразу стало понятно, что  он,  как  и  я,  предпочитает
контратаку.  Начало  боя  между  двумя  сторонниками  подобной   тактики
зачастую бывает вялым и монотонным.
   - Piropos,  senor?  -  язвительно  произнес  я,  улыбнувшись  ему.  -
Pendeio. Puta. Maricon. Bujaron.
   Хемингуэй  набросился  на  меня.  За  считанные  мгновения  я   успел
сообразить, что могу без труда убить его, но так и не понял, кто из  нас
сильнее в кулачном бою.
   Хемингуэй сильно ударил слева по моим губам. Я поставил  блок,  и  он
нанес правый хук, целясь в корпус.  Я  отскочил  назад,  и  все  же  его
огромный кулак вонзился мне  в  ребра,  отчего  я  едва  не  задохнулся.
Хемингуэй тут же добавил левый, а потом и правый  удары  сбоку  в  обход
моего блока. Каждым из них он мог свернуть мне скулы, но удары  пришлись
в затылок.
   У Хемингуэя был сокрушительный прямой удар.  Разумеется,  это  давало
ему  значительное  преимущество,  но  оно  зачастую  обращается   против
боксеров-любителей, которые  надеются  завершить  бой  в  первые  минуты
нокаутом или нокдауном.
   Порой они забывают о необходимости держать дистанцию.
   Хемингуэй вошел в клинч, схватил мою  рубашку  левой  рукой  и  вновь
нанес мне хук справа. Я подставил плечо, низко пригнулся и трижды ударил
его в живот.
   Из его груди со свистом вырвался  воздух,  он  крепко  обхватил  меня
руками, чтобы отдышаться. У него оказался слабый  живот,  но  он  привык
держать удар и не думал опускать руки. Он ухватил меня за волосы, но  те
были  слишком  коротки,  чтобы  надежно  уцепиться  за  них.   Используя
преимущество в весе, он двинулся вперед, стремясь прижать меня спиной  к
стене дома. Я уперся подбородком ему в  плечо,  сопротивляясь  изо  всех
сил; теперь он мог бить меня только сзади. Тем не  менее  его  удары  по
почкам были очень болезненными. Упираясь ногами в землю и понимая,  что,
прижав меня к стене своим массивным телом, Хемингуэй сможет нанести  мне
серьезную травму, я боднул  его  в  подбородок,  и,  как  только  голова
писателя запрокинулась назад, оттолкнул его от себя.
   Хемингуэй смахнул пот с глаз и сплюнул кровь. Я ударил  его  по  лицу
тыльной стороной руки Он зарычал, метнулся  вперед,  и  я  встретил  его
сильным хуком справа.
   Он устоял на ногах. Я был не в лучшей форме для боя, но не  до  такой
степени. Мой правый хук - даже если он пришелся сбоку, а не в челюсть  -
в прошлом сваливал противников и покрупнее.  Бить  Хемингуэя  по  голове
было все равно, что лупить наковальню.
   Он вновь набросился на меня и схватил за  руки.  Его  большие  пальцы
быстро задвигались, впиваясь  между  мышцами  моих  плеч  и  предплечий,
стараясь передавить сухожилия бицепсов. Я резко  поднял  колено,  но  он
молниеносно сместился в сторону, и удар пришелся не в промежность,  а  в
бедро.
   Я ударил вновь, он выпустил мои руки,  отпрянул  назад,  и  я  дважды
попал кулаком ему в правое ухо. Ухо тут же  начало  расплываться,  но  я
почувствовал, что его большие пальцы сделали свое дело - моя левая  рука
онемела, а в правой возникли жжение и пульсация, как будто я отлежал  ее
во сне.
   Уроки чикагского детства явно пошли ему впрок.
   Описывая круги, мы двинулись к бассейну. Хемингуэй тяжело  дышал.  Он
наткнулся спиной на металлическое кресло и отшвырнул его  прочь.  В  это
мгновение я попытался провести комбинацию, но он отразил  оба  удара  и,
пока я отступал, угодил кулаком мне в лоб над левым глазом. Бровь  сразу
начала опухать, но не так быстро, чтобы глаз  полностью  заплыл,  прежде
чем кончится схватка.
   Хемингуэй вновь вошел в клинч, хватая ртом воздух. Его пот и  дыхание
пахли джином.
