В тот год, когда сокрушены были священные столбы, пришел в наше  село
Князь Чума. Совсем закручинился Хродомер. Как вспомнил про  столбы,  так
печаль охватила его сердце. Дивно хороши столбы те были,  когда  стояли.
Украшены на радость богам и людям. И польза была от них великая. И  гнев
богов ясно по ним читался. Ибо если в свой день не посылало  солнце  луч
свой на столбы, то понимали люди: гневается на них то божество,  которое
не пожелало с ними разговаривать.
   Ульф же сказал тут, что когда в вандальском селе жил,  видел  там  не
два столба, а четыре. Два еще дедовские были, старинные, а два -  новые.
И по-разному те столбы показывали, отчего немало споров и склок  в  селе
вандальском чинилось. Все оттого, что старый столб глубже в землю ушел.
   Когда Ульф сказал про то Вильзису, отцу Велемуда, то чуть не съел его
старый Вильзис, так прогневался.
   Хродомер, про вандалов услышав, бранился долго.  И  Ульфу  досталось:
как он мог с вандалами трех готских героев  сравнивать,  что  бесстрашно
выступили в путь и село основали на месте священном! Слыхал  он,  Хродо-
мер, что у вандалов вообще так заведено: приходит жрец, ставит друг про-
тив друга двух вандальских старейшин и смотрит, как они  друг  на  друга
тень отбрасывают. Так вот и выбирают время для сева. Низкорослый старей-
шина попадется, так вообще по снегу рыхлить начинают. Про  то  Хродомеру
еще Аларих рассказывал, а Алариху - отец его Ариарих. И все готские вои-
ны про то знают. А коли Ульф про то не знает, так то его, Ульфа, скорбь.
   И незачем Ульфу его, Хродомера, учить. Мал еще Ульф - учить его, Хро-
домера. А коли Ульф среди вандалов терся и мудрость среди  них  какую-то
отыскал - то лишь о глупости ульфовой говорит.
   Помнит Хродомер, как кровавыми слезами умылся Рагнарис, когда вздумал
в первый раз Ульфа, сынка своего, к сохе приставить. Едва сохи не лишил-
ся. Так усердствовал Ульф, где не надо, что чуть пашню из  сердца  земли
не вырвал. Наслушался, видать, рассказов, как в былые  времена  герои  у
врагов своих голыми руками легкие из груди вырывали.
   Зато в те времена, когда Хродомер с Рагнарисом да с Сейей  хозяйство-
вали, такого не случалось. Не припомнит Хродомер, чтобы во время  пахоты
пытались по дури своей до хеля пробороздиться да в хель  провалиться.  А
вот Ульф пытался, видать. Да по Ульфу заметно, что рано  или  поздно,  а
своего достигнет и быть ему в хеле, если не угомонится.
   И долго не мог успокоиться Хродомер, все бранился, в непотребствах  и
озорствах Ульфа уличая. А что непотребства и озорства те старше  меня  и
даже Гизульфа были - о том позабыл Хродомер.  Еле  успокоили  Хродомера,
пива ему поднесли.
   И продолжил сагу свою Хродомер. В те времена, когда мир молод  был  и
еще далеко было до порчи мира, все иначе было. И сыновья почтительны бы-
ли, а мужи - рачительны, на поле боя неистовы, в хозяйстве же трезвы  да
расчетливы. И оттого все у них спорилось.
   И столь рачительны хозяева в те, прежние времена были, сказал  Хродо-
мер, что все у них в руках так и горело: не только  дома  сумели  поста-
вить, но и новь поднять, так что были к зиме с хлебом. Вот каковы были.
   А Сейя - тот настолько рачителен был, что не только урожай собрал, но
и двух сынов еще родил, близнецов, Авива и Арбогаста. Друг за другом  из
лона матери вышли, но друг на друга были не похожи. Авив с медведем  об-
личьем был схож, а Арбогаст - с волком. Так Сейя говорил,  сынами  ново-
рожденными гордясь.
