ной
таблицей свидетельства о рождении.
     Джентри пропустил его вопрос мимо ушей.
     Вот именно. Копни одно, а вляпаешься во что-нибудь совсем другое.
     То есть?
     Кому-то  до смерти  интересно,  а  не задает  ли  кто-нибудь вопросы  о
мистере Ньюмарке.
     Кому?
     Не  знаю.  Джентри  забарабанил  пальцами  по  обтянутым  черной  кожей
коленям.  Взгляни сюда: почти никакой информации. Родился в Барритауне. Мать
Марша Ньюмарк. У нас есть его ГРЕХ,  но явно меченый.  Он отодвинулся вместе
со стулом от стола и повернулся так, чтобы видеть неподвижное лицо Графа. Ну
что, Ньюмарк? Это твое настоящее имя?
     Он встал и направился к проекционному столу.
     Не  надо,  начал  было  Слик, но Джентри  уже  нажал на  кнопку  подачи
питания.
     И снова на мгновение возникло серое нечто, но на этот раз оно рванулось
к основе полусферического дисплея, съежилось там и исчезло. Нет, не исчезло.
Крохотный серый шарик завис в самом центре светящегося проекционного поля.
     На лицо Джентри вернулась прежняя безумная улыбка.
     Хорошо, проговорил он.
     Чего хорошего?
     Я понял, что это. Что-то вроде льда. Защитная программа.
     Эта обезьяна?
     У  кого-то  неплохое чувство юмора. Если  обезьяна тебя не напугает, то
превратится в вошь...
     Он отошел к рабочему столу и начал копаться в одной из корзин.
     Сомневаюсь, что им  такое удастся с прямой  сенсорной связью. Теперь  у
mecn было что-то в руках. Сетка тродов.
     Джентри, не делай этого! Посмотри на него!
     А я и не собираюсь это делать, улыбнулся Джентри. Ты сделаешь.
ГЛАВА 22. ПРИЗРАКИ И ПУСТОТА
     Глядя в грязное окошко такси, Кумико жалела, что рядом с ней нет Колина
с  его  ехидными комментариями.  Но  потом  вспомнила, что  эта ситуация  со
вершенно вне его компетенции. Интересно, подумала девочка, а производит ли
     Маас-Неотек подобные модули для  Муравейника и какую форму принял бы  в
таком случае призрак?
     Салли, спросила она полчаса спустя, когда они уже въезжали в Нью- Йорк,
почему Петал позволил мне уехать с тобой?
     Потому что он умный.
     А мой отец?
     Твой отец будет вонять.
     Прости?
     Будет очень зол.  Если,  конечно, об этом узнает. А может, и не узнает.
Мы здесь ненадолго.
     А зачем мы здесь?
     Мне надо кое с кем переговорить.
     А я?
     Тебе тут не нравится?
     Кумико помедлила.
     Да нет, нравится.
     Хорошо. Салли поерзала, устраиваясь  поудобнее на продавленном сиденье.
Петалу пришлось нас отпустить. Дело в том, что он не смог бы нас остановить,
не  поранив  одну из нас. Ну, может,  не поранив, а скорее не оскорбив. Тебя
Суэйн мог бы потом успокоить, сказать твоему отцу,  что это было сделано для
твоего  же блага. Но если бы ему удалось заставить  меня пойти на  попятную,
это как  потеря лица, понимаешь?  Едва увидев Петала с пушкой в руках, я уже
знала,  что он  нас отпустит.  Твоя комната прослушивается,  как, впрочем, и
весь дом.  Собирая  твою  экипировку,  я потревожила сенсоры, регистрирующие
передвижение по дому. Однако  чего-то в этом роде я и  ожидала.  Петал же, в
свою очередь, знал,  что это я. Вот почему зазвонил телефон  наш друг  давал
понять, что ему все известно.
     Не понимаю.
     Жест  вежливости  чтобы я  знала,  что  он  ждет  внизу. Давал мне шанс
передумать. Но  у него  не было выбора, и он это понимал.  Видишь ли, Суэйна
вынуждают кое-что  сделать, или,  во всяком  случае,  он так говорит. Что до
меня, то  мне  определенно  выкручивают руки. И  тут мне стало  любопытно, а
насколько на самом деле я Суэйну нужна. Как выясняется, нужна, и даже очень.
Потому что мне позволяют уйти, прихватив с собой дочь ойябуна, привезенную в
такую даль в целях безопасности. Сдается мне, есть что-то  такое, чего Суэйн
до  смерти  боится,  причем  боится  гораздо  больше,  чем  твоего  папочку.
