зеты. За аркой, там, где начинаются поля, по обе стороны дороги толпятся
люди, другие забаррикадировались за грудами прессованной  соломы.  Одиноко
маячит на дороге фигура невысокого солдатика с трубой в  руке.  Он  должен
подать сигнал, когда вдали появятся фары гоночных машин.
   На каменном балкончике в форме кубка, прилепленном  к  старому  палаццо
Главной улицы, устроились Бобо, Ганди, Жердь и Бочка. У них тоже газеты  и
карандаши, чтобы отмечать  прохождение  участников  пробега.  Бобо  держит
огромные карманные часы деда. Жердь и Бочка  горячо  обсуждают  участников
гонки.
   - Я болею за Пинтакуду.
   - Да твой Пинтакуда в подметки не годится Нуволари!
   Бобо не участвует в этой дискуссии. Краешком глаза он следит  за  окном
дома напротив, у которого стоит  Нардини  и  разговаривает  с  юношей  лет
восемнадцати. Он курит и дает затянуться Нардини, которая кашляет от дыма,
но весело хохочет.

   Наконец до Главной улицы долетают звуки трубы: это  сигналит  солдатик,
стоящий на посту  за  аркой  Юпитера.  Уже  стемнело.  Все  люди,  сопя  и
отталкивая друг друга,  высовываются  из  окон  и  вглядываются  в  ночную
темень. Сначала со стороны полей появляются какие-то  мерцающие  отблески,
потом фары резко освещают арку и отбрасывают ее тень далеко вперед.  Тень,
удлиняясь, скользит по Главной улице к площади и надвигается на  зрителей,
облепивших  окна  и  балконы.  Темное   пятно   накрывает   и   ребят   на
трибуне-кубке. Но вот тень так же внезапно укорачивается и возвращается  к
подножию арки Юпитера; уже отчетливо видны фары первой машины,  которая  в
мгновение  ока  проносится  по  Главной  улице  и  с  воем   исчезает   за
Муниципальной площадью.  Зрители  на  несколько  секунд  замирают,  внимая
грохоту мотора, который постепенно затихает в полях  за  мостом  Акаба.  И
тогда собравшиеся  снова  начинают  перекликаться,  раздаются  восхищенные
возгласы. У окон, на балконах, на "кубке" - повсюду царит возбуждение.
   - Кто это?
   - Номер семьдесят семь!
   Ганди, сверившись с газетой, кричит:
   - Кампари!
   Имя гонщика повторяют во всех окнах.
   Бобо глядит на часы, потом громко зовет:
   - Нардини! Нардини!
   Девочка поворачивается к нему и досадливо хмурится.
   - Хочешь, скажу точное время, когда он прошел?
   - Мы знаем, - отвечает она равнодушным голосом.
   Бобо с огорченным видом говорит Бочке:
   - Запиши: одиннадцать часов двенадцать минут.

   Вдали снова звучит труба. И опять тень арки стремительно растет,  затем
так же стремительно укорачивается. Еще один "болид" с грохотом  проносится
по Главной улице и исчезает в полях.
   Раздаются оживленные комментарии зрителей:
   - Девяносто первый!
   - Кто это?
   - Какой-то немец.
   - На "мерседесе".

   Бобо, облокотившись на борт кубка, не отрывает глаз от окна, в  котором
стоят Нардини с юношей. Они уткнулись в  раскрытую  газету.  Чем  они  там
занимаются? Может, целуются?  Вот  что  мучает  Бобо.  Шум  приближающейся
гоночной машины его уже не волнует, А Нардини  с  юношей  даже  не  думают
опустить газету, чтобы взглянуть вниз. Красная гоночная машина въезжает на
Главную  улицу  и  так  резко  тормозит,  что  ее   заносит   в   сторону.
Останавливается. Потом дает задний ход и вновь  тормозит,  оказавшись  как
раз под окнами Нардини. Гонщик в  черном  кожаном  шлеме  снимает  большие
очки, и мы видим его перепачканное маслом, пыльное лицо. Только теперь  мы
понимаем, что это не кто иной, как Бобо. Сидя за рулем  своей  машины,  он
кричит:
   - Нардини! Нардини!
   Девочка опускает газету и с  интересом  смотрит  вниз  на  гонщика.  Во
взгляде Бобо нескрываемое презрение;  он  сплевывает,  запускает  мотор  и
стремительно уносится вдаль на своей красной машине.
   Однако все это лишь игра воображения. Бобо по-прежнему тут,  на  кубке,
пожирает глазами скрытую газетой парочку в окне.

