граждение яхты, еще двое
подняли лестницы.  Одна  из  них  зацепилась,  и  мгновение  спустя  два
человека вскарабкались по ней с топорами и шлангами в руках.
   - Прочь, мерзавцы! - закричал лысый мужчина, спеша  навстречу  одному
из наших добровольцев. К несчастью для него, первым на яхту поднялся  El
Kanguro - Кенгуру, могучий игрок хай-алай. Внезапно лысый отлетел назад,
а капитан нашей команды, настоящий пожарный, на ломаном английском велел
офицерам, наблюдателям и пассажирам освободить дорогу. Он заявил, что  в
экстренных случаях экипаж  муниципального  пожарного  катера  гаванского
порта имеет право действовать по собственному усмотрению, и  потребовал,
чтобы нам помогли закрепить на палубе  шланги,  которые  мы  подняли  на
борт.
   Огонь на носу почти погас, однако над палубой по-прежнему вился  дым,
закрывая надстройку. Матросы "Южного креста" бежали сквозь черную дымную
пелену с огнетушителями и топорами,  срывая  тлеющую  парусину,  обрубая
привязные канаты и вытаскивая тяжелые ящики из очага возгорания.
   Я поднялся на яхту пятым и бросился вперед с топором в одной  руке  и
фонариком в другой, остановился у люка радиорубки, дожидаясь, пока  мимо
пронесутся два вопящих матроса, и вошел внутрь. Радиостанция  находилась
за второй дверью.
   Она была  открыта,  в  помещении  царила  темнота.  Я  отыскал  рычаг
пожарного извещателя - именно там, где указывала схема, - и опустил  его
вниз.  Зазвенел  пронзительный  сигнал,  отдаваясь  эхом  во  внутренних
помещениях яхты.
   Я обвел рубку лучом фонаря: коротковолновая рация, аппаратура связи с
берегом, телеграф, голосовой передатчик.
   Еще никогда мне не доводилось видеть  на  гражданских  судах  столько
электроники. На полке в углублении переборки стояло  несколько  книг.  Я
подошел поближе и высветил фонарем их названия. Стандартные  справочники
по  радиосвязи  и  ремонтные  пособия.  Радиожурнал,  который  я  быстро
пролистал.
   Вряд ли Кохлер регистрировал в нем секретные переговоры.
   В коридоре за дверью послышался топот. Я выключил фонарь и  затаился.
Мимо промчались несколько офицеров и матросов. Открыв наружный люк,  они
с криками выскочили на главную палубу.
   Я вышел в дверь,  свернул  налево,  спустился  по  трапу  и  еще  раз
повернул  налево.  Вентиляторы  засасывали  дым  в  коридор.  В  темноте
по-прежнему звенели колокольчики извещателя. Я спустился по  еще  одному
короткому трапу.
   Из-за угла вышла женщина, которая купалась в море нагишом.  Ее  глаза
сверкали. На ней было длинное облегающее  платье  из  шелка  с  глубоким
вырезом на груди. На ее шее сверкала нить жемчуга.
   - Что вы здесь делаете? - осведомилась она. - Что происходит?
   - Пожар! - рявкнул я, опустив голову так, чтобы каска скрывала  лицо,
и указал в сторону трапа. - Идите на палубу!
   Немедленно!
   Женщина глубоко вздохнула, протиснулась  мимо  меня  и  поднялась  по
ступеням, цокая каблуками туфель.
   Я сосчитал люки. Третий - вход в камбуз. Пятый - в кладовую. Шестой -
люк каюты Кохлера. Я открыл его и вошел  внутрь,  готовый  поднять  шум,
если там кто-нибудь спит.
   Каюта оказалась тесной и пустой. Три койки, стол и полка в  нише  над
столом. Здесь едва хватало места, чтобы  развернуться.  Пожарный  сигнал
умолк. Я услышал удары по корпусу.
   Вероятно,  огонь  был  погашен,  "пожарных"  прогнали  с   палубы   и
оттолкнули их катер от яхты. Я осветил фонариком книги.
   Всего семь названий, из них четыре - справочники по радиосвязи. Пятым
оказался роман Ремарка "Три товарища", шестым - экземпляр  "Геополитики"
Хаусхофера, седьмым - антология германской литературы. Я  пролистал  все
книги, убеждаясь в том,  что  они  написаны  по-немецки,  запомнил  даты
издания, изучил карандашные пометки на различных страницах, и  аккуратно
поставил тома на место.
   Потом я вышел в коридор и взобрался по пожарному трапу.
