епаются в обморок.
   - Тогда почему паромы еще ходят?
   - Они всегда ходят, - объяснила Хетти. - Это же почтовые.
   - Ясно, - кивнул Мэллори. - А могу я тут купить марку?
   - Внутри. -  Хетти  настойчиво  тянула  его  за  локоть.  -  И  марку,  и
что-нибудь еще, для меня.

***

   Хетти зажгла в крошечной, тесно  заставленной  прихожей  масляную  лампу;
Мэллори, несказанно довольный, что вырвался наконец из душной жути закоулков
Уайтчепела,  протиснулся  мимо  нее  в  гостиную.  На   квадратном   столике
громоздилась пачка иллюстрированных газет, все еще доставлявшихся по  домам,
несмотря на смрад. Жирные, различимые даже в полутьме заголовки  стенали  об
очередном  ухудшении  здоровья   премьер-министра.   Старик   Байрон   вечно
симулировал какую-нибудь болезнь: то у  него  отнималась  нога,  то  отекало
легкое, то барахлила печень.
   Хэтти внесла в гостиную горящую лампу, и тут же на пыльных обоях расцвели
поблекшие розы.  Мэллори  уронил  на  стол  золотой  соверен.  Он  ненавидел
неприятности в подобных делах и всегда платил вперед. Хетти услышала звон  и
улыбнулась. Потом она сбросила грязные ботинки, прошла, покачивая бедрами, в
конец комнаты и распахнула  дверь,  из-за  которой  доносилось  приглушенное
мяуканье. В комнату вбежал большой серый кот. Хетти подхватила его на  руки,
погладила, приговаривая: ?Соскучился, Тоби,  соскучился  по  мамочке?,  -  и
выпроводила на лестницу. Мэллори терпеливо ждал.
   -  Ну  а   теперь   займемся   тобой,   -   сказала   Хетти,   встряхивая
темно-каштановыми локонами.
   Спальня оказалась довольно  маленькой  и  убогой,  здесь  стояли  дубовая
двуспальная кровать и высокое помутневшее трюмо, стоившее  когда-то  немалых
денег. Хетти поставила лампу на ободранную прикроватную  тумбочку  и  начала
расстегивать кофточку; вытащив руки из рукавов, она чуть ли не с  ненавистью
отбросила ни в чем не повинную одежду в сторону. Переступив через упавшую на
пол юбку, девушка начала снимать корсет и туго накрахмаленную нижнюю юбку.
   - Ты не носишь кринолина, - хрипло заметил Мэллори.
   - Терпеть их не могу.
   Хетти расстегнула нижнюю юбку, сняла  ее  и  отложила  в  сторону.  Ловко
расстегнув крючки корсета, она распустила шнуровку, стянула его через  бедра
и с  облегчением  вздохнула;  теперь  на  ней  осталась  только  коротенькая
кружевная рубашка.
   Мэллори освободился  от  сюртука  и  ботинок.  Ширинка  у  него  чуть  не
лопалась. Очень хотелось выпустить зароговевший орган на волю, но при  свете
было как-то неудобно.
   Хетти с размаху запрыгнула на постель, громко скрипнув пружинами. Мэллори
не мог позволить себе  такой  порывистости;  он  осторожно  присел  на  край
кровати, насквозь пропитанной запахами апельсиновой туалетной воды  и  пота,
аккуратно снял брюки  и  ?неупоминаемые?,  сложил  их  и  положил  на  стул,
оставшись - по примеру хозяйки дома - в одной рубашке.
   Затем Мэллори наклонился, расстегнул кармашек нательного пояса и  вытащил
пакетик ?французских дирижаблей?.
   - Я воспользуюсь защитой, дорогая, - пробормотал он. - Ты не против?
   - Дай-ка мне поглядеть. - Хетти приподнялась на локте.
   Мэллори продемонстрировал ей скатанный колпачок из овечьей кишки.