   Вновь звучит сигнал  трубы.  Новый  гонщик  пролетает,  как  снаряд,  в
коридоре домов, кишащих зрителями. Но на этот раз устрашающий  рев  мотора
сопровождается пронзительным визгом  собаки,  попавшей  под  колеса  этого
метеорита, который с включенной сиреной продолжает свой дикий бег  уже  за
мостом Акаба.

   Светает. По обеим сторонам Главной улицы толпятся желающие поглядеть на
длинную кровавую полосу, оставшуюся  на  мостовой  после  происшествия,  а
потом обсудить со всеми. Вдруг издали кто-то громко объявляет:
   - Ухо!
   И размахивает зажатым в руке собачьим  ухом.  Очевидно,  это  все,  что
осталось от несчастного пса.



        "16"

   На экране - джунгли. По тропинке медленно бредет старый слон. Следом за
ним крадется белый охотник.

   Партер полон до отказа. Среди зрителей и Бобо; открыв рот, он следит за
слоном, еле передвигающим ноги. Это кадры из фильма  "Покоритель  вершин".
На балконе тоже яблоку негде  упасть.  Угощайтесь  по  своему  обыкновению
курит.

   Слон доходит до поляны, усеянной  скелетами  его  сородичей.  Бессильно
валится на землю: видно, пришел его  смертный  час.  Раздаются  удивленные
возгласы. Кто-то комментирует:
   - Это кладбище слонов.
   Из-за тяжелой бархатной шторы запасного выхода вдруг  вылезает  Мудрец.
Обращаясь к зрителям, сидящим в первых  рядах,  где  места  подешевле,  он
кричит:
   - Снег выпал!
   Многие оборачиваются и смотрят на Мудреца, а тот добавляет:
   - Выпал и не тает! Вся земля белая!
   В зале суматоха. Зрители вскакивают и спешат к выходу. Но есть и такие,
что хотят досмотреть фильм.
   - Садитесь! Садитесь! - кричат они.

   И все же любопытство одерживает наконец  верх.  У  выхода  образовалась
давка. Зрители  врываются  в  узкий  коридор,  идущий  от  входных  дверей
"Молнии". Толкаясь,  спускаются  по  лестнице  с  балкона.  Проходят  мимо
Рональда Колмена, владельца кинотеатра. Во взгляде у него  ярость,  но  он
сдерживается и молча стоит у кассы. Все скапливаются у дверей и  застывают
на пороге, глядя на падающий с высоты снег.

   В воздухе легкий белый хоровод. Бобо и другие ребята выбегают на  улицу
и руками ловят падающие хлопья. А Бобо даже высовывает язык. Муниципальная
площадь уже покрыта белыми сугробами. Извозчик Мадонна  пытается  натянуть
на  голову  лошади  клеенчатый  капюшон.  Посетители  Коммерческого   кафе
приникли к стеклам и смотрят на улицу.

   Снег ложится на крыши,  заносит  стоящие  на  путях  поезда,  укутывает
бронзовые чресла Победы на памятнике, падает  на  недостроенный  дом,  что
возводит отец Бобо, на Гранд-отель - его мавританские купола уже побелели,
- на мачты скопившихся в порту суденышек. Непрерывно и бессмысленно падает
на гладь моря.

   Снегопад не прекращается и ночью.
   Снежные водовороты  крутятся  вокруг  фонарей  на  Главной  улице,  над
вокзальными часами. Перед освещенным окном спальни,  у  которого  стоят  в
пижамах Бобо и его брат. Весь следующий день тоже идет снег.

   Из-за угла дома выглядывает какой-то  человек.  Видна  только  половина
лица; на голове шерстяная  вязаная  шапочка.  Он  внимательно  смотрит  на
покрытую снегом площадку напротив него. Потом резко срывается с  места  и,
по колено в снегу, бежит к бьющемуся в ловушке воробышку.

   На конце врытого в землю  столбика  укреплен  прямоугольный  деревянный
брусок. К нему привязана длинная веревка, другой конец которой  уходит  за
сарай, где сидят в засаде двое мальчишек. Под бруском  на  снегу  насыпана
горстка кукурузных зерен и хлебных крошек. К этой  приманке,  подпрыгивая,
приближаются несколько воробьев. Вот они уже под бруском. Клюют. Мальчишки
за стогом дергают за веревку, и брусок обрушивается на воробьев.

   Прошел день, вновь наступила ночь, а  снег  все  падает  и  падает.  На
Луговой  площади,  Главной  улице,  Муниципальной   площади   вовсю   идет
расчистка. Занимаются ею безработные; у них изможденные лица,  на  головах
старые  шляпы,  клеенчатые  капюшоны  для  лошадей,  джутовые  мешки.  Они
сгребают снег, расчищая дорожки для пешеходов. Уборка снега продолжается и
на следующий день.

