бетону их башмаки.
     Слик и сам в точности не знал, куда он пойдет. Думал, что отведет Черри
до  фермы  Марви  и  оставит  ее  там.  Сам  же,  наверное, вернется,  чтобы
посмотреть,  что случилось  с Джентри. А  она через день-другой найдет кого-
нибудь, кто подвезет ее до  любого городка  Ржавого Пояса. Сама она, правда,
про это еще не знает. Единственное, о  чем она способна  сейчас думать,  как
отсюда убраться. Ее, похоже, одинаково пугала перспектива увидеть как смерть
Бобби Графа, так и тех людей, что окружили  Фабрику. Но Слик ясно видел, что
Бобби  все равно нет дела до того, умрет он или нет. Возможно,  Бобби решил,
что он просто  останется  в алефе,  как  и 3-Джейн. Или ему  вообще  на  все
наплевать; бывает, что с ума сходят и так.
     Если  он  собирается  уходить  насовсем,  думал Слик,  свободной  рукой
направляя Черри через темноту, нужно бы пойти  глянуть на прощание на Судью,
на  Ведьму, на Трупожора,  на обоих Следователей. Правда, тогда ему придется
сначала вывести  Черри, потом вернуться...  Но даже думая об этом,  он знал,
что  это бессмысленно,  что  нет  времени,  что  ее  в  любом  случае  нужно
вывести...
     Здесь  в стене, у самого пола, есть дыра,  объяснил он девушке. Если мы
выскользнем через нее, есть шанс, что нас никто не заметит...
     Когда он свернул в темноте, она сжала его руку.
     Отверстие  Слик  отыскал  на  ощупь,  просунул спальные  мешки, молоток
заткнул  за пояс, лег на спину и стал  протискиваться в  дыру, пока голова и
плечи не оказались снаружи. Небо висело низко,  оно казалось  лишь чуть-чуть
светлее, чем тьма внутри Фабрики.
     Ему подумалось, что он слышит слабое бормотание моторов, но потом и оно
смолкло.
     Упираясь каблуками, плечами,  бедрами,  он наконец пропихнулся наружу и
сразу же перекатился по снегу.
     Что-то  ткнулось ему  в ногу: это  Черри выталкивала  канистру с водой.
Слик протянул за канистрой руку,  и  на  тыльной стороне  его ладони  тут же
загорелся  красный  светлячок. Отпрянув, Слик  снова перекатился.  Пуля, как
chc`mrqjhi кузнечик, ударилась в стену Фабрики.
     И тут в  небе вспыхнула  осветительная ракета. Пробиваясь сквозь низкие
тучи, Пустошь залил яркий белый  свет. И сразу  стало видно, что на Пустошь,
раздув серые бока, опускается беспилотный грузовоз отвлекающий маневр Бобби.
Вот  фары грузовоза высветили  второй ховер  в тридцати  метрах  от Фабрики,
фигуру в капюшоне и с винтовкой...
     Первый контейнер с  грохотом ударился о землю  прямо  перед  ховером  и
раскололся, выбросив вверх облако упаковочных пенопластовых шариков. Второй,
с  двумя холодильниками,  возместил неудачу прямым  попаданием, смяв  ховеру
кабину. Превратившееся в бомбардировщик воздушное судно Борг-Уорд продолжало
изрыгать контейнеры, а ракета, кружась, опустилась на землю и погасла.
     Слик продрался обратно сквозь отверстие в стене, бросив воду и спальные
мешки.
     Бегом в темноту.
     Он  потерял Черри.  Потерял  молоток. Девушка, должно  быть, убежала  в
глубь Фабрики, когда человек в капюшоне сделал свой  первый выстрел. Он же и
последний, если стрелок угодил под рухнувший с небес контейнер...
     Ноги сами собой привели Слика к пандусу, ведущему  в каморку, где ждали
его машины.
     Черри?
     Он включил фонарик.
     В круге  света  возник однорукий Судья. А перед  Судьей стояла фигура с
отбрасывающими свет зеркалами на месте глаз.
     Сдохнуть хочешь? спросил женский голос.
     Нет...
     Гаси свет.
     Темно. Бежать...
     Я вижу и в темноте. Ты только что засунул свой фонарик в карман куртки.
И вид у тебя такой, будто тебе все еще хочется побегать. Ты у меня на мушке.
     Бежать?
     И не думай об этом. Видел когда-нибудь игольник Фудзивара Эйч-Хи? Стоит
игле  попасть во  что-то  твердое, она  взрывается. А если попадет в  мягкое
например,  в тебя,  приятель, войдет внутрь и тоже  взорвется. Через  десять
секунд.
