се-таки не настолько, чтобы выдать его.
     Но как неосторожно он поступил с ней! Затаившись в своей темной пещере, Ричард настолько привык считать себя неуязвимым, что даже сам не заметил, как Кэссиди начала потихоньку подтачивать его броню.
     Да, этой женщине удалось найти слабое место в его обороне, нарушить его затворничество, заполнить пустоту в его сердце. Но ничего, когда они встретятся вновь, если им суждено встретиться, он уже снова будет во всеоружии.
     Черт бы побрал Кэссиди Роурки! Черт бы побрал его самого! И черт бы побрал всех остальных, алчных, глупых, мелких и подлых, которые исковеркали его жизнь! И все же каким-то непостижимым образом ему удалось хоть ненадолго выбраться из этой сечи и спасти своих детей...
     Вот что в конечном итоге самое главное, а на все остальное можно и наплевать. Он сумеет найти другую женщину, которой доверит судьбу детей и которую для этого не придется соблазнять и подчинять своей воле. Он положит ей щедрое жалованье, убедится, что дети в безопасности, а потом одним махом покончит со всей этой дребеденью.
     Возможно, прихватит с собой и Кэссиди Роурки.
     Ричард и сам не подозревал, что зашел так далеко. Настолько погрузился в пучину подсознательного безумия, что способен помышлять об убийстве и самоубийстве.
     Да, единственное, ради чего он еще продолжал жить, - это дети, хлопоты об их устройстве. А Кэссиди Роурки - так, случайный эпизод, мимолетное увлечение. Ничего, он быстро выкинет ее из головы. Пусть якшается с себе подобными. С Марком Беллингемом, например.
     Может, потом, уже после казни, он будет являться ей в кошмарных снах. И тогда, с кем бы она ни жила, в постели их всегда будет трое. И никогда, даже лежа в объятиях другого мужчины, Кэссиди не сможет забыть его.
     Что ж, он довольствуется и этим.

Глава 17

     - От нас ничего не зависит. - Голос Мабри, бесцветный и безжизненный, звучал едва слышно. Можно было подумать, что это она при смерти.
     - Что ты имеешь в виду? - нахмурилась Кэссиди.
     - По словам доктора Раймана, состояние Шона сейчас стабилизировалось. Но врачам остается только наблюдать за развитием событий. Ближайшие сутки все решат. Сейчас Шон слишком слаб, придется повременить с анализами, но если он пойдет на поправку...
     - А если нет?
     - Тогда он умрет, - сказала Мабри, глядя в пространство.
     - О нет! - взвизгнула Франческа, и Кэссиди поспешно обняла сестренку и прижала к себе.
     - Не плачь, родненькая, - утешала она, гладя девочку по растрепавшимся волосам. - Слезами горю не поможешь. Нам остается только уповать на бога и надеяться.
     Франческа вдруг стала совсем маленькой, теперь ей уже никто не дал бы и тринадцати. Слезы ручьем текли по ее бледным щекам. Покачав головой, она пробормотала:
     - Я ведь даже не подозревала, что Шон настолько болен. По телефону он сказал, что всего-навсего простудился.
     - Шон соврет - недорого возьмет, - вздохнула Кэссиди. - Он не хотел, чтобы мы знали о его болезни.
     - О, Кэсси, я не хочу, чтобы он умер! - взвыла Франческа. - Пожалуйста, сделай хоть что-нибудь!
     От этого детского горя Кэссиди стало не по себе. Она ведь всегда считалась опорой для сестры и брата, как могла, защищала их от деспотизма родителей и превратностей судьбы. Будь в ее силах, она изменила бы весь мир, но в данном случае, как и во многих других, ничего поделать не могла.
     - Я бессильна ему помочь, родненькая, - мягко промолвила она.
     - Может, хотите на него посмотреть? - предложила Мабри. - Каждый час нам разрешено десятиминутное свидание. Франческа, если хочешь, можешь зайти к нему первая.
     - Нет! - всхлипнула Франческа. - Если он умрет при мне, я никогда его не прощу!
     - Бедняжка моя! - Голос генерала Скотта, неожиданно выросшего у них за спинами, звучал ласково и уве-щевающе. Кэссиди даже не подозревала, что он тоже приехал в больницу. - Давай я отвезу тебя домой. Детям здесь не место.
     Франческа выскользнула из рук Кэссиди и, кинувшись к генералу, с громким плачем припала к его груди. Эмберсон Скотт поглаживал ее по голове, бормоча слова утешения.