   Поднявшись до уровня главной палубы и не встретив по  пути  ни  одной
живой души, я уже собирался свернуть  направо  в  коридор,  по  которому
пришел сюда, когда впереди послышались голоса и  звук  шагов.  Я  увидел
тени людей с оружием в руках.
   Я припустил по коридору, свернул направо и, услышав крики за  спиной,
скользнул в люк правого борта, прочь от места возгорания. Задраив люк, я
огляделся.
   Пожарный катер уже отвалил от  яхты,  дым  рассеялся.  Наблюдатели  в
любую секунду могли вернуться на пост. Подняв топор, я  разбил  лампочку
над головой. Площадка, на которой я стоял, погрузилась в темноту.
   Я подошел к борту, перебрался через ограждение и, балансируя на узкой
полосе палубы, сбросил в море топор, каску, фонарик, башмаки  и  тяжелый
костюм.
   - Эй! - Кто-то приближался со стороны носа яхты, всматриваясь  в  мою
едва различимую тень.
   Я прыгнул в воду в костюме аквалангиста, надетом под пожарной  робой,
глубоко нырнул, выплыл на поверхность  в  пятнадцати  метрах  от  судна,
опять  окунулся  и  вновь  вынырнул,  оказавшись  между  двумя  высокими
волнами. Вода была холодная. На палубе воцарились шум и сумятица, но  ни
криков, ни выстрелов не было. Я опять ушел под воду, вынырнул за гребнем
очередной волны и энергичными взмахами поплыл в темноту.

Глава 13

   - Сегодня вечером у нас ужинает Хельга  Соннеман,  -  объявил  Эрнест
Хемингуэй. - Тебя тоже пригласили, если ты купишь себе новую рубашку.
   - Великолепно, - произнес я, не отрываясь от шифровального  блокнота.
- Тедди Шелл тоже приедет?
   - Разумеется, - ответил Хемингуэй. - Уж не думаешь ли ты, что  Хельга
отправится вечером в гости без Тедди?
   Я прекратил возиться с цифрами и поднял взгляд на писателя.
   - Вы серьезно? Или шутите?
   - Совершенно серьезно, - сказал Хемингуэй. - Меня представили  Хельге
сегодня утром, когда я приехал в посольство. Она сразу мне  понравилась,
и я пригласил их обоих.
   - Матерь божья, - сказал я.
   Хельгой Соннеман звали ту женщину, которая купалась  обнаженной  и  с
которой я едва не столкнулся в задымленном коридоре "Южного креста".  Ее
приятеля-плейбоя звали Тедди Шеллом. Сейчас  нам  было  известно  о  них
намного больше, чем неделю назад, когда мы атаковали  яхту  на  пожарном
катере.
   - Ужин в восемь часов, -  сообщил  Хемингуэй.  -  Напитки  подадут  в
половине седьмого. Как ты думаешь, не пригласить ли Дикарку? -  Судя  по
лицу писателя, он от души забавлялся.  Тедди  Шелл,  он  же  абверовский
агент Теодор Шлегель, будет несказанно счастлив познакомиться с Марией.
   - Пожалуй, будет лучше приодеть  ее  и  представить  как  влиятельную
особу из Испании, - шутливо предложил я. - И посадить ее за стол  бок  о
бок с человеком, который вместе со своими людьми охотится за ней по всей
Кубе и, вероятнее всего, пристрелит, как только она отыщется.
   Хемингуэй усмехнулся, и я понял, что эта мысль уже  приходила  ему  в
голову и немало повеселила его. Он покачал головой.
   - Ничего не выйдет, - сказал он.  -  Это  нарушит  равновесие.  Марта
всегда старается приглашать одинаковое количество гостей обоего пола.
   Тедди Шелл, Хемингуэй и я - всего  трое  мужчин.  Хельга  Соннеман  и
Марта Геллхорн...
   - Кто же сегодня третья женщина? - спросил я.
   - Сегодня вечером нас посетит Фрау.
   - Какая фрау?
   Хемингуэй вновь покачал головой.
   - Фрау, Лукас. С большой буквы "ф". Моя персональная Фрау.
   Я промолчал, а Хемингуэй не стал уточнять. Все выяснится вечером.
   После полуночного фейерверка в порту прошло уже восемь дней.  Полиция
Гаваны и портовый патруль начали было расследование,  но  члены  экипажа
пожарного катера заявили, будто  бы  их  единственным  стремлением  было
погасить  огонь,  а  пьяные  рыбаки  и  их  лодки  словно  сквозь  землю
провалились. Вдобавок господин Тедди Шелл из Рио-де-Жанейро,  тот  самый
человек, который крикнул "свинья!",  в  беседе  с  местными  властями  и
представителями США показал себя такой свиньей, что никто не рвался  ему
помогать.