   - Этот не из тех, хитрых, - облегченно сказала девушка. - Делай, как тебе
нравится, дорогуша.
   Мэллори осторожно натянул приспособление на член. Так будет лучше,  думал
он, довольный своей предусмотрительностью. ?Защита? давала ощущение, что  он
контролирует обстановку, к тому же так безопаснее, и деньги, - те,  отданные
сутенеру, - не зря выкинуты.
   Крепко обвив шею  Мэллори  руками,  Хетти  намертво  присосалась  к  нему
влажным широким ртом.  Мэллори  вздрогнул,  почувствовав  на  деснах  кончик
скользкого, верткого, как угорь, языка. Необычное ощущение резко подстегнуло
его пыл. Он забрался на девушку; ее плотное тело, чуть прикрытое непристойно
тонкой рубашкой, наощупь было  восхитительно.  После  некоторых  трудов  ему
удалось задрать подол почти до  талии.  Дальше  пришлось  искать  дорогу  во
влажных густых зарослях; Хетти поощряюще  вздыхала  и  постанывала.  Потеряв
наконец терпение, она без особых церемоний взяла дело в свои руки  и  довела
заплутавшего путника до желанного приюта.
   Теперь она перестала сосать рот Мэллори, оба  они  дышали  как  пароходы,
кровать под ними тряслась и скрипела, как расстроенный панмелодиум.
   - О, Нед, дорогой! - внезапно взвизгнула Хетти, вонзив ему в спину восемь
острых ногтей. - Какой он большой! Я сейчас кончу! -  Она  начала  судорожно
извиваться.
   Мэллори давно не слышал, чтобы женщина  говорила  во  время  совокупления
по-английски; совершенно ошарашенный, он резко кончил, как будто  бесстыдное
раскачивание гладких, упругих бедер насильно вырвало семя из его плоти.
   После короткой паузы,  когда  оба  они  переводили  дух,  Хетти  чмокнула
Мэллори в щеку и сказала:
   - Это было прекрасно, Нед. Ты действительно знаешь, как это  делается.  А
теперь давай поедим, давай? До смерти жрать хочется.
   - Хорошо, - отозвался Мэллори, вываливаясь из потной люльки ее бедер.
   Его переполняла благодарность к ней - как, впрочем, и  всегда,  к  каждой
женщине, которая была к  нему  благосклонна,  -  благодарность  с  некоторой
примесью стыда. Но все заглушал голод. Он не ел уже много часов.
   - В ?Олене?, это трактир внизу, могут сообразить для нас вполне приличный
пти-супе . Попросим миссис Кэрнз, она  сходит
и принесет. Миссис Кэрнз - это жена хозяина дома, они живут тут прямо  через
стенку.
   - Прекрасно, - кивнул Мэллори.
   - Но тебе придется заплатить  и  за  еду,  и  ей  тоже  надо  будет  дать
что-нибудь.
   Хетти скатилась с кровати - и только потом  одернула  задранную  рубашку;
вид роскошных округлых ягодиц наполнил Мэллори благоговейным трепетом. Хетти
выбила по  стене  резкую  дробь;  через  несколько  долгих  секунд  раздался
ответный стук.
   - Твоя подружка что, по ночам не спит? - удивился Мэллори.
   - Она у меня привычная, - сказала Хетти,  забираясь  в  кровать;  пружины
снова жалобно скрипнули. - Не обращай на нее внимания. По средам наша миссис
Кэрнз так обрабатывает своего несчастного мистера, что никто в доме спать не
может.
   Мэллори осторожно снял ?французский дирижабль?, несколько  растянувшийся,
однако не получивший  пробоин,  столь  губительных  для  воздухоплавательных
аппаратов, и брезгливо уронил его в ночной горшок.
   - Может, откроем окно? Жарко тут, сил нет.
   - Ты что, дорогуша, хочешь впустить сюда смрад? - Хетти усмехнулась  и  с
наслаждением поскребла себя между  лопаток.  -  Да  и  вообще  окна  тут  не
открываются.