     - Да, для нее так будет лучше, - устало кивнула Мабри. - Отвезите ее в Ист-Хэмптон, генерал. Возможно, мы проведем здесь всю ночь, а мне будет спокойнее, если за малышкой кто-нибудь присмотрит.
     - Я буду обращаться с ней как с собственной дочерью, - торжественно пообещал генерал.
     Кэссиди не шелохнулась, не произнесла ни слова. Ей вдруг стало нехорошо, голова закружилась, а под ложечкой противно засосало. Она покачнулась и едва не упала. Усталость, недосып, смена часовых поясов и нервное потрясение совсем лишили ее сил. Глядя на сестренку, обливавшуюся горючими слезами в объятиях генерала Скотта, она тщетно пыталась согнать с глаз пелену и встряхнуться.
     Генерал пристально посмотрел на нее.
     - Положитесь на меня, Кэссиди, - произнес он. - Я позабочусь о малышке. Передайте это Ричарду, если увидитесь с ним.
     - А при чем тут Ричард? - только и нашла в себе силы спросить Кэссиди.
     Генерал улыбнулся, но взгляд его обдал мертвенным холодом.
     - Ричард относится к детям столь же бережно, как и я, хотя и по-своему.
     Кэссиди почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица, сердце замерло, но она смело посмотрела в глаза генералу, надеясь, что он не прочитает в них правду.
     Но генерал Скотт подошел к ней вплотную. От него пахло мятой, шерстью и... безопасностью.
     - Где они, Кэссиди? - прошептал он. Да, он читал ее как открытую книгу. Кэссиди вдруг стало мучительно стыдно.
     - Я не знаю, о чем вы говорите, - пробормотала она.
     - Где они?
     Он знает! Стоя посреди больничного коридора, Кэссиди паническим взглядом проводила удаляющегося с ее младшей сестренкой генерала, одновременно пытаясь разобраться в своих чувствах. Итак, если раньше Скотт только подозревал, что внуки его живы, то теперь из-за нее окончательно уверился в этом.
     А может, он всегда это подозревал? Но почему тогда не пытался их разыскать? Что за странную и зловещую игру, ставкой в которой были дети Дианы, вели эти двое мужчин? Почему и отец и дед этих двух невинных крошек рвали их друг у друга?
     - Если хочешь, можешь пройти к нему первая, - предложила Мабри.
     Кэссиди мотнула головой, отгоняя прочь посторонние мысли, и быстро взглянула на свою мачеху.
     - А что, ты не хочешь его видеть?
     - Пока нет, - вздохнула Мабри. - Меня уже пускали к нему на минутку, и он... - Мабри содрогнулась. - Он весь утыкан какими-то трубочками и проводками. И выглядит как неживой. Он даже не понял, что я пришла.
     - И что ты собираешься делать?
     - Я хочу вернуться в Нью-Йорк. Эсси и Эмберсон присмотрят за Франческой. Я же мечтаю об одном: вернуться в свою квартиру и спрятаться от всех.
     Итак, Мабри хочет в Нью-Йорк. А ведь Кэссиди до сих пор не предупредила ее, что квартира пуста. Что Ричарда Тьернана там нет.
     Впрочем, Мабри могла и не заметить его отсутствия.
     - Мы поедем вместе, - успокаивающим тоном сказала Кэссиди, беря ее за руку. - А утром, как только встанем, приедем в больницу и проведаем Шона. Уверена: без борьбы он не сдастся. Не тот он человек, чтобы уйти из жизни, не хлопнув дверью на прощание. Мабри горько усмехнулась.
     - Да, Кэсс, ты права. Шон никогда не мог устоять перед соблазном закатить сцену. Он еще побунтует. Я вполне допускаю, что завтра он уже будет сидеть на кровати, раздавать налево и направо автографы и готовить соглашение по новому роману.
     - Думаю, сначала надо закончить предыдущий, - высказалась Кэссиди.
     Мабри метнула на нее странный взгляд.
     - Как, разве ты не знаешь? Он закончил работу дней десять назад, еще до нашего отъезда в Ист-Хэмптон. Рукопись уже готова для отправки редактору.
     Кэссиди показалось, что пол уходит у нее из-под ног.
     - Нет, - медленно сказала она. - Он мне не говорил.
     - Понятно, - кивнула Мабри. - Должно быть, боялся тебе показать. Учитывая противоречивость твоего отношения к Ричарду Тьернану.
