аботала  турбина.
Усиленная стальной  сеткой юбка  воздушной подушки  распласталась по гравию.
Окна напоминали  бойницы с толстым  высокопрочным пластиком вместо стекол. К
похожим на  тараны бамперам были привинчены номерные  знаки Огайо. Номера не
просрочены.
     -  Понимаю, о чем ты думаешь,  - сказала Салли, и,  обернувшись, Тернер
увидел, что она стоит  у перил веранды с кружкой дымящегося  кофе в  руке. -
Руди говорит,  если эта махина не сможет  через что-то перелезть, она просто
пройдет это насквозь.
     - Быстрая? - Прикоснувшись к бронированному боку ховера.
     - Конечно, но примерно через час тебе понадобится новый кардан.
     - А как насчет законов?
     -  Нельзя  сказать, что  полиции  так  уж нравится  его  вид,  но  есть
разрешение  на поездки по улицам.  Насколько  я знаю,  нет  законов, которые
запрещали бы броню.
     - Энджи чувствует себя лучше, - сказала Салли, когда он вошел за ней на
кухню. - Правда, милая?
     Дочь Митчелла подняла глаза от кухонного стола. Ее синяки, как и синяки
Тернера, поблекли - пара жирных запятых, похожих на сине-черные нарисованные
слезы.
     -  Мой друг - доктор, - сказал Тернер. - Он осмотрел тебя, пока ты была
без сознания. Он говорит, с тобой все в порядке.
     - Он - твой брат. И он не врач.
     - Извини, Тернер, - сказала от плиты Салли. - Я довольно прямолинейна.
     - Ладно,  не врач,  -  согласился Тернер, - но  он много чего умеет. Мы
волновались, вдруг ребята из "Мааса" сделали что-то с тобой, подстроили так,
чтобы ты заболела, если уедешь из Аризоны...
     - Например,  вживили  бомбу  в кору головного мозга? -  Энджи  ковыряла
ложкой холодную овсянку  на щербатой тарелке с каймой  из яблоневых цветов -
из сервиза, который Тернер помнил слишком хорошо.
     - Господи, - выдохнула Салли, - во что ты впутался, Тернер?
     - Хороший  вопрос.  -  Он подсел к столу. Энджи, не сводя с него  глаз,
жевала свою овсянку.
     - Энджи,  - начал Тернер, - когда Руди сканировал тебя, он нашел у тебя
в голове нечто странное.
     Девочка перестала жевать.
     - Он  не знает,  что это такое. Это  вживили туда, возможно, еще тогда,
когда ты была совсем маленькой. Ты знаешь, что я имею в виду?
     Она кивнула.
     - Ты знаешь, что это? Энджи сглотнула:
     - Нет.
     - Но ты знаешь, кто поместил это туда?
     - Да.
     - Твой отец?
     - Да.
     - Ты знаешь, почему?
     - Может, потому, что я болела?
     - Чем ты болела?
     - Я была недостаточно умной.
     К  полудню  все  было  готово. Заправленный  ховер ждал у  проволочного
заграждения.  Руди  дал ему прямоугольный  черный "зиплок",  набитый  новыми
иенами - некоторые банкноты  от долгого употребления были настолько потерты,
что стали почти прозрачными.
     - Я попытался  прогнать запись  через французский "лексикон", -  сказал
Руди, одна из собак тем  временем терлась пыльным боком о его штанину.  - Не
сработало.  Похоже, это какой-то  креольский диалект. А  может, африканский.
Хочешь себе копию?
     - Нет, - ответил Тернер, - лучше сам с ней поиграй.
     -  Спасибо,  -  сказал  Руди,  -  но  никаких  копий.  Я  не  собираюсь
признаваться в том, что ты вообще был здесь, - на случай, если кто-то станет
интересоваться. Что  до  нас  с  Салли, мы  под  вечер  отправимся в Мемфис,
погостим у друзей.  За домом присмотрят собаки. - Он почесал животное где-то
под пластиковым колпаком. - Правда, малыш? - Собака было заскулила, но потом
завиляла хвостом. - Пришлось отучить их охотиться  на енотов после того, как
я  поставил эти инфракрасные сканеры,  -  сказал  он,  - иначе  в  округе не
осталось бы вскоре ни одного енота...
