ебя семнадцатилетним юнцом, пылким идеалистом, готовым отдать жизнь за правое дело. По крайней мере, за то, которое почитал правым.
     Но он смолчал, и лишь заставил себя выглянуть в окно. Снег уже валил вовсю, облепляя стекла и подоконник, и Джеймс вдруг поразился, насколько опустела всегда оживленная улица. В огромном доме они были вдвоем: он и Энни Сазерленд. Оторванные от реальности, от повседневной суеты и смертельной опасности, грозящей ему всегда и повсюду. Он оказался наедине с Энни и знал, что хочет её.
     Внезапно погас свет, и столовая очутилась в темноте.
     - Должно быть, электричество отключили, - сказала Энни. Немного испуганно, как ему показалось. И осторожно приблизилась к нему.
     Джеймс тут же поймал себя на том, что уже машинально приготовился отразить вражеское нападение. Он глубоко вздохнул, переводя дух, и только тогда впервые заметил, насколько привлекателен аромат духов, которыми пользовалась Энни.
     - Наверху, в моей спальне, есть стереомагнитола на батарейках, - неожиданно промолвила Энни. - Может, пойдем послушаем? Или - приемник включим? Надо хоть узнать, что в мире делается.
     - Надо ли?
     Ему не нужно было видеть её лицо, чтобы знать, что на нем написано.
     - Неведение - не всегда благо, - промолвила Энни с едва уловимой обидой в голосе.
     - Я в этом не уверен. - Джеймс шагнул в сторону и, щелкнув зажигалкой, поджег одну из свечей в старинном серебряном канделябре. Комнату залил мягкий свет.
     При мерцающем свете розовой свечи Энни показалась ему совсем трогательной и беззащитной. И - угрожающе прекрасной. А ведь она даже не подозревала, что творилось в душе Джеймса. Даже представить себе не могла. А, представив - не поверила бы. Ее чары пробивались сквозь его ковавшуюся годами броню подобно кислоте, проедающей сталь. И все-таки Энни, похоже, что-то почувствовала. Нет, она даже не сдвинулась с места, а лишь задрала голову, посмотрела на него, и Джеймс безошибочно распознал, что за её затуманенным взглядом скрывалось желание. Джеймсу же ничего другого не оставалось, как не замечать его. Повернувшись спиной к Энни, он подошел к окну и уставился на занесенную снегом улицу.
     - Я схожу за магнитолой, - вызвалась Энни. Не знай Джеймс, что творится в её душе, он бы не обратил внимания на нотки смирения и покорности, прозвучавшие в её голосе.
     Лишь, услышав донесшийся сверху звук падения чего-то тяжелого, Джеймс заметил, что Энни ушла, не взяв с собой свечу. Не мешкая ни секунды, он выхватил пистолет и с оружием наизготовку начал подниматься по ступенькам, прислушиваясь к малейшим доносящимся сверху звукам. Он преодолел уже половину лестницы, когда наткнулся на Энни, которая сидела на ступеньке.
     В кромешной тьме он опустился рядом с ней на колени, засунув пистолет сзади за пояс.
     - Что случилось? - спросил он, не прикасаясь к ней. Лучше повода для того, чтобы прикоснуться, было не придумать, но он удержался от соблазна. Потому что знал: начав, остановиться уже не сможет.
     - Как нелепо, - жалобно заговорила Энни. - Я споткнулась и упала. А ещё думала, что знаю этот дом как свои пять пальцев. - Она встала, а Джеймс поспешно попятился, пытаясь в темноте оценить, не пострадала ли девушка.
     Но Энни протянула руку и прикоснулась к нему. Она держала его за локоть, и от неё исходило удивительное благоухание. Смесь аромата полевых цветов и какого-то детского запаха невинности.
     - Вы не можете подняться вместе со мной? - робко спросила Энни. - В темноте мне почему-то страшно.
     Джеймс хотел было отказаться. Он прекрасно понимал, что за приглашением Энни ничего не стоит, но все же опасался, как бы чего ни вышло.
     - Боишься, что в твою комнату забрался вор? - неуклюже пошутил он.
     - Нет, что вы. Папа установил такую сигнализацию, какая и Форту-Нокс не снилась.
     - Без электричества она не сработает.
     - Вы что, Джеймс, пытаетесь таким образом меня приободрить? - спросила Энни. - Если да, то ничего у вас не выйдет. Пойдемте же!