   - Почему?
   - Все рамы наглухо забиты. Девушка, которая жила  здесь  раньше,  прошлой
зимой... Странная была,  очень  уж  спесивая  и  держала  себя  -  будто  из
благородных, но всю дорогу жутко  боялась  каких-то  там  врагов.  Вот  она,
наверное, и заколотила все окна. Да заколачивай не заколачивай, все равно до
нее добрались.
   - Это как? - поинтересовался Мэллори.
   - Она никогда не водила сюда мужчин, я такого ни разу  не  видела,  но  в
конце концов за ней пришли фараоны. Из Особого отдела, слыхал,  наверное?  И
на меня тоже, ублюдки, насели, а откуда мне знать, чем она там занималась  и
какие у нее друзья. Я даже фамилию ее не знала, только имя, то ли настоящее,
то ли придуманное, поди разберись. Сибил какая-то. Сибил Джонс.
   Мэллори подергал себя за бороду.
   - А что она такого сделала, эта Сибил Джонс?
   - Родила вроде бы ребенка от члена  парламента,  когда  была  совсем  еще
молоденькой, - пожала плечами Хетти. - От мужика  по  фамилии...  да  ладно,
тебе это ни к чему. Она крутила всю дорогу с политиками и еще немножко пела.
А  я  вот  зато  позирую.  Коннэсеву  поз  пластик  ?
   - Нет.
   Мэллори совсем не  удивился,  заметив  на  своем  колене  блоху.  Изловив
насекомое, он безжалостно его раздавил; на ногтях больших  пальцев  остались
маленькие пятнышки крови.
   - Мы одеваемся в облегающее трико, точно под цвет  кожи,  разгуливаем  за
стеклом, а мужики на нас глазеют. Миссис Уинтерхолтер - ты видел ее  сегодня
в садах - за нами присматривает, она, как это  называется,  мой  импресарио.
Народу сегодня было кошмарно мало, а эти шведские дипломаты, с  которыми  мы
пришли, они жмоты, как не знаю что. Так что мне повезло, что ты подвернулся.
   В наружную дверь коротко постучали.
   - Донне-муа   четыре  шиллинга,  -  сказала
Хетти, вставая.
   Мэллори взял со стула свои брюки, покопался в кармане и вытащил несколько
монет. Хетти вышла в прихожую и через пару секунд  принесла  на  ободранном,
сплошь в трещинах и выбоинах, лакированном подносе буханку черствого  хлеба,
кусок ветчины, горчицу, четыре жареных колбаски и запыленную бутылку теплого
шампанского.
   Наполнив два высоких, не слишком чистых  бокала,  она  принялась  есть  -
совершенно спокойно и молча. Мэллори  безотрывно  глядел  на  ее  полные,  с
симпатичными ямочками руки, на тяжелые груди, темные соски которых отчетливо
просвечивали сквозь тонкую ткань рубашки, и  немного  удивлялся  заурядности
лица - при такой-то фигуре. Он выпил бокал плохого, перекисшего  шампанского
и жадно набросился на зеленоватую ветчину.
   Хетти покончила с колбасками, а затем выскользнула из  кровати,  виновато
улыбнулась, задрала сорочку до талии и присела на корточки.
   - Шампанское, оно прямо  проскакивает  насквозь,  правда?  Мне  нужно  на
горшок. Не смотри, если не хочешь.
   Мэллори скромно отвернулся и тут же услышал звон струи о жесть.
   - Давай помоемся, - предложила Хетти. - Я принесу тазик.
   Она вернулась с эмалированным  тазом  вонючей  лондонской  воды  и  стала
обтирать себя люфой.
   - Формы у тебя великолепные, - сказал Мэллори.