   Чтобы добыть экземпляры книг, которые могли служить ключом  к  шифру,
потребовалось больше времени, чем мы  надеялись.  Роман  "Три  товарища"
Ремарка был относительно свежим и пользовался такой  популярностью,  что
уже на следующий день  мы  обнаружили  его  в  одной  из  лавок  Гаваны,
торгующей немецкими книгами, однако поиски  "Геополитики"  Хаусхофера  и
антологии германской литературы 1929 года затянулись  надолго.  В  конце
концов, спустя неделю после нашего спектакля, из Нью-Йорка по  авиапочте
пришел пакет с обеими книгами.
   - Я знал, что Макс не подведет, - заявил Хемингуэй.
   - Кто такой Макс?
   -  Максвелл  Перкинс,  -  ответил  Хемингуэй.  -   Мой   редактор   в
издательстве "Скрайбнерс".
   Я имел  лишь  самые  поверхностные  понятия  о  том,  чем  занимаются
редакторы, но был от души благодарен  упомянутому  представителю  данной
профессии за то, что он прочесал книжные магазины  Нью-Йорка  и  отыскал
книги, которые мы с Хемингуэем заказали ему по телеграфу.
   - Вот дерьмо, черт  побери,  -  произнес  Хемингуэй,  читая  записку,
приложенную к пакету с книгами.
   - Что случилось?
   - Издательская компания "Гарден Сити" хочет перепечатать Макомбера, и
Макс намерен дать им разрешение.
   - Что такое макомбер? - осведомился я. - Одна из ваших книг?
   Хемингуэй уже привык к моему  невежеству  и  посмотрел  на  меня  без
особого выражения.
   - "Недолгое счастье Фрэнсиса Макомбера", - объяснил  он.  -  Это  мое
произведение. Длинный рассказ. Вытянул из меня столько же сил  и  крови,
как полноценный роман. В тридцать восьмом году я открыл им сборник своих
рассказов. Книга не принесла денег  ни  мне,  ни  "Скрайбнерсу",  и  вот
теперь "Гарден Сити" хочет перепечатать "Макомбера"  в  дешевом  издании
ценой шестьдесят девять центов за штуку.
   - Это плохо?
   - Es malo, - ответил Хемингуэй. - Es bastande malo. Это  значит,  что
мое  произведение  составит  конкуренцию  самому  себе  -  и  не  только
первоначальному  изданию  "Скрайбнерса",  но   и   изданию   "Библиотеки
современной литературы", которое должно выйти в ближайшее время. "Eso es
pesimo. Es" чертовски "pesimo".
   - Можно их взять? - спросил я.
   - Что? Что взять?
   - Немецкие книги, которые нужны мне для расшифровки.
   - А, -  сказал  Хемингуэй  и  сунул  мне  книги.  Он  скомкал  письмо
редактора и швырнул его в кусты. За бумажным шариком погнался кот.

***

   У "Хитрого дела" выдались хлопотливые деньки. Как только майская жара
сменилась нестерпимым  летним  зноем,  "оперативники"  Хемингуэя  начали
следить за лейтенантом Мальдонадо, который охотился по всему острову  за
проституткой по имени  Мария,  подозреваемой  в  убийстве  радиста  яхты
"Южный крест". Я намекнул Хемингуэю, что слежка  за  человеком,  который
пользуется  репутацией  хладнокровного  убийцы,  служит  в  Национальной
полиции и возглавляет поиски женщины, которую мы  прячем  неподалеку  от
усадьбы, - дело весьма рискованное, но писатель лишь посмотрел на меня и
ничего не сказал.  Некоторые  из  его  агентов  залегли  на  дно  -  они
овладевали этим искусством в Испании и в других странах -  до  тех  пор,
пока не уляжется шум, вызванный нашим пиротехническим представлением.
   Портовые бродяги и рыбаки доложили  Хемингуэю  о  том,  что  на  яхту
прибыл новый радист - он  прилетел  из  Мексики,  -  однако  повреждения
подшипников и ведущего вала оказались более серьезными, чем предполагали
сначала, и запасные части будут доставлены не раньше, чем через неделю.
   Пока "Южный крест" стоял на якоре в гаванском порту, Хемингуэй и  его
старший помощник Фуэнтес отвели "Пилар" в  Касабланку.  Фуэнтес  остался
следить за переоборудованием судна для разведывательных  операций,  а  я
съездил туда за  Хемингуэем  на  "Линкольне".  На  протяжении  следующей
недели мы  регулярно  получали  донесения  Фуэнтеса,  который  ежедневно
появлялся на верфи и наблюдал за ходом работ.