Возможно, это что-то или кто-то способно дать ему  много больше, чем уже дал
твой  отец. Во  всяком случае, то,  что я тебя  увезла, отчасти  выравнивает
счет. Как бы ответный удар. Ты не против?
     Но тебе угрожают?
     Кое-кто слишком много знает, что я делала в этой жизни.
     И Тик установил личность этого человека?
     Да. Пожалуй, я и так это знала. Но хотелось бы ошибиться.
     Фасад выбранного Салли отеля  был обшит проеденными ржавчиной стальными
панелями, каждая из которых крепилась блестящими хромированными болтами этот
стиль Кумико знала еще по Токио и считала его несколько старомодным.
     Их номер был  просторным и серым повсюду десятки оттенков серого цвета.
Салли заперла дверь, прошла прямо к кровати и, сняв куртку, легла.
     У тебя нет сумки, заметила Кумико.
     Салли села, чтобы расшнуровать ботинки.
     Я могу купить все, что мне понадобится. Устала?
     Нет.
     А я устала. Салли стянула через голову черный свитер. Груди у нее  были
маленькие, с коричневато-розовыми  сосками; чуть ниже левого соска  m`whm`kq
старый шрам, который исчезал за поясом джинсов.
     Тебя когда-то ранили? спросила Кумико, глядя на шрам.
     Салли тоже посмотрела на шрам.
     Ага.
     А почему ты не пошла в клинику, чтобы его удалили?
     Иногда неплохо иметь зарубку на память.
     О том, как тебе было больно?
     О том, как я была глупа.
     Серое на сером. Не в силах спать,  Кумико вышагивала по серому ковру. В
этой комнате  девочке  чудилось что-то вампирическое.  Нечто,  роднящее ее с
миллионами подобных  комнат  в  сотнях  гостиниц по всему  миру. Однояйцевая
анонимность  гостиничного номера будто  высасывала  из нее индивидуальность,
фрагменты которой всплывали повышенными при ссоре голосами родителей, лицами
одетых в черное секретарей отца...
     Во сне лицо  Салли  превратилось в гладкую  маску. Вид  из окна  вообще
ничего не  говорил Кумико: ясно было только то, что она смотрит  на какой-то
город,  который  не Токио  и  не Лондон  бескрайнее  столпотворение людей  и
зданий,   новая  ступень   видовой  эволюции,  воплотившая   парадигму  урба
нистической реальности ее века.
     Возможно,  Кумико тоже удалось подремать, хотя сама  она не была в этом
уверена. Она смотрела,  как  Салли  заказывает  туалетные  принадлежности  и
белье, вводя требуемое  с  клавиатуры в видеомодуль  подле  кровати. Покупки
доставили, пока Кумико принимала душ.
     О'кей,  услышала  она из-за  двери  голос  Салли, вытирайся,  одевайся.
Пойдем повидаемся кое с кем.
     С кем? спросила Кумико, но Салли ее не расслышала.
     Гоми.
     Тридцать  пять  процентов  прибрежного  Токио  выстроено  на  гоми,  на
выровненных  площадках,   отвоеванных  у  залива  за  века  систематического
сваливания  и  утрамбовки мусора. У нее дома  гоми был  ресурсом,  требующим
сбора, сортировки, прессовки использования, одним словом.
     Взаимоотношения Лондона  и гоми уловить было сложнее. На взгляд Кумико,
сам костяк города состоял  из гоми из зданий, которые японская экономика уже
давно  поглотила   бы  в  своей  неуемной  жажде  пригодных   для  застройки
пространств.  Но  даже маленькой японке лондонские дома позволяли  различить
ткань  времени: каждая стена  была  залатана  поколениями рук в  бесконечном
процессе обновления. Англичане ценили свой гоми  сам по себе, совсем на иной
лад Кумико только-только начинала постигать это: они населяли его.
     Гоми  в  Муравейнике  был  чем-то  иным:  богатый  гумусом,  перегноем,
прорастающий человеческим талантом  и чудесами  из полимеров и стали. Кумико
поразило  уже одно  только  отсутствие очевидной планировки это шло  вразрез
всему  значению,  какое  придавала  ее культура  эффективному  использованию
земли.
     Их  поездка  в  такси из аэропорта  яснее ясного  показала, какой здесь
царит  распад:  целые  кварталы  стояли   в  руинах,  то  тут,  то  там  над
замусоренными  тротуарами разевали пасти пустые оконные проемы.  Напряженные
лица, настороженные взгляды вслед проехавшему мимо ховеру.