     - Противоречивость? - нахмурилась Кэссиди. - О нет, Мабри, я отношусь к Ричарду Тьернану вполне определенным образом.
     - Вот как? - переспросила та. - И как же?
     Кэссиди заставила себя улыбнуться.
     - А вот это уже не твое дело, - шутливо ответила она. - Пойдем такси возьмем.
     - А ты не хочешь перед уходом взглянуть на Шона?
     - Нет, - отрезала Кэссиди. - Боюсь, что я не устою перед искушением и прикончу его. Мы бы, конечно, сэкономили на врачах, но зато потратились на судебные издержки. Словом, ему же лучше меня не видеть в данный момент.
     - Почему ты так на него злишься, Кэсс? - спросила Мабри. - Ты ведь прекрасно знаешь, как умело он манипулирует людьми, заставляя их плясать под свою дудку.
     Ведь ты в курсе, что он вынашивал тайные планы насчет вас с Ричардом.
     - Да, я об этом догадывалась, - понуро ответила Кэссиди. - И мне здорово не понравилось, когда я получила неоспоримые доказательства.
     - А ведь он так тебя любит! - вздохнула Мабри. Кэссиди воззрилась на нее исподлобья.
     - Я всегда представляла отцовскую любовь несколько иначе, - сказала она.
     - Не суди его слишком строго. Кэссиди лишь покачала головой.
     - Он не осмелится умереть, прежде чем я не выскажу ему все, что я о нем думаю, - сказала она. - Поехали домой.

***

     Предрассветный Нью-Йорк встретил их непривычной тишиной. Выйдя из такси перед отцовским домом на 72-й улице, Кэссиди невольно припомнила обстоятельства, при которых покидала его. Тогда она тоже вернулась сюда ночью на такси, собираясь припереть Ричарда к стенке, но застала квартиру пустой. Что ж, по крайней мере в этот раз ей нечего беспокоиться по поводу Ричарда.
     Кэссиди никогда прежде не замечала, чтобы в центре Нью-Йорка было настолько тихо, но сейчас, пока обшитый ореховыми панелями лифт старого, довоенной постройки, дома возносил их с Мабри на двенадцатый этаж, ей показалось, что во всем здании тихо, как в фамильном склепе.
     Воздух в квартире оказался на удивление свежим. Должно быть, Бриджит недавно убиралась, с облегчением подумала Кэссиди. Сама она не помнила, в каком состоянии оставила квартиру, когда очертя голову устремилась в Англию, в погоню за Ричардом.
     Кэссиди без труда удалось уложить Мабри под пуховое одеяло на огромную кровать, которую ее мачеха делила с Шоном, и вручить ей стакан чистого виски без льда.
     - Я сейчас могу неделю проспать, - пробормотала Мабри, откидываясь на подушки и закрывая глаза.
     - Везет тебе, - вздохнула Кэссиди. - А я уже не смогу сомкнуть глаз. И почему до сих пор не придумали никаких средств для быстрой акклиматизации?
     Тишина, казалось, стала осязаемой. Кэссиди надеялась было, что Мабри уснула, когда та вдруг открыла глаза и спросила:
     - О какой акклиматизации ты говоришь, Кэсс?
     Вопрос прозвучал совершенно естественно, да и голос Мабри был совершенно спокоен. Но Кэссиди безмолвно уставилась на нее, словно язык проглотила.
     Впрочем, отвечать ей и не пришлось. Мабри отставила опустевший стакан на ночной столик, закрыла глаза и почти мгновенно погрузилась в сон.
     Кэссиди же просидела у изголовья кровати мачехи еще несколько минут, панически боясь малейшим неосторожным движением вывести Мабри из зыбкого сна. Когда же она наконец позволила себе пошевельнуться и встать, затекшие мышцы повиновались ей с трудом. Кэссиди покидала спальню Мабри на цыпочках, измученная и страшно расстроенная, ей отчаянно хотелось разреветься.
     Выйдя в коридор, она осмотрелась. Дверь комнаты Ричарда была открыта настежь, за ней царила кромешная тьма. Когда-нибудь, возможно завтра, Кэссиди прокрадется туда и поищет, не оставил ли Ричард каких-нибудь улик. Ведь как ни крути, но теперь она стала его сообщницей, помогла ему бежать. Кэссиди не только не собиралась раскрывать кому-либо тайну его местопребывания, но и была готова припрятать любую компрометирующую его вещь. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы Ричард с детьми был в безопасности, причем как можно дальше от нее.