     Почему?
     Чтобы у тебя было время над этим подумать.
     Ты с теми парнями, что снаружи?
     Нет. Это вы сбросили на них печки и прочую срань?
     Нет.
     Значит, Ньюмарк.  Бобби  Ньюмарк. Сегодня вечером я заключила сделку. Я
сведу кое-кого  с  Бобби  Ньюмарком,  и  досье на меня испарится.  А  ты мне
покажешь, где найти этого Ньюмарка.
ГЛАВА 39. СЛИШКОМ МНОГО ВСЕГО
     И что же это, в конце концов, за место такое?
     Дошло уже до того,  что Мона перестала находить утешение в воображаемых
советах Ланетты. Окажись  Ланетта  в подобной  ситуации,  решила  Мона,  она
просто  глотала  бы   черный   Мемфис  16  горстями  до  тех  пор,  пока  не
почувствовала бы, что все их проблемы ей до лампочки. У мира  никогда еще не
было так много движущихся частей и так мало этикеток для них.
     Они  ехали всю ночь,  Энджи по  большей  части в  отключке. Теперь Мона
определенно была готова поверить болтовне о наркотиках актриса все  говорила
и говорила...  на  разных  языках, разными  голосами. И  это было хуже всего
голоса, потому что они обращались к Молли, дразнили  ее, вызывали на что-то,
а она им отвечала, не отрывая глаз от дороги, и совсем не так, как  если  бы
разговаривала   с  Энджи,   стараясь   успокоить  ее,  а  скорее  будто  тут
действительно был кто-то другой. Голосов, которыми говорила Энджи, было три,
не меньше. Самой Энджи это причиняло  явную боль, у нее деревенели мускулы и
шла  носом кровь. Мона  сидела, наклонившись над ней,  и  промакивала кровь,
переполненная странной смесью страха, любви и жалости к
     jnpnkebe своих  снов а может,  это просто действовал магик. Но  в бело-
голубом  мигании огней на трассе  Мона видела свою собственную руку рядом  с
рукой Энджи, и они вовсе не были одинаковыми, даже форма была другая, и  это
ее радовало.
     Первый голос  пришел, когда они ехали  на юг, уже после того, как Молли
привезла Энджи  в вертолете.  Этот  только шипел  и  скрипел  и раз за разом
повторял  что-то  о Нью-Джерси и  какие-то  цифры,  вроде бы обозначения  на
карте. Часа два спустя Молли завела ховер на стоянку отдыха дальнобойщиков и
сказала, что они в Нью-Джерси. Здесь она вышла и отправилась звонить надолго
из  автомата  с заиндевевшими  от  мороза стеклами.  Когда  Молли  нако  нец
вернулась, Мона увидела, как она швырнула телефонную  карточку из окна прямо
в  застывшую  на морозе грязь  выбросила  и  все. Мона  спросила,  кому  она
звонила, а та сказала, что в Англию.
     Мона тогда  увидела  руку Молли  на рулевом  колесе  на  темных  ногтях
проступили   желтоватые   крапинки;   такие   возникают,   когда   отдираешь
искусственные ногти. Нужно бы сначала обработать их растворителем,  подумала
Мона, а потом лечебной мазью.
     Где-то за рекой  они  съехали  с  трассы.  Деревья, поле,  двухполосное
шоссе,  временами одинокий красный фонарь высоко на  какой-нибудь вышке. Вот
когда стали приходить другие голоса. И  пошло: туда-сюда, туда-сюда. Голоса,
потом Молли, опять голоса,  опять Молли.  Если разговор что-то и  напоминал,
так это попытки Эдди заключить сделку, только Молли умела это делать гораздо
лучше, чем он. Даже  не понимая, о чем идет  речь,  Мона была  уверена,  что
Молли вот-вот  своего добьется.  Но  она, Мона,  просто  не в состоянии  это
выдерживать, ей не вынести... присутствия этих голосов. Когда они приходили,
ей хотелось забиться в угол  как можно дальше от Энджи.  Хуже всего был тот,
кого звали Сам-Эдди или что-то вроде того. Все голоса требовали, чтобы Молли
отвезла  Энджи куда-то  ради  чего-то,  что они называли  свадьбой. Тут Мона
задумалась, не замешан  ли  здесь  как-то Робин Ланье. Скажем, если  Энджи и
Робин  собираются пожениться, то это  просто безумная  выходка, авантюра,  в
какие  пускаются все звезды,  чтобы  заключить  брак.  Правда,  ей никак  не
удавалось  заставить  себя поверить в это,  и каждый  раз, когда возвращался
голос этого Сам-Эдди,  волосы у Моны вставали  дыбом. Однако она сообразила,
что именно пытается выторговать Мол  ли. Молли  хотела,  чтобы  все  файлы с
информацией о  ней где бы они ни находились  были вычищены,  стерты.  Мона с
Ланеттой смотрели  как-то фильм  о  девчонке,  у  которой  было  десять  или
двенадцать  личностей,  проявляющихся по  очереди. Скажем,  если  одна  была
скромной  малышкой,  то  другая  прожженной  шлюхой, но в фильме  ничего  не
говорилось о том, что какая-то из этих личностей была способна стереть досье
на себя в полиции.
