н  долго  и
подробно  расспрашивал  звездолетчиков  об  обыденных  реальностях   ХХIII
столетия.  Левашов,  наоборот,  пытался  уяснить,  в   каком   направлении
развивались в следующие века физика и математика. И с тайной тоской думал,
что, наверное, не суждено им всем вернуться домой. Потому что не мог  себе
представить, как можно будет жить в своем нормальном спокойном, но слишком
уж безнадежно-скучном мире после всего, что они пережили и узнали.  Никому
их знания не нужны, никто им не поверит, да никто и выслушать не  захочет.
А вздумай Андрей даме в виде фантастического романа все изложить -  ни  за
что не напечатают...
     Речная  часть  маршрута  закончилась,   когда   на   левом   траверзе
обозначилась отдельно стоящая снеговая вершина,  очертаниями  напоминающая
Ключевскую сопку. Она отчетливо выделялась на фоне  розовеющего  закатного
неба и казалась совсем близкой, однако привычным взглядом  моряка  Левашов
определил, что до нее не меньше тридцати километров.
     Лодку затащили в прибрежные заросли, переночевали, не разводя костра,
и, как принято было писать в романах ХIХ века,  с  первыми  лучами  солнца
выступили в пеший поход. Груза на каждого приходилось порядочно, не меньше
чем по два пуда, но шли легко. Местность была ровная, лес редкий и чистый.
     Все происходящее напоминало Шульгину постановку по мотивам книг  Майн
Рида или Буссенара. "Приключения бура в Южной Африке", а также "Похитители
бриллиантов". Экзотический пейзаж вокруг, верный  автомат  на  ремне  (это
немножко из другой оперы, но не существенно), за спиной идут след  в  след
надежные друзья, впереди жестокая схватка с ужасными злодеями,  разумеется
- победа, увенчание лаврами, слава и богатство.
     Над головой индигового цвета небо, нежаркое  солнце,  легкий  ветерок
доносит тревожащие душу запахи...
     - Знаешь, что меня беспокоит, - обернулся он к Левашову. - Как у  нас
с расчетом времени?
     - Но-моему, все нормально. Ничего нас не лимитирует. Когда  выйдем  к
цели, тогда и отсчет начнется...
     - Да я не об этом. На Земле как? Я считал-считал, и запутался.
     - А-а! - Левашов не сдержал короткого смешка. - Ты  лучше  брось,  не
ломай голову. На Земле для нас никакого  времени  вообще  нет.  Вот  когда
Антон соизволит нас  домой  переправить,  какое-нибудь  появится.  Ты  ему
напомни, чтоб пару дней форы дал. Валентина когда приезжает?
     - Двадцать восьмого... - Сказал  и  сам  удивился.  Повторил,  пробуя
слова на вкус: - Двадцать восьмого августа  тысяча  девятьсот  восемьдесят
четвертого года... - Сделал попытку пожать плечами, но помешала поклажа за
спиной.
     - Вот двадцать шестого и вернешься. Как раз успеешь квартиру прибрать
и цветы купить.
     - Шуточки, вашу хронофизичью мать...
     И вот, наконец, цель их пути. Не окончательная  цель,  промежуточная,
но оттого не менее, скорее даже более, путающая.
     Граница между Вселенными.
     По эту сторону Валгалла,  далекий  от  Земли,  но  все  же  понятный,
привычный уже мир. А там, за барьером - начинается настоящее Неведомое. Не
только потому, что там другая растительность и другое небо, "логово врага"
- база пришельцев. Это как раз не проблема.
     Не по себе становилось от сознания, что за барьером -  противоположно
текущее время. Больше, чем  Антимир.  Про  Антимир  еще  в  школьные  годы
читали: вместо электрона -  позитрон  и  тому  подобное.  Опять  же  поэма
"Антимиры" Вознесенского. Вот другое  время...  Не  прошлое,  не  будущее,
вообще другое, совершенно, ничего  общего  с  нашим  не  имеющее.  Труднее
смириться, чем  простому  средневековому  инквизитору  с  идеями  Джордано
Бруно. Но смиряйся, не смиряйся, а работать надо...
     Для  того  и  продвигались   неудержимо   бронеходы   аггров,   чтобы
устанавливать и раздвигать границу  "меж  двух  времен",  чтобы  расширять
плацдарм, опираясь на который, в некий, возможно, уже назначенный час  "Ч"
осуществить инверсию темпорального поля, включить нашу  Галактику  в  свою
противоестественную реальность.