     Салли внезапно окунула ее во всю странность этого места, с его гниением
и  беспорядочным нагромождением  вросших в  землю башен,  которые были  выше
любого  здания в  Токио. Эти монументы корпораций  пронзали  покрытое  сажей
кружево куполов, теснившихся один на другой.
     Еще две пересадки из такси в  такси и вот  они с Салли уже на улице,  в
гуще предвечерней толпы и косых теней. Воздух  был холодным, но без  примеси
лондонской сырости, и Кумико вспомнились гроздья цветов в парке Уэно.
     Первая их остановка была в просторном, хотя  и слегка  поблекшем баре с
вывеской  Джентльмен-Неудачник, где  Салли  вполголоса обменялась с барменом
несколькими быстрыми фразами.
     Они ушли, не заказав выпивки.
     Призраки, задумчиво сказала Салли, поворачивая за угол.
     Кумико  старалась держаться  к ней поближе. С  каждым  кварталом  улицы
становились все безлюднее, а здания все более темными и запущенными.
     Прости?
     Здесь  для  меня все  наполнено  призраками  прошлого, или,  во  всяком
случае, должно быть ими наполнено.
     Ты знаешь это место?
     Конечно. Выглядит все примерно так же и все же иначе, понимаешь?
     Нет...
     Со временем поймешь. Когда найдем того, кого я ищу, прикинься паинькой.
Говори, только если тебя спросят, а лучше помалкивай.
     Кого мы ищем?
     Одного человека. Или, по крайней мере, то, что от него осталось...
     Полквартала спустя на какой-то мрачной пустынной улочке если не считать
проезда у дома Суэйна под саваном  полночного снега, Кумико еще  никогда  не
доводилось  видеть  улицу  без  единого человека  Салли  остановилась  возле
древней, ничем не  примечательной с виду  лавки. Обе ее витрины  серебрились
изнутри толстым ковром  пыли.  Заглянув  внутрь, Кумико  увидела  стеклянные
трубки букв неработающей неоновой вывески:
     МЕТРО и дальше  еще какое-то длинное слово. Дверь между витринами  была
укреплена листом рифленой стали. Через  равные промежутки  из  нее выступали
ржавые  головки  болтов,  обмотанные провисшими  отрезками бритвенно- острой
проволоки цвета окалины, будто через нее некогда пропускали ток.
     Салли,  встав  лицом к двери,  расправила  плечи и выдала серию  мелких
стремительных жестов.
     Кумико с удивлением уставилась  на нее, а Салли тем  временем повторила
свои странные действия.
     Салли?
     Язык жестов, оборвала ее Салли. Я же сказала тебе заткнуться, так?
     Да-а-а?  Голос  чуть  громче  шепота,  казалось,   появился  словно  из
ниоткуда.
     Я уже все тебе сказала, отрезала Салли.
     Не знаю я этого вашего языка.
     Я хочу поговорить с ним. Голос Салли звучал размеренно и жестко.
     Он умер.
     Я знаю.
     Последовало  молчание, и до Кумико  донесся звук, который  вполне можно
было принять  за  ветер  холодный, наполненный  песком ветер,  рыщущий среди
рваных куполов геодезиков над головой.
     Его тут нет, сказал  голос и, похоже, стал исчезать. Повернешь за угол,
потом через полквартала налево в переулок.
     Этого  переулка  Кумико никогда не  забыть.  Темный кирпич скользких от
сырости   стен.  Укрытые  колпаками  люки  вентиляторов  отрыгивают   потоки
сгущенной пыли.  Желтая  лампочка в  сетке из  окислившегося металла. Низкая
поросль  пустых  бутылок,  давшая  побеги  у   основания  обеих  стен.  Горы
скомканных  факсов и кусков упаковочного  пенопласта высотой  в человеческий
рост. И перестук Саллиных каблуков.
     За  тусклым  свечением  лампочки  полная  тьма, хотя  отраженный мокрым
кирпичом свет позволял  разглядеть стену  в конце  тупик.  Кумико помедлила,
напуганная внезапно проснувшимся эхом, шуршанием,  мерным перестуком водяных
капель...
     Салли  подняла руку.  Узкий  ослепительный  луч,  выхватив четкий  круг
испещренного корявыми надписями кирпича, мягко соскользнул вниз.
     Он  опускался до тех пор,  пока не нащупал  у  основания стены какой-то
предмет:  блеснувший   тусклым  металлом  вертикальный  округлый  прибор  на
подставке, который Кумико  ошибочно приняла за  еще один вентилятор. Рядом с
ним приютились огарки белых свечей, плоская пластиковая  фляжка с прозрачной
жидкостью,  коллекция   сигаретных   пачек,   дюжина   сигарет   россыпью  и
замысловатая  многорукая  фигурка,  нарисованная чем-то  белым,  похожим  на
истолченный мел.