   Чтобы от Сейи не отстать, Рагнарис тоже сына зачал по весне. И  летом
носила жена его Мидьо ребенка, поэтому от Мидьо пользы было  мало.  Двух
лун не прошло с того дня, как солнце на лето поворачивает - и родился  у
Рагнариса второй сын, Тарасмунд. И жив остался, ибо сытно было  в  новом
селе, не в пример первому году.
   Так, соревнуясь, родили детей в новом селе Рагнарис и Сейя.
   Зато Хродомеру в охотничьем промысле равных не было. Первым был он  и
на охоте, и на рыбалке - за рыбой на озеро ходил, страха не ведая. И не-
изменно удача была с Хродомером.
   Хродомер и зимой охотничьего дела не бросал и часто возвращался то  с
оленем подстреленным, то с лисой. Рагнарис лис не ел, говорил,  не  ван-
дал, чтобы лисичьим мясом питаться. А он, Хродомер, иной раз ел.  В  мех
лисий все село одел.
   По свежему снегу заметил как-то в лесу Хродомер следы. И не  понрави-
лись ему эти следы. Ибо бродил кто-то вокруг села, но в село не заходил,
а всякий раз поворачивал обратно в лес. Понятное дело, многим  в  округе
ведомо было, что герои свое село на берегу поставили и жили в первоздан-
ной свирепости, по завещанию богов и в силу клятвы,  Алариху  данной  во
время памятного пира на берегу. Потому в село за безделкой просто так не
ходили. Особенно зимой, когда лютость в героях возрастает от бескормицы.
   Но те следы в лес уходили и в чащобе терялись, а к жилью человеческо-
му или к дороге не вели.
   Постоял над следами Хродомер, поразмыслил, после же снял след и в се-
ло его принес. Возле дома своего на снег возложил и стал прочих  старей-
шин звать, чтобы все они на след поглядели и подумали - что  бы  он  мог
означать.
   Посмотрел Сейя и сказал:
   - Гепид.
   И Фредегаст, сын Сейи, посмотрел и тоже сказал:
   - Да, это гепид.
   Вутерих же долго в след всматривался, и нюхал  его,  чуть  не  лизал;
после же сказал:
   - Вождь гепидский.
   Сейя, от глупости сыновней освирепев, как был, в рукавице с  маху  по
шее его съездил. И сказал Вутерих, шею потирая:
   - Нет, то и впрямь гепид был.
   Рагнарис же согласился с ним:
   - Воистину гепид. Уж больно след большой.
   А Хродомер сказал Рагнарису:
   - Нет, это не гепид. Это Арбр вокруг  села  ходит,  тебя,  Рагнариса,
убить ищет.
   Но повторил Рагнарис упрямо:
   - Нет же; вовсе нет. Это гепида след.
   Однако лицом Рагнарис помрачнел и с той поры  смурен  был.  И  ходить
стал с оглядкой.
   Когда уже снег сошел, однажды утром увидел  Рагнарис,  что  к  косяку
дверному белка весенняя, облезлая стрелой пригвождена. А хвоста у  белки
той не было.
   И без того знал Рагнарис, что прав был Хродомер, когда остерегал  его
насчет Арбра. Тут же и вовсе замрачнел.
   Два дня дома сидел Рагнарис, думал и с богами разговаривал. На третий
день пошел Рагнарис к Хродомеру и так спросил: нравится ли тебе,  Хродо-
мер, жена моя Мидьо? Хродомер отвечал, что Мидьо женщина домовитая и со-
бою не уродливая, а лоно у нее плодовитое - так чему тут  не  нравиться?
Так осторожно сказал Хродомер, ибо не ведал еще, что на уме у Рагнариса,
друга его.
   Рагнарис же в огонь глядел и молчал.
   И спросил Хродомер: ужели все силы свои растратил Рагнарис в  потехах
воинских, что Мидьо послала его к другу за  просьбой  подобной?  Хлопнул
друга своего по плечу и так молвил: ради дружбы их великой все сделает и
в тайне сохранит. И поначалу ничего не потребует, а когда семь лет минет
- пусть отдаст ему Рагнарис за услугу эту десятую долю  урожая.  И  если
дитя зачато будет, пусть это будет дитя Рагнариса.