   У Хетти были миниатюрные кисти и ступни, а  округлость  ее  икр  и  ляжек
являла собой чудо анатомии млекопитающих. Ее тяжелые, крепкие  ягодицы  были
безупречны. Мэллори они показались смутно знакомыми, где-то он  видел  точно
такие же, скорее всего - на исторических полотнах современных мастеров...  А
что, вполне возможно, это они и  есть.  Из  курчавой  огненно-рыжей  поросли
скромно выглядывали розовые, молчаливо сжатые губы.
   Заметив его взгляд, Хетти улыбнулась.
   - А ты хотел бы посмотреть на меня голую?
   - Очень.
   - За шиллинг?
   - Идет.
   Хетти скинула сорочку с явным облегчением, ее  тело  покрывала  испарина.
Она аккуратно обтерла губкой пот с подмышек.
   - Я могу держать позу, совсем почти не двигаться целых пять минут подряд,
- сказала Хетти слегка заплетающимся языком: бутылку шампанского она  выпила
почти в одиночку. - У тебя есть часы? Десять шиллингов, сейчас сам  увидишь.
Спорим, что получится?
   - А я и не сомневаюсь.
   Хетти грациозно нагнулась, взялась рукой за левую щиколотку, подняла ногу
над головой, не сгибая в колене, и стала медленно поворачиваться, переступая
с носка на пятку и назад.
   - Нравится?
   - Потрясающе! - восхищенно выдохнул Мэллори.
   - Смотри, я могу прижать ладони к  полу,  -  сказала  она,  нагибаясь.  -
Большинство лондонских девиц так затягиваются в корсеты, что переломились бы
на хрен пополам, попробуй они такое. - Затем она села на шпагат и уставилась
на Мэллори снизу вверх, пьяненькая и торжествующая.
   - Да я просто жизни не видел, пока не попал в Лондон! - сказал Мэллори.
   - Тогда снимай свою рубашку и давай пилиться голыми. - К ее лицу  прилила
кровь, серые глаза широко раскрылись и выпучились.
   Как только Мэллори снял сорочку, Хетти вскочила на ноги и подошла к  нему
с эмалированным тазиком в руках.
   - В такую зверскую жару пилиться  голыми  куда  лучше.  А  мне  и  вообще
нравится пилиться  без  ничего.  Мамочки,  да  какой  же  ты  мускулистый  и
волосатый, я всегда любила волосатых. Дай-ка взглянем на  твою  пипиську.  -
Она бесцеремонно подцепила упомянутый орган, скальпировала его,  внимательно
осмотрела и окунула в тазик. - Полный порядок, никаких  болячек.  Почему  бы
тебе не трахнуть меня без этой идиотской сосисочной  шкурки?  Девять  пенсов
сэкономишь.
   -  Девять  пенсов  не  деньги,  -  возразил  Мэллори,  натягивая   второй
?дирижабль? и залезая на Хетти.
   Голый, разгоряченный тяжелой работой, он мгновенно  покрылся  потом,  как
молотобоец у наковальни. Пот лился ручьями с  них  обоих,  и  к  его  запаху
примешивалась вонь дурного  шампанского,  но  все  же  липкая  кожа  больших
упругих грудей казалась прохладной. Хетти  закрыла  глаза,  крепко  уперлась
пятками в ягодицы  Мэллори  и  самозабвенно  подмахивала;  из  угла  ее  рта
высовывался краешек языка. Наконец  он  кончил,  застонав  сквозь  стиснутые
зубы, когда жгучий ток пронесся по его члену. В ушах у него звенело.
   - Ты, Нед, прямо дьявол какой-то.  -  Шея  и  плечи  Хетти  покраснели  и
блестели от пота.
   - Ты тоже, - пробормотал, задыхаясь, Мэллори.
   - Мне  нравится  делать  это  с  мужчиной,  который  умеет  обращаться  с
девушкой. Давай теперь выпьем хорошего бутылочного  эля.  Охлаждает  получше
этого шампанского.
   - Давай.
   - И папиросы. Ты любишь папиросы?
   - А что это, собственно говоря, такое?