     Потом свет  фар выхватил из темноты занесенную снегом равнину и  низкие
холмы цвета ржавчины там, где ветер сдул белизну.
     В ховере имелась небольшая электронная карта,  какие бывают в такси или
у дальнобойщиков, но Молли  ее не включала, кроме одного раза чтобы поискать
цифры, которые  называл  ей  голос. Через некоторое  время Мона  поняла, что
именно Энджи указывает Молли, куда ехать, или,  во всяком случае, это делают
страшные голоса. Моне сильно хотелось, чтобы поскорее настало утро... Однако
ночь  еще  не  кончилась,  когда  Молли, погасив свет  и  прибавив скорость,
понеслась сквозь тьму...
     Свет! крикнула Энджи.
     Расслабься,  ответила Молли.  Мона  вспомнила, как  легко и  ловко  она
двигалась  в темноте у Джеральда. Тут ховер  немного притормозил, вписался в
длинный  поворот и затрясся на неровной  почве.  Огоньки на приборном  щитке
погасли, будто вырубились все приборы.
     А теперь ни звука, ясно? Ховер снова набрал скорость.
     Высоко в  небе загорелся  ослепительный белый  огонь. Мона углядела  за
окном какой-то вращающийся падающий предмет, а над ним что-то еще... похожее
на серую луковицу...
     Вниз! Да пригни же ты ее!
     Мона дернула застежку  ремня безопасности  Энджи  как раз  тогда, когда
что-  то врезалось ховеру  в бок.  Она столкнула  Энджи на  пол и накрыла ее
шубой. А потом  Молли  резко свернула влево, и ховер  пронесся мимо чего-то,
что  Мона никогда еще в жизни не видела. Мона глянула вверх: на долю секунды
появилось  в  призрачном свете большое  полуразрушенное  черное здание,  над
p`qo`umsr{lh настежь воротами  горела единственная белая лампочка. И вот они
уже проскочили в эти ворота, турбина взвыла на задней передаче.
     Удар, скрежет.
     Просто не  знаю,  сказал  голос, а  Мона подумала: Ну я-то знаю, каково
это.
     Тут голос рассмеялся и все никак не мог остановиться. Смех то слышался,
то  пропадал, то слышался, то пропадал, как будто кто-то  включал и выключал
звук. И смех был уже вовсе не похож на смех, когда Мона открыла глаза.
     Над ней сидела  девушка  с маленьким фонариком  в руке,  такой  Ланетта
обычно  хранила на  брелке  для ключей.  Силуэт  девушки был неотчетлив, луч
уперся в расслабленное лицо Энджи. Девушка перевела взгляд на Мону, увидела,
что та смотрит в ответ, и похожий на смех звук прекратился.
     Кто вы такие, черт побери?
     Свет  бил Моне в глаза. Выговор  кливлендский. Упрямое лисье личико под
растрепанными обесцвеченными волосами.
     Мона. А ты кто? Но тут она увидела молоток.
     Черри...
     А молоток зачем?
     Кто-то охотится за  мной  и  Сликом. Черри перевела  взгляд на молоток,
потом снова подозрительно посмотрела на Мону. Это не вы?
     Вряд ли.
     Ты на нее похожа. Свет скользнул по лицу Энджи.
     Не моих рук дело. Во всяком случае, раньше я выглядела иначе.
     Вы обе выглядите как Энджи Митчелл.
     Да. Это она и есть.
     Черри  передернуло.  На  ней  было  три  или   четыре  кожаные  куртки,
полученные от различных дружков таков был кливлендский обычай.
     В  этот высокий замок, раздался  изо рта Энджи голос, густой и тяжелый,
как грязь.
     Выронив от изумления молоток, Черри въехала головой в крышу машины.
     Моя лошадь  теперь идти, продолжал голос.  В  мечущемся  луче  фонарика
Черри они увидели, как на лице Энджи задергались мускулы.
     Что вы медлите  здесь,  маленькие  сестры,  теперь, когда все готово  к
свадьбе?