     Салли сделала шаг вперед. Луч даже не дрогнул. Кумико увидела, что этот
бронированный предмет крепится к кирпичной стене массивными скобами.
     Финн?
     В ответ мгновенная вспышка розового света из горизонтальной прорези.
     Эй,  Финн,  приятель...  с  непривычной  заминкой  в  голосе  повторила
женщина.
     Молл. Скрежет, как будто звук проходит через испорченный динамик. Зачем
тебе  фонарь? Линзы у тебя  еще на месте?  Что, стареешь и  уже не  bhdhx| в
темноте?
     Это ради моей подруги.
     Что-то шевельнулось за  прорезью,  это что-то было нездорового розового
оттенка,  как пепел  тлеющей сигареты  на полуденном солнце,  и  лицо Кумико
омыло волной колеблющегося света.
     Понятно, проскрипел голос. И кто же она?
     Дочь Янаки.
     Ничего себе.
     Салли опустила фонарь. Луч упал на свечи, фляжку, сырые серые сигареты,
белую фигурку с похожими на крылья руками.
     Угощайся подношениями, сказал голос. Вон там пол-литра
     Московской.  А вот этот  колдовской рисунок сделан порошком.  Якобы при
носит удачу; обдолбанные роллеры рисуют его кокаином.
     Господи, отстраненно сказала Салли, присев на корточки. Просто поверить
не могу.
     Кумико смотрела, как она подбирает фляжку и нюхает содержимое.
     Хлебни.  Недурное  пойло.  Должно  быть  хорошим.  Никто   не  решается
экономить на оракуле, особенно если знает, что для него хорошо, а что плохо.
     Финн, начала было Салли, потом взболтала фляжку и, глотнув, вытерла рот
тыльной стороной ладони, ты просто сумасшедший.
     Если  бы  так.  Первоклассная  оснастка,  и  все  равно  приходится  ее
вздрючивать, чтобы извлечь хоть немного фантазии, не говоря уже о безумии.
     Кумико подошла ближе и присела на корточки рядом с Салли.
     Это конструкт?
     Поставив  фляжку  с водкой на мостовую,  Салли  тронула  сырой  порошок
кончиком перламутрового ногтя.
     Конечно. Ты  их и  раньше видела. Хочешь воспоминания о  реальном мире,
хочешь врубаешься в киберпространство. Я получил этот оракулов волчок, чтобы
все время крутить его, понимаешь? Прибор издал странный звук: смех. Любовные
неприятности? Злая женщина тебя не понимает? Снова скрежещущий смех, похожий
на раскаты статики. На самом деле  я скорее бизнес-консультант. А это  добро
оставляют здесь  местные  ребятишки. Вроде как добавляет мистики к антуражу.
Время  от  времени мне удается заполучить скептика,  какого-нибудь  ублюдка,
который решает вдруг угоститься.  Из прорези полыхнула тонкая, как  волосок,
алая линия, и  где-то справа  от Кумико  взорвалась бутылка.  И  снова  смех
статики.  Так что  привело тебя  сюда,  Молл?  Тебя  и,  розовый свет  опять
скользнул по лицу девочки, дочь Янаки?
     Рейд на виллу Блуждающий огонек, сказала Салли.
     Давно это было, Молл...
     Она охотится за мной, Финн. Четырнадцать  лет прошло, а эта сумасшедшая
сучка все не хочет от меня отстать...
     Так, может,  ей  больше заняться нечем?  Ты же знаешь, какие  они,  эти
богатенькие...
     Где Кейс, Финн? Возможно, ей нужен он...
     Кейс вне игры.  Урвал  пару-другую  приличных кушей после того, как  вы
расстались,  потом соскочил со стимуляторов и  вышел подчистую. Сделай ты то
же самое, не морозила бы сейчас свои прелести в тупике, а? Последнее, что  я
о нем слышал, у него четверо детей...
     Следя  за  гипнотическим  покачиванием  сканирующего розового  уголька,
Кумико  кое-как  сообразила,  с кем или с чем говорила  Салли. В кабинете ее
отца были похожие предметы: четыре черных лакированных кубика, расставленных
на длинной  сосновой полке. Над каждым  кубиком висел  офи циальный портрет.