     Она выпустила его локоть и зашагала вверх, но Джеймс продолжал ощущать прикосновение её пальцев. Чувствовать каждый из них. А ведь она едва к нему прикоснулась.
     И он последовал за Энни. Мимо площадки второго этажа, где располагалась царственная опочивальня Уина. Вверх по узкой лесенке, на третий этаж, к комнате, в которой он никогда ещё не бывал.
     У него совершенно вылетело из головы, что Энни спала на третьем этаже. Отдельно от звуконепроницаемых стен и странных привычек Уина. Джеймс даже смутно припоминал, что Энни иногда пользовалась и второй лестницей, которая вела с третьего этажа прямо в кухню. Сам же он старательно избегал посещения третьего этажа с тех самых пор, как Энни из щуплого подростка превратилась в очаровательную девушку.
     В холле третьего этажа царил полумрак - скудный свет с трудом просачивался через заснеженное окно. Энни была совсем близко, угрожающе близко, и Джеймс в очередной раз проклял себя за то, что не прихватил с собой ни свечи, ни фонарика, ничего, с помощью чего мог бы рассеять проклятую темноту, интимный и эротичный мрак, столь некстати окутавший их с Энни.
     Джеймс остановился в проеме двери её спальни, прислушиваясь к движениям Энни, шарившей в темноте. Запахи, исходившие только от Энни, ощущались здесь сильнее, чем где бы то ни было. Ее духи, шампунь, вода из-под душа, которой она обмывала волосы, зубная паста. Чуткий нос Джеймса уловил даже запах крахмала, исходивший от постельного белья. Он вдруг спросил себя, где стоит кровать Энни.
     Глаза его быстро привыкли к темноте. Джеймса всегда отличало острое ночное зрение - незаменимое качество для человека его профессии. Энни стояла у окна - её силуэт четко вырисовывался на сероватом фоне заснеженного окна. Кровать располагалась у неё за спиной.
     Огромная и высокая. Смятая, неубранная постель, сбитые в кучу простыни вокруг пухового одеяла.
     Джеймс со вздохом зажмурился. Скомканные простыни его добили. Будь постель аккуратно застлана и туго затянута покрывалом, он бы смог сопротивляться. Но эти белые простыни... Он представил, как проглядывает из-под сбитых простынь обнаженное тело Энни. Представил себя рядом с ней. Два обнаженных тела, сплетенных в клубок. И - больше не колебался. Бесшумно вытащил из-за пояса пистолет, положил его на стоявший возле двери комод и шагнул к Энни.
     Энни, должно быть, услышала, как он приближался. Она обернулась и спокойно дожидалась его; в лице её не было и тени страха. И Джеймс прикоснулся к ней, впервые за долгое время. Погладил широкой ладонью нежную теплую щеку. Хрупкий и тонкий подбородок. Кому как не Джеймсу было знать, насколько хрупки и податливы человеческие кости.
     Энни повернула голову, и губы её прижались к его ладони.
     - Ваши пальцы пахнут корицей, - прошептала она. И тут же, задрав голову, легонько прикоснулась губами к его губам, словно сомневалась, хочет ли Джеймс поцеловать её. В ответ Джеймс одной рукой обнял её за талию и привлек к себе; крепко, всем телом, давая ей возможность почувствовать, насколько он возбужден. И поцеловал в губы, охотно раскрывшиеся навстречу его губам.
     Не было в этом поцелуе ни спешки, ни яростного пыла. Джеймс медленно, наслаждаясь каждым мгновением, обследовал каждый уголок её рта, а Энни, стоя с закрытыми глазами, прижималась к нему, трепеща и задыхаясь, как пойманный зверек. Джеймс прекрасно понимал, что дрожит она от страха - он слишком часто видел страх, и всегда умел отличать его. Несмотря на это, он пытался себе внушить, что дрожь Энни вызвана вовсе не страхом.
     - Не останавливайтесь, - еле слышно прошептала она. Это была скорее даже не просьба, а мольба.
     Джеймс поднял руку и прикоснулся к её груди. Энни вздрогнула - испуг был очевиден, - но затем сама потерлась грудью об его ладонь, и Джеймс вконец смирился с неизбежностью происходящего. Даже Энни инстинктивно ощущала исходящие от него смертельную опасность и угрозу.