     По  ступеням веранды  спустились  Салли  и  девочка. Салли несла старый
холщовый  мешок,  в который  она собрала им  в дорогу  бутерброды и термос с
кофе.  Тернер вспомнил ее  в  постели  -  там, наверху  -  и улыбнулся.  Она
улыбнулась в ответ. Сегодня она выглядела старше, чем вчера, и гораздо более
усталой. Энджи сменила залитую кровью футболку "МААС-НЕОТЕК" на бесформенный
свитер, который ей  подыскала  Салли. В нем девочка казалась еще моложе, чем
была на самом деле. Салли  даже удалось вписать  блекнущие синяки в довольно
эксцентричный  макияж  вокруг глаз,  который дико  контрастировал с  детским
лицом и мешковатым свитером.
     Руди протянул Тернеру ключи от ховера.
     - Я заставил свой старый "Крей" сварганить мне сегодня утром выжимки из
последних  сводок новостей,  раздел "Корпорации".  Кое-что  из  этого  тебе,
вероятно,  следует знать. А именно: "Маас  Биолабс" объявил о смерти доктора
Кристофера Митчелла в результате несчастного случая.
     - Впечатляет, насколько неопределенно могут выражаться эти люди.

     - И  следи за тем, чтобы ремни всегда  были натянуты потуже, - говорила
тем временем Салли, - иначе твоя  попка превратится в  сплошной синяк еще до
того, как вы выберетесь на кольцевую дорогу вокруг Стейтсборо.
     Руди  глянул  на  девочку, потом  снова  на Тернера. Тернеру видна была
сетка  лопнувших  сосудов  у  брата под носом.  И глаза  у  него были налиты
кровью, и левое веко явственно подергивалось.
     - Ну, думаю, вот  и все, - сказал Руди. - Забавно, но я уже было решил,
что никогда больше тебя не увижу. Странно как-то снова видеть тебя здесь...
     - Ну,  - отозвался  Тернер, - вы  оба  сделали больше, чем я был вправе
рассчитывать. Салли отвела глаза.
     - Так что  спасибо.  Думаю, нам пора  двигаться. - Он забрался в кабину
ховера, желая поскорее уехать.
     Сжав напоследок  запястье девочки,  Салли отдала  ей  мешок и  постояла
рядом, пока та  карабкалась вверх по  откидным подножкам. Тернер забрался на
водительское сиденье.
     -  Она  все  спрашивала  о тебе, - сказал вдруг Руди.  - Через какое-то
время стало так плохо, что даже аналоги эндорфина  не могли подавить боль, и
примерно каждые два часа она спрашивала, где ты, когда ты приедешь.
     - Я посылал тебе  деньги, - сказал Тернер. - Достаточно,  чтобы отвезти
ее в Тибу. Там, в клинике, вы могли бы испробовать что-нибудь новое.
     - Тиба?  Господи, - фыркнул Руди, - она была старуха. Что, черт побери,
хорошего было бы в том, если бы в Тибе растянули  ее  жизнь еще на несколько
месяцев? Если больше всего на свете она хотела увидеть тебя?
     - Тогда не  вышло, - сказал  Тернер,  когда  девочка села  на  соседнее
сиденье и поставила мешок между ног на пол. - Увидимся, Руди, - кивнул он. -
Спасибо, Салли.
     - Прощайте, - отозвалась Салли, обнимая Руди за талию.
     - О ком вы говорили? - спросила Энджи, когда опустилась крышка люка.
     Вставив ключ в  замок зажигания, Тернер запустил  турбину, одновременно
пустив  воздух в воздушную подушку. Через узкое окно  на  своей  стороне  он
увидел, как Руди и Салли быстро отошли назад от ховера, а  собака, присев на
задние лапы, залаяла на шум турбины. Педали и ручное управление были слишком
большими, они были сконструированы так, чтобы  предоставить максимум свободы
движений водителю в радиационном скафандре. Тернер осторожно выехал из ворот
и  развернулся  на  широкой  полосе  гравиевой  дорожки.  Энджи  подтягивала
пристяжные ремни.
     - О матери, - сказал он.
     Он завел турбину, и машина рванулась вперед.
     - А  я  никогда  не знала  своей  матери, - сказала девочка,  и  Тернер
вспомнил, что ее отец мертв, а она этого еще не знает...
     Он  прибавил  обороты,  и ховер сорвался с  гравиевой дорожки,  едва не
задев одну из собак Руди.
     Относительно  подвески броневичка  Салли  была  права: от  турбины  шла
постоянная  вибрация. При  девяноста километрах в час на  горбатом  асфальте
старой  трассы ховер просто вытряхивал душу. Бронированная воздушная подушка
тяжело переваливалась через рытвины. Эффект скольжения, подобный гражданской
спортивной модели, будет возможен лишь на совершенно ровном покрытии.
     Неожиданно   для  себя   Тернер  обнаружил,  что  ему   это   нравится.