     Грандиозно и непостижимо, как постулат о бесконечности  вселенной  во
времени и пространстве.
     Для форсирования межвременного барьера имелись  хроноланги  -  тонкие
черные скафандры из почти невесомой пленки с плоскими ранцами за спиной. И
не скажешь, глядя на  них,  что  они  защищают  от  самого  непонятного  и
нематериального, что только может быть - от времени.
     Без этого снаряжения любой биологический объект мгновенно перестал бы
здесь существовать в виде  хоть  сколько-нибудь  упорядоченной  структуры:
распался бы до уровня элементарных частиц, а то и мельче, до хроноквантов,
если они действительно имеют физический смысл.
     Левашов   высказал   интересное    предположение,    отчего    Антону
потребовались именно люди.
     - Любое  оружие  форзейлей  основано  на  крайне  сложных  принципах:
гравитация, внутриядерный  резонанс,  нейронная  десенсибилизация  и  тому
подобное. В условиях антивремени действовать оно не будет, а старое доброе
огнестрельное  -  вполне  свободно.  Пороху   все   равно,   где   гореть,
кристаллическая решетка металла тоже не зависит от скорости и  направления
временного потока.
     Так же очевидно, что  стрелять  из  столь  архаичного  и  варварского
оружия должны те, кто его изобрел и привык им пользоваться, в случае  чего
с них и  спрос.  Цивилизованному  гуманоиду  претит  на  дистанции  прямой
видимости прошибать в брате по разуму сквозные  дырки  без  антисептики  и
местного наркоза. Как нам с тобой прокрутить живого человека через  ручную
мясорубку...
     Образ показался Шульгину убедительным, а Герард непроизвольно  сделал
глотательное движение, подавляя тошноту.
     - Вполне вероятно, что и так, - согласился Корнеев.
     Борис нес самое главное - "информационную  бомбу".  Массивный  куб  с
закругленными ребрами, обтянутый тем же материалом, что на  скафандрах,  и
снабженный мягкими плечевыми ремнями.  Ради  того,  чтобы  "взорвать"  это
устройство в нужный момент и в нужном месте, все и затевалось. Вся интрига
с момента встречи Антона и Воронцова на ступенях Новоафонского храма.
     - Вперед, - сказал Шульгин.
     ...Барьер они пересекли свободно, словно его и не  было  вообще.  При
попытке же форсировать  его  без  хроноланга  он  встал  бы  непреодолимой
стеной, причем совершенно прозрачной. Не стена из вещества и  не  поле,  а
всего  лишь  -  пленка  поверхностного  натяжения   на   границе   раздела
противотекущих времен.
     Мир по ту сторону ощущался настолько чужим и опасным, что не хотелось
даже ни к чему прикасаться, ни  к  деревьям,  ни  к  камням.  Классический
случай ксенофобии, сказала бы Альба.
     Валгалла таких эмоций не вызывала.
     Шли быстро, бесшумно, как индейцы Фенимора Купера по тропе войны  Без
крайней необходимости старались не разговаривать, а  если  и  обменивались
парой слов,  то  вполголоса.  Впрочем,  прямой  необходимости  в  подобных
предосторожностях не было. Пришельцы  здесь  наверняка  чувствуют  себя  в
полной безопасности и караульной службы  не  несут.  А  если  бы  знали  о
вторжении землян, наверняка встретили бы их на дальних подступах.
     Одним броском, без привалов, отшагали не меньше тридцати  километров,
а пейзаж оставался прежним. Поразительное однообразие -  тот  же  мех  под
ногами, те  же  камни.  И  мутное  небо  над  головами.  Без  специального
"компаса" Шульгин, бессменно возглавлявший группу, давно бы начал  кружить
на одном месте.
     - Стоп. Пришли. - Шульгин поднял руку.
     Главная  база   пришельцев   выглядела   как   гигантская   бронзовая
шестеренка, смаху брошенная на мягкую почву и косо  застывшая  под  острым
углом к горизонту.
     У Айера это сооружение вызвало иную ассоциацию.
     - Копия - новый Берлинский стадион,  -  прошептал  Герард,  становясь
рядом с Левашовым.
     - Откуда там такой?  -  машинально  возразил  Шульгин  и  лишь  потом
сообразил, что через  триста  лет  новый  стадион  в  Берлине  вполне  мог
появиться.