     Лицо  Энджи расслабилось,  превратилось в ее  собственное,  и  из левой
ноздри  побежала  тоненькая  струйка  ярко-алой  крови. Энджи открыла глаза,
поморщилась от резкого света.
     Где она? спросила она Мону.
     Ушла, ответила Мона. Сказала мне оставаться с тобой...
     Кто? спросила Черри.
     Молли. Она была за рулем...
     Черри хотела найти кого-то  по имени Слик. Мона хотела, чтобы вернулась
Молли и сказала ей, что делать. Но Черри трясло от одной мысли  о том, чтобы
остаться здесь, в бывшем цеху;  она сказала:  это из-за людей снаружи, у них
пушки.  Мона  вспомнила звук, когда что-то  ударило в бок ховера.  Забрав  у
Черри фонарик, она повернулась к дверце. В правом  борту оказалась дырка как
раз такого  размера, чтобы  Мона  смогла просунуть в  нее  палец,  а в левом
нашлась еще одна, но уже больше в два пальца.
     Черри сказала, что им лучше подняться наверх туда, куда, наверное, ушел
Слик,  пока эти  люди не  решили войти  внутрь.  Особой уверенности  Мона не
испытывала.
     Давайте  же, торопила  Черри.  Слик,  наверное,  наверху,  у  Джентри и
Графа...
     Что ты сейчас сказала? Это был голос Энджи, точно такой, как в стимах.
     Ладно бы пушки, но когда они  выбрались из ховера, на Фабрике оказалось
чертовски  холодно,  а  Мона  была  по-прежнему  без чулок.  Но  наконец-то!
завязался  рассвет:  серым  на черном  стали  вырисовываться  прямоугольники
скорее всего, окна. Девушка по имени Черри вела их, по ее словам, куда-то
     наверх, отыскивая себе дорогу краткими вспышками фонарика, сразу за ней
шла Энджи, Мона же завершала процессию.
     Тут  она  зацепилась  за что-то  каблуком.  Шорох. Наклонившись,  чтобы
nrveohr| эту  дрянь,  Мона обнаружила,  что  на  ощупь  это  напоминает  пла
стиковый пакет. Липкий. Внутри мелкие твердые штучки. Она глубоко вдохнула и
выпрямилась, засунув пакет в боковой карман куртки Майкла.
     А потом они долго взбирались по узким лестницам, круто уходящим  вверх.
Мех  Энджи  обметал  руку  Моны на шершавых  и  холодных  перилах. Площадка,
поворот, еще один пролет лестницы, еще площадка,  снова  лестница. Откуда-то
потянуло холодом.
     Здесь  что-то  вроде моста,  сказала Черри. Идти  по нему нужно быстро,
ладно? Потому что он вроде как... ну... уходит из-под ног...
     А  вот это было  уже  совсем  неожиданно: и  странная  белая комната  с
высоким  потолком, и  провисающие  полки, набитые  растрепанными  выцветшими
книгами  (Мона сразу  же  вспомнила о  старике),  и  нагромождение  каких-то
консолей с извивающимися  повсюду кабелями, и  этот худой  человек  в черном
глаза горят, а волосы сзади затянуты в хвост, который в Кливленде называют
     бойцовая рыбка, и  этот безумный  смех, когда он увидел их, и  еще этот
мертвый парень.
     Мона  и  раньше  видела  мертвецов,  видела  достаточно  часто,   чтобы
распознавать их с  первого взгляда. У смерти есть свой  цвет. Время от време
ни  во Флориде кто-нибудь лежал на куске  картона на боковой  дорожке  возле
сквота. Просто  лежал и не  поднимался.  Одежда  и кожа приобретали  оттенок
пыльной дорожки, и  все же оттенок этот становился совсем другим, когда  эти
овощи наконец отдавали концы. Тогда приезжал белый фургон. Эдди говорил, что
это потому, что, если их не забрать, их раздует.  Как кошку,  которую как-то
видела Мона.  Кошка вздулась, как баскетбольный мяч, лежала на спине, лапы и
хвост торчали во все стороны, как твердые палки Эдди это еще насмешило.
     А  теперь  смеялся  этот вот  парень,  явно пребывавший  под магиком уж
Мона-то знала, что означает подобный взгляд, и Черри издала сдавленный звук,
похожий на стон, а Энджи так просто застыла у двери.
     Тихо, все, услышала Мона знакомый женский голос и обернулась.
     В дверном проеме с небольшой пушкой в руке появилась Молли, а за плечом
у  нее образовался огромный парень  с грязными  волосами, выглядевший тупым,
как пень.
     Постойте-ка смирно, пока я не разберусь, кто тут кто.