Нацеливаешься, чуть  осаживаешь колымагу,  потом даешь газ. Кто-то  подвесил
над  передней  обзорной  щелью пару выцветших  на солнце  розовых  игральных
костей, которые  теперь  раскачивались  из  стороны в сторону. За  спиной  -
ровный вой турбины. Девочка, похоже, расслабилась, впитывая пробегающий мимо
придорожный ландшафт  с  рассеянным, почти довольным  видом,  и  Тернер  был
благодарен, что от него не требуется поддерживать разговор. Ты крутая, думал
он,  временами  скашивая  взгляд в ее  сторону. Пожалуй,  едва  ли  найдется
сегодня на поверхности этой планеты еще  один такой же  маленький объект, за
которым шла бы  такая же жестокая охота. И вот  я увожу тебя в  Муравейник в
бронетачке Руди, оставшейся с прошлой войнушки, и понятия,  черт  побери, не
имею, что мне с тобой делать... Или кто это был, кто рванул городок...
     Давай-ка прокрутим это, сказал  он самому себе, когда они свернули вниз
в долину,  еще  раз  прокрутим произошедшее,  может, что и выскочит. Митчелл
вошел в Контакт с "Хосакой", сказал, что он переходит к ним. "Хосака" наняла
Конроя  и  набрала  команду  медиков, чтобы проверить  Митчелла  на  предмет
имплантантов.  Конрой  сколачивал  группу,  работая  в  контакте  с  агентом
Тернера.  Агент Тернера  -  это голос в  Женеве, номер  телефона, не  более.
"Хосака" заслала Эллисон,  чтобы та  подлечила его в  Мексике, потом  Конрой
вытащил его оттуда.  Уэббер,  прямо перед тем,  как  все  пошло наперекосяк,
сказала, что это она была подсадкой  Конроя на  полигоне...  Кто-то атаковал
полигон,  когда к  нему  подлетала  девушка.  Затем  -  сигнальные  ракеты и
автоматные  очереди.  На взгляд Тернера,  это было  очень  похоже на "Маас";
приблизительно такого хода он и ожидал от их  спецслужбы - однако с подобной
ситуацией  полагалось справиться  наемным  мускулам. Потом  побелело небо...
Тернер вспомнил, что Руди говорил что-то про электр!
     омагнитную  пушку... Кто? И этот бардак  у  девочки  в голове, то,  что
появилось  у Руди  на дисплеях  томографа и  визуализатора ядерно-магнитного
резонанса. А Энджи сказала, что ее отец никогда не намеревался бежать сам.
     - Нет компании, - сказала она, обращаясь к окну.
     - То есть?
     -  У  тебя ведь нет компании,  да? Я хочу сказать, ты работаешь на тех,
кто тебя нанимает.
     - Верно.
     - Ты не боишься?
     - Конечно, но не из-за этого...
     - А у нас всегда была компания. Мой отец сказал, что со мной будет  все
в порядке, что я просто перехожу под крышу другой компании...
     - Он прав, с тобой все будет  в порядке. Мне просто нужно выяснить, что
происходит. А потом я доставлю тебя туда, куда тебе нужно.
     - В Японию?
     - Куда угодно.
     - Ты там бывал?
     - Конечно.
     - Мне там понравится?
     - Почему бы и нет?
     Тут  она  снова  погрузилась  в молчание,  а  Тернер  сосредоточился на
дороге.
     -  Это заставляет  меня видеть сны, -  сказала  девочка,  когда  Тернер
наклонился, чтобы включить фары. Ее голос был едва слышен за ревом турбины.
     - Что заставляет? - Чтобы не смотреть в ее  сторону, он сделал вид, что
занят слежением за дорогой.
     - Та штука  в моей голове.  Обычно это происходит только тогда, когда я
сплю.
     - Да-а? -  Вспомнив белки закатившихся глаз в спальне Руди, конвульсии,
наплыв сбивчивых фраз на неизвестном языке.
     - А иногда наяву. Как будто я подключилась в деку, только я свободна от
решетки  матрицы,  лечу,  лечу, и  я  там  не одна. Как-то ночью  мне снился
мальчик... Он потянулся, схватил что-то, и это что-то причиняло  ему боль, а
он не понимал, что свободен, что ему нужно только это отпустить... Так я ему
об этом сказала. И вдруг на долю секунды смогла увидеть, где он. Это не было
сном,  я ясно  увидела  противную  комнатку  с  грязным ковром, и я могла бы
сказать,  что  ему  нужно  принять душ,  и чувствовала,  как к  его  ступням
прилипают стельки, потому что он был без носков... Это было совсем не похоже
на сон...