     - Что-то мне не нравятся, - сказал Корнеев, проглотив последний кусок
паштета. - Все идет слишком гладко.
     Они сидели в тесной герметической палатке, натянутой  с  обратной  по
отношению к базе стороны крупного валуна. Без такой  палатки,  изолирующей
от местного времени, землянам не удалось  бы  съесть  ни  крошки  пищи.  И
вылить что-нибудь, кроме  чистой  воды.  Любая  органика,  извлеченная  из
контейнера, исчезала мгновенно и бесследно.
     - Не понимаю, - ответил  Шульгин,  доставая  сигарету.  -  Мы  так  и
рассчитывали. Если будет негладко, нам труба...
     - Не кури, мы тут задохнемся, - попросил Айер.
     - Не задохнемся. Это для времени стенки герметичные, а воздух  вполне
проходит, - успокоил его Левашов, - а то б ты давно уже задохнулся.
     Корнеев продолжал свою мысль:
     - Понимаешь, есть разные степени нормы. Иногда показатели агрегатов и
систем  гуляют  плюс-минус  в  пределах  допусков.  Это  обычное   рабочее
состояние, можно не тревожиться и играть с напарником в нарды.  А  бывает,
правда, редко, когда параметры настолько  точно  выдерживаются,  что  хоть
инструкции иллюстрируй. Тогда я в нарды не играю, а сижу и жду аварии...
     - Слушай, точно... - поддержал коллегу Левашов. - Вот у меня раз  был
случай, шли мы на Новороссийск из Алжира с вином в танках...
     - Обожди, Олег, не гони порожняк. Излагай дальше,  Борис  Николаевич.
Деловые предложения имеешь? - Слова Корнеева в какой-то мере были созвучны
неясной тревоге, не оставлявшей Шульгина с  момента  пересечения  барьера.
Рубикона, фигурально выражаясь. Тут же всплыла сказанная Воронцовым, пусть
и по  другому  поводу,  фраза:  "Жребий  брошен.  Вместе  со  всем  прочим
имуществом, при попытке обратно перейти Рубикон". Изящно, но  не  про  нас
будь сказано.
     - Людская психика - дело  такое,  -  назидательно  произнес  Шульгин,
внимательно выслушав Корнеева. - Она, может, и иррациональна, но в  то  же
время... Одним словом, если предчувствие есть, к нему лучше  прислушаться.
Мало ли... Мне в Туве один  лама  на  эту  тему  много  чего  рассказывал.
Короче, сделаем так - вы пока тут посидите, а  я  на  разведку  схему.  Не
сейчас, попозже, как стемнеет. Осмотрюсь, потом вы пойдете.
     Все возражения он отвел как несерьезные.
     - Один я себя буду ощущать куда свободнее. А придется  смываться,  вы
отсюда огнем прикроете, позиция удобная. Один сверху, двое из-за камней  с
флангов... Главное, чтоб у вас радии все время на прием  работали,  только
на прием. Если все в порядке будет, я на секунду включусь, скажу: "Вперед"
и встречу у входа. Ну а если  что  -  сами  соображайте.  Туда  больше  не
лезьте. Пусть Антон думает...
     Аггры даже световой режим в зоне приспособили лед  свои  привычки.  В
положенное на Валгалле время  ночь  не  наступила,  вместо  этого  яркость
пепельного  неба  стала  равномерно  снижаться,  как  бывает  при   полном
солнечном затмении, потом серые сумерки начали лиловеть,  лиловый  оттенок
превращаться в фиолетовый, и на том все и кончилось.
     Не темнота, но и не свет, а неприятное пограничное состояние, будто в
фотолаборатории с плохо прикрытой дверью.
     Шульгин надеялся,  что  постепенно  глаза  адаптируются  и  видимость
улучшится, но время шло и ничего не менялось.
     - Похоже, что у них система двойной звезды,  -  сказал  понимающий  в
таких делах  толк  штурман  Герард.  -  Одна  -  серый  карлик,  другая  -
выгоревший красный гигант. А планета вращается почти на боку, отсюда такой
эффект.
     - Серый карлик? - удивился Левашов. - Разве такие бывают? Белый знаю,
красный, а серый - это как? Такого цвета в природе  нет,  откуда  ж  он  в
спектре?
     - Галилей, наверное, и про белые ничего не знал, - вместо  ответа  по
существу не совсем удачно отшутился Айер.