Портреты  были  черно-белыми  фотографиями  мужчин  в темных  костюмах  и  с
галстуками; четыре очень серьезных джентльмена Лацканы их пиджаков  украшали
маленькие металлические эмблемы, отец тоже иногда такую носил Хотя мать ей и
рассказывала, что в кубиках  заключены  призраки,  духи злых  предков  отца,
Кумико  они  скорее  притягивали, чем пугали.  Если  в  них  сидят призраки,
рассуждала она, то наверняка эти духи очень маленькие, ведь в кубик и голова
ребенка не поместится.
     Иногда отец подолгу  медитировал перед  кубиками,  стоя  на коленях  на
татами в позе, означающей глубочайшее почтение. Девочка  не раз видела его в
этой позе,  но лишь  когда ей исполнилось десять лет, она  однажды sqk{x`k`,
как он  обращается к  ним вслух.  И  один ответил.  Вопрос  показался Кумико
бессмысленным, а уж ответ тем более, но размеренный  голос духа  заставил ее
замереть, скорчившись за бумажной ширмой. Отец потом очень смеялся, найдя ее
там,  и,  вместо  того чтобы  отругать  дочь,  объяснил,  что  кубики служат
жилищами для  записанных  личностей  прежних  директоров корпорации. Это  их
души? спросила  девочка Нет, с улыбкой ответил отец и  добавил, что различие
тут  очень тонкое.  У  них  нет  сознания. Они  отвечают  на заданный вопрос
приблизительно  так же,  как реагировали бы, будь  они людьми. Если  уж  они
призраки, то что тогда говорить о голограммах.
     После лекции Салли об истории и иерархии якудза в робата-баре на  Эрлз-
Коурт  Кумико решила,  что каждый из мужчин  на  фотографии, каждый  из этих
записанных личностей был в свое время ойябуном.
     Существо в  бронированном  футляре,  наверное,  имеет сходную  природу,
размышляла про себя девочка,  ну,  может быть, немного более  сложную. Точно
так  же, как Колин просто более  сложная версия гида Мишелин, какой носили с
собой секретари отца в их экспедициях за покупками в Синдзюку.
     Салли звала его Финн. И было  ясно, что когда-то этот Финн был ей то ли
другом, то ли партнером.
     Интересно,  подумала  Кумико, а  бодрствует ли  он, когда  тупик  пуст?
Сканирует ли его лазерный взгляд беззвучное кружение полуночного снега?
     Европа,  сказала  Салли.   Отколовшись  от  Кейса,  я  исколесила  весь
континент.  После той  операции денег  осталось даже  больше,  чем нужно, по
крайней  мере, так  мне  тогда казалось.  ИскИн  Тессье-Эшпулов выплатил все
через  швейцарский  банк. Он  же  стер  все следы  того,  что мы  когда-либо
поднимались  вверх по колодцу. Я хочу сказать, вообще все: скажем, имен, под
которыми мы путешествовали на шаттле  Джей-Эй-Эль, там просто  не было. Кейс
все проверил, когда  мы вернулись в Токио, пробурился  в  самые  разные базы
данных такое впечатление, что ничего  из этого просто не  происходило.  Я не
знаю, как такое возможно, ИскИн он или нет, но ведь никто так на самом  деле
и не  понял,  что случилось там, наверху, когда  Кейс прогнал  тот китайский
ледоруб сквозь их базовый лед.
     ИскИн потом пытался выйти на вас?
     Я ничего об этом не знаю.  Кейс считал, что он  ушел не исчез, а именно
ушел,   растворился  во  всей  матрице  в  целом.   Как  будто  он  перестал
существовать в киберпространстве, а просто  стал им. Если ИскИну не хочется,
чтобы его  увидели, чтобы  знали  о его  присутствии,  ну  тогда, думаю, нет
никакой  возможности  его  обнаружить.  И нет никаких  шансов  доказать  это
кому-то еще, даже если ты что-то  знаешь... Что  до меня, я ничего не желала
знать. Я хочу сказать:  что бы там ни случилось, мне  казалось,  что с  этим
покончено.  Армитидж  мертв, Ривьера мертв,  Эшпул  мертв,  пилот-растафари,
который возил нас  туда  на  буксире,  вернулся  к себе  в кластер  Сион  и,
вероятно,  списал  все  происшедшее на  еще  один наркотичес  кий  сон...  Я
оставила Кейса в токийском Хайятте и никогда больше его не видела...
     Почему?
     Кто  знает?  Да ни почему.  Я  была молода, и  вообще казалось, что все
позади.
     Но ее вы ведь оставили там, наверху. В Блуждающем огоньке.
     Вот именно.  И время от  времени я раздумываю над этим. Финн, к