     - Нет?
     - Нет.  Сны...  в  снах все большие, очень  большие... я  тоже большая,
двигаюсь, плыву среди других...
     Ховер, взвыв, преодолел бетонный подъезд к трассе  меж  штатами, Тернер
выдохнул и только тут сообразил, что уже с минуту задерживает дыхание:
     - Что за другие?
     - Яркие. - Снова молчание. - Не люди...
     -  Ты  много  времени  проводишь  в  киберпространстве,  Энджи?  Я хочу
сказать, надолго подключаешься в деку?
     -  Нет. Только когда делаю домашние задания. Отец сказал,  что  мне это
вредно.
     - А о снах он что-нибудь говорил?
     -  Только  то,  что они  становятся  все  реальнее.  Но  я  никогда  не
рассказывала ему о тех, других...
     -  Хочешь поделиться? Может быть, это поможет  мне сообразить,  что нам
теперь делать.
     - Некоторые из  них  рассказывают мне всякое. Разные истории.  Когда-то
там не было ничего, ничего, что существовало бы само по себе, - были  только
базы  данных и люди, копавшиеся в них. Потом что-то  случилось, и Оно... Оно
познало  себя. Это  уже  совсем  другая история  -  о девушке с  зеркальными
глазами  и о мужчине,  который боялся кого-нибудь любить. Что-то, что сделал
этот  человек, помогло  Целому  познать  себя....  А  потом  Оно  как  будто
распалось на различные части себя самого, и мне  кажется, те - яркие, другие
- и есть эти части. Но об  этом очень сложно  рассказывать,  потому что сами
они говорят об этом не совсем словами.
     Тернер  почувствовал, как по  спине у  него  побежали  мурашки.  Что-то
всплывало, возвращалось к нему из  подводного города - досье Митчелла. Волна
жгучего  стыда  в  холле,  облупившаяся  грязно-кремовая  краска,  Кембридж,
общежитие университета...
     - Где ты родилась, Энджи?
     -  В  Англии. Потом  мой отец стал  работать на "Маас", и мы переехали.
Сначала в Женеву.
     Где-то  посреди Вирджинии Тернер свернул ховер  на  обочину из  гравия,
потом съехал на заросшее пастбище. Он повернул  налево, за машиной потянулся
клубящийся хвост  пыли. Лето,  все  высохло.  Тернер завел ховер поглубже  в
ельник.  Турбина  заглохла,  машина грузно  осела, выдавливая  воздух из-под
юбки.
     - Теперь можно и поесть, - сказал он, перегнувшись на заднее сиденье за
холщовым мешком Салли.
     Выпутавшись  из пристяжных  ремней,  Энджи расстегнула  молнию  черного
свитера.  Под  свитером  на ней было  что-то  белое и облегающее, квадратный
вырез открыл по-детски  гладкое, загорелое тело. Она  взяла у него  мешок  и
стала разворачивать приготовленные Салли бутерброды.
     - А что не  так с твоим братом? - спросила она, протягивая ему половину
бутерброда.
     - Что ты имеешь в виду?
     - Ну, есть что-то... Салли сказала, он все время пьет. Он несчастлив?
     - Не знаю, - ответил Тернер, поводя плечами и массируя шею, чтобы снять
напряжение. - Я  хочу  сказать - несчастлив, должно  быть, однако я не знаю,
почему. Бывает же, что люди иногда просто подвисают.
     -  Ты  имеешь  в  виду: когда  у них нет  компаний, которые  бы  о  них
заботились? - Она принялась за еду.
     Тернер поднял на нее глаза.
     - Задираешься?
     Она кивнула с полным ртом. Проглотила.
     -  Немножко. Я  знаю,  что  есть много людей,  которые  не работают  на
"Маас". Никогда не работали и никогда не станут. Ты - один из них, твой брат
- другой. Но я  спросила всерьез.  Знаешь, мне понравился Руди. Но просто он
кажется совсем....
     -  Конченым? - закончил он за нее,  все еще держа бутерброд  в руке.  -
Увязшим?  А дело, думаю, в том,  что  некоторым  людям  нужно иногда сделать
скачок, и  если они этого не делают,  то увязают по уши - навсегда... А Руди
никогда и не пытался соскочить.
     - Это как мой отец, когда хотел вытащить меня из "Мааса"? Это скачок?
     - Нет. Соскакиваешь ты или нет, каждый решает сам за себя. Просто нужно
понять,  что где-то  тебя  ожидает нечто  лучшее...  - Он помедлил, внезапно
почувствовав, что смешон, и укусил бутерброд.