     Что ж, тем более всесокрушающим и незабываемым станет половой акт. Он использует страх Энни для её же возбуждения. Правда, и сам он настолько возбудится, что уже не сможет остановиться. А ведь, останься у него хоть капля разума, он бы оставил её прямо сейчас и бежал без оглядки.
     Но нет, Энни была слишком близко, и близость её горячего и податливого тела была просто невыносима. И губы её были слаще меда. Джеймс начал одну за другой расстегивать пуговички на её блузке, когда в комнате вспыхнул яркий свет - подачу электроэнергии восстановили.
     Джеймс отшатнулся как ужаленный. Рассудок мигом прояснился. Он находился в девичьей спальне. В розовых тонах. И повсюду - просто невероятно, черт возьми! - были рассажены или в беспорядке валялись куклы. Куклы! Энни до сих пор играла в куклы!
     - Господи, благослови энергетическую компанию, - нарочито шутливо произнес он.
     Энни не шелохнулась. Она стояла с расширенными затуманенными глазами, влажные и полуоткрытые губы припухли от его поцелуя, а расстегнутая блузка позволяла ему видеть пышные чаши её молодых грудей, увенчанных набухшими сосками.
     - Почему? - только и спросила она.
     Но Джеймс уже был у двери. Он отступил чисто инстинктивно, пятясь, чтобы Энни не успела заметить его пистолет. Ведь, насколько знала Энни, по роду его деятельности, оружие ему не полагалось. Тем более - сейчас и здесь. А вдаваться в объяснения Джеймсу совершенно не улыбалось. Ни о чем.
     - Что - почему? - переспросил он. - Почему я тебя поцеловал?
     Энни замотала головой.
     - Я знаю, почему вы меня поцеловали. Вам этого хотелось. Я же не полная идиотка, Джеймс. И не слепая. Вам уже давно хотелось меня поцеловать. Так же давно, как и мне - поцеловать вас.
     И тут в нем словно что-то сломалось. Бешеный норов взыграл. Прислонившись спиной к комоду, он незаметно для Энни нащупал пистолет и снова заткнул его за ремень брюк.
     - Ты ошибаешься, Энни. Мне вовсе не целовать тебя хочется.
     Я хочу тебя трахнуть, поняла? Однако твоему папе это, скорее всего, придется не по вкусу, а наша с ним дружба мне гораздо дороже того сокровища, которое скрывается между твоих ножек. Весьма, кстати говоря, стройных и соблазнительных. - Он говорил сейчас с подчеркнутым техасским акцентом, и это хоть немного, но помогало Джеймсу преодолеть ту глубокую ненависть, которую он питал сейчас к самому себе. Это был не он, а совсем другой Джеймс Маккинли. Выходец из старого доброго Техаса. И вовсе не тот мужчина, который только что целовался с Энни Сазерленд.
     - Понимаю, - понурив голову, промолвила Энни.
     - Не говоря уж о том отвращении, которое охватило бы меня, если бы мне пришлось проснуться в розовой спальне.
     - Я могла бы перекрасить её. - Эти жалобные искренние слова ранили его в самое сердце.
     Джеймс заставил себя помотать головой.
     - Нет, Энни, - жестко сказал он.
     Энни посмотрела ему прямо в глаза, и столько было в её взгляде боли и мольбы, что Джеймс едва не сломался. Едва - потому что сломать его не могло ничто. И ничто не трогало его душу. И не пробивало броню. Ни невинная девушка, готовая броситься к его ногам, ни его желание обладать ею - безумное и неодолимое. Джеймс был неуязвим.
     И тогда Энни вдруг улыбнулась. Только губы её, ещё влажные от его поцелуев, слегка дрогнули, но все-таки растянулись в подобие улыбки.
     - Что ж, Джеймс, - промолвила она, - в таком случае нам лучше спуститься и проверить, все ли готово к ужину. - Чуть помолчав, она добавила:
     - И хорошо даже. Я терпеть не могу перекрашивать стены.
     Джеймс пропустил её вперед. Ему не хотелось, чтобы Энни заметила торчащий из-под ремня пистолет. К тому времени, когда они достигли последнего пролета лестницы, свет, мигнув, сделался совсем тусклым, и тут же стало отчетливо слышно, как барабанят по оконным стеклам заледеневшие снежинки.
     - Надеюсь, с Уином ничего не случилось, - с печалью в голосе сказала Энни. - Он должен был прилететь из Лос-Анджелеса ещё утром, и уже часов на шесть опаздывает.