   На то Рагнарис только одно и сказал: мол, жениться тебе пора,  Хродо-
мер. Но только попросил не жениться до той поры,  покуда  он,  Рагнарис,
дела одного не уладит. В лес Рагнарис собрался - Арбра  искать.  И  если
одна луна минет с тех пор, а он, Рагнарис, еще не вернется, то  взял  бы
Хродомер себе в жены жену его Мидьо.
   И обещал перед богами Хродомер, что возьмет себе в жены жену Рагнари-
са Мидьо, когда Арбр Рагнариса убьет. И дом Рагнариса пусть тогда тоже к
нему, Хродомеру, отойдет.
   На это Рагнарис согласился, прибавив, что после пусть дом этот  будет
Тарасмунду отдан. Чтобы Тарасмунд, когда вырастет, жил своей семьей.
   И на следующий день ушел Рагнарис в лес  -  Арбра  искать.  День  был
мглистый, дождливый. Взял с собой Рагнарис припасов на три дня. Ножом  и
рогатиной вооружен был. И вместо плаща шкуру медвежью надел Рагнарис,  и
удивило это Хродомера. Зачем было Рагнарису такой обузой плечи свои отя-
гощать? Лучше бы еды побольше захватил. Смотрел ему вслед Хродомер,  по-
куда не скрылся Рагнарис за пеленой дождя. И как ни были милы  Хродомеру
и дом рагнарисов, и жена его Мидьо, а пожалел он о друге своем и пожелал
тому возвращения.

   Спустя годы не рассказывал уже Рагнарис никому того, что сразу  после
возвращения своего Хродомеру рассказал. И потому нам, родичам Рагнариса,
история эта в первозданном ее виде неведома.
   Так говорил Рагнарис.
   В лес войдя, думал Рагнарис Арбра выследить и под укрытием шкуры мед-
вежьей подкрасться к нему незаметно. Логово Арбра начал искать возле ка-
пища, ибо всегда жрецы привечали вутью. Логова арброва  не  нашел;  зато
отыскал самого Арбра. Да его и отыскивать не требовалось -  вутья  и  не
таился. Шел себе по лесу, будто пьяный. Весна ему хмелем в голову удари-
ла.
   Рагнарис, таясь за деревьями, следом  пошел.  Не  чуял  запаха  чело-
вечьего Арбр, ибо надежно укрывала Рагнариса шкура  убитого  им  некогда
медведя. Да и ветер в ту сторону дул, где Рагнарис таился.
   Скоро понял Рагнарис, куда Арбр направляется. Шел он  на  ту  поляну,
где впервые медведей встретил и где медведи  за  своего  приняли  Арбра.
Знал Рагнарис от охотников, что на ту  поляну  приходят  медведи  спари-
ваться, когда время их наступает.
   Но сейчас еще время это не наступило. И не  понимал  Рагнарис,  зачем
Арбр на поляну идет.
   Увидел на краю поляны Рагнарис огромное дерево, бурей поваленное. Мо-
гучие корни, вывороченные из земли, надежно укрыли Рагнариса,  и  схоро-
нился он за их прикрытием. И за Арбром следить стал.
   Арбр же, в неистовом восторге,  радостью  преисполненный,  на  поляну
выскочил и петь начал. Пел он без слов, крича и  голову  задирая,  будто
зверь. И кружился по поляне, покуда не упал. Упав  же,  стал  биться,  и
обеспамятел.
   Замер Рагнарис, ибо увидел, как принимает в себя Арбр дух  Вотана.  И
столь велик был дух Вотана, что мало было ему  одного  Арбра.  Заполонил
всю поляну и опалил Рагнариса.
   И закричал Рагнарис, Арбру подражая, по поляне кружиться стал в  вос-
торге и бешенстве, ногтями кору деревьев царапал и Вотана славил неисто-
во. Так велика была его радость.