   Наконец  выглянуло  солнце.  Снегопад   прекратился.   Городок   покрыт
двухметровым слоем снега. Тропинки, траншеи, проходы образуют нечто  вроде
огромного лабиринта, по которому вынуждены передвигаться жители. Некоторые
надели резиновые сапоги. Не  видно  ни  автомобилей,  ни  велосипедов,  ни
лошадей.
   Единственный, кто пользуется транспортом, - Черная Фигура: как угорелый
носится  он  по  этому  лабиринту  на  своем  мотоцикле,  заставляя  людей
вжиматься в снежные стены.
   Несколько человек, взобравшись с  лопатами  на  крышу  палаццо  графини
Какарабос, сбрасывают снег во внутренний двор.

   Голова  Адвоката  одиноко   плывет   по   лабиринту,   возвышаясь   над
стенами-сугробами.  Она  увенчана  темной  меховой  шапкой.   Вот   голова
останавливается. Поворачивается в нашу сторону. Адвокат обращается к  нам,
и слова, вылетая изо рта в клубах пара, как у лошади на  морозе,  скользят
по расстилающемуся на уровне его лица снежному ковру:
   - Этот год запомнится, как год  большого  снега.  Если  не  говорить  о
ледниковом периоде...  -  Адвокат  на  мгновение  замолкает  и  с  опаской
озирается, видно боясь, что его  опять  перебьет  невоспитанный  оппонент.
Затем продолжает: - ...такой обильный снегопад в нашем Городке наблюдается
впервые. Метр девяносто пять сантиметров! Вот и мне тоже впервые  пришлось
оставить дома велосипед. Что же касается...
   Снежок попадает прямо в лицо Адвокату, сбивая с него шапку. Адвокат  на
миг пригибается, а затем,  вновь  вынырнув  из-за  сугроба,  продолжает  с
серьезным видом:
   - Это не он, это, должно быть, какой-нибудь  мальчишка...  Так  вот,  я
говорил, что  исключительно  сильные  снегопады  были  отмечены  в  тысяча
пятьсот сорок первом, тысяча шестьсот девяносто четвертом, тысяча  семьсот
двадцать восьмом и в тысяча восемьсот  девяносто  девятом  году,  когда  -
случай поистине исключительный - снег выпал тринадцатого июля...
   Он быстро нагибает голову, уклоняясь от снежка, который  пролетает,  не
поразив цели. Вновь появляется над снежным бруствером и говорит:
   - К сожалению, я лишен возможности продолжать, ибо, встав здесь,  мешаю
свободному передвижению своих сограждан.
   Только теперь мы видим, что за спиной у  него  действительно  скопилась
длинная очередь, ожидающая, когда он сдвинется с места. Адвокат продолжает
свой путь, и все гуськом следуют за ним.

   Бобо идет по тропинке меж сугробов. Он то продвигается вперед короткими
перебежками, то катится по ледяной дорожке. Вот  он  проскользил  довольно
долго, и на его лице появляется радостная  улыбка.  Но  внезапно  внимание
Бобо резко переключается. Он видит вдалеке Нардини,  которая  перешла  ему
дорогу и движется по  одной  из  пересекающих  площадь  тропинок.  Мальчик
добегает до нее как раз в тот момент, когда Нардини сворачивает в траншею,
что слева.
   Бобо достигает того места, где только что находилась девочка,  и  видит
перед собой три  расходящиеся  в  разные  стороны  тропинки.  Он  выбирает
среднюю. Обгоняет какую-то старуху и  вновь  оказывается  на  перекрестке.
Беспомощно переводит взгляд с одной  дорожки  на  другую.  Впереди  кто-то
идет. Но это не Нардини -  она  словно  растаяла  в  воздухе.  Бобо  бегом
возвращается назад. Мечется взад-вперед. Он заблудился в лабиринте и никак
не может из него выбраться.

   Вот мы вновь его видим: он мчится по узкому коридору  между  сугробами,
который ведет к входу в  собор.  Добегает  до  конца.  Останавливается,  с
трудом  переводя  дыхание.  Смотрит  на  старуху,  которую   родственники,
поддерживая с двух сторон, ведут в  церковь.  Потом  переводит  взгляд  на
свисающую с крыши длинную гирлянду сосулек. Они похожи на церковный орган.
Напряжение, в котором Бобо до сих пор находился, постепенно ослабевает.