     - Так решил ты?
     Он кивнул, задумавшись - а так ли это?
     - Значит, ты уехал, а Руди остался.
     - Он всегда был умен, даже талантлив. До сих пор такой. Наполучал целую
кучу  степеней  -  и  все через  сети.  В  двадцать  лет защитил  докторскую
диссертацию по биотехнологиям в  Тулане, потом  целый ворох каких-то еще.  И
никогда  не рассылал  ни заявлений, ни автобиографий,  ничего.  К  нам  сюда
являлись  агенты  чуть ли  не  со  всего света, а  он нес  им  невесть  что,
нарывался на ссоры... По-моему, он думал,  что сможет придумывать что-то сам
по  себе. Вроде  этих его колпаков на собаках. Сдается,  у него есть парочка
оригинальных  патентов,  но...  Как бы там ни было, он остался дома. Занялся
торговлей, стал собирать на заказ "железо", причем был одним из самых крутых
в этом  штате.  Потом заболела  наша мать.  Она болела очень долго, а я  был
далеко...
     - И где  ты был?  -  Девушка открыла термос, и по кабине разнесся запах
кофе.
     -  Так  далеко,  как только смог забраться,  -  ответил он,  удивившись
злости в собственном голосе.
     Она  передала  ему пластмассовую кружку, до  краев наполненную  горячим
черным кофе.
     - А ты? Ты говорила, что никогда не знала матери?
     -  Не  знала.  Они  расстались,  когда  я  была  совсем  маленькой. Она
отказывалась подписывать контракт, если  он  не согласится  подключить ее  к
какому-то там базовому плану. Так, во всяком случае, он говорит.
     - А что он за человек? - Он глотнул кофе, потом передал кружку Энджи.
     Она  взглянула  на него  поверх ободка  красной  пластмассовой  кружки,
вокруг глаз - косметика, наложенная Салли.
     - Это ты мне расскажи, - бросила она.  - Или лучше спроси об этом через
двадцать лет. Мне семнадцать, откуда мне, черт побери, это знать?
     Тернер рассмеялся.
     - Начинаешь чувствовать себя немного лучше?
     -  Пожалуй, да.  Учитывая  обстоятельства. И  внезапно он осознал,  что
рядом с ним женщина, ощутил то, чего не  замечал  раньше, и его руки  нервно
потянулись к пульту управления.
     - Хорошо. Нам предстоит еще долгий путь...
     Этой ночью они спали в ховере, в Южной Пенсильвании, припарковавшись за
ржавой стальной решеткой,  на  которой  когда-то висел экран  кинотеатра для
автомобилистов.  Тернер  расстелил парку на  бронированном полу под  длинным
горбом  турбины.  Энджи допивала остатки кофе, теперь уже остывшего,  сидя в
квадратном отверстии люка  над пассажирским сиденьем и глядя, как над полем,
заросшем жухлой травой, пульсируют светлячки.
     Где-то посреди сна - все еще окрашенного случайными вспышками  из досье
ее отца - она перекатилась к нему под бок. Теплая и мягкая грудь прижалась к
его голой  спине,  а потом ее  рука скользнула погладить плоские мускулы его
живота. Тернер даже не шевельнулся, изображая глубокий сон, и вскоре отыскал
себе дорогу вниз, в темный лабиринт биософта Митчелла, где диковинные образы
начинали сливаться с  его собственными страхами и давней болью. Он проснулся
на рассвете и услышал, как она тихонько напевает себе под нос, сидя  на краю
люка:
     Мой папаша родной
     Красив как дьявол был.
     В девять миль длиной
     Цепь себе он раздобыл.
     И на каждом звене,
     Да, на каждом звене
     Висело сердце той,
     Кого он погубил.
        22."У ДЖАММЕРА"
     До  владений  Джаммера  пришлось  преодолеть  еще  двенадцать  пролетов
мертвого эскалатора.  Занимал клуб,  как выяснилось,  почти треть последнего
этажа. Если  не считать заведения Леона,  Бобби  никогда  в  жизни не  видел
ночного  клуба,  а  потому  клуб  "У  Джаммера"  произвел  на  него  немалое
впечатление, хотя и показался жутковатым. Впечатляли размеры и то, что Бобби
счел  шикарной обстановкой, а жутковато было потому,  что любой ночной клуб,
особенно днем, чем-то неуловимо ирреален. Есть в нем что-то ведьмовское.
     Заткнув  большие  пальцы  в  задние  карманы  новых  джинсов,  Бобби  с
любопытством оглядывался  по  сторонам,  пока Джекки  шепотом  беседовала  с
длиннолицым белым