     Уин летел вовсе не из Лос-Анджелеса, а из Бейрута, но Энни было ни к чему знать это.
     - Думаю, что при первой же возможности он позвонит, - заверил Джеймс.
     - А как насчет всех остальных?
     Джеймс и сам уже об этом задумывался. Конечно, разгулявшаяся непогода вполне могла заставить их задержаться дома, но уж тогда любой из них наверняка позвонил бы. Нет, тут, определенно, творилось нечто неладное, а он, как последний дуралей, не заметил этого раньше. Близость Энни Сазерленд настолько вскружила ему голову, что он на время утратил бдительность.
     Уин пригласил его приехать утром, между тем самого Уина до сих пор не было. Между тем, без ведома Уина Сазерленда никто из его сотрудников и чихнуть не мог, а раз так, то, значит, и события сегодняшнего дня, несомненно, развивались по его сценарию.
     "Черт бы побрал Уина!" - с неожиданной злостью подумал Джеймс. А вслух произнес:
     - Рано или поздно все соберутся. - Свет ещё раз мигнул и - погас окончательно. - У вас ведь электрическая плита?
     - Да. Как и отопление. Когда, по-вашему, дадут свет? В прошлый раз его не было минут десять.
     Голос Энни звучал совершенно беззаботно. Возможно, она полагала, что в обществе Джеймса ей ничто не грозит. Либо, напротив, считала, что сама представляет для него опасность.
     - Возможно, сейчас им понадобится больше времени, - ответил Джеймс. - Снаружи - снег с градом. В такую погоду возможны обрывы проводов на линиях электропередачи. Вдобавок - сегодня праздник. Если принять все это во внимание, то, возможно, ждать придется довольно долго.
     В столовой слабо мерцала зажженная свеча.
     - Ой, мы же магнитолу забыли! - всплеснула руками Энни.
     - Думаю, не стоит ради неё снова карабкаться наверх, - сдержанно заметил Джеймс.
     - Да, пожалуй, вы правы, - неуверенно промолвила в ответ Энни.
     - Может, возьмешь пару свечек и пойдешь в кабинет? - предложил Джеймс. - А я пока приготовлю нам чего-нибудь выпить и разведу огонь в камине. Здесь уже становится ощутимо прохладнее.
     - Все вы, техасцы - неженки, - сказала Энни. - В ваших краях суровых зим не бывает.
     Джеймс мысленно поежился, вспоминая пробирающий до костей холод и вечную сырость в их неотапливаемой белфастской квартирке.
     - Да, - прогнусавил он. - В Вашингтоне далеко не всякий выживет.
     Он нарочито мешкал, приводя мысли в порядок. В тысячный раз напоминал себе, что должен соблюдать дистанцию, не забываться и не терять голову. Уин верил ему как собственному сыну. Где бы не были сейчас Уин и приглашенные им молодые сотрудники, все они, конечно же, рассчитывали, что он сумеет обеспечить безопасность Энни. А вовсе не станет, затащив её в постель, раз за разом утолять свой сексуальный голод.
     Отыскав бутылку шерри, Джеймс наполнил два стакана. Сам он шерри терпеть не мог - уж слишком густым и приторным казался ему этот напиток. Обычно Джеймс пил американское виски - считалось, что техасцы без бурбона жить не могут, - хотя втайне мечтал о старом добром ирландском виски. Но сейчас он не осмеливался пить что-нибудь крепче вина. Разум его висел сейчас, подвешенный на тонкой ниточке. Малейшее излишество, и - ниточка оборвется.
     Ответ на один из первых своих вопросов он выяснил, когда попытался воспользоваться телефоном. Линия была мертва. Он не знал, что было причиной - снежная буря или диверсия, но в интересах безопасности - Энни и своей собственной - предполагал худшее. Он умышленно солгал Энни, сказав, что без электричества сигнализация не сработает. Уин установил в своем доме автономный генератор колоссальной мощности, а взять его крепость штурмом было бы под силу разве что батальону до зубов вооруженных коммандос.
     После чего им пришлось бы иметь дело с Джеймсом.
     Но Энни не сумела бы понять, зачем её отцу понадобилась столь мощная система защиты. И уж, конечно, не Джеймсу ей это объяснять.