   Он входит в церковь - просто из любопытства. На скамьях  перед  алтарем
всего несколько человек. Из темного угла, где стоит чаша со святой  водой,
появляется дон Балоза, который заботливо спрашивает Бобо:
   - Как мама?
   - Теперь получше. Она еще в больнице, но доктор говорит,  что  она  вне
опасности.
   Дон Балоза берет мальчика за руку.
   - Я очень рад. И не забудь передать ей от меня привет, когда пойдешь ее
навестить.

   Во второй половине того же дня Бобо с отцом  отправляются  в  больницу.
Они идут по длинному коридору, в глубине которого широкая  дверь  светлого
дерева с матовыми стеклами.  Они  открывают  ее  и  идут  уже  по  другому
коридору, читая номера палат. Останавливаются  перед  номером  42.  Синьор
Амедео тихонько  нажимает  ручку  двери.  Осторожно  заглядывает.  Входит,
следом за ним Бобо. Палата большая, очень  высокий  потолок.  У  стен  три
железные койки. Все три заняты.

   Миранда сидит на кровати возле окна.  Сиделка  расчесывает  ей  волосы.
Больная рассматривает свои руки и от нечего делать то снимает, то надевает
обручальное кольцо, которое стало  ей  великовато.  Увидев  мужа  и  Бобо,
спрашивает, слегка повышая голос:
   - Вы уже обедали? - И, не дожидаясь ответа, обращается к Бобо: - А  ты,
наверно, как всегда, сердишь отца?
   Бобо подходит к кровати и, чтобы сделать матери приятное,  дав  понять,
как ему не хватает материнской защиты, говорит жалобно:
   - Папа без конца дает мне подзатыльники!
   Отец тем временем  подходит  к  окну.  Кладет  шляпу  на  подоконник  и
выглядывает наружу.
   - Я и не знал, что здесь такой красивый сад. А под снегом кажется,  что
он весь в цвету!
   Потом поворачивается к жене и смотрит на нее долго и ласково.
   - Ты хорошо выглядишь, Миранда.
   Бобо радостно подпрыгивает, тыча пальцем в окно:
   - Опять снег пошел!
   И в самом деле, за окном кружатся хлопья снега. Бобо уткнулся  носом  в
стекло.
   Амедео обращается к жене:
   - Нет худа без добра, Миранда: в такую погоду  в  самый  раз  лежать  в
постели.

   Снегопад все усиливается. Снег валит  большими  хлопьями,  вертикальной
стеной заслоняя фасады домов. Внизу, в лабиринте тропинок, бушует  снежная
битва. В ней участвуют и взрослые и дети.  Снежки  шлепаются  в  стены,  в
витрины, один попадает в голову какому-то парню, другой - в спину пожилого
человека, нагнувшегося, чтобы слепить себе снаряд, третий -  пониже  спины
Угощайтесь, которая оборачивается и смеется, глядя  на  целящегося  в  нее
из-за сугроба Дешевку. Она тоже решает принять участие в веселом сражении.
Но тут же сдается и обращается в бегство, а в  спину  и  главным,  образом
ниже ее летит град снежков.

   Многие уже покинули лабиринт дорожек и бегают, проваливаясь в  глубокий
снег. Кто-то прокалился по самую грудь. Снежки летят и сверху, из окон: их
лепят из снега, собранного с карнизов.

   Вдруг с неба доносится какой-то  странный  крик.  Все  задирают  головы
кверху, но белые хлопья не позволяют ничего рассмотреть. Крик повторяется.
Впечатление такое, что  он  доносится  с  колокольни,  тонущей  в  снежной
круговерти.

   Мудрец, стоя на одной из тропинок, указывает в небо.
   - Это, должно быть, как раз над нами.
   Все смотрят в указанном направлении. И вдруг высоко над ними появляется
какая-то неясная серая тень.

   Два больших крыла с силой рассекают воздух. Они все ниже и ниже, вот их
уже можно отчетливо разглядеть. Вскоре  они  замирают,  и  птица  медленно
планирует к центру площади. Вновь раздается приглушенный, хриплый крик.  И
перед зачарованным взором всех присутствующих на снежный покров опускается
огромная птица. Это павлин графини Какарабос. И среди вихря белых  хлопьев
он распускает веером  свой  чудесный  хвост,  весь  в  голубых  и  золотых
кружочках, подобный усеянному звездами небосклону.



        "17"

   Звенит колокольчик  входной  двери,  и  эхо  его  разносится  в  тишине
квартиры. Бобо просыпается, зажигает на  тумбочке  лампу,  которая  тускло
освещает комнату. Рядом на узкой кроватке спит его брат.  Бобо  слышит  на
ступеньках крыльца чьи-то торопливые  шаги.  Потом  приглушенный  шепот  у
входной  двери.  Шум  отъезжающей  машины.  Бобо  еще   несколько   секунд
прислушивается, но в доме вновь воцарилась полная тишина. Тогда  он  гасит
свет и засыпает. Но на рассвете его вновь будят какие-то шорохи и голоса.