   Оба двигателя "Пилар" были перебраны по  винтику  и  форсированы.  На
борту разместили дополнительные топливные  баки  для  дальних  плаваний.
Представители военно-морского флота Кубы собирались оснастить яхту двумя
съемными  пулеметами  50-го  калибра,  однако   американский   советник,
следивший за переоборудованием "Пилар", согласился с  Фуэнтесом  в  том,
что крепления и  сами  орудия  слишком  тяжелы  для  38-футового  судна,
поэтому они так и не были  установлены.  Вместо  них  плотники  устроили
потайные ниши и полки, в которых можно было прятать  автоматы  Томпсона,
три базуки, два противотанковых  ружья,  несколько  маленьких  магнитных
мин, запас динамитных зарядов, бикфордова шнура,  капсюлей  и  несколько
дюжин  ручных  гранат.  От  постороннего  взгляда  гранаты  были  скрыты
хитроумными перегородками.
   Когда Гест сообщил нам об  этих  новшествах,  Хемингуэй  улыбнулся  и
сказал:
   - Если старушка загорится в море, у нас будут самые пышные похороны в
традициях викингов, которые когда-либо видели Карибы.
   Военный флот США обеспечил нас новейшей радиоаппаратурой, в том числе
оборудованием для пеленгации передач, ведущихся между берегом  и  морем,
между кораблями и с подводных лодок. Определение координат  передатчиков
должно было вестись методом триангуляции совместно с  береговыми  базами
флота и кораблями союзников в открытом  море.  Хемингуэй  запротестовал,
утверждая, что у него нет времени  учиться  пользоваться  аппаратурой  и
обучать этому экипаж, и посол Браден с полковником Томасоном придали нам
морского пехотинца. Его звали Дон Саксон, это был  светловолосый  парень
примерно моего возраста; он выступал на ринге в полусреднем весе. В  его
личном деле было указано, что он умеет стрелять в  темноте  из  пулемета
50-го калибра. За ужином в "Ла Бодегита дель Медио"  Хемингуэй  объяснил
Саксону, что, к сожалению, у нас нет пулеметов, но ему придется взять на
себя радиосвязь и наши шифры. Мы умолчали о  германских  кодах,  которые
пытались расшифровать во флигеле Хемингуэя.
   Последним штрихом при превращении "Пилар" в  исследовательское  судно
была установка быстросъемного плаката "Американский  музей  естественной
истории".
   - Эта штука должна обмануть немецкого шкипера, когда он  взглянет  на
нас через перископ, - проворчал Хемингуэй, уезжая в тот день  на  верфь,
чтобы привести яхту домой. - Может быть, его любопытство  разгорится  до
такой степени, что он поднимет  лодку  на  поверхность  и  высадится  со
своими людьми на борт "Пилар" посмотреть, кто мы такие и чем занимаемся,
и мы встретим их огнем автоматов и противотанковых  ружей  и  обстреляем
субмарину из базук.
   - Ага, - отозвался я. - А может быть, капитан немцев сумеет  прочесть
только одно слово - "американский", и, отведя  свою  лодку  на  полмили,
потопит нас одним залпом стопятимиллиметрового орудия.
   Хемингуэй сложил руки на груди и свирепо воззрился на меня.
   -  На  немецких  субмаринах  класса  "740"  нет  стопятимиллиметровых
орудий,      -      презрительно      заявил      он.      -      Только
восьмидесятивосьмимиллиметровая пушка и двадцатимиллиметровые зенитки.
   - На новых моделях класса "XI" стоят стопятимиллиметровые  орудия,  -
возразил я. - А их пулеметы 50-го калибра разнесут "Пилар" в клочья  еще
до того, как вы вытащите на палубу базуку или противотанковое  ружье,  а
уже тем более - зарядите их.
   Хемингуэй смерил меня долгим взглядом и усмехнулся:
   - В таком случае, Лукас, мой загадочный друг, мы - я уже  говорил  об
этом полковнику - окажемся в глубоком дерьме. И ты вместе с нами.

***

   О том, что я оказался в  глубоком  дерьме,  мне  стало  ясно  уже  на
следующий день после нашей эскапады с фейерверками.