   Он сильно ударил  справа,  целясь  мне  в  промежность,  и  наверняка
превратил бы мои мужские сокровища в месиво,  если  бы  я  не  отпрыгнул
вверх  и  назад.  Я  подставил  под  удар  внутреннюю  часть   бедра   и
почувствовал, как немеет моя правая нога; в ту же  секунду  левый  кулак
Хемингуэя врезался в мой правый висок с такой силой,  что  я  закружился
волчком.
   Несколько мгновений я видел только красные искры и слышал рев  и  шум
крови, водопадом низвергавшейся внутри черепа. Но я удержался  на  ногах
и, как только прекратилось вращение, нанес правый апперкот в  ту  точку,
где, по моим расчетам, должен был находиться противник.
   Я промахнулся на несколько сантиметров, и все же мой кулак пробил его
защиту и угодил ему в обнаженную грудь.
   Сквозь рев крови в ушах звук удара показался мне грохотом  молота  на
скотобойне.
   Я отпрянул и закрылся, ожидая контратаки; я вновь отбросил в  сторону
кресло, затряс головой, чтобы прийти в себя, и надеясь, что не  упаду  в
бассейн. Несколько секунд ничего не происходило, и за это время  ко  мне
отчасти вернулось зрение, а шум крови утих. Хемингуэй стоял  согнувшись,
извергая содержимое желудка  на  камень.  Его  правое  ухо  распухло  до
непристойности и  напоминало  гроздь  красного  винограда,  борода  была
испачкана кровью и блевотиной, а левый глаз  почти  закрылся  от  удара,
которого я не мог припомнить.
   Я чуть опустил руки, которыми прикрывал голову, и, подволакивая ноги,
шагнул вперед, собираясь предложить ничью.
   Все еще тужась  от  рвоты,  Хемингуэй  нанес  справа  удар  наотмашь,
который сорвал бы мою голову с плеч, если бы  я  не  поднырнул  под  его
кулак. Оставаясь в согнутом положении, я приблизился  к  нему  и  дважды
ударил в живот.
   Хемингуэй вцепился в мою рубашку, словно  ища  опоры,  вздернул  меня
кверху, выпрямился и ударил лбом мне в подбородок.
   У меня во рту хрустнул зуб. Я попытался отступить, но Хемингуэй вновь
схватил меня левой рукой, правой круша мои ребра. Оскалив огромные зубы,
он старался укусить меня за ухо и за горло. Я отбросил его двумя прямыми
короткими резкими ударами в скулы и услышал, как трещит, разрываясь, моя
рубашка. Хемингуэй раскрылся, и я без помех  нанес  сильный  хук  ему  в
солнечное сплетение, в последний момент сдержав  силу  удара,  чтобы  не
убить его.
   Он  сложился  пополам  и  зашатался,  но  не  упал.  Секунду  спустя,
задыхаясь и отступая назад,  он  наткнулся  на  металлическое  кресло  и
тяжело рухнул на каменные плитки.
   Я шагнул вперед, вытер кровь с левого глаза и замер в ожидании.
   Хемингуэй медленно поднялся на оба колена, потом на одно и,  наконец,
на ноги.  Его  правое  ухо  вздулось  и  кровоточило,  на  правой  скуле
расплывался пурпурный синяк, левый глаз закрыла опухоль, губы  и  борода
были покрыты кровью, а волосы на груди еще и блевотиной. Он ухмыльнулся,
показав  окровавленные  зубы  и,  покачиваясь,  двинулся  вперед,  вновь
поднимая руки и сжимая распухшие кулаки.
   Я схватил его за локти, подтянул к себе и  зацепился  подбородком  за
его плечо, чтобы он не мог боднуть или оттолкнуть меня.
   - Мир? - выдохнул я.
   - К черту... - прохрипел писатель и слабо ударил меня по ребрам.
   Я отпихнул его, попытался провести свинг в окровавленный  подбородок,
промазал и упал на колено.
   Хемингуэй сверху ударил меня по голове с  такой  силой,  что  в  моих
глазах вспыхнули искры, и уселся рядом на плитки.
   - Берешь.., назад., слова насчет "maricon"? - выдохнул он.
   - Нет. - Проведя языком по  вздувшимся  губам  и  деснам,  я  нащупал
осколок сломанного зуба и выплюнул его. - Идите к черту.
   Хемингуэй рассмеялся, тут же умолк, ощупал  ребра,  сплюнул  кровь  и
усмехнулся, на сей раз осторожнее.
   - Muy buena pelea, - сказал он.
   Я качнул головой и сразу пожалел об этом - окружающий мир  накренился
и поплыл перед глазами.