   Слабый  свет,  просачиваясь  сквозь  ставни,  освещает  спальню.   Бобо
прислушивается к доносящимся из коридора голосам. Наверно,  к  ним  кто-то
приехал. И с ребенком, судя по плачу. Бобо встает с  постели,  распахивает
дверь, еще не совсем проснувшись, бредет по коридору на кухню,  где  видит
плачущую в уголке за плитой Джину.

   Он еще не отдает себе отчета в том, что  произошло.  В  гостиной  сидят
какие-то люди, которых он никогда прежде не видел.  С  дивана  поднимается
высокая толстая женщина, по виду из деревни, обнимает его, и он  чувствует
у себя на щеке слезы. Тут же ревет какой-то ребенок - наверно, тот  самый,
чей  плач  он  слышал  из  своей  комнаты.  Мальчик  плачет  и  непрерывно
повторяет:
   - Тетя умерла!
   Какой-то пожилой человек кладет на голову Бобо большую тяжелую  ладонь.
В этой тяжести есть что-то успокаивающее. И  тут  Бобо  пускается  бежать,
спасаясь от людей, которые  хотят  его  утешить.  Он  уже  догадывается  о
страшной истине. Вбежав в спальню родителей, он запирается изнутри.

   Постель пуста и аккуратно застелена. На  ночном  столике  мамины  очки.
Кто-то из коридора пытается открыть  дверь  и  несколько  раз  дергает  за
ручку.
   - Открой, Бобо.
   Голова у Бобо идет кругом, к горлу  подступает  комок,  он  в  отчаянии
кричит:
   - Нет, не открою! Не открою!
   Потом сползает на пол в уголке между  окном  и  шкафом.  И  разражается
безутешными рыданиями.

   Сверху из окна  мы  видим  дедушку,  разговаривающего  в  углу  сада  с
мужчиной лет тридцати.
   Дедушка - вид у него недоверчивый и встревоженный - говорит:
   - Я совершенно не понимаю, что тут происходит!
   Молодой мужчина берет его под руку.
   - Дядюшка, я вам все объясню в машине.
   Старик упирается, совсем сбитый с толку.
   - Какая еще машина? Куда это мы едем?
   - В Салюдечо... Вернулся один наш родственник из Америки  и  хочет  вас
повидать.
   - Если он хочет, почему же он не приехал сам?
   Мужчина  вновь  подхватывает  его  под  руку  и,   что-то   нашептывая,
подталкивает к калитке. Наконец ему удается вытащить старика на улицу.

   Дон Балоза в клубах ладана, прикрыв глаза, поет "Из  глубин".  Рядом  с
ним покрытый цветами гроб синьоры Миранды, а вокруг множество застывших  в
молчании людей. Бобо, его брат, отец и служанка в окружении  родственников
стоят у гроба. На синьоре Амедео черный костюм, который  ему  тесен.  Лицо
бледное, осунувшееся, взгляд покрасневших глаз устремлен на покойную.

   Все, как по команде, крестятся, и Бобо говорит  отцу,  тихонько  дергая
его за рукав:
   - Папа, надо перекреститься!
   Отец, чуть помедлив, крестится.

   Церковь наполняют звуки органа - мощные, оглушительно громкие. Дешевка,
стоящий позади, рядом с утешающим его Джиджино Меландри, вдруг бледнеет  и
падает в обморок. Наступает некоторое замешательство. Двое  молодых  людей
поднимают его и выносят из церкви на  свежий  воздух.  Отец  Бобо,  слегка
повернув голову, цедит сквозь зубы им вслед:
   - Отнесите его в бордель!

   Колокола заунывно звонят. Похоронные дроги уже перед дверями церкви.  В
сторонке - закрытая карета, в которую вместо извозчичьей  пролетки  запряг
лошадь Мадонна. Тут же стоит "балилла" [модель итальянского малолитражного
автомобиля 30-х годов].  Музыканты  городского  оркестра  выстраиваются  в
колонну. Подходят несколько опоздавших.

   Из дверей церкви четверо мужчин выносят на паперть гроб. Следом за ними
теснятся все остальные. В толпе мелькает бледное лицо Бобо. Дон  Балоза  и
двое  служек,  несущих  большой  крест,  появляются  из  боковой   дверцы,
становятся метрах в  ста  от  церкви.  Позади  них  сразу  же  формируется
похоронный кортеж. Много венков и