     Олег сделал вид, что не обратил на его  слова  внимания,  но  Шульгин
посмотрел в глаза штурмана настолько выразительно,  что  тот,  смутившись,
начал  длинно,  чересчур  даже   подробно   излагать   новейшую   звездную
классификацию.
     Убедившись, что ждать больше нечего, Шульгин еще раз проверил,  легко
ли  двигается  затвор  автомата,  попробовал,   как   выходит   из   ношен
пристегнутый над правым коленом метательный кинжал, поднял ремень с шестью
магазинами.
     - В общем, я пошел...
     Еще когда было относительно светло, он тщательно наметил свой маршрут
от камня к камню, запомнил азимуты на каждый  ориентир,  достаточно  точно
определил расстояние между ними, и сейчас шел быстро, не боясь  сбиться  с
пути, хотя видимость не превышала десятка метров.
     Сложность  была  в  другом.  Даже  Антон,  при   веет   своих   почти
неограниченных возможностях, почти ничего не знал о внутреннем  устройстве
базы. Общие представления  об  архитектуре  такого  рода  сооружений  -  и
только. Шульгин возлагал определенные надежды на Ирину, настойчиво пытался
заставить ее вспомнить, что там и как. Но и из этого ничего не получилось.
Как она ни напрягала свою память, кроме отрывочных картин учебных классов,
где ей преподавали  русский  язык,  правила  поведения  и  спецдисциплины,
вспомнить ей ничего не удавалось. Да и  то,  Ирина  не  могла  поручиться,
здесь ли все происходило или на родной ее планете.
     Оставшись наедине с Антоном, Шульгин спросил его в лоб:
     - Ты что, не можешь как следует  прозондировать  ей  память?  Там  же
наверняка все есть...
     - Увы, Саша, к нашему глубокому сожалению, ничего не получится.  Мозг
у нее настолько перестроен, что кроме минимума  воспоминаний,  необходимых
для осознания своей видовой  принадлежности,  и  программы  действий,  как
агента, асе остальное там чисто человеческое. Грубо говоря  -  ваша  Ирина
технический брак. На ваше счастье.
     - Как оказать. Будь она полноценным экземпляром, мы вообще ничего  не
знали бы и жили спокойно...
     Антон покачал головой.
     - Не уверен. Только давай вернемся к этому в другой раз. Возможно,  к
тому времени я смогу сообщить вам кое-что интересное.
     Шульгин потом  долго  думал,  на  что  Антон  намекает,  и,  как  ему
показалось, догадался. Только правильно, не время  сейчас,  есть  проблемы
поактуальнее, чем Иркина биография.
     Он чуть не наткнулся  на  трехглавый  камень  с  заостренной  средней
вершиной. И порадовался, как  у  него  все  четко  получилось.  Почти  два
километра в этом фиолетовом мраке - и не сбился ни на шаг.
     Ему показалось, что он уже различает впереди темную громаду станции.
     Оставалось найти вход.
     Однако искать его Шульгин решил совсем  не  там,  где  следовало  бы.
Парадный подъезд его никак не устраивал - слишком уж  велик  риск.  То  ли
автоматика какая  может  помешать,  то  ли  просто  на  одного  из  хозяев
наткнешься -  кто  знает,  спят  они  по  ночам  или,  наоборот,  сволочи,
прогуливаться по холодку предпочитают...
     Подойдя вплотную, Шульгин убедился, что план,  который  он  для  себя
наметил,  имеет  шансы  на  успех.  Насаженный,  как  колесо  на  ось,  на
цилиндрическую опору, плоский барабан станции своим левым касался почвы, в
то время как правый не был даже виден, теряясь в  грязно-фиолетовой  мути.
На глаз прикинув диаметр и угол наклона, Шульгин определил что до него  не
меньше тридцати метров.
     Впрочем, эта тригонометрия практического значения  сейчас  не  имела,
разве только помогла Сашке убедиться, что он в полном порядке. Важным было
только одно - фактура внешнего покрытия станции. Если она гладкая - ничего
не выйдет. Шульгин даже ускорил шаг, чтобы быстрее это проверить.
     Сто шагов под плавно закругляющимся внешним  ребром  -  и  уже  можно
коснуться рукой стены. Она чуть теплая на ощупь,  шероховатая,  как  грубо
отесанный ракушечник, и явно не монолитная. Пальцы подтверждают то, что на
минуту раньше отметили глаза.
     Блоки,  из  которых  стена  сложена,  скорее  всего  не  каменные,  а
керамические (пользуясь привычной аналогией) и разделены швами глубиной  в
два, а то и в три сантиметра.