   - Драка.., не бывает.., славной, - выдавил я, хватая ртом  воздух.  -
Это пустая трата времени.., и сил... - Я провел ладонью по  губам.  -  А
также зубов.
   Я  посмотрел  на  свои  руки.  Костяшки  пальцев  распухли   и   были
исцарапаны. Казалось, по ним проехал небольшой автомобиль.
   Хемингуэй перекатился на колени и двинулся ко мне.
   Я тоже поднялся на  колени,  готовясь  встретить  его,  но  мои  руки
поднимались так медленно, словно к запястьям были приторочены  свинцовые
грузы. "Этому сукину сыну сорок три года, -  подумал  я.  -  Можно  себе
представить, как он боксировал в моем возрасте".
   Хемингуэй неловко обхватил меня руками. Я ждал тычков ударов и  вдруг
почувствовал, что он похлопывает меня по спине. Он что-то говорил, но  я
не слышал его слов из-за  водопада,  который  вновь  зашумел  у  меня  в
голове.
   - ..в дом, Джо. Марти оставила в  холодильнике  бифштексы,  -  сказал
писатель. - И бутылку хорошего виски на льду.
   - Вам хочется  есть?  -  спросил  я,  пока  мы  помогали  друг  другу
подняться на ноги, налегая друг на друга в поисках опоры.
   Плитки у бассейна  были  забрызганы  кровью,  ветер  трепал  какие-то
длинные синие ленты - я узнал в них остатки своей рубашки.
   - Я голоден, как волк, - ответил Хемингуэй, разворачивая меня к двери
дома. - Это и неудивительно. Мой желудок пуст.

***

   Тем вечером Мария обращалась со мной еще заботливее, чем накануне.
   - Бедный, бедный Хосе, - бормотала она, прикладывая холодные  влажные
полотенца к моим рукам, ребрам и лицу. - Я часто видела своих братьев  в
таком состоянии. Надеюсь, твоему противнику тоже досталось?
   - Еще как. - Холодное полотенце коснулось моих  избитых  ребер,  и  я
поморщился. Я лежал на спине в одних трусах.
   На Марии была только просвечивающая ночная рубашка.
   Фитиль в лампе был прикручен до минимума.
   - На тебе осталось хотя бы  одно  живое  место,  Хосе?  -  прошептала
девушка.
   - Только одно, - ответил я.
   - Покажи.
   Я показал ей без помощи рук.
   - Ты уверен, что оно не пострадало? - прошептала Мария. - Оно красное
и воспаленное.
   - Заткнись, - сказал я и осторожно уложил ее на себя.
   - Мы не станем целоваться в губы, чтобы не потревожить  твой  рот,  -
шепнула она. - Но я могу целовать тебя в другие места, правда?
   - Да, - ответил я.
   - Нужно полечить твои опухоли.
   - Заткнись, - повторил я.
   Мы уснули только на рассвете.

***

   На следующий день мальчики отправились рыбачить с Гестом,  Ибарлусией
и  Синдбадом.  Мы  с  Хемингуэем  бродили   по   усадьбе,   словно   два
восьмидесятилетних старика, переживших крушение поезда. Мы  решили,  что
нам необходимо подкрепиться, и сошлись в том,  что  подкрепление  должно
быть жидким.
   Откупорив вторую бутылку джина, мы заперли дверь и принялись за дела.
Вскоре обеденный стол был завален картами. Хемингуэй  искал  лист  номер
2682.  Согласно  легенде,  изображенные  на  ней  прибрежные  воды  были
нанесены на карту в 1930 - 31 годах американским судном "Никомис".
   - Долгота семьдесят шесть градусов, сорок  восемь  минут  и  тридцать
секунд, - сказал Хемингуэй, сверившись с расшифрованным текстом и  вновь
повернувшись к карте. - Широта двадцать один градус двадцать пять минут.
- Он постучал по бумаге распухшим пальцем. - Это Пойнт Рома,  -  сообщил
он, подтверждая вывод, к  которому  мы  пришли,  изучая  бортовые  карты
"Пилар".
   Я вновь взглянул на карту. Пойнт Рома находился у северного побережья
Кубы неподалеку  от  исследованных  нами  пещер.  Его  окружали  крупные
островки Сабинал, Гуахаба и Романо, к северо-западу располагался большой
- Бахия де Нуэвитос.  В  этом  районе  "Южный  крест"  проходил  морские
испытан