   - Турецкие сигареты, из Крыма. Последняя мода... Ну, не  последняя,  а  с
начала войны.
   - Ты куришь табак? - удивился Мэллори.
   - Я научилась  у  Габриэль,  -  пояснила  Хетти,  вставая  с  кровати.  -
Габриэль, та, что жила здесь после Сибил. Французка из Марселя. А в  прошлом
месяце она отплыла во  Французскую  Мексику  с  одним  из  своих  посольских
охранников. Вышла за него замуж,  повезло.  -  Хетти  завернулась  в  желтый
шелковый халат; в тусклом свете масляной лампы он казался почти  изысканным,
несмотря на засаленный подол. -  Отличная  была  баба,  Габриэль.  Донне-муа
четыре шиллинга, милый. А лучше пять.
   - С фунта сдача будет? - спросил Мэллори.
   Хетти недовольно отсчитала ему пятнадцать шиллингов и исчезла в прихожей.
   Отсутствовала   она   довольно   долго:   похоже,   болтала   с    миссис
домовладелицей.  Мэллори  лежал,  вслушиваясь  в  звуки  огромного   города:
перезвон колоколов, далекие пронзительные крики, хлопки, которые могли  быть
и выстрелами. Он был  пьян,  как  Бог,  и  его  божественная  сущность  была
преисполнена земного блаженства. Вскоре на сердце снова навалится тяжесть  -
удвоенная сегодняшним грехом, но  сейчас  он  чувствовал  себя  свободным  и
легким, как перышко.
   Хетти вернулась с проволочной корзинкой бутылок в одной руке и  дымящейся
сигаретой - в другой.
   - Долго же ты, - заметил Мэллори.
   - Небольшая заварушка внизу, - пожала плечами Хетти. - Какие-то хулиганы.
- Она опустила корзинку на пол, вытащила одну из бутылок и кинула Мэллори. -
Потрогай, какая холодная. Из подвала. Здорово, правда?
   Разобравшись с хитроумной,  из  фарфора,  пробки  и  проволоки  затычкой,
Мэллори жадно  припал  к  бутылке.  На  стекле  выступали  рельефные  буквы:
?Ньюкастлский эль?. Современная пивоварня,  где  вместо  дедовских  чанов  -
стальные  цистерны  размером  с  линейный  корабль.   Добротный,   машинного
производства напиток, никакого тебе жульничества с индейской ягодой.
   Хетти легла на кровать прямо в халате, допила бутылку и открыла другую.
   - Сними халат, - попросил Мэллори.
   - А где шиллинг?
   - Бери.
   Хетти спрятала монету под матрас и улыбнулась.
   - Хороший ты мужик, Недди. - Она сняла халат, швырнула его на прибитый  к
двери железный крючок, но промахнулась. - У меня сегодня хорошее настроение.
Давай еще раз, а?
   - Чуть погодя, - зевнул Мэллори.
   У него слипались глаза, в затылке пульсировала боль. Сучий  кот  Веласко.
Когда же это было? Сто лет назад. Последние сто лет он только и  делал,  что
пил да пилился.
   - Когда у тебя в последний раз была женщина, Нед? -  спросила  Хетти,  не
оставляя попыток гальванизировать уныло обвисший член Мэллори.
   - Ну... Месяца два назад. Или три.
   - И кто она была?
   -  Она  была...  -  Это  была  канадская  шлюха,  но   Мэллори   внезапно
остановился. - Почему ты спрашиваешь?
   - Расскажи мне. Я люблю об этом  слушать.  Мне  хочется  знать,  как  это
делают в приличном обществе.
   - Я ничего об этом обществе не знаю. Да и ты, наверное, тоже.
   Убедившись, что все ее старания ни к чему не приводят, Хетти сложила руки
на груди, откинулась на изголовье кровати и чиркнула люцифером  по  шершавой
штукатурке, закурила очередную папиросу  и  выпустила  дым  через  ноздри  -
картина, на взгляд Мэллори, до крайности неприличная.