   Знал Рагнарис, что умрет сейчас, ибо дух Вотана разрывал  его  жалкую
плоть. И желанной была Рагнарису эта смерть.
   Кружился вокруг лежащего на земле Арбра Рагнарис, крича, рыча и  хри-
пя, песни распевая и рыча, как зверь. И мир несся мимо Рагнариса, обезу-
мев. Наконец, семя теряя, закружился на месте Рагнарис,  руки  воздев  и
голову закинув. И солнце било в глаза сквозь ветви деревьем, будто луча-
ми-мечами рубя. И сраженный пал Рагнарис рядом с Арбром на землю. Улыбка
на лице Рагнариса застыла, а тела своего он не чувствовал вовсе.
   Когда же Рагнарис упал, лапа медвежья от шкуры Арбра по лицу  когтями
хлестнула. И очнулся Арбр, ноздри раздул, чуя запах  медвежий.  Заворчал
ласково Арбр, руками к медвежьей шкуре потянулся. Рагнариса же  будто  и
вовсе не видел, хотя лежал на шкуре Рагнарис и был теперь открыт.
   Лишь когда потянул на себя медвежью шкуру Арбр,  встрепенулся  Рагна-
рис. И изошел из Рагнариса священный восторг, и утратил он  дух  Вотана,
снова став всего лишь Рагнарисом, сыном Рагнариса.  И  Арбра,  ворчащего
нежно, к себе подпустил поближе и с силой ножом его в сердце ударил.
   Пал Арбр навзничь, и шкура медвежья лапой его обняла. Прекрасен пока-
зался он мертвым Рагнарису. Лежал Арбр, и рот его  был  широко  раскрыт,
будто в крике любовном, и глаза распахнуты широко, будто бы  небо  хотел
он глазами выпить. И наклонившись низко над другом убитым,  слова  любви
говорить ему Рагнарис начал. И долго плел он песнь эту, нежно и  страст-
но. Не было на земле женщины, способной слова такие из  груди  Рагнариса
исторгнуть. Воистину, то песнь великой любви была.
   И вынул нож из арброва сердца Рагнарис и, песнь любви продолжая,  го-
лову ему отрезал. И почувствовал Рагнарис, что  Вотан  близко.  И  вновь
стал дух Вотана сходить на Рагнариса. Руки свои в крови омочил  и,  сме-
ясь, провел ладонями себя по лицу. После же голову Арбра за длинные  во-
лосы взял, прекрасное мертвое лицо его к себе обратил. И так, держа  го-
лову в руках, снова по поляне в пляс пустился и кружился и пел  Рагнарис
и неуязвим был для усталости. И вновь, как и в первый раз, солнце  мечом
его поразило. И снова пал Рагнарис и заснул.
   Долго спал он. Кровь Арбра на волосах его запеклась. И пришел на  по-
ляну жрец из капища малого и велел он Рагнарису следом за собою в капище
идти.
   И тело Арбра повелел с собою взять. И шкуру  медвежью  взять.  Сделал
Рагнарис волокушу и выполнил все, что жрец  повелел.  В  капище  поведал
Рагнарис жрецам обо всем, что случилось. Ибо тогда два жреца  при  малом
капище обитали (в том самом, которое нынче разорили чужаки, пояснил Хро-
домер).
   Седмицу там пребывал Рагнарис. О том, что было в капище,  никому  ни-
когда не рассказывал. Сказал только, что тела Арбра больше не  видел.  И
шкуры не видел. И ножа своего не видел более, о чем жалел. Голову  Арбра
отнять у него не смогли, ибо не отдавал ее Рагнарис,  рычал  и  щерился,
как зверь. Жрецы же, видя, что рядом с этой головой дух Вотана чаще схо-
дит на Рагнариса (ибо и в капище нисходил он на него), порешили оставить
голову Арбра среди людей, дабы воинский дух в них крепить.