     Почему это та", какой в этом смысл, технологический или эстетический,
Шульгин задумываться  не  стал.  Мало  ли  у  кого  какие  обычаи.  Еще  в
студенческие годы путешествуя по Кавказу, в глухом ущелье он наткнулся  на
развалины дореволюционного железнодорожного места. Вот тогда он  удивился:
четыре двадцатиметровые опоры, облицованные рустованным диабазом,  уместны
были бы в центре Москвы, но никак не в десятках  километров  от  ближайшей
станции. "Кому это надо, и главное - кто это видит?" -  вспомнился  старый
анекдот. По молодости лет он счел труд безвестных строителей  никчемным  и
лишь гораздо позже изменил точку зрения.
     Сейчас же Сашку удивило другое - каким образом ему  пришла  в  голову
мысль, что по стене можно подняться на крышу? Ведь ни  о  чем  подобном  и
речи не было, они с Антоном проигрывали совсем другие варианты.
     Интуиция? Но интуиция, как говорится, дочь информации, а информации у
него как раз не  имелось.  Было  только  желание  поступить  нестандартно.
Вызванное и словами  Корнеева,  и  собственной  любовью  к  парадоксальным
поступкам.
     ...Лезть было довольно легко.  Значительно  легче,  чем  по  скальным
стенкам на Ушбе в семьдесят  пятом.  Конечно,  без  страховки  не  слишком
приятно, но тут уж ничего не поделаешь. Японские ниндзя умели  ползать  по
практически гладким стенам,  а  здесь  через  полметра  такие  стыки,  что
ботинок входит на глубину  ранта  и  можно  даже  постоять,  дать  пальцам
отдохнуть. Последний раз подтянувшись, Шульгин перебросил ногу через  край
крыши, осмотрелся, стоя на коленях.
     Подумал с досадой, что если бы с самого начала догадаться, можно было
потребовать от Антона снимки станции сверху. При его возможностях - плевое
дело. Или хотя бы вооружиться прибором ночного видения. Правда,  фонарь  у
него есть, но стоит ли его включать? Да черт с ним, чего бояться?  Если  у
пришельцев охрана налажена, они его и так обнаружат, со светом или
     Узкий  голубоватый  луч  выхватил  из   мрака   плоскую   красноватую
поверхность крыши, уперся в  сложную  решетчатую  конструкцию  из  десятка
блестящих труб и или стержней, напоминающую татлинский  памятник  третьему
Интернационалу. Вдали виднелось еще несколько подобных же сооружений.
     С некоторой опаской Шульгин  подошел,  медленно  приблизил  ладонь  к
одной из труб, рассчитывая, что если она, допустим,  под  напряжением,  он
сумеет это вовремя ощутить.
     Дотронулся пальцем.  Ничего  не  произошло.  Труба  была  прохладная,
полированная, явно металлическая.
     Пока этого было достаточно. Он снял с пояса стометровый моток тонкого
капронового  шнура,  привязал  к  трубе.  Подергал  как  следует.   Держит
нормально.
     Выключил фонарь, сел на край крыши и начал разматывать шнур.
     Потом нажал кнопку рации.
     - Вперед, - оказал  он  негромко  и  сверх  условленного  добавил:  -
Ориентир - две короткие  вспышки  через  каждые  пять  минут.  Пять-десять
метров выше горизонта.
     "Ничего, - подумал Шульгин. -  Я  был  в  эфире  четыре  секунды,  не
засекут. Они вообще забыли, что такое радио..." Ему вдруг стало смешно. От
всего происходящего. Уму непостижимо! Где он сейчас находится, что  делает
и о чем думает?
     После полугода, вместившего событий  больше,  чем  предыдущие  десять
лет, приняв участие в массе  приключений,  вполне  достаточных  для  того,
чтобы  всю  оставшуюся  жизнь  рассказывать  страшные  и  нелепые  истории
случайным собутыльникам, он, Сашка Шульгин, так ничему  и  не  научившись,
воображает  себя  персонажем  давнего  приключенческого  романа.  "Зеленые
цепочки", точно. Чердаки,  крыши,  чекисты  и  немецкие  агенты-ракетчики.
Совершенно такой же уровень... Видно,  правильно  было  написано  в  одной
статье из журнала  "Знание-сила":  человек  способен  полностью  понять  я
усвоить только те идеи и явления, которые сущест