   - Ты не думай, что я ничего не знаю, - начала она.  -  Я  такое  слышала,
чего ты и представить себе не можешь, вот хоть поспорим.
   - Не сомневаюсь, - вежливо согласился Мэллори и допил очередную бутылку.
   - А ты знаешь, что старая леди Байрон  порет  своего  муженька  по  голой
заднице немецким хлыстом для верховой езды, а иначе у  него  не  стоит?  Мне
рассказывал это один фараон, а ему рассказывал слуга из их дома.
   - Да?
   - Эта семейка Байронов, все они  извращенцы  и  похабники.  Теперь-то  он
старье с бордюром, этот самый ваш лорд Байрон, а в молодости он  отодрал  бы
кого хочешь, хоть козу. Да что там козу - они куст бы отодрал, приди  ему  в
голову, что в том кусту лежит коза! И жена  его  ничуть  не  лучше.  Она  на
стороне не трахается, но зато любит орудовать кнутом -  заводится  она  так;
вот у них и парочка получается - что один, что другой.
   - Поразительно, - зевнул Мэллори. - А как их дочь?
   Хетти ответила не сразу, лицо ее стало на удивление серьезным.
   - Потрясная она баба, Ада. Самая мощная шлюха во всем Лондоне.
   - Почему ты так говоришь?
   - Она-то трахается, с кем только захочет,  и  никто  даже  заикнуться  не
смеет о том, что она вытворяет. Она поимела половину Палаты  лордов,  и  все
они цепляются за ее юбки, как  маленькие.  Называют  себя  ее  фаворитами  и
паладинами, и если  хоть  какой-нибудь  из  них  нарушит  клятву  и  посмеет
проронить хоть словечко, остальные устраивают ему  веселую  жизнь.  Все  они
крутятся вокруг нее, защищают ее, поклоняются ей, как паписты своей Мадонне.
   Мэллори неопределенно хмыкнул. Со шлюхи спрос небольшой,  но  все  равно,
разве можно такое говорить? Он знал, что у  леди  Ады  есть  поклонники,  но
мысль о том, что она отдается мужчинам, что на математическом ложе  королевы
машин сопят, обливаются потом, кидают палки... нет, лучше об этом не думать.
У него кружилась голова.
   - Твоя осведомленность поразительна, Хетти, - пробормотал Мэллори. -  Нет
никаких сомнений, что ты весьма компетентна  во  всем,  что  касается  твоей
профессии, но...
   Хетти оторвала от губ горлышко очередной бутылки и согнулась от хохота.
   - О Господи, - закашлялась она, вытирая с  груди  плеснувшую  из  бутылки
пену. - Ну, Недди, и разговорчики же у тебя! Смотри, что ты наделал.
   - Извини, - сказал Мэллори. Хетти скользнула по нему насмешливым взглядом
и подобрала с края тумбочки тлеющую сигарету.
   - Вот возьми теперь тряпку и хорошенько их вымой,  -  предложила  она.  -
Ведь ты же очень даже не против, да?
   Мэллори без слов принес тазик, намочил  полотенце  и  принялся  осторожно
протирать ее груди и пухлый белый живот  с  ямкой  пупка  посередине.  Хетти
смотрела из-под полуприкрытых век, затягиваясь сигаретой и  стряхивая  пепел
на пол; можно было подумать, что ее плоть принадлежит кому-то другому. Через
некоторое время, когда Мэллори покончил с  животом  и  занялся  ногами,  она
молча сжала  подающий  первые  признаки  жизни  член  и  начала  делать  ему
искусственное дыхание.
   Надевая очередной чехол, Мэллори едва  не  потерял  эрекцию.  К  немалому
своему облегчению он сумел проникнуть в  Хетти,  после  чего  полуобморочный
орган очнулся, быстро освоился в знакомой  обстановке  и  обрел  нужную  для
предстоящей работы упругость. У Мэллори болели локти, запясть