   И после уже, когда в село воротился с головою  Арбра  Рагнарис,  нес-
колько раз нисходил на него дух Вотана. В первый раз, когда  это  случи-
лось, зачала Мидьо. Второй раз низошел, когда строил Рагнарис амбар. И в
ярости дивной разметал Рагнарис амбар.
   И впоследствии это случалось. И потому снискал  Рагнарис  себе  почет
великий. И любил его Аларих двойной любовью: как Рагнариса и как Арбра.
   Девять месяцев минуло с того дня, как убил Рагнарис Арбра на  поляне.
И родила Мидьо ребенка. Как глянул Рагнарис на новорожденное  дитя,  так
понял сразу: настиг его Арбр. Ибо поперек лица у мальчика шел  будто  бы
след от медвежьей лапы. И раньше случалось такое, что рождались  дети  с
пятнами на лицах. Но такого огромного, да еще в виде следа,  никто  при-
помнить не мог. Ни Хродомер, ни Рагнарис. И Сейя говорил, что в селе  их
такого не случалось. И сыны Сейи то же говорили.
   И взяв ребенка от Мидьо, понес его Рагнарис в капище и отдал  жрецам,
а те отдали ребенка Вотану. И больше не видел никто этого ребенка.
   Мидьо же роптала и мужу своему подчиняться не желала. И говорила, что
не хочет принимать его семя, если он, Рагнарис, трудов ее  не  жалеет  и
детей от нее отнимает. Ибо, да будет то ведомо Рагнарису, выносить и вы-
родить дитя - это труд великий.
   И сердился Рагнарис и бил ее, чтобы сопротивление сломить. Но  стояла
на своем Мидьо. И вот снова Вотан овладел Рагнарисом, и овладел Рагнарис
Мидьо, взяв ее силой. Прокляла тогда Мидьо семя  Рагнариса.  Понесла  же
она тогда Ульфа, которому, как известно, сопутствуют неудачи.
   Однако есть в крови Ульфа кровь Арбра. И люб Вотану  Ульф.  И  оттого
нам трудно бывает постичь Ульфа, сказал Хродомер, что две судьбы в одном
теле носит Ульф: месть Арбра преследует его и благосклонность Вотана бе-
режет его. Ибо разве не благосклонностью Вотана  объясняется  жестокость
герулов, которые выбили Ульфу один глаз, дабы стал Ульф  еще  больше  на
Странника похож? Ведь откуда герулам знать, каков из  себя  Вотан,  если
они нашим богам не поклоняются.
   Тут дядя Агигульф спросил Хродомера, кто же тогда погрыз щит  дедушки
Рагнариса, коли Арбра он без щита убивал?
   И сказал Хродомер: то, что Рагнарис потом рассказывал - это он  потом
рассказывать начал. Поначалу же так историю передавал, как он, Хродомер,
нам только что поведал.
   И про щит рассказал Хродомер, коли уж спросили. Зачав Ульфа,  в  бург
удалился Рагнарис. В бурге же потеха как-то раз была знатная. Потеху эту
Рагнарис нарочно затеял - чтобы потешить Алариха и сына его  малолетнего
Теодобада (мил был Теодобад Рагнарису, ибо его собственного сына, Тарас-
мунда, тогда напоминал - скучал по сыну Рагнарис). И была у Алариха одна
альдия. Глянулась эта альдия Рагнарису, потому озаботился он так  потеху
устроить, чтобы и та альдия могла ее видеть.
   Рагнарис одним щитом отбивался от двух  огромных  гепидских  псов.  И
погрызли псы ему щит. Славы в том было немного, потому и не  рассказывал
Рагнарис об этом детям своим, дабы чтили они отца своего, как  подобает.
Впоследствии и самому казаться стало, что Арбр щит ему погрыз.