     Худой в ответ только рассмеялся.
     Заткнись, рассеянно бросила Молли, будто думала о чем-то другом.
     Она выстрелила, даже  не  посмотрев  на пушку. Синяя  вспышка на  стене
прямо над головой у худого и звон у Моны в ушах.
     Худой свернулся калачиком на полу, зажав голову между колен.
     Энджи  подходит  к  носилкам,  где  лежит  мертвый  парень,   глаза  ее
закатились,  так что видны  одни лишь  белки.  Медленно-медленно.  Будто дви
жется под водой... И на лице такое странное выражение...
     Рука Моны  в кармане  куртки что-то нащупывала сама  по себе.  Вертела,
сжимала подобранный по дороге зиплок, говорила ей, что в нем... магик.
     Она вытащила  пакет и  вправду магик. Сам  пакет липкий  от подсыхающей
крови. Три кристалла внутри и еще какие-то дермы.
     Мона сама не знала, почему она вытащила его именно в этот момент, разве
что потому, что все замерли без движения.
     Худой с  бойцовой рыбкой уже сидел, но оставался на  своем месте. Энджи
склонилась  над  носилками,  но,  похоже,  вообще не  обратила  внимания  на
мертвого, а вперилась взглядом в серый  ящик, присобаченный к подобию рамы в
изголовье.  Черри  из Кливленда вжалась спиной в полки с  книгами и пыталась
затолкать себе в рот костяшки  сжавшихся  в  кулак  пальцев. Большой  парень
просто стоял рядом с Молли, которая, склонив голову набок, будто  к  чему-то
прислушивалась.
     Ну кто может такое выдержать!
     Стол был накрыт каким-то стальным листом. На столе под  тяжелым бруском
из металла пыльная стопка распечаток.  Мона  рядком, как  пуговицы, выдавила
все три кристалла, подняла этот брусок и раз,  два,  три разбила их  в пыль.
Сработало: все уставились на нее. Все, кроме Энджи.
     Извините, услышала Мона собственный голос, сметая  желтую горку пыли на
раскрытую в ожидании левую ладонь. Вот как это... Она зарылась носом в горку
и вдохнула. Иногда, добавила она и вдохнула остатки.
     Никто не сказал ни слова.
     И снова в центре тишины. Точно так же, как это было до магика.
     Это происходит так быстро, что остается на месте.
     Вознесение. Вознесение грядет.
     Так  быстро,  что  остается  на  месте,  и  она  даже  может  вспомнить
последовательно все, что произошло дальше. Сперва гулкие раскаты смеха,
     XA-XA-XA, которые совсем  не похожи на  смех. Нет,  это  просто  голос,
пропущенный через громкоговоритель.  Из-за двери.  С того  самого подвесного
моста.  И  Молли  разворачивается плавно, грациозно,  стремительно и все это
так, как  будто  спешить ей  некуда.  Щелкает, как зажигалка,  ее  маленькая
пушка.
     Потом синяя вспышка снаружи, и в большого парня из-за двери вдруг летят
брызги крови, и  со скрежетом рвется старый металл, и Черри начинает кричать
еще прежде, чем подвесной  мост с громким рок-н-ролльным звуком ударяется  о
бетонный пол  в  темном цеху  там,  где  Мона  нашла  окровавленный пакет  с
магиком.
     Джентри, говорит кто-то, и тут она видит небольшой экран на столе, а на
нем  молодое  лицо,  подсоедини  ко мне  пульт управления, который ты взял у
Слика. Они в здании.
     Парень с  бойцовой рыбкой  с  трудом поднимается  на  ноги  и  начинает
возиться с проводами и консолями.
     А Мона способна только  смотреть, потому что внутри у  нее  так тихо, а
все вокруг так интересно.
     Смотрит,  как большой  парень, вдруг очнувшись,  издает жуткий  вопль и
подбегает с криком:
     Они  мои, мои!.. Смотрит, как лицо на экране  говорит:  Да  ладно тебе,
Слик, на самом деле они тебе уже не нужны...
     Затем где-то там, внизу, включается мотор, и Мона слышит сперва стрекот
и  перестук,  а потом вдруг  кто-то  в  цеху  начинает  орать нечеловеческим
голосом.
     И  вот уже в высоком узком окне встает солнце. Мона незаметно переходит
к окну и выглядывает наружу. На  широкой ржавой равнине что-то вроде фургона
или ховера,  только он погребен под  горой  не  то холодильников,  не  то...
да-да, новехонькие холодильники... и разломанные пластиковые клети вокруг...
и еще кто-то в камуфляже лежит,  уткнувшись лицом  в снег, а дальше,  за ним
еще один х