   Я сам поставил себя в такое положение,  что  должен  был  выбирать  -
доложить  ли,  что  я  незаконно  проник  на  борт  яхты,  принадлежащей
американской некоммерческой организации (не говоря уже о  том,  что  при
моем содействии на ней вспыхнул пожар) и практически наверняка  лишиться
работы, либо умолчать о своих похождениях, дождаться, когда Дельгадо или
ему подобные узнают о  них  и  доложат  начальству,  и  уж  тогда  точно
остаться не у дел. Дополнительные трудности для меня  создавали  пропажа
шифровального блокнота и исчезновение  женщины  из  публичного  дома.  Я
решил повременить с докладом об этих второстепенных фактах, и чем дольше
я стану ждать, тем более очевидными будут выглядеть мои некомпетентность
и лживость, когда правда наконец  выплывет  наружу.  Однако,  вздумай  я
признаться в своих грехах, возникло бы  впечатление,  будто  я  провалил
задание шпионить за Хемингуэем и выполнял его приказы за счет Бюро.
   Обо всем этом я написал в рапорте и после нападения на "Южный крест",
приехав в Гавану по делам организации, отвез его в  явочный  дом,  чтобы
передать Дельгадо.
   Дельгадо опоздал на несколько минут. Он явился  в  чистой  рубашке  и
соломенной  шляпе,  низко  надвинутой  на  глаза.   Со   своим   обычным
нахальством он вскрыл конверт с докладом, прочел его и  поднял  на  меня
взгляд.
   - Лукас, Лукас... - В его голосе слышались изумление и гадливость.
   -  От  вас  требуется  только  передать  рапорт,  -  бросил  я.  -  И
потребовать, чтобы Бюро установило личность женщины и лысого  мужчины  с
яхты. В случае необходимости я предоставлю  их  фотографии  и  отпечатки
пальцев, и мы запросим их досье, если таковые имеются.
   Дельгадо постучал пальцем по моему рапорту.
   - Если я передам этот документ Гуверу, тебя отстранят от  операции  и
вышвырнут из ОРС еще до того, как ты успеешь прочесть эти досье.
   Я внимательно присмотрелся к нему. Уже  не  в  первый  и  даже  не  в
десятый раз я представил, как мои кулаки врезаются ему в лицо  и  живот,
если дойдет до потасовки. Драка будет серьезная. Я знал,  что  Дельгадо,
вместо того чтобы боксировать, попытается убить меня голыми руками.
   - Что вы имеете в виду? - спросил я. - Это не первая  противозаконная
операция, в которой я принимаю участие.
   - Но первая, которую ты осуществил без  указаний  сверху,  -  ответил
Дельгадо, язвительно кривя губы в ухмылке. -  Разве  что  если  ты  счел
таковым приказ Хемингуэя.
   - Мне было ведено выполнять его требования, чтобы втереться к нему  в
доверие, - возразил я. - Я не смогу выполнить задание, если Хемингуэй не
будет мне доверять.
   - Почему ты решил, что  он  тебе  доверяет?  -  спросил  Дельгадо.  -
Неужели ты думаешь, что директор хочет, чтобы человек из его ОРС  прятал
шлюх от кубинской полиции? Притом подозреваемых в убийстве.
   - Она не убивала Кохлера, - сказал я.
   Дельгадо пожал плечами.
   - Ты не можешь знать этого наверняка. В таком деле все возможно.
   - От вас требуется только передать рапорт, - повторил я.
   Дельгадо покачал головой и подтолкнул ко мне конверт с докладом.
   - Нет, - сказал он.
   Я моргнул.
   - Перепиши рапорт так, чтобы из  него  было  трудно  понять,  где  ты
раздобыл блокнот Кохлера  и  названия  книг,  которые  используются  для
шифровки,  -  велел  Дельгадо.  -  Это  Должно  прозвучать  уклончиво  -
например, олухи Хемингуэя случайно наткнулись на них. Таким  образом  ты
сохранишь свое место, а нам не придется вновь организовывать операцию  с
самого начала.
   Я откинулся на вертикальную спинку кресла, не спуская глаз со  своего
связного. "Зачем ты это делаешь, Дельгадо...  или  как  там  тебя  зовут
по-настоящему?"
   Словно прочитав мои мысли, Дельгадо улыбнулся, снял шляпу и протер ее
поля платком, извлеченным из кармана брюк.
   - Какими тайными мотивами  я  могу  руководствоваться,  отдавая  тебе
такой приказ, Лукас?
   - Вы ничего не можете мне приказывать, - ответил я. - Вы мой связной,
а не контролер. Я отчитываюсь непосредственно перед Гувером,  хотя  и  с
вашей помощью.
   Дельгадо  продолжал  улыбаться,  но  его  взгляд  стал   холодным   и
невыразительным.
   - Как связной между тобой и Гувером я требую, чтобы ты переписал этот
чертов рапорт. Сохрани факты и не выпячивай  свое  участие  в  событиях.
Если директор решит,