   И в восхищение пришел Аларих от доблести Рагнариса и умения его.  Ис-
пуган был Теодобад, но страх  свой  скрывал  искусно,  ибо  отца  своего
больше, чем псов боялся. Аларих же, ревнуя к Рагнарису, так  распалился,
что рвался против псов нагишом и с голыми руками выйти. Насилу его удер-
жали, хитрость применив. Подговорили раба одного  вбежать,  будто  бы  в
волнении, и закричать, что пиво, мол, перебродило  и  медовуха  испорти-
лась! Услыхав эту недобрую весть, вскочил Аларих, и сына своего, и собак
позабыв, помчался смотреть - какая напасть на питье божественное напала.
Когда же вернулся, псов уже увели, а раб скрылся, гнева аларихова  спра-
ведливо опасаясь. Ибо гневлив был Аларих, но очень отходчив. Вот и тогда
- как отлегло от сердца, так сразу раба того изловил и на волю отпустил.
   В тот же день, когда одолел Рагнарис двух гепидских псов, одним щитом
от них отбиваясь, был зачат дядя Храмнезинд, тот самый,  которому  потом
Лиутпранд голову срубил.

   Еще долго сидел и молчал после того Хродомер. Наконец, собрался  ухо-
дить. И напоследок поведал, что еще в те времена, когда дружили  мальчи-
ками Арбр, Хродомер и Рагнарис, был между ними условный свист. А  потом,
когда на Рагнариса дух Вотана нисходить начал, свистом этим  можно  было
Рагнариса нарочно в священную ярость ввести. Хродомера это не раз  выру-
чало, когда они с Рагнарисом бок о бок против врагов бились и враги одо-
левать начинали. Но Вотан стал  по  свисту  этому  в  Рагнариса  входить
только после того, как Рагнарис Арбра убил; а прежде  такого  не  случа-
лось.
   И спросил дядя Агигульф, какой то был свист. И свистнул Хродомер осо-
бым свистом.
   И вдруг тихонько зарычал Ульф, и видно было, что испугался  Хродомер.
Поднялся и ушел поскорее.
   А Ульф хмыкнул ему вслед.


   ДРУЖИННИК СНУТРС

   Дни шли, а ничего не происходило. Ульф у нас в селе распоряжался, как
военный вождь, и никто ему не перечил. Тинг  собрал,  будто  старейшина.
Говорить никому не дал, сам говорил - другие слушали.
   Говорил же Ульф о том, куда уходить тем, кто уцелеет, когда  на  село
чужаки нападут. За кузницу велел уходить и в болота. Чужаки - конные,  в
болото не пойдут.
   После того, как Ульф сказал все, что хотел, все зашумели,  стали  су-
дить и рядить, а Ульф молчал. В споры не вступал.
   Агигульф-сосед стал возражать Ульфу, говоря:
   - Отчего нам в болота уходить? На той седмице тын начнем ставить.  Уж
и деревья заготовлены.
   Услышав это, Ульф затрясся, будто припадочный:
   - Тын?.. Тын?..
   Только это и вымолвил. Рукой махнул и прочь пошел, никому уважения не
выказав.

   Лиутпранд с Галесвинтой по углам жался. Нас с Гизульфом это  смешило.
К ним подкрадешься, крикнешь что-нибудь над ухом, они разбегаются с  ку-
дахтаньем, как куры, если в них камнем бросить.
   А когда Лиутпранд Галесвинту, сестру нашу, не тискал, он по дому сло-
нялся, громко зевал и томился скукой. Либо же к Гизульфу и ко мне  прис-
тавал с дурацкими шутками - лангобардскими, надо полагать.
   Один только Ульф бродил ворона вороной. Одичал он у вандалов, что ли?
Так мать наша, Гизела, говорит.
   Шептались женщины о том, что не зря повадился Ульф у  Хродомера  кор-
миться. Там уж Брустьо с Хильдефридой друг другу в волосы вцепиться  го-
товы. А золотушная Фаухо - та, почитай, половины волос лишилась.  Только
в одном и были все три согласны  между  собой:  ненавидели  они  Арегун-
ду-вандалку.
   Ульфа хоть и преследуют несчастья - вот и семью он потерял - а вс