     Кэссиди настолько устала, что уже перешла ту грань, когда еще можно забыться здоровым сном. Она поняла, что должна что-то выпить: снотворное, виски или хотя бы горячего молока.
     Немного подумав, она направилась в кухню, остановив выбор на самом безопасном, как ей мыслилось, средстве - горячем молоке.
     Кэссиди вошла на кухню, где за столом сидел Ричард. Перед ним стояла кружка с подогретым молоком, а рядом - бутылка ирландского виски.
     - Думаю, немного виски тебе не повредит, - произнес он спокойно и рассудительно, словно они расстались пару минут назад. Словно между ними ничего не случилось, и Кэссиди никогда не лежала под ним, обнаженная, заходясь истошными воплями от восторга.
     Не дожидаясь ответа, Ричард налил немного виски прямо в молоко, а потом плеснул изрядную порцию желтоватой жидкости в стакан со льдом. Кэссиди так и подмывало закричать, наброситься на него, вцепиться в лицо, запустить кружку с молоком через всю кухню...
     И Ричард прекрасно это понимал. Он молча наблюдал за ней, зорко подмечая любую мелочь, каждое ее движение. Кэссиди понадобилось собрать в кулак всю свою оставшуюся волю, чтобы не только не закричать, но и попытаться придать себе невозмутимое (как она надеялась) выражение.
     - Я не люблю виски, - сказала она и сама испугалась, как холодно и отчужденно прозвучал ее голос.
     - Знаю, - кивнул Ричард. - Но все-таки выпей. - Ногой он придвинул ей стул к столу.
     Понимая, что должна повернуться и уйти, Кэссиди тем не менее подошла и присела, стараясь держаться как можно дальше от него. Кружка молока с янтарным следом, оставленным виски на белой поверхности, стояла перед ней.
     - Ну как Шон? - осведомился Ричард. - Выкарабкается?
     Кэссиди подняла голову и встретилась с ним взглядом.
     - А тебе это важно?
     Ричард пожал плечами.
     - Это зависит от того, закончил он книгу или нет.
     - Закончил. Еще до отъезда в Хэмптон.
     - А ты это знала?
     - Нет. Скажи, а чем важна его книга для тебя? Ведь в ней нет ни слова правды, верно? Ты не рассказал Шону, что на самом деле произошло в тот вечер. И он даже не подозревает, что твои дети живы.
     - Сама знаешь, Шон пишет художественные книги, - ответил Ричард. - Я же рассказал ему предостаточно для разработки лихо закрученной сюжетной линии. Думаю, чтиво получилось зажигательным. - Он поудобнее устроился на стуле, пристально глядя на Кэссиди. - Как бы то ни было, Шон выплачивает моим наследникам весьма приличную сумму за помощь, которую от меня получает.
     Брови Кэссиди взлетели вверх.
     - А как же законы? Мне казалось, преступник не имеет права извлекать прибыль из книг о его преступлениях.
     От улыбки Ричарда по ее спине поползли мурашки.
     - Ты недооцениваешь Марка Беллингема, - сказал он. - Деньги переводятся в попечительский трест, распоряжаются которым сам Марк, Салли Нортон и третье лицо по выбору Марка.
     - Деньги предназначены твоим детям?
     Ричард промолчал.
     - Вот, значит, в чем дело, - задумчиво промолвила Кэссиди. - Ты пошел на все это ради детей. - Она потянулась было к кружке с молоком, но рука так дрожала (Кэссиди это, впрочем, ничуть не удивило), что в последнюю секунду она отказалась от своего намерения. - Так вот почему ты убил свою жену!
     - Выпей молока, Кэсси, - мягко промолвил Ричард.
     Кэссиди уставилась на кружку. Да, она знала слишком много, и Ричард не мог чувствовать себя в безопасности. Она предала его, разрушила все его планы, и вот теперь, вместо того чтобы остаться в Англии, он вернулся в Нью-Йорк. Скорее всего за ней. Чтобы заставить ее замолчать. Навсегда.
     Возможно, он ее отравит. Смертный приговор ему уже вынесен, и Ричард, похоже, совершенно не заинтересован в замене его пожизненным заключением. Казнить больше одного раза все равно нельзя. Если она умрет, никто уже не выболтает его тайну. Марк связан профессиональным обетом молчания, а Салли ради детей Ричарда рискует не только здоровьем, но и самой жизнью.