     Как, кстати, не стал бы он объяснять ей причину, по которой не расставался с пистолетом. Самым страшным оружием Джеймса были, правда, голые руки, однако в условиях, когда опасность грозила буквально отовсюду, ни в чем нельзя было полагаться на случай. В самом крайнем случае, решил Джеймс, он объяснит Энни, что страдает манией преследования.
     Между тем, Энни уже успела сама разжечь огонь в камине. Подтащив ближе к камину софу, она устроилась на ней, свернувшись калачиком и накрыв ноги пледом. В доме и впрямь похолодало, даже несмотря на растопленный камин, а предложить Энни согреть её своим собственным теплом Джеймс не отважился.
     Затейливые отблески язычков пламени весело плясали на её лице. Со словами благодарности Энни приняла из его рук стакан шерри и подогнула ноги, освобождая для Джеймса место на софе.
     Джеймс пристроился рядом с ней; откажись он, это доказало бы, насколько Энни проняла его. Впрочем, места на широкой софе было предостаточно для них обоих. Чтобы лежать рядышком, вытянувшись во весь рост. И уж тем более - чтобы он лежал на ней. Или - под ней. Слившись с ней воедино.
     - Не бойтесь, Джеймс, - прошептала Энни. - Обещаю - больше не буду к вам приставать.
     Джеймс откинулся на спинку софы, глядя на Энни из-под полуприкрытых век.
     - И - правильно, Энни. Я абсолютно не в твоем вкусе. Слишком стар и скучен.
     - Неужели?
     - Совершенно точно. - Джеймс вытянул ноги перед собой, но краешком глаза, что Энни каким-то образом ухитрилась придвинуться к нему поближе.
     - А что, если я скажу вам, что я люблю именно старых и скучных мужчин?
     - Я отвечу: чушь собачья! Нет, Энни, в такие игры я не играю. Ни с тобой, ни - тем более - с Уином.
     - Почему-то мне не кажется, что Уин тоже мечтает с вами переспать, - с трудом удерживаясь от того, чтобы не засмеяться, заметила Энни.
     Но Джеймс даже не улыбнулся, хотя - и он это знал - ему следовало хотя бы попытаться.
     - Скоро он уже вернется, Энни, - терпеливо произнес он. - И, если свет к тому времени не дадут, Уин добьется, чтобы его дали. Уину ещё никто ни в чем не отказывал.
     Возражений со стороны Энни он не ждал; их и не последовало.
     - Да, это так, - проворковала она, придвигаясь к Джемсу вплотную и склоняя голову на его плечо. - Жаль, что я на мать похожа, а не на него.
     Несмотря на их близость, Джеймс понимал, что Энни уже примирилась с поражением.
     - Ты должна радоваться, Энни, что на него не похожа, - сказал он неожиданно охрипшим голосом.
     Разумеется, говорить этого ему не следовало. Никогда. Но, похоже, Бог пожалел Джеймса, и Энни не стала его расспрашивать. Она только глубоко вздохнула и, подобрав под себя ноги, запахнула подол юбки. А Джеймс, откинувшись на спинку софы, обнял её за плечи и крепче прижал к себе.
     В этой позе их и застал Уин.

Глава 11

     Когда Энни готовила себе чашку растворимого кофе, руки её заметно дрожали. Этот напиток она на дух не переносила - считала, что его вообще в рот брать нельзя. Однако уже рассвело, а ничего более приличного в обветшавшем трейлере не нашлось.
     Энни до сих пор ощущала руки Джеймса на своей шее. А бедра, - когда он оседлал её в постели, - на своих ногах. И не только бедра. В тот миг она сразу почувствовала, насколько он возбужден. Сексуально. Оба они прекрасно это понимали, и она намеренно обозвала его бесчувственным существом. Должно быть, пыталась подначить: пусть докажет, что она ошибается.
     Удивительно, сколько лет она уже испытывала это странное желание поддеть его. Хоть таким образом привлечь к себе внимание, заставить его кинуть на неё взгляд, притронуться к ней. Да, желание это она пронесла через много лет, однако словам своим и сама не верила.
     Нет, бесполым Джеймс Маккинли не был точно. Причем - никогда. Хотя за последние несколько лет усиленно стремился доказать ей, что это именно так.
     Почувствовав на себе взгляд Джеймса, Энни подняла голову. Он высился на пороге алькова, служившего спальней. Перехватив взгляд Энни, он в несколько шагов преодолел отделяющее их пространство, и Энни не на шутку испугалась. Казалось бы, она именно этого и доб