     Да, угроза для Ричарда исходит только от нее. Ему уже случалось убивать ради детей, в этом Кэссиди не сомневалась. Пойдет ли он на очередное убийство?
     - И как будут развиваться события дальше? - спросила она, пытаясь выиграть время.
     - Это зависит от ряда обстоятельств. Например, выживет ли Шон. Если он останется жить, то ты полностью будешь поглощена уходом за ним. Попытаешься наконец стать идеальной дочерью. У тебя не останется сил и времени для меня и моих забот. Салли, надеюсь, пойдет на поправку, но тем не менее Марк будет подыскивать ей замену. Какую-нибудь надежную женщину. Готовую поставить интересы моих детей выше своих собственных.
     Кэссиди понимала, что он сказал это вовсе не для того, чтобы ее уязвить. Тем не менее Ричард настолько поднаторел в искусстве вить из нее веревки, что даже обычные слова, произнесенные самым безмятежным тоном, ранили ее, как острый нож.
     - А если Шон так и не придет в себя? - словно со стороны услышала она собственный голос. - Вдруг он умрет?
     - Вот тогда ты будешь представлять для меня серьезную угрозу. Горе и незаконченные дела станут разрывать тебя на части, и тогда ты вполне способна наговорить лишнего кому не надо. Этого я не вправе допустить.
     - И как ты меня остановишь?
     - Пока не знаю. Пей молоко, Кэсси.
     В голове ее вихрем замелькали кадры из старых фильмов. Хичкоковские ужасы, отравленные напитки в руках любовников. Может, как бы невзначай опрокинуть кружку? Или просто наотрез отказаться от молока. Не станет же Ричард поить ее силой!
     Кэссиди медленно протянула руку к кружке, чувствуя на себе жгучий взгляд Ричарда. Молоко уже немного остыло, и от кружки пахло виски. И, кажется, чем-то еще. Незнакомым. Или у нее просто воображение разыгралось?
     - Что еще ты туда добавил? - спросила она, снова пытаясь выиграть время.
     - Это самое обычное молоко, - пожал плечами Ричард. - К сожалению, с пониженной жирностью, другого в холодильнике не нашлось. Немного виски. Пара капель миндального экстракта.
     - Миндального? - переспросила Кэссиди. Кажется, есть какой-то смертельный яд с запахом горького миндаля. Мгновенного действия.
     - Да, миндального, - кивнул Ричард. - Ну и, разумеется, немного крысиного яда, который оставила Бриджит. Надеюсь, вкус не покажется тебе слишком неприятным. Миндаль и виски должны его заглушить. Может, сахарку подсыпать?
     Кэссиди нервно сглотнула.
     - Я рада, что ты еще способен шутить, - выдавила она.
     - По-моему, тебе тоже грех жаловаться на чувство юмора, - сказал Ричард. - Хотя оно у тебя и несколько своеобразное. Особенно забавны твои определения любви и доверия. Те, что ты высказала, прежде чем сбежать. Выпей же наконец это чертово молоко, Кэсси, и посмотрим, откинешь ты копыта или нет!
     - Может, ты глотнешь первым?
     Ричард недоуменно пожал плечами.
     - С какой стати? Я не самоубийца.
     Кэссиди пристально посмотрела на него. В загадочно бездонные глаза, на горько сжатые губы. На красивые руки с длинными пальцами. И вдруг словно воочию увидела его ранимую и такую незащищенную душу. И вот тогда она поднесла к губам кружку и выпила, залпом осушив ее.
     Поставив опустевшую кружку на стол, Кэссиди с вызовом посмотрела на Ричарда.
     - Как долго мне ждать, пока он подействует?
     - Не знаю. Я впервые выступаю в роли отравителя. Нож мне куда привычнее.
     - Ты ведь получаешь от этого удовольствие, да? - Кэссиди напряглась, ожидая, что вот-вот почувствует первые судороги. - Ты всегда так наказываешь женщин, у которых хватает безрассудства влюбиться в тебя?
     - Любовь ко мне, милая моя, - это не преступление, - быстро ответил Ричард. - И уж тебе тем более не убедить меня, что ты в нем повинна. Любовь - это ведь не только замечательный секс. И она не имеет ничего общего с поспешными выводами, мелкой подозрительностью и бегством от первых же серьезных трудностей.
     Ричард наклонился к ней ближе, настолько